НА!

Глава 1

Это было морозное первосентябрьское утро, утро, когда многое начинается. У кого-то учеба, у кого-то работа, а у кого-то даже жизнь.
Лето, как ни странно, закончилось. Начинался новый год, начинался именно сейчас, не в холодную зимнюю пору, не в двадцатиградусный мороз, когда мозги съеживаются от холода, а именно сейчас, когда только повеяло осенней прохладой. Закончился период летних отпусков и каникул. Человечки от мала до велика, отдохнув и набравшись сил, начинают лениво, нехотя вживаться в новый режим дня.
Частые заморозки по утрам и курлыканье птиц, улетающих в теплые страны, наводят на мысли о все приближающейся зиме.
Человечки, за долгие годы своего существования в постоянной борьбе, уже научились выживать круглогодично и в любых условиях, чем не ограничили время и место своего размножения. Но, живя в тесном контакте с природой, и, пока не научившись также и ее не ставить в рамки, человечки подвергаются злостным и подчас грубым натискам своих же инстинктов. Как весной пробуждается непреодолимое желание секса, настолько непреодолимое, что зачастую мешает не только спокойно спать, но и двигаться.
Однако о чем это я? Сейчас не весна, а совсем противоположное время года. Время, порождающее у зверей спячку, а у человечков воплощение позывов той самой части организма, которая отличает нас от зверей.
Ну вот и я, впрочем, тоже, обитая телесно и духовно в обществе, начинал вливаться в струю нового года.
В нише названий социальных групп я занимаю почетное место студента, хотя оно, по собственным ощущениям, мне как-то не подходит. Рано отделившись от детей моего возраста, я проводил больше времени с человечками старше меня, не потеряв от этого детской непосредственности и жизнерадостности.
Вот и сейчас, на меня свалилось как снег на голову вдохновение, которое начало выражаться, почему-то вдруг в стихотворной форме, напрочь отбив желание в продолжении своей блистательной карьеры. Начитавшись за лето Кастанеды и ОШО (я  ведомый), впал в легкое философическое безумство, подвиваемый лозунгами местных сект и движений. На пороге наркотического безумства, я не переступил эту черту, проведенную в моем разуме информационным потоком опыта прежних поколений, за что был страшно горд перед собой, потому, что последнее слово всегда оставалось за мной.
Школьные годы, такие беззаботные и радостные, были еще не за горами, поэтому-то я и поехал сегодня на первый звонок в родные пенаты, где я учился и воспитывался долгие годы. А может еще и потому, что это возможность встретиться со своими старыми приятелями одноклассниками, так верно грызших гранит рядом за партой.
Я спокойно относился к желаниям такого рода: захотел  поехал, надоело  ушел, ища наиболее комфортное местопребывание и времяпровождение.
На школьном дворе в восемь утра было совсем не по-летнему холодновато, солнце нехотя поднималось, освещая верхушки высоких тополей, как старые школьники выстроившиеся по периметру.
Директор школы опять несет всякую демагогическую чушь по поводу важности школы и образования в жизни каждого школяра. Ну ясен перец важно, коли ты проводишь подавляющую часть своего времени в школе, слушая учителей, которые, вскипая от злости, кидаются в тебя туфлями (и это учитель литературы и русского языка!), и общаясь со сверстниками, отчаянно пытающимися списать, чтобы получить долгожданную тройку  полный отстой.
Спросите у выпускника, что он помнит из школьного времени? Интересные уроки, понимание и отзывчивость учителей? НЕТ! Это беспредел на переменах, прогулы уроков, пьянки и бесконечные приколы. Да потому, что это хоть как-то выбивало из монотонности и одноитожести учебного процесса.
Именно это вспоминается в это утро первого дня осени сквозь громогласные реплики директора.
Вспоминал я и себя после выпускного класса. С открытым ртом стоящего перед кипой брошюр с явно выраженной абитуриентской окраской. Тогда родители помогли:
 Вот этот институт очень хороший, и этот тоже…
В конце концов пошел в тот где был блат. О, этот блат, вся жизнь в блате, на блате и под блатом. А без него никуда и не пойти как без ног.
По началу было интересно, я, подхваченный новым местом, новым делом, новым расписанием, новым общением, практически всем новым, ходил на все лекции без перебору, изнемогая от усталости свою не привыкшую писать руку.
Но к настоящему времени интерес к будущей профессии совсем затонул в других безумных интересах. Хотелось заниматься всем от писания стихов и до наполеоновских планов завоевания всего Земного шара. На это повлияло многое: фильмы, книги, но в большей степени новые знакомства.
Песнопения, общение и пьянки целыми днями в общежитии, в этом рассаднике свободы для скованных нахлебнических умов, они не прошли даром. Можно сделать кучу выводов о смысле жизни и о ней самой, благо я только прикасался к ней, как прикасаются кончиком язычка к горячему супу в ложке.
Теперь все это было позади, не то чтобы я был огорчен или рад, а просто позади. Я уже не проявлял большого рвения к этому месту. Мои стремления разлились липкой массой по всему городу, определяя немыслимый круг друзей и знакомых.
Я тусовался, я клубился, я пил. Вот и сейчас после первого звонка маленькой девочки-первоклассницы на руках у здорового бугая-выпускника, запоминается только первый час. Дурацкие вопросы учителей:
 А где ты учишься? Как оценки?
Которые они задают каждый год, забывая все напрочь. И можно отвечать все что угодно, так как ничего не изменится, и в следующем году повторится.
После этого часа начинался целый месяц, а то и два, кавардака. Пьянки, веселье и познание действительности, обволоченное летними воспоминаниями и знакомствами как-то смешивались, забивая все пустоты в моем мозгу, и погружая в какой-то другой мир.
Во всем этом, как ни странно, находилось место и для развития другого. Учиться стало заметно легче, и я, практически не участвуя в учебном процессе, неплохо успевал и даже получал положительные отзывы и похвалы. При всем при этом, я активно занимался спортом, от чего у меня иногда возникало давящее чувство чересчур правильного.
Стихоплетство, раз свалившись, не покидало меня, заполнив свободные ниши времени суток. Я писал об одном и том же, слова «****а», «***» и «****ь» попадались через строку, что очень забавляло. Постепенно этих слов становилось все меньше и меньше. Я не стремился к этому, однако интерес мой к подобным фишкам исчез, а некоторые словосочетания стали приобретать определенный смысл. Это был своего рода взрыв вулкана, словесный понос, после долгих лет застоя в моем мозгу.
Эти ранние работы мало кто воспринимал. Сокурсницы вдоволь посмеявшись и показав свою скромность утихли к моим откровениям, погрузившись в учебу. В молодежных литературных кругах меня конечно слушали и обсуждали, но когда они все начинали ширяться торча месяцами, меня это выводило из себя, я ссорился, дрался и уходил от туда, обрекая свои уши быть единственными слушателями моего бреда.
И сейчас я возвращался с очередной прогулки по городу вместо лекций, что было чаще чем после них. Но все было по-другому, сумерки нежно охладили мою пивную кровь. Меня как по голове стукнули чем-то тяжелым. Я вдруг как проснулся, очнулся и весь мир предстал передо мной совсем другим.
Этой теплой ночью воздух был наполнен удивительной свежестью, сравнимой с легким морским бризом, так сладко убаюкивающим все вокруг. Ветер ласкал мое лицо и волосы, окуная в прозрачную прохладу бабьего лета.
Колыхались только - только пожелтевшие листья, напоминая шелест волн, и, как маленькие потухшие осколки солнца, мерцали в свете луны.
Безумно нежные запахи медленно проникали во все мое тело, и душа растворялась в этой неге, и, поддавшись малейшему дуновению, хотела вылететь из бренного тела и устремиться на встречу звездам и ночной тишине.
Каждая клетка моего естества проникнулась нежным сильным импульсом, который прорывался наружу сквозь кожу, покрывая эпителий мурашками.
В этом состоянии ярче и чувствительнее воспринимался мир – огромный мир красок и запахов. Вспомнились южное море, песок и солнце. Дикие пляжи с редкими колючками и чарующие закаты, когда оранжевый апельсин не спеша погружается в море, чтобы позже разорваться на сотни маленьких осколков.
Ноги сами привели меня к остановке. Посмотрел на часы – три минуты третьего: выходит транспорт не предвидится. Я сел с ногами на скамейку, обхватив колени руками.
Изредка мимо проезжали одинокие автомобили, с такими же одинокими водителями, слушающие ночное радио, на одну половину следя за дорогой, а на другую пребывая в своих мечтах.
Возникла мысль остановить тачку и попросить довезти до дома, так как общественный транспорт, по-видимому, не соизволит показаться на глаза, и кондуктор с сонным видом не оторвет счастливый билетик. А водилы, хоть и сентиментальные, но меньше чем за тридцатку не подбросят. Денег не было, да и вставать было лень.
В ночи меня окружали: раскачивающийся как маятник фонарь, блестки на небе, да разноцветные пятна ларька с такой же пестрой продавщицей, сладко спавшей у маленького окошка защищенного решеткой в форме ромбиков. Шелест волн все сильнее и сильнее убаюкивал меня, погружая в страну воспоминаний.
Я открыл глаза от звука остановившейся машины – такой здоровенный джип стоял напротив меня, блестя тонированными стеклами и хромом. Из него вышел молодой человек в черной кожаной куртке, черных джинсах, черных ботинках и глаза у него тоже были черные, прямо как бэтмэн вылез из комикса.
Мч подошел к ларьку попросил пива три бутылки. Продавщица встрепенулась, явно не ожидая услышать такую заяву в своем сне, где плавали розовые пузыри и пахло мятой. Но она автоматически обслужила его, скрывая свое недовольство за сонной физиономией.
Мч открыл одну бутылку, отпил из нее, вздохнув полной грудью, достал сигарету и закурил.
 Извини, у тебя не будет сигареты,  спросил я, спустив ноги на землю.
Мч сунул руку в карман куртки и, улыбнувшись, протянул мне открытую пачку:
 Автобуса ждешь? Его же до утра не будет.
 Да, скорее всего не будет. Но может это даже к лучшему,  ответил я.
