Вопрос
Я тихо прикрыл за собой дверь.
Жара августовского тягучего вечера стелилась по земле и красила небо в опально-оранжевую гамму. Тонкий слой пыли лег на носки ботинок. Я вздохнул и побрел по жухлой траве жалкой дворовой лужайки.
Кружка теплого пива из железной бочки помогла, но ненадолго. До магазина было еще четыре квартала, и их каким-то образом следовало протащиться.
Через квартал за мной увязалось существо, чувствовавшее себя, наверное, так же, как и я. Существо было бежевым, грязным, с подпалинами на обвисших голодных боках. Уши у существа висели тряпочками. На одной лапе виднелись свежие следы от укуса. Они еще кровоточили. Язык, розовый, покрытый пылью, свисал до земли. По нему скатывались капельки слюны, падали в пыль и превращались в мелкие серо-желтые шарики.
— Ну что, брат, невесело? — спросил я, стараясь оставаться надменным.
Существо не ответило, только вздохнуло как-то — тяжко, с придыханием и тихим визгом, — подошло и уткнулось влажным холодным носом в мою сухую руку. Хвост существа, немного помедлив, завихлялся.
— Не дрейфь, брат, переживем, — обнадежил я существо, трепля пальцами жесткую шерсть на теплой холке.
До магазина оставалось три квартала. Дальше мы пошли вместе.
Я закурил. В горле першило, и ужасно, на грани умопомешательства, хотелось пить.
Так мы проплелись еще с полквартала — существо и я.
В соседнем дворе было неладно. Я не понял сразу, в чем дело. Но было очень, очень неладно.
Женский визг сверлил мои уши, переходя в протяжные завывания. Картина была странной. Какие-то люди бестолково бегали по двору из стороны в сторону. Кто-то кричал. Какая-то женщина сидела на краю детской песочницы, держась за голову руками и раскачиваясь, словно в трансе. Время от времени она порывалась встать, наверное, чтобы бежать, но бессильно падала снова на жесткий бортик песочницы. Ее держали два мужика с безумными глазами.
— Эй, брат, ну-ка, подожди меня здесь, — приказал я существу, сам срываясь на бег.
Рядом с женщиной стоял мальчик. Стоял из последних сил. Его грудь, живот и ноги в коротких шортиках были облиты какой-то ядовито-черной, вонючей, горящей и дымящейся гадостью. Мальчик тихо визжал, как поросенок под ножом. Я подскочил вовремя — мальчик уже собрался падать. Я отклонился назад, с размаху схватил мальчика сзади под мышки и дернул на себя. Мальчишка повис.
— Сбивайте пламя, козлы! — заорал я, срываясь на хрип.
Какой-то мужик сорвал с себя футболку и стал хлестать мальчишку по рукам, по животу, по ногам. Но было уже поздно — гадость уже догорела сама, и тихо дымилась вместе с остатками кожи.
Кто-то догадался вызвать скорую, и мне сказали об этом. А мальчишка решил перестать дышать. Я бросил его спиной на грязную траву и, стараясь не касаться того, что осталось от кожи, стал делать то, что делал всю жизнь на своей проклятой работе.
Ребенок задышал, с криком и визгом.
— Ничего-ничего, — сказал я ему на ухо, — не лажай, сопляк, дыши, уже недолго осталось!
— Отвали, коллега, — услышал я за спиной, и покорно уступил место скоропомощной бригаде.
Пока бригада разбиралась с мальчишкой, один из врачей решил разобраться со мной.
— Сколько по времени? — спросил он, прикуривая мне сигарету.
— Не помню, — честно признался я, — минут десять-пятнадцать, наверное.
— Нормалек, — сказал доктор, — шок сняли, щас в Русаковку повезем.
— Валяйте, — согласился я, и побрел прочь.
Меня трясло.
Существо никуда не ушло. Оно терпеливо ждало, и при моем появлении не проронило ни звука. Только хвост заколыхался в волнообразных движениях.
— Спасибо, брат, что дождался, — улыбнулся я и коснулся пальцами в запекшейся крови жесткой холки.
— Полкило сосисок и пару шампанского, — сказал я продавщице в магазине.
Существо деликатно съело одну сосиску, облизнулось и отвернулось, искоса поглядывая на меня черным глазом.
— Прости, брат, я не могу взять тебя с собой, — с сожалением признался я и положил перед существом оставшиеся сосиски.
Существо все поняло, грустно вздохнуло и повесило свою немолодую голову над грудой сосисок.
— Прости, прости меня, — прошептал я, и зашагал в обратный путь.
— Ну что же, шампанское — это, в общем, неплохо. Жаль, что теплое, — недовольно сомкнула брови она.
Она была ослепительна.
— Прости, прости меня, — прошептал я.
1999
Свидетельство о публикации №200110300042