Меня смутило, что Мч не сводил с меня своих откровенно распахнутых глаз:
 А тебе далеко?  спросил он, слишком уж мягким голосом.
 Тринадцать остановок по прямой…
 Хочешь, подвезу тебя?  спросил Мч, все еще не сводя с меня глаз.
Этот вопрос наводил определенные сомнения, а в его взгляде таилась некая странность, ну, впрочем, и ладно…
 Классная у тебя машина,  сказал я, удобно погрузившись в прохладное кожаное сидение.
 Большая и комфортная,  ответил он.
Мы помчались по ночному городу, сбивая лучи фонарей и разметая к обочине сушеную листву.
 Среди всего этого чувствуешь себя королем, королем этой дороги, этого города, целого мира,  завязал разговор Мч после непродолжительной паузы.
Глаза у него горели как две большие звезды, отражая блики бульвара. Ему только короны не хватало вылитый король.               
Мч открыл бутылку пива, и предложил мне.
 Нет спасибо, куда же на ночь.
 Ну смотри…
 Ты откуда едешь?  спросил я, зевнув, но совершенно не от скуки, а просто спать хотелось (было поздно).
 Из Пскова.
 Классно там, яблок, наверное, море,  сказал я, мотая головой.
 Да, и грибов полно. На трассе ведрами белые продают, купил парочку себе.
 А ЛСД есть?  спросил я, оторвав взгляд от белых полосок на асфальте.
 До фига. Особенно в Пушгорах, в Михайловском. Там Пушкин жил, каждый день, наверно, их хавал. Съест пару десятков и за стихи.
 Нет, не ел он их,  возмутился я, сам не зная почему,  под наркотой такие стихи не сочинишь.
 А ты что ж, знаешь, как их сочинять?  спросил он с усмешкой.
 Знаю, я пишу их понемногу,  безразлично ответил я.
 Оба, круто…
Я тут же его перебил:
 Пишу их пока для себя, и тебе рассказывать не буду.
 Да ты писатель что ли!?  продолжил Мч с удивлением.
 Ну, да, как есть…
Сквозь пространство и время, разрывая воздух и обгоняя встречные машины, я летел на черном коне по той самой дорогевникуда. За спиной оставались километры темно-серого асфальта. Я немного разгорячился и изрядно парил Мч, хотя он слушал мою болтовню, и даже не переводил тему разговора. Наоборот, по его длинным монологам, было понятно, что его давно никто не слушал как я.
Доехав, наконец, до моего дома и остановившись, мы еще с минуту говорили, потом я сказал:
 Ну ладно, приятно было с тобой пообщаться, пойду спать.
 Да, удачи тебе в твоем творчестве,  сказал Мч, как-то не естественно улыбнувшись во все лицо.
 Пока.  сказал я.
 Пока…  сказал Мч.
Автомобиль отъехал, а я пошел к своему дому, пиная кучи желтых листьев и вдыхая всей грудью ароматы осени. Окна в домах потухли, человечки в них давно спали, набираясь сил перед завтрашним трудовым днем. Огни у дома уже не горели, и только дежурный фонарь освещал мне дорогу, раскачиваясь на ветру.
Поднялся по лестнице, открыл дверь и тихо вошел. Все уже спали, и я в скорейшем времени к ним присоединялся. Раздевшись, лег на мягкую ленивую постель, задумался о звездах и уснул.


Глава 2

Как всегда в конце октября утро выдалось холодным, поэтому я задержался дома до полудня. Лучи солнца пронзали насквозь дома, асфальт, заросли сухого репейника, придавая всему мертвецки желтый оттенок. Только спелые маленькие яблоки и еще зеленая трава, говорили о сосредоточении жизни в них самих.
А люди не торопясь гуляли по улицам, наслаждаясь последним осенним теплом и держа в руках теплые свитера – признак холодного утра. Ребятня во дворах гоняла в футбол, освободившись от тяжелых ранцев. Уроки только кончились, и весь двор наполнился веселым криком.
 Пас! Пас!  озорно восклицали они.
Природа отходила ко сну, сбрасывала листву, улетала на юг. Человечки совсем другие. Их тела были полны энергии, а глаза стали прозрачны и глубоки, как девственные, голубые, горные озера.
 Я вышел из дома и направился к остановке, вдыхая всей грудью запах сирени, магнолии и какой-то другой запах, который мне очень нравился, но я никак не мог узнать, что это за парфюм. И вообще девушки издавали очень много ароматов, особенно это чувствовалось в троллейбусе. Некоторые были просто сногсшибательны, и у меня даже схватывало живот от волнения. Я высунул голову в окно: ветер в лицо, много прохожих на улицах, колеса, быстро вращаясь, докатили меня до метро.
– Вы выходите? – спросил я девушку, которая стояла впереди меня. У нее была объемная прическа, в которую был воткнута спица. Спица, скорее всего, служила для поддержки прически, но больше походила на гвоздь не до конца вбитый в голову. Что-то сдерживало меня, от того чтобы спасти девушку, выдернув застрявший гвоздь.
 Да,  ответила она очень милым голоском.
Мой взгляд перекинулся на ее оголенное плечо. Плечо было слегка влажным и загоревшим. Во мне возникло страшно-инстинктивное желание укусить его, даже слюни потекли. Я – охотник уже приластился поближе, открыв рот для решающего броска. Двери открылась, девушка вышла. Я не сдавался, шел следом, корыстным взглядом буравя женскую плоть. К сожаленью плоть вскоре скрылась под тканью. Вернулся в тело – вот привязалось.
Метро как большой подземный дракон засасывал человечков внутрь себя через жерло коричневых эскалаторов. Разносил их по своим внутренностям, а потом выплевывая в другом месте. Каждый день, погружаясь в этот искусственный город мраморных плит и миллиона фонарей, я чувствовал пустое спокойствие, безопасность от постоянства света и тысяч тысяч человечков, съеденных заживо.
После долгих минут ожидания в давке, я очутился в другом месте, месте старых домов, желтых двориков и длинных коридоров.
В.О. был особенным. За грузными серыми фасадами скрывались маленькие дворики. Внутри них было очень тихо, казалось, будто здесь совершенно другой мир. Сквозь чистый асфальт, пробивается травка…  уснуть и не просыпаться.
Среди бурых крыш беспорядочно разбросанная листва собиралась у поребриков в кучки.
 Их так приятно пинать. И каждую осень приятно, …хоть от этого,  думал я, и пинал, смакуя самые большие.
 Оранжевый апельсин ярко светил накрываясь в секунды быстро пролетающими облачками, похожими на кусочки ваты. Будто их уносил пылесос, собирая мусор с голубого небосвода, очищая путь теплу и взглядам.
Так я и шел, ступая с ноги на ногу, пиная, задрав голову, утонув взглядом в верхушках деревьев и голубой бездне. Пока не уткнулся в дверь. Сильно ушибла скотина, нет, чтобы открыться, деревянная одним словом.
Удар пошел на пользу, сразу понял, где и что надо делать. Это было учебное заведение, где я учился, уже не долго оставалось. Что делать еще знал, по крайней мере на ближайшие и прошедшие несколько лет.
Факультет этот был овеян духом правоты и пыльными многотомными произведениями по поощрению тех, кто прав и поруганию тех, кто нет. «Как надрать задницу нехорошему человечку» была одна из самых популярных книг, постоянно изменяющаяся и дополняющаяся.
Книги эти находились в библиотеке сначала бывшей хранилищем, а впоследствии переросшей в компьютерный клуб (высокие технологии маза фака). Кто сидел в интернете, затянутый паутиной порносайтов и бесполезной информации. До отупения смотря в монитор и пустив корни до позднего вечера посылать человечков в чате. Кто играл в quake по сети, что благотворно влияло на возрастающую мировую агрессию. Администрация библиотеки даже учредила призы игрокам, чтобы отомстить стрелкам-убийцам: победителей четвертьфинала драла в задницу администрация библиотеки целый месяц, полуфиналистов драл еще и декан, а финалисту отрубали поршень на лобном месте при большом скоплении народа.
Этим милым планам, однако, не суждено было осуществиться, и происходило все наоборот. Вскоре, чтобы искоренить зло, поставили надзирателя, который действовал на нервы одним своим видом  подействовало и освободилось место для следующих.
Следующие были совсем другие, они днями сидели и читали, писали, нагревая окружающее пространство теплом от высокочастотных импульсов мозга. Вместе с такими же импульсами процессоров они превращали читальный зал в микроволновую печь высокого напряжения, окончательно разлагая умы студентов.
Долго находиться здесь нельзя  можно испариться. Я решил уйти послушать лекцию и немного перекусить. В университетском кафе было очень много народа и два зала, один для студентов, другой для белых, на дверях висела окровавленная табличка: «Цветным вход запрещен». Ушел оттуда, не хватало ввязаться в расистскую войну.
У дверей факультета собралось много студенческого народа, вывалившего на улицу в поисках свободы и теплых лучей.
Пипл был очень разнообразен, но их можно было разделить на отдельные группы.
Девушки делились на две: к одной принадлежали девчонки, которые учились, они то в основном и сидели в микроволновке, работали на занятиях и вели активную учебную жизнь; ко второй  девчонки в черном: длинные ножки торчащие из стерильно чистых бархатных юбочек и платьев, их лица намазанные толстым слоем крема «южный загар за две минуты» и манерами черных глупых кошек, они ничего не делали, только постоянно кого-то ждали да сидели в кафе, часами обсуждая свои проблемы.
Молодые люди делились на три: пацаны, которые заучились, их было мало, они ходили с задумчиво-грустным выражением лица и постоянно жевали. Пацаны-работающие, они приезжали на машинах, застилая ими обе стороны улицы у факультета, сидели с девчонками в черном и пили чай. Пацаны-студенты были разнообразны и непредсказуемы, они могли сидеть на лекции, в микроволновке, а могли уйти с утра пить пиво и играть в бильярд.
Мне нравилось учиться не только с профессиональной стороны, но и с общеразвивающей. Многие лекции могли быть интересны не только студентам, но и обычным людям, так сказать зашедшим с улицы.
На носу была сессия, не за горами диплом, в конце концов, работа в перспективной области (деньги не главный, но очень существенный признак жизни).
Пошел поел еды в столовой неподалеку, чтобы унять ненасытное чрево животного и добавить энергии мозгам, получилось неплохо, даже вкусно временами было. Времени не оставалось, и я поспешил вернуться назад.
У входа все еще было много студентов, они не торопились идти учиться, они учились по своему расписанию известному только им самим.
Лекция оказалась жутко скучная: однообразное перечитывание книг и статей. Многие засыпали, а на камчатке сейчас ночь, все спят. Тихий неразборчивый монолог преподавателя создавал фон, который поглощал посторонние звуки, создавая идеальную атмосферу для творчества.
Написал стихотворение, получилось неплохо, даже на взгляд Антона. Он был моим хорошим другом, помогая словом и делом, отчасти взаимно. К стихам он относился подозрительно (тем более к моим), ожидая всякого shit’а. В стихе я говорил о недоступности и загадочности женского туалета. Антон сказал, что не хочет меня обижать, это значило, что стих полное дерьмо. Тогда я рассказал о смысле стиха (недоступные желания, при их близости).
 Ну, тогда неплохо,  сказал Антон (он точно не хотел меня обижать).
А женский туалет действительно терзал мое сознание, я никогда там не был, а так хотелось узнать что там к чему.
 Да, да! Пойду посмотрю,  сказал я чуть слышно. Не хочешь со мной?
 Нет мне это не интересно,  ответил Антон.
 Наверно часто там бываешь,  сказал я.
Не дожидаясь ответа, я встал, и, чтобы не прерывать речь учителя и учебный процесс, пригнувшись тихо вышел за дверь.
В коридоре было совсем пусто и тихо. Поднялся на последний этаж  там уж точно никого быть не должно. Учитывая, понаслышке, что все женские туалеты в здании одинаковы, все равно было, где удовлетворить свой вопрос: «Как там?».
Подойдя к двери с большой буквой «Ж», еще раз огляделся по сторонам  никого. Я собрался с духом и медленно приоткрыл дверь. Моему взору предстала небольшая комнатка с раковинами и большим зеркалом.
 Наверно предбанник,  подумал я, и уже смело вошел внутрь, продолжив свой путь в парилку.
 Да в принципе то же самое, что и у нас,  сказал я, осматривая помещение.
 А ты, что Диснейленд хотел увидеть?
Я испугался, и маленький кол вонзился прямо в сердце. Я повернулся. На полу сидела девушка, прислонившись спиной к батарее. Из окна прямо мне в лицо падал луч солнца, который вдруг исчез за дымкой облака, и я смог лучше ее разглядеть. Это была Аня, она числилась на параллельном потоке и также параллельно училась.
 Нет просто мимолетное любопытство,  ответил я, немного стормозив.
Я подошел поближе и заметил за ее спиной ложку и шприц, это объясняло ее расплывшуюся улыбку.
 Привет Кай.
 Привет Аня,  ответил я. Можно сяду рядом?
 Да, садись, коли пришел,  очень медленно ответила она.
Я сел рядом, закурил, предложил ей.
 Я стихов написал целую кучу, их даже в журнале напечатали, «мурзилка» называется.
 Прикольно,  сказала она сквозь медленный звонкий смех.
Последовала долгая пауза. Я думал о ней и молчал, она молчала и думала тоже, скорее всего о себе, потому что через некоторое время она все-таки вымолвила:
 Я тоже раньше писала стихи.
Последовала еще одна пауза. Затем она продолжила:
 Пока ширяться не начала.
 А я и не знал, дашь почитать?
Она лаконично ответила, что не даст и, совершенно неожиданно для меня, заплакала…, да, да она плакала, сопя своим маленьким белым носиком, хлопая длинными ресницами, положив подбородок на колени и обхватив их синюшными пальцами.
Вот слез мне сейчас и «не хватало».
 Бросай ты эту ***ню,  сказал я. Она тебе жить мешает.
 Я уже не могу…
 Если очень захотеть, можно в космос полететь. Надо хотеть этого, и у тебя получится, только ты должна сильно хотеть. Понимаешь?
 Понимаю…,  безразлично ответила она.
Я понимал все, она … нихуя не понимала. Я сдался, загрузился и почти off-line.
 Нет! Нет! Хватит!  вскрикнуло у меня в голове.
 Извини я пойду,  вставая, сказал я.
 Не уходи, посиди еще, пожалуйста!
Из ее, уже синего, носа текли сопельки, мутные глаза, протянутые руки: она напоминала больную старуху просившую подаяние. Я вложил ей в руку монетку:
 На счастье,  промолвил я и вышел вон.
Больше я ее не видел. Наверно бросила и уехала из города в какую-нибудь Европу, а может  передоз в подвале и ее тело съели крысы…?
Спустился в библиотеку, посидел в микроволновке десять минут, чуть не умер от удушья. Про себя послал всех в жопу, взял учебники и пошел домой.
Вышел на улицу, свобода приветствовала меня прохладным ветерком, и серая перина заволокла небо. Такая погода всегда пробуждала во мне счастливые нотки. Мне было безумно комфортно. Моя душа пробудилась.
Я шлепал по лужам, шел холодный осенний дождь. Сначала он капал на волосы, потом проник в мою одежду, постепенно обволакивая все мое тело. Наверно мне было холодно, я не думал об этом. Дождь подействовал крайне благотворно: он смыл сильным потоком пыль и песок с камней истины, освежил мое чело. Я шел, распустив тело и душу как цветок. Я читал! Читал! Слова слетались изо всех уголков моего разума, сливаясь мозаикой в нечто потрясающее, сильное и точное одновременно.
Я читал! Читал!  это было настоящее, не придуманное из самой глубины моего сердца. Я не мог остановиться, все громче, все быстрее и четче……
Вдруг все кончилось, связь прервалась, голова была пуста, читать было нечего.
Застегнул куртку и сжался:
 Бля, холодно-то как!

 
Глава 3

– Пиии…
– Пиии…
– Пиии…
– Пиииииииииииииииииииииииииии.
– Московское время шестнадцать часов. Сейчас начнется программа «По вашим заявкам».
Я выключил радио, допил холодный чай и пошел одеваться.
День был солнечный и теплый, даже чересчур для середины октября. Пестрая листва за окном отражала свет, разливая его по квартире. Ностальгия охватила сейчас мое сознание, навеянная старыми песнями радио «Маяк», до волнения знакомыми и добрыми. В голову лезли мысли о лете, о бесконечном лете моего детства, закопанном в морском песке и сухой листве.
Целыми днями я был предоставлен самому себе, солнцу и морю. Солнце было жарким, оно вставало и садилось каждый день, и, также как и солнце, я каждое лето приезжал именно в это место, встречая ежегодно те же знакомые запахи, звуки, ощущения, вкусы, бесконечные пляжи, море солнца, море моря…– все это было настолько прекрасно и постоянно.
Вот и сегодня был именно такой день, день из моего детства. Каких-то определенных привязок не было, – любая секунда могла стать вдруг той самой неудержимо счастливой и теплой.
Я открыл шкаф, о модности и стиле моей одежды можно было долго спорить, и это было не самое главное. В ней мне было удобно и, в тоже время, о чистоте можно было не беспокоиться. Целыми днями ходить, засунув руки в карманы голубых джинс (в них выросла вся Америка!, подумать только…), да собирать пыль на синие кеды.
Последний раз бросив взгляд на все электроприборы, вышел и закрыл дверь блестящем ключом.
Улица встретила меня, окунув с головой в осеннюю прохладу солнечного дня.
Пели птицы, пили пиво студенты, горели взгляды влюбленных.
Я вышел на проспект, пошел вдоль, разбивая кучки листвы ногами. Подбирал и нюхал каштаны, всматриваясь в перспективу домов.
Так я прошел немного времени сравнительно с жизнью звезды.
– Что-то не так. Что-то не то, – звучало у меня в голове, отвлекая от чистоты пространства.
Дальше идти было никак. Я свернул в ближайший двор, заметил в углу гаражи и пошел к ним, подозрительно осматриваясь по сторонам. Гаражи  обычные жестяные банки, я зашел за один из них. Чувство тревоги не покидало меня. Резко повернулся назад, вперед  никого, справа кирпичная стена, слева металлическая.
– Все спокойно, ну можно…
– Пис, пис, пис.…Писать превосходно…
Застегнулся, вышел на двор. Двор был не большой, посреди него красно-желтый клен, усыпавший сочными цветами лужайку вокруг. Тихо, никого нет, кроме старушек сплетничающих на скамейке у желтой стены. Я сел под кленом, старушки не сводили с меня глаз, по-видимому, я слишком быстро вторгся в их маленький мир. В кармане у меня лежал маленький зеленый гномик, он частенько там спал пригретый теплом паха.
 Может стоит разбудить его,  подумал я.
 Дааа,  ответил гномик сквозь сон своим тоненьким голосочком.
Проснувшись, гномик начал веселить меня, раздвигать кончики рта.
Посидев полчаса (скорее пять минут) и узнав много интересного о желтой стене напротив, я медленно пошел под арку, сопровождаемый хищными взглядами болтливых стервятниц.
Проспект показался мне каким-то другим, до спокойствия знакомым и необыкновенно приятным. Дома плавно перетекали в набережные, отражаясь в темной воде как в зеркале. Парки были полны разноцветными пятнышками листьев, заплатками лежавшими на черной земле. Золотые купола хранили в тени своих колонн вековую сырость душ, их построивших и воспитавших.
Много много девчонок длинноногих, бледнолицых и одновременно загорелых шастало то тут, то там, лаская мой уторченный взгляд своими взглядами и короткими платьицами.
Все это, медленно перемешиваясь, погружалось в багровый закат, откидывая длинные тени на мостовые. Тени росли, все длиннее и длиннее становились они, что уже можно было тенью руки ухватиться за чью-нибудь оголенную ножку. По истечении получаса тени закрыли собой город. Я сразу и не понял, что наступили сумерки. В лужах и на небе как-то одновременно зажгли звезды разные синие, белые, красные. Огрызок спутника Земли вознесся над крышами, объявив старт разноцветным витринам, темным силам и дешевеющим удовольствиям.
Город, погрузившись в неоновый свет, начал ночную жизнь. Гномик, наконец, утихомирился и перестал толкать в локоть своим маленьким кулачком. Маленький проказник, он часто и довольно продолжительно так делал, приводя меня в веселое замешательство.
Теперь он спал, оставив яркий мегаполис наедине со мной и мной, и вот там тоже я.
Настроение было супер, страшно бодрило. Я шел медленно, то припрыгивая, то насвистывая под нос любимые мотивы, а то вообще надолго останавливался, засмотревшись сквозь пространство.
Энергия заполнила все органы моего тела, приводя их к легкости и нетерпению. Хотелось чего-нибудь быстрого и яркого.
Автомобили, проносящиеся мимо, были ошеломительны, разноцветные и стремительные, они оставляли длинные линии на полотне освещенных трасс. Я не пропускал, практически, ни одного.
Кружиться, кружиться, все завертелось у меня перед глазами человечки, мосты, лампочки  круглая бесконечность. Весь мир вращается вокруг меня. Резкая остановка, и начинает колбасить из стороны в сторону (детский недетский прикол). Даже чуть не упал, поэтому решил не повторять этот трюк, тем более рядом были менты. А они-то не дружелюбно относятся к тем человечкам, которые кружатся, а потом падают. И уж тем более к тем, которые сначала падают, а потом кружатся.
Приняв серьезно-безразличное выражение лица и сунув руки в карманы, я прошел мимо их грозных взглядов грифонов порядка.
Покосившись на меня, один из них все-таки не придал серьезного значения моим красноватым глазам, переведя внимание на проносящуюся «бомбу».
Руки в карманах нащупали бумагу, но не простую, а почти что золотую  деньги!
 О! Круто!  сказал я вслух, пересчитывая купюры.
Лицо мое разразилось несметной улыбкой:
 Я сегодня, прям таки, богат, как Бураполено, ну или как кто-нибудь из его свиты.
Мимо пробегали аквамариновые надписи: «24 часа», «Ч.П. «Конец Светы», «69»…
«69» была самой прикольной, она была одной стоишь ты на руках или на ногах. Приоритет главенствовал, и я решил зайти туда поколбаситься.
Оправился и причесался. Понюхал себя почти везде, конечно какой-то запах был,…но я не пах, я  Кай.
Пройдя раздевающий взгляд face control’я здоровенного волосатого охранника, я очутился в самом центре ночной жизни города. В логове истинных желаний и фантазий той части населения, которая здесь находилась.
Нетрадиционная ориентация посетителей клуба на гомосексуальность, транссексуальность, би и т.п., новой свежей струей ударило в мое сознание.
Погрузившись в децибелы модной танцевальной музыки и фотоны мигающего света, я созерцал буйство цвета и формы, попутно собирая озабоченно-алчущие взгляды завсегдатаев и вперворазных, как и я, посетителей тусовки.
Я направился к бару, рассматривая любопытным взглядом размалеванных мужиков. Накладные ресницы, полупрозрачные колготки и высокие каблуки на длинных матерых ногах были вполне приемлемы в этом обществе. Транссексуалитто то тут, то там разговаривали в манерной форме с гомосексуалитто, плавно жестикулируя кистями рук. Отдельные фразы их сплетен доносились до моих чутких ушей, а мой рот отвечал улыбкой на их охающую и ахающую речь.
У стойки бара было несколько свободных мест, и я уселся на высокий стул, с которого можно было более объемлюще рассмотреть хаотичное пространство.
Бармен налил мне большой бокал пива:
 Спасибо,  отблагодарил я его, отхлебнул этой мочевидной жидкости, и повернулся чтобы оглядеться.
Среди всего этого хаоса мерцающего света и громкой музыки я чувствовал себя как на большом маскараде. Здесь каждый имел свою необычную красочную маску.
Модная волна трансвестизма и гомосексуализма, захватившая в последнее время умы многих, диктовала свои правила.
– Ой, какая ты сегодня красивая. У тебя новое платье!!! – говорит слесарь-сантехник рабочему пивоваренного завода.
В этом было что-то свободно-демократическое, напрочь отбрасывались все положения и чины в обычной жизни, оставалось чувство вкуса, стиля. Их умению держать себя в обществе позавидовал бы любой, конечно были и неприятные моменты, но не все же сразу, это было бы слишком нереально на пути к оженствлению.
После долгих лет ограничений, которые выставлялись подчас не только моралью, но и законом, человечков как прорвало. Стало возможным делать то, за что раньше в тюрьму сажали. Тем более, наши западные братья и сестры давно открыто занимались этой антиобщественной, разлагающей общество деятельностью. Как захотелось вкусить эти плоды на родной земле.
И понеслись человечки мужского пола брить усы, бороды ноги, ну и практически все тело, да бы придать коже нежную шелковистость и не рвать колготки о жесткую щетину.
Женский пол, меняя свою ориентацию на прямо противоположную, особенно не менялись внешне, хотя очень хотели, чтобы у них выросли бороды и усы. Чуть стало меньше косметики, и больше они стали обращать  внимание на себе подобных, тварей (образное выражение ничего не означающее пр. Авт.).
Тем временем пиво начало медленно – но верно проникать в кровь, осаждаясь где-то в ногах, от чего последние стали неистово дергаться, подталкивая на активные действия.
После последнего, последнего, …, ну вот теперь последнего глотка, который окончательно выплеснул из пропасти и по крайней мере на пару часов все комплексы и страхи окружающих, я пританцовывая вышел на танцпол, чтобы размять свою вялую задницу.
Пять лет в школе танцев не могли не оставить след (попросту я – лучший), но алкоголь – этот стиратель границ делал свое дело. Немыслимые па, большей своей частью заканчивались глухим падением (не то, чтобы я был пьян, я был расслаблен).
Со стороны это представление любопытным, а иногда даже очень смешным, поэтому через десять минут я завершал свои головокружительные трюки уже в кругу, подогреваемый овациями местной публики.
– Уххх, всем спасибо, все свободны, – завершил я и побрел к барной стойке.
Рядом с моим табуретом сидело трансвеститто в красном с бисером платье и таких же чулках.
– Еще пива, плиззз, – протянул я бармену, усевшись на стул.
– Привет поэт! – послышалось слева от меня слегка знакомым голосом, явно исходившим из чрева красного трансвеститто.
Я крутанулся на стуле, и, сделав пару оборотов, повернулся лицом. Эта картина вызвала у меня веселый детский смех.
– А, это ты подвозил меня той теплой ночью, – сообразил я сквозь смех.
       – Узнал…– протянул Мч.
– Ну разве что по голосу, и то с трудом, – все еще смеясь проговорил я.
 Как твои стихи пишутся?
 Потихоньку, скоро сборник выпущу. Да это фигня, лучше расскажи что ты здесь делаешь.
 Не ожидал меня здесь увидеть?
 Скорее не думал об этом.
 Да то же, что и ты  развлекаюсь, от нечего делать… Тут весело часто, вот сегодня например… классно танцуешь…
 Спасибо…
 Тебя как зовут?  спросил я. А то все Мч, да Мч.
 Альфонс, но здесь я  Афродита. Можешь звать меня просто Альф.
 А мама дома зовет тебя «мой маленький пупсик»  подумал я, и сказал:
 Меня Кай зовут…
 Очень приятно,  сказал Альф. Снежная королева подарит тебе вечность…
 Да… та же фигня…
Он опять рассмеялся. Мне это начало уже надоедать. Мало того что обдолбанный, еще и смеется постоянно. Его темно-карие глаза были окружены темными ободами, и тоже как-то дико улыбались. Лицо, однако, не выглядело худым, сережка в ухе…
 Прошел, наверно, час. Я допил очередную кружку, порядочно набрался, и, уже заплетаясь, болтал со знакомым транссексуалитто, обсуждая чью-то задницу.
Все бы было спокойно, но я ощутил его руку уже на середине своего бедра.
 Охуеная заява!  подумал я, и промямлил спокойным, почти безразличным тоном:
 Убери… пожалуйста… свою руку с моей ноги, иначе я оторву тебе твою искусственную сиську!
 Ну что ты, красавец, разве я тебе совсем не нравлюсь?  настаивало транссексуалитто, все ближе подглаживая руку к моему перцу.
Меня это окончательно взбесило, и, не став повторяться, выхватил накладную сиську из лифчика этого гея:
 Фу! Какой отстой!  и выкинул упругую часть тела на пол.
Это могло продолжаться до бесконечности: его крикливый ужас, и мое икание, но это чудовище…да-ло мне пощечину. Я как-то сразу пришел в себя, осознал ситуацию и ударил обидчику в челюсть. Клоун этот упал, я бросился на него с криками:
 Я заставлю тебя сожрать твою сиську! Не хотелось тебя убивать, но придется!
И все в таком духе. Охранники, скоты… ничего забавного в этом «побоище» не заметили. Они как злобные ротвеллеры сорвались с цепи, бросились на меня и стали рвать мое тело на части. Довольно быстро скрутив, эти убийцы выкинули меня на улицу, на твердый асфальт:
 Пшел вон, урод!
 Сволочи! Гады! Он ко мне приставал!
 Иди на ***, сука, отсюда!
 Ну сами напросились дебилы,  подумал я.
В следующий момент здоровенный камень полетел в светящуюся вывеску, которая посыпалась на землю вспыхнувшими искрами. Эти здоровые черти поначалу пригнули головы, но опомнившись ко мне.
А теперь бежать… Я побежал по улице, пронесся по темному двору и опять выбежал на улицу. Чувствуя дыхание злых псов, пытался бежать быстрее:
 Надо заняться на следующей неделе каким-нибудь спортом,  думал я и бежал.
Толстая задница, которая преследовала меня, не отставала, а наоборот понемногу настигала. Через несколько секунд наверняка бы настиг, но… рядом бибикнул знакомый джип.
Без промедления я запрыгнул на ходу внутрь. Захлопнув дверь, высунулся в окно и показал фак этому мясистому ублюдку:
 Жри меньше, может бегать будешь быстрее!  я был победителем в этой неравной схватке.
За рулем сидел Альф и заливался смехом:
 Это было клёво! Давно такого не видел,  проговорил он.
 По-твоему это клёво, это смешно?!  кричал я на водилу. Они бы поймали меня, порезали на тысячу мелких кусочков и выкинули в канализацию. И это смешно?!
Я переводил дух отвернувшись в окно.
Альф сказал:
 Но тебе же понравилось!?
Молчание… Я подумал с минуту:
 Ну да…  потеплев согласился я.
Я посмотрел на его лицо:
 Ой! У тебя губа разбита и кровь течет.
Я взял платок и вытер запекающуюся липкость. Наши взгляды встретились  Секунда… Две…… Три…… Вечность…………………
 Там пиво сзади возьми, если хочешь,  протянул человек, который не казался уже мерзким уродом, которого я хотел замочить еще три минуты назад.
Банка пшикнула, пиво вспенилось, влага оросила мое пустынное горло.
 Да…! Клёво!  оценил я, закинув ноги на торпеду и закурив.
 А куда мы едем?  немного успокоившись спросил я.
 А куда ты хочешь?
 Поехали к тебе... что-то я устал сегодня.
Я действительно устал. Еще моросил мерзкий дождь, разрезая ручейками мокрый асфальт. Обшарпанные фасады домов, темные силуэты прохожих под зонтами совсем убивали меня. Ярко-красный свет впереди идущих машин, холодный блеск витрин врезались, впивались, оставляя слепящий блеклый след.
Альф начал травить анекдоты (действительно смешные), не давая остановиться нашему смеху. Это было в самый раз, потому что я был готов прыгнуть в глубокий колодец. К концу поездки я уже взбодрился, и настроение поднялось, и день прошел веселый.
Мы въехали на небольшую площадь с фонтанчиком и скамейками вокруг него (а ля франсэз).
 Ну вот, приехали,  сказал Альфонс выходя из машины.
Маленький чистый дворик. Парадная. Второй этаж. Альф открыл железную дверь:
 Добро пожаловать, расслабляйся.
 Спасибо…
Кафельный чистый пол в холле. Прямо кухня. Ванная, туалет. Комната очень большая, почему-то освещена красным светом. Большая кровать, большой диван, камин. На стенах полки с книгами почти все от А до Я, трехмерные картины. Музыкальный центр… да, музыки не хватает. Я подошел к аппарату, верхний диск… это GOA.
 Ну что ж, полетаем,  подумал я.
 Ты есть хочешь?  спросило лицо в проеме двери.
 Нет, спасибо, чаю…  ответил я и нажал на play.
Клёво. Динамики находились почти везде в комнате. Я их и не заметил сразу. Даже в полу было несколько. Как будто звук был во мне, я сам был звуком.
 Нравится?
 Да классно.
Альф принес чай и сел разжигать камин.
 Бери чай, угощайся.
 Ага. У тебе как в библиотеке. А ты читал все эти книги?
 Те, что на правой стене  читал, те, что на левой  нет.
Их было примерно поровну. Через несколько минут засверкал огонь, защелкали поленья. Я уже привык к, поначалу пугающему, красному свету, уселся на диване, отпил чая.
 В далекой галактике, среди миллиардов себе подобных звезд,  начал свое повествование Альф,  в темном пространстве висел огненный шар размером с наше Солнце. И все было бы холодно как вокруг, но вокруг этой звезды крутилась планета, и не просто планета: на ней были растения, животные всякие, вода и воздух… и жил на этой планете маленький мальчик, нет, у него не было цветка, вернее вокруг него было много цветов, но они не веселили его. Он каждую ночь выходил на высокую скалу и смотрел на звезды…
Я распахнул двери. Ветер разлился по комнате наполняя ее благоухающей свежестью осени. Вышел на балкон, сливаясь каждой частицей тела с пространством. Мой мозг вырван был из гнезда и валялся у ног того мальчика с далекой планеты.
На площади пожелтевшие клены сбрасывали краску, белые скамейки и фонтан  силуэты выплывавшие из густой темноты, очерченные санталовым светом стройных фонарей. Шумный город затих, усыпленный шелестом сухих листьев, отзвуками близкой магистрали и мерцанием миллионов холодных звезд. Только маленький пульсирующий моторчик внутри меня верно работал с прежним усилием.
Это все мое… Я  часть всего этого… Это  я…
Холодно, однако, я поспешил вернуться внутрь и запереть себя снаружи, вернее ту часть, которая уже летала по небу собирая осколки серебряных Солнц.
 И что в итоге с мальчиком то случилось?  спросил я после продолжительной паузы.
Альф сидел на полу у стеклянного столика. Перед ним лежали две дороги  белоснежный черный яд.
 Он со скуки вскоре повесился, но на следующий день вновь очутился на том же самом месте…  завершил Альфонс, вдохнув один из путей.
 Присоединяйся,  не отрываясь от своего занятия предложил этот усталый нарик.
 Не-е, мне не надо,  отказался я.
 Да, ладно тебе. Давай пол дороги!  настаивал Альф.
 Я действительно не хочу!  твердо повторил я.
Глупо… Но что-то в нем мне нравилось. Я опустился на четвереньки и, медленно, как котенок крался все ближе и ближе. Уже совсем рядом, он ощущал мое равномерное дыхание на своем теле.
Мой язык медленно облизывает его шею, плечи, спину, собирая чуть соленую испарину и наслаждаясь ею.
В тусклом свете красной лампы и вспышек костра его тело разлилось, а кожа приобрела неоновый оттенок. Наши тела касались, липли, извивались проникая в самую глубину друг друга. Его налитые кровью бедра, гладкая шея, член немного загнутый в сторону, влажный язык, сухие губы.
Вдруг я увидел в его широко раскрытых глазах бездонный черный океан, который затягивал меня в свои обжигающие объятья как черная дыра, разрывая все на своем пути. Я улетел…


Глава 4

Утром Альф уже не нашел меня, зато нашел записку следующего содержания:
«Если захочешь, позвони…» и номер телефона.
Да, я ушел рано утром, когда рассвет только только начинался. Роса капельками водяной пелены лежала на траве, на тротуаре, на машинах. Было тихо, лишь птички щебетали, встречая новый день. На небе ни облачка, полупустой вагон метро…
Первые два дня я настойчиво передумывал все моменты недавней ночи: что я сделал...? зачем...? Мысль, что я стал педиком не давала мне покоя. Да ну нафиг, какой я педик. Я же не стремлюсь к этому, хоть это было и прикольно. Задница, правда, ныла суля преждевременный геморрой. Только это и поменяло мои мысли, но в принципе ничего такого и не произошло, я оставался прежним Каем: почти всегда чуть-чуть веселым, чуть-чуть на небе в облаках, убитым горем, пьяным в сопли, зеленый, красный, голубой…? Ну ладно хватит уже…
А он  этот высокомерный педрильный торчок. Обесчестил мою невинную задницу. О фак!, теперь я уже не девушка, я  женщина…
Отстой, какой отстой. Какие нелепые понятия я под себя подвожу. Любить же можно просто человека, без половых различий. И все эти обращения: «Девушка», «Молодой человек», кто так к тебе обращается, тот первым делом думает о сексе, секс! секс!  извращенцы! Поэтому обращение: «Эй!» выглядит более приемлемо, даже предпочтительнее в этом аспекте.
Мне есть чем заняться!…
Серьезно…
Надо отвлечься…
Мне было чем заняться. Учеба и дальнейшая жизнь, должна же быть хоть какая-то перспектива. Родители зудели почти каждый день:
 Как учеба? Работу ищешь?
Все эти вопросы и долгие лекции о жизни говорили о том какой я рас****яй и т.п.
Я действительно был таким. Поэтому решил напрячься, сильно напрячься. Всю неделю я ходил неулыбчивый, убитый своей неграмотностью. Корпел над учебниками и другими умными книжками. Со всех сторон мне показывали и говорили, что я ни черта не знаю, и вообще учиться мне не надо, а вот стройка, мойка автомобилей  в самый раз (ваше место возле параши). Зато сдал все долги за два месяца, я на чал вникать и понимать предметы, не все конечно же, но все таки, мне даже стало нравиться учиться.
Альф позвонил через неделю. Я был весь в работе, поэтому не сразу понял кто со мной говорит.
 Кай?
 Ну да… ответил я вспоминая голос,  а ты кто?
 Хороший вопрос,  ответил незнакомец,  как стихи поэт?
 А… это ты… Альфонс. Да спят стихи, спят уже неделю как.
 Не хочешь отдохнуть?
 Нет, куча работы,  ответил я устало.
 Эй! Так не пойдет! Сегодня суббота, а по субботам, даже бог сказал, работать строго противопоказано.
 Серьезный аргумент,  сказал я, подумав, что тебе грешнику это как раз подстать.
 А будет весело?  спросил я, почти решившись на это «отдыхать».
 Конечно. Оторвемся, девчонок помацаем!
Так, а это еще что за фигня? Пацаны, т.е. я, теперь девчонки…
 Ты что би…?  спросил я в замешательстве.
 Ну почему нужно бирки на человечков вешать постоянно!? Ты едешь или нет?!
Да действительно бирки  отстой. Но это была слишком быстрая и неожиданная струя в мой зависший мозг.
Секунды три-четыре я подумал:
«Теперь питание вашего компьютера можно выключить»:
 О.К., уговорил где, когда?
 Да спускайся вниз, я у парадной тебя жду.
 Так, не понял. А это еще почему?  недоуменно возмущенно спросил я.
 Конец XX-го века, высокие технологии, телефонную базу можно купить почти в любом ларьке!
 Аааа…
 Приятно,  думал я, спускаясь по лестнице,  приехал к моему дому, даже очень приятно.
 Привет.
 Привет.
Альф выглядел очень мило: темно-красная шелковая рубашка, брюки на бедрах, прям как Брэд Питт.
 Скажи…  начал я,  я тебе, что, очень нравлюсь (встретил у подъезда, нежные взгляды)?
И был его короткий ответ:
 Да, очень…
Кое-что прояснилось.
 А куда мы едем?
 На вечерину классную. Там будет много народу, весь свет интеллигенции. Я хочу тебя там кое с кем познакомить, а потом можно поехать…
Я и не знал, что есть столько мест, где можно неплохо отдохнуть.
Подъехали к дому, даже не дом, а дворец какой-то. Череда сверкающих лаком и хромом автомашин, швейцар! у входа:
 Ваше приглашение…?
Куда я попал? В сказку что ли? Мраморные полы и лестницы. Хрустальные люстры размером с мою комнату, море света. Приятная музыка. Куча народу, причем какого народу! Актеры, писатели, политики… Я почувствовал себя маленькой мышкой среди этих господ, и зрительно искал свою норку.
 Можно я выпью стаканчик?  спросил я Альфа.
Он похоже чувствовал себя вполне нормально в этой среде: приветствовал многих и улыбался. А мне стаканчик был необходим, чтобы адекватно воспринимать все вокруг.
Альф проводил меня до бара, где мне налили большой стаканчик средней крепости. Через несколько минут алкоголь теплой волной разлился по моему телу. Стало более комфортно.
 Главное настрой,  думал я,  все это лишь импозантная маска и ничего более.
 Все равны!  в пол голоса произнес я.
 И не говори…  иронично улыбаясь, подтвердил мой спутник.
 С кем познакомить меня хотел?
 Ааа, пойдем…
Сквозь болтающих человечков, одетых в роскошные вечерние наряды, мы подошли к низенькому человечку лет шестидесяти, который мило общался с длинноногой особью, сошедшей с обложки журнала «Космополитан». Он был толстенький и лысый, ну почти лысый, вернее он был лысый, но сделал себе операцию по пересадке волос. Знаете, когда волосы с задницы пересаживают на голову: очень эффектно смотрится. Кучерявый как младенец.
 Владимир Владимирович (нет это был не президент пр. Авт.), здравствуйте,  перебил их беседу Альф.
 Ааа… Альфонс Никанорович, добрый вечер дружище!
 Никанорович, вот это да,  крутилось у меня в голове.  Куда я попал?
 Можно вам представить: это  Кай, я давал вам читать его поэзию. (А где фанфары?).
Старичок напряг свой мозг, покачал головой:
 Припоминаю…  протянул он,  что ж очень не плохо, вот моя визитка молодой человек, позвоните и договоримся о встрече.
Просто и быстро, он явно не хотел дальше со мной базарить или я не хотел…
 Спасибо,  немного растерянно пробормотал я, рассматривая разноцветный кусочек бумажки. Там было написано, что Владимир Владимирович главный редактор одного популярного молодежного журнала.
Мы пожелали друг другу хорошего вечера. А я все думал обо всем этом и ничего не понимал (маза фака).
 Он, кстати, был в «69» тем вечером,  заметил Альф.
 А я и не узнал его.
 Еще бы, он был так размалеван, что его мать родная и не узнала бы.
 Пойдем отсюда, здесь скучно…
 Да, конечно, сейчас пойдем,  ответил Альфонс, допивая свой напиток.
Мы вышли на улицу. Моросил редкий дождик, сумерки сгущались, обволакивая набережную темной пеленой. Я постоял немного, опершись на ограду, и смотрел на воду, которая, сама того не понимая, тянула меня в пучину волн и водоворотов.
Альф сидел в машине и вдыхал очередную дорогу. Он торчал, он давно торчал… Это меня почти не беспокоило. Торчишь и ладно, он был достаточно спокойным для меня и окружающих даже в очень сильном опьянении. А его подчас странные действия и слова, наоборот веселили меня. Я считал его поведение расслабленным и настоящим, как у детей. С другой стороны я понимал, что ему хочется моей компании во всем. Его постоянные предложения приторчать озадачивали меня, потому что рано или поздно не выдержу и впишусь в этот блудняк.
 Поехали в клуб,  предложил я.
 Поехали, юм!  издал полупонятные звуки Альф.  Хочешь быть бодрым всю ночь?
 Да,  ответил я.
 На! Проглоти.  Альф протянул мне белую капсулу.
Я посмотрел ему в глаза и проглотил (долго ждать не пришлось).
Машина понеслась по городу, сбивая пасущихся на дороге диких муфлонов и мирных добрых динозавров, и не помышлявших о таком палеве. Натыкаясь на маленькие тушки бородатых гномиков и проваливаясь в пучины черных дыр.
 Ааа…, измена! Останавливайся быстрее, а то мы передавим весь зоопарк!  кричал я, крепко ухватившись за поручень.
 Уже почти приехали, потерпи немного.
В клубе было много человечков. Там выступала какая-то популярная группа, члены которой были похожи на лошадей и видом, и голосом. Но вокруг все веселились и мне тоже было весело танцевать и следить за Альфом, который, по его словам, отлавливал среди человечков маленьких гнусных чертиков. Которых он уже давно знал и принципиально хотел от них избавиться раз и навсегда. Но что-то не клеилось, эти мелкие твари были чрезвычайно юркими, даже сквозь пальцы умудрялись пролезать. Мне показалось, что я заметил одного из них в темном углу и уже хотел поймать его, но передумал и пошел к бару попить зеленоватой жидкости, которая по вкусу напоминала оливковое масло.
Я выпил стакан, другой. Подошел Альф, он был упарившийся от погони.
 Никак не могу поймать этих мелких уродов!  прокричал он сквозь гром музыки.
 Давно их ловишь?
 Лет пять, наверно. Как-то поймал одного, он жил у меня в банке целый месяц. А потом… я проснулся в одно утро: банка разбита…, а он убежал конечно.
Альф стоял рядом, рассказывал про чертиков и пил зеленую смесь. Вдруг его взгляд замер на лестнице, ведущей вниз к выходу. Я прищурился и заметил там еще одного толстенького, кругленького чертика в розовой панамке.
 Это их главарь!  удивленно воскликнул Альф, не сводя взгляда с объекта. Он медленно поставил стакан на стойку и кинулся за маленьким монстром по лестнице.
Прошло минут пятнадцать. Я допил коктейль и решил пойти поискать Альфонса, который так и не появился. Танцующие казались кусочками мороженного на сковороде, они дергались не сходя с места и растекались по танцполу маслянистой лужей. Спускаясь по лестнице, сквозь входные стеклянные двери я заметил его. Альф стоял на поребрике у края проезжей части и любопытно смотрел перед собой. Я подошел к нему, встал рядом и оцепенел. По улице несся огромный табун диких зверей, голов пятьсот. Там были все: и огромные динозавры, и черные пушистые пауки, и дикие муфлоны. Они были разные, но одна черта объединяла их всех  они улыбались во всю морду.
Подняв огромные клубы пыли, табун промчался мимо и скрылся в конце улицы за поворотом. Больше я их не видел.
 Наверно это свежий воздух прогнал их,  подумал я.
 А я поймал этого чертика,  торжествуя произнес Альф, показывая мне стеклянную банку, в которой сидел черный ублюдок в розовой панамке и, жалостливо, сквозь слезы, просил выпустить его.
 Ой, какой милый карапузик,  стуча пальцем по банке, проговорил я.
 Я выполню три твоих желания,  молил черненький писклявым голосом похожим на мышиный писк.
 Ого! Он еще и разговаривать умеет. А что он взаправду исполнит желания,  спросил я у Альфа.
 Нет, он мерзкий тип. Выпустишь его, а он неделю будет стучать тебе по голове своей крошечной резиновой дубинкой. Не больно, но жутко неприятно, можно с ума сойти. И в конце концов все три твои желания уйдут на то, чтобы его утихомирить.
На темном осеннем небе взрывались фейерверки, миллионами искр разлетавшимися по городу. Но и они вскоре потухли, оставив меня.
 Я пойду домой,  сказал я устало Альфу, который сидел на обочине дороги рассматривая банку.
 Тебя подвезти?  спросил он, не отрываясь от своего занятия.
 Нет, не надо, я прогуляюсь.
 Возьми, мой номер телефона,  он протянул мне визитку.
 Увидимся,  сказал я.
 Си ю…
До дома мне было идти довольно далеко. Была уже поздняя ночь, но человечки присутствовали на улице. Грязные, вонючие они лежали на тротуаре в совершенно бессознательном состоянии, наплевав на ментов, которые придут через некоторое время и будут пинать ногами и дубинками, не в целях поддержания порядка, а так чтобы повеселиться; на жизнь, которая также бьет, причиняя не только физическую, но и нестерпимую душевную боль; на смерть, которая никак не приходит; да и вообще на все вокруг и на себя самого…
В подворотне, в совершенном замешательстве, цапаются двое, она и он  оба алкоголики, не поделив пару пустых бутылок. Готовы убить друг друга здесь на месте. И так продолжается уже давно, еще с того момента, когда они, совсем молодые, стали жить вместе и пить водку…
В парадной на лестничной площадке у окна ищет последнюю вену ровесник. Он оглядывается по сторонам и затягивает жгут на руке. Завтра он передознется, завтра его уже не смогут спасти. Но это будет завтра, а сегодня, сейчас, он радуется тому что жив, радуется всему вокруг в последний раз как маленький ребенок.
Я шел по улице, через дворы, мимо помоек, в которых капаются как старые облезлые коты бомжи и думал:
 Но почему этот чертик в банке такой злой и мерзкий? Почему он не может жить в мире и согласии с нами, со мной, с собою? Мы же можем понять друг друга, найти общие интересы и симпатии, делать добро, а не зло. Неужели это так тяжело  сделать шаг навстречу. Наверно очень тяжело… А если тяжело для таких рогатых черненьких созданий, то что уж говорить о нас  простых смертных, которые рождаются заведомо обреченными на слабость.
Мы слишком сильно зависим от окружающих, каждый из нас частичка целого общества, каждый из нас это целое. Даже твои мысли  мысли общества, а тело после смерти сожрут черви, оставив лишь кости кладбищенским псам.
 Уууууууууууууууууу…  завыл я волком. Остановился, закрыл глаза:
 Света, как мало света………………
Яркий солнечный луч разбудил меня. Я открыл глаза  моя комната  значит дошел до дома позавчера. Вчерашний день растянулся в длинную туманную линию, не оставив моему мозгу и надежду на воспоминания. Очень хотелось пить, а голова пребывала в состоянии легкой анестезии, что заметно ухудшало видимость и осязание.
Зашел в ванну, сунул голову под холодную воду, освежился, напился  более менее пришел в себя. Мышцы даже приятно ломило по всему телу, чувствительность пришла в нормальное состояние, а разум был прозрачен и легок.
Часы пробили девять часов, мне было пора идти учиться. Позавтракав, я вышел на улицу. Говорят: «Понедельник  день тяжелый»,  ничего подобного: день был великолепный, у меня было прекрасное настроение. Улыбка почти не сходила с моего лица. В метро приставал с глупыми вопросами к девушкам с заспанными глазами  они не врубались, мне было прикольно.
В институте я отсидел все занятия, и не просто отсидел, а участвовал в них. Некоторые мои вопросы приводили в замешательство профессоров! Как приятно ощущать, что ты что-то знаешь! Мое будущее сегодня осветилось ярким осенним солнцем, показав  я смогу сделать все что захочу…
Ближе к вечеру, а точнее около пяти, мои силы все еще велики и, как мне казалось, били из меня ключом, заполняя окружающее.
Солнышко грело спину (чуть-чуть), разливалось по золоту листвы. По реке проплывали мимо меня небольшие суда, стремясь на встречу морскому ветру и рыбе, косяками извивающейся в прозрачной глубине залива.
На набережной стояли рыбаки со множеством удочек в надежде поймать рыбку. Есть ее, конечно, нельзя, а вот кошку накормить  эти твари в состоянии пережить тяжелое отравление.
На улицах было много горожан (если без них, то все было бы мертво как в Припяти после аварии: одинокие пустые дома, брошенные вещи, скрипящие на ветру ржавые качели, бананы на березах, трехголовая собака, бьющаяся в судорогах на крыше высотного дома и тишина…), они гуляли после первого рабочего дня недели, и, так же как и я, радовались осенней красе.
Гуляя в центре города, я набрел на здание, где размещалось издательство того самого журнала, с главным редактором которого мне посчастливилось познакомиться на выходных.
 А вот и зайду!  подумал я.  Авось кофе угостят.
Поднявшись по длинной лестнице, я нашел офис, который был обозначен на визитке в моей руке, постучался и открыл дверь приемной. За столом сидела молодая девушка с огромным ртом, накрашивая помадой пухлые губки. На голове ее творилось что-то страшно-непонятное, складывалось ощущение, что вчера ее волосами мыли пол во всем здании, а сегодня она просто забыла их причесать.
 Что вы хотели?  спросила она поставленным писклявым голосом, не прекращая своего занятия и, лишь искоса, глянув на меня.
 Да так… я мимо проходил, решил зайти к Владимиру Владимировичу…
 Его сейчас нет здесь, и до конца недели вряд ли появится,  ответила она автоматически.
 Да конечно, сучка!  думал я.  Минуты две назад, наверно, тебе в рот сдавал.
Я медленно развернулся и направился вон из этого негостеприимного места.
 Ему что-нибудь передать?  кинула она вслед, немного отржавев.
 Ну… передайте, что я заходил,  безразлично ответил я.
 А как вас зовут-то?  она прямо на глазах делала успехи.
 Кай…  я вышел за дверь и направился по коридору к лестнице.
Пройдя метров десять, я услышал позади звук открывшейся двери и истошные крики:
 Подождите! Подождите!
Я остановился, повернулся  ко мне бежала большеротая подруга, размахивая длинными ногами подобно страусу.
 Простите меня,  начала она,  я стормозила  Владимир Владимирович ждет вас. Почему вы сразу не сказали ваше имя.
 Да пошла ты. Проверял я тебя!  подумал я, но не стал молоть чушь…
В просторном кабинете меня встретил Владимир Владимирович:
 Кай! Дорогой проходи. Танечка сделайте нам хороший кофе.
Ну вот это уже лучше, кофе я предугадал, но что он стал мне говорить дальше не входило в мои мысли.
Несколько минут попив вкусный кофе и потрещав о какой-то фигне, старичок наконец сказал ключевое слово:
 Кай… у меня есть к тебе предложение.
 Ну вот, это уже совсем приятно,  думал я,  надеюсь он замуж не предложит выйти.
 Я слушаю вас,  проговорил я сосредоточив внимание…
Через два часа я открыл дверь и вышел на улицу. Ощущения были странно-подозрительные и приятно-удивительные, перемешавшись в голове. Направился к ближайшему таксофону и позвонил Альфу. Он был дома и медленно спросил:
…что…?
 Привет, надо встретиться.  начал я.  Разговор есть. Через полчаса к тебе зайду…
 О.К.
 Что-нибудь случилось?  спросил он, открыв дверь и приглашая войти.
Я разделся и прошел на кухню:
 Объясни, почему этот хитрый старикан предложил мне работать в литературном отделе его журнала, кучу денег зарплаты и был очень мил со мной?
 О! Это событие надо отметить!  Альф достал бутылку шампанского из холодильника, подол мне фужер и через края наполнил его.
 Ну все таки?  не унимался я, отпив половину залпом.
 Ну я с ним поговорил немного, тем более стихи твои ему понравились…
Нет, стихи мои были говняными для всех, даже для меня. И если кто-то считал их хорошими, тот хитрил, либо я ничего не понимал. Да, я точно ничего не понимал.
 А тебе не понравилось это предложение, ты согласился?  удивился Альф.
 Понравилось конечно, согласился. Но почему человечки, которые смыслят в этом и гробят свою жизнь, стремясь там работать, ни фига их не берут, а меня рас****яя тут же взяли.
 Они все уроды дикие, и на работу берут уже давно не только за твои заслуги. Считай, что это талант, и удача тебе улыбнулась,  улыбнувшись сказал Альфонс.
 Ты что ли… удача?  нахмурив брови, поинтересовался я.
 Может быть…
 Спасибо тебе…  чисто поблагодарил я.
 Но тогда мы не можем больше с тобой встречаться, потому что я буду думать что плачу тебе за это, а это уже будет полная хрень. Я и сам могу добиться многого и такая ситуация лишь ослабит мое стремление обустроится, задержит мои силы, притупит инстинкт самосохранения. Возможно даже…
Он прервал меня:
 Ну ладно, не хочешь трахаться со мной, трахни ее,  Альф кивнул на блондинку, внезапно появившуюся в дверях кухни.
Она была обнажена… Она улыбалась… Взгляд ее был мутен… Она была великолепна.
Я поднялся, подошел вплотную, заполнив поле ее зрения и обворожительно вопросил:
 Как тебя зовут…детка?!
 Сережа… то есть Света…  язык ее заплетался, она улыбалась и пыталась свести свой взор на моих губах.  А ты трахнешь меня, лягушонок?
 Еще как, красавица!  протянул я, подхватив ее на руки и унося на постель.


Глава 5

Пускай я умру, неважно буду ли я беззубым стариком или завтра, один в лесу или в вагоне метро в час пик  все это не будет иметь, сейчас уже не имеет значения. Лишь хочу чтобы у меня оставалась память, хотя бы маленькая частица, которая возвратила бы в тот самый момент, как зарубка на дереве обозначенный в моем мозгу. Те же запахи, звуки, прикосновения, нравится, люблю, ты будут повторяться все быстрее и быстрее, четче и ярче, пока не вытянутся в бесконечный поток счастья, и, уложившись в секунды, растворятся в прозрачном воздухе, в лучах заката, в проливном дожде, чтоб вскоре вновь вернуться.
Я унесу с собой в могилу всю вселенную, когда я умру, умрут все человечки, все звезды, все вокруг и внутри меня. Свернется в точку на мгновенье и разорвется, породив всех человечков, все звезды, все вокруг и внутри меня. Я упаду из глубины космоса горящей звездой на Землю, на город, на крышу дома, где и сейчас я сижу и пишу всякую такую дребедень для очередного номера журнала.
Работая в журнале, я до конца понял слова Альфа. Ко мне приходило множество произведений, которые приходилось анализировать и выставлять на печать. Система была довольно проста: Владимир Владимирович давал тему для публикации в очередном номере, а моя задача состояла в том, чтобы отобрать как можно яркую и современную поэзию на эту тему. То есть я смотрел в большинстве на стиль нежели на содержание, которое было одинаково. Ничего старого и протухшего, только новое.
Вся эта система работала отлажено. Можно было подавать читателям тот материал, который хотелось мне. Нечто вроде зомбирования  человечки прочитав стихи думали в этом ключе и на подсознательном уровне поступали также как написано. Журнал был жутко модный и современный, поэтому понятно почему читатели, вслед за модой в одежде и музыке, тянулись к моде и с моих страниц. Мне дали целых две страницы, они были по-всякому разукрашены, и пестрели разноцветными буквами.
Просто возмутительно, я считал это все огромной махинацией с умами. Но в общем ничего плохого в этом не видел. Журнал открывал новых авторов, печатал их произведения, возрождал интерес к поэзии среди читателей, поднимая тем самым культурный уровень города. И если эта затея может приносить крупный доход  почему бы нет, тем более я получал хорошую сумму с этих денег. Все были довольны и авторы, и читатели, и Владимир Владимирович, который все чаще наносил визиты в администрацию города, а те в свою очередь поддерживали все его начинания.
Я начал относиться к творчеству, и к своему особенно, как к работе. Писал, печатал и получал за это приличные гонорары. Ненавижу себя за это: постепенно моя писанина становилась все более и более противной, даже невыносимой для меня, читатели же наоборот писали положительные отзывы и рецензии. Я разочаровался во всем. Писателей нужно бить, резать, морить голодом, ссылать в Сибирь, гноить в тюрьмах, тогда мы чувствуем по настоящему, выплескивая наружу истину. С другой стороны истина эта нужна немногим, большинству нужна тихая размеренная жизнь: томик Есенина, бокал вина и кресло-качалка. С первой зарплаты, а она была достаточно велика для меня, я решил снять квартиру на окраине города. Альф сильно этому противился:
 Ну зачем тебе квартира!? Живи у меня, здесь места хватит для нас.
 Нет. Я хочу жить один, мне часто хочется побыть у себя дома так, чтоб никого не было рядом, не сдерживай меня… Это ведь не значит, что мы будем реже встречаться.
 Как раз значит,  пробурчал он.  А в общем, ладно… Можешь приходить сюда, когда захочешь…
По улицам ходят лжепророки, предсказывая то светлое будущее, то конец света  деньги, деньги и власть в их мыслях, а за ними пустота, пропасть, в которую падают верующие. Музыка… одна лишь она расслабляла, уводила за собой в неведомые миры.
В магазинах куча всякого интересного для дома, для моего нового дома. Я выбрал мочалку, мягкую подушку, плед, желтого резинового утенка в ванну. Телевизор был, но я его практически не смотрел  времени не было, да и лишнее давление на мозги было не нужно.
Раз меня не били и не ссылали, я пытался поддерживать себя алкоголем и депрессиями. Вечерами и ночами один, тихо  так я отдыхал, готовил еду, спал, гадил, писал что-то новое, мешал только Альфонс, который часто вытаскивал меня из очередного одинокого запоя на свет.
Мы уехали за город, в лес собирать грибы. Мрачные ельники, сухая трава, как ковер устланная в пролесках и на лугах. Серое небо, ветер развивающий мои волосы, сухо перед сумерками и никого вокруг на сотни километров. Сказочные окрестности, которые немного пугают и затягивают в себя все глубже и глубже. На холме одинокий величественный замок, в котором живет рыцарь Средневековья, появившийся здесь за пять минут до моего прихода. Готика, орган, летучие мыши, грифоны, застывшие перед прыжком в пропасть. И я летел над всей землей, над всем небом, мягко ступая по тучам.
Стало красиво и уютно на станции в маленьком поселке. Деревянный перрон, две стальные полосы из ниоткуда - в никуда, лежащие перед нами. Ветер раскачивает одинокий фонарь, тусклым светом освещающий асфальт.
 А мы назад на машине не поедем?  спросил я, немного удивившись.
 Нет,  ответил Альф.  Я здесь ее оставлю…, потом будет повод вернуться… мне поезда очень нравятся, я вырос под стук колес.
Пока мы ждали электричку стемнело. В домах зажгли огоньки. Мне стало как-то неуютно снаружи, во мраке. Хочется стать сверчком, забиться за теплую печку и под тусклый мигающий свет лучины, стрекотать давно забытые мелодии.
Я подошел и обнял Альфа, сомкнув руки на его спине. Он укрыл мою спину краями куртки. Теплое сердце стучалось внутри груди, грея мои замерзшие нос, ухо, пальцы. Так бы и стоял ничего не говоря, в тишине, усталыми глазами упираясь, в мыслях путаница сменилась пустотой и спокойствием:
 Хороший ты, маленький зеленый гномик…
Мое благоговение прервал гудок приближающегося поезда. В вагоне спал старичок на своем набитом рюкзаке, шумные пьяные подростки в конце вагона, да пара старушек со скучающим видом, посмотревших в нашу сторону.
Я устроился у окна на сиденье из полированных сотнями тысяч задниц, золотистых досок. Альф сел рядом и стал читать пожелтевшую газету двадцатилетней давности.
 Я беру одну из газет, у меня дома целая стопка,  пояснил Альф.  В них все красиво, добро… Когда я был маленьким… в электричках старики читали их. Я часто подсматривал, что написано, просто текст, не понимая смысла, только отдельные слова: дружно, горячо любимый, солнечный, большой урожай… Картинки с полярниками, самолетами, космонавтами. Теперь могу сам читать, вспоминать…
В окно светила полная луна, мелькали тени деревьев, километровые столбы отсчитывали, вспыхивали падающие звезды у горизонта. Я вдоволь назагадывал желаний. Каждый человечек живет в своем особом мире, иногда настолько отличным от других, что даже одни и те же запахи воспринимаются по разному. Он строит его из маленьких кирпичиков, создавая дома и души. Сочиняет правила, по которым существует этот мир и исправно их выполняет. Единственное нарушение одного из правил приведет к разрушению всего сущего, ни на минуту не останавливаться, иначе  смерть… Иногда случается что эти миры пересекаются… понимать человечка, узнать все его тайны, вдруг почувствовать все, что чувствует он…
Поджав ноги на сиденье, я положил голову на его теплые сильные бедра, закрыл глаза. Альф читал газету, всматриваясь в каждую фотографию, в каждое слово, шелестел, перелистывая ее, как золотистый листопад. Пульсирующий звук колес убаюкивал меня, унося дальше, в темноту снов.
Проснулся от шума проносящегося встречного поезда, посмотрел на часы  прошло каких-то двадцать минут. Рука Альфа гладила мои волосы, я поднялся и сел. У меня была явно заспанная физиономия, протерев глаза и зевнув, я посмотрел на него.
 Я тебя люблю,  нежный взгляд, улыбка, Альф сказал это…
Слишком серьезно я относился к этим словам, но вдруг понял, что совершенно не обязательно задумываться. Разве, сказав это, беру на себя какие-то обязанности, ограничиваю себя в чем-то  конечно же нет. « Я люблю тебя»  всего лишь выражение чувств сиюсекундных, без смысла и последствий. Просто хочется поделиться этим чувством с другим человеком, тем более с объектом любви, чтоб и ему стало приятно до счастья. В следующий миг может проснуться ненависть или самое пустое  безразличие, а сейчас это так…
 Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю тебя,  еле слышно, словно читая молитву произнес я и коснулся губами его губ.
 Эй пидоры!  раздалось рядом.  Может пососете у нас?!
Альф посмотрел мне в глаза. Мы повернули головы за спинку сиденья. Перед нами стояли два пацана из компании в конце вагона. Они были в потрепанных джинсах и косухах, на вид лет девятнадцать. Самые синие и самые смелые на всем свете.
В следующее мгновение мы одновременно с Альфом выхватываем из за пояса пистолеты и дула останавливаются сантиметрах в двадцати от их пустых голов.
 А я думаю, что пидоры вы!  специально немного заикаясь проговорил я.  Ты снимай штаны, а ты соси у него! Очень жаль вас убивать, мамки дома ждут, они не переживут вашей потери…
Такая ситуация подействовала на них отрезвляюще. Они уставились на черные дыры и замерли в растерянности. Моих слов они явно не понимали, а наоборот начали думать как изловчиться и остаться на коне. Только после того как моя пушка прогремела два раза и осколки лампы посыпались на пол, они приняли команду к действию и начали делать это так быстро и архаично, что Альф уже не мог удержаться от безумного смеха. Вокруг нас началась суета: старушки закричали и все, находившиеся в вагоне, бросились в тамбур, ища укрытия в соседнем вагоне. Я тоже смеялся, но с бОльшим вниманием смотрел на его пушку: она была направлена на одного из суетящихся юношей, палец все глубже утапливал курок.
Все еще продолжая смеяться, я взял Альфа за руку и быстро потащил к дверям. Двери пшикнули и мы вышли на платформу.
 Твою мать! Ты хотел их замочить! У тебя крыша совсем съезжает!  я был в ярости, развел руки в стороны и ждал чего-то.
Его смех потихоньку утих, оставив слезы радости, которые он вытирал кистью. Смахнув их, Альф очень спокойно взял пистолет, и направив на свое бедро, выстрелил. Вспышка оглушила и ослепила, напугав меня. Через несколько секунд я услышал слова Альфа:
Фак! Все штаны испачкал!  он стоял и отряхивал темное пороховое пятно на штанине.  Максимум я заряжаю холостые.
Я растерялся…
 Да пошел ты!  я повернулся к нему спиной, злой скорее на себя чем на него.
Альф залился громким смехом пуще прежнего. А свежий ветер дул и звезды сияли на небосклоне.
Когда я пришел домой, то до сих пор вздрагивал при мысли о последнем случае. Я думал о том, сколько все это может продолжаться. Если наркоманом я еще не стал, то это из-за того что жил один, а в компании расслабиться, не сожрав какой-нибудь дряни, не мог. Но вскоре все прояснилось. Произошло это, конечно, не по моему хотению, я думаю, что это мой организм наконец таки подключил инстинкт самосохранения  последний цент в копилке.
Да, да… это оказалась женщина, вернее девушка оказалась в моей жизни. Вот так …, взяла и появилась. Из тумана, теперь почти постоянно стоявшего в моих глазах, из капельки росы на утренней траве, из последнего луча заходящего солнца.
Издательство часто организовывало и участвовало в разных вечеринках. Это был прекрасный повод наладить новое знакомство, поближе пообщаться. Мне это было не нужно абсолютно, но, по приказному настоянию Владимира Владимировича, присутствовал почти всегда. Я был в центре внимания. Ко мне подходили люди, задавали разные глупые вопросы, на которые мне совершенно не хотелось отвечать. Сидел бы в сторонке, ни кому не мешал и делал вид что не пью. Так нет же, мучили меня, даже просили прочитать в слух что-нибудь из последнего. Я ломался немного и рассказывал что-то совершенно бредовое, что первое приходило на ум, а они хлопали и восторженно одобряли меня. Мне хотелось потушить их всех из пенного огнетушителя, а потом я бы их отмывал и сушил, как полная домохозяйка отстирывает от грязи и вывешивает на улицу сушиться пожелтевшее белье. Но сдерживал себя, так как ближе к ночи, наконец, меня оставляли в покое, и я мог усесться в тихом уголке, потягивая один за другим стаканчики и высматривая хоть одну пару ясных глаз сквозь табачный дым.
И не видел ничего, мой взгляд нарочито ни за что не цеплялся, растворяясь в мутной пелене пространства.
Весь следующий день был какой-то необычный. Я встал рано утром, почистил зубы, побрился, помылся, одел чистую одежду  все это было для меня ненормально. Не то, чтобы я не следил за собой, просто мне это было не нужно. И тут  на тебе. Еще одно подтверждение того, что мой разум не властвовал над моим телом.
Очередная тусовка. От меня отстали раньше обычного, я был безумно доволен этим. Ну вот, совсем другое дело. Никто меня не трогал, не задавал вопросов, то есть то что мне нужно. Я сел на кресло стоящее возле стены  мое коронное место, и стал напиваться, глядя перед собой.
Вскоре алкоголь в моей крови был близок к десяти процентам от общего объема тела, а взор блуждал среди платьев и торчащих из них ног, вот-вот собираясь раствориться в тумане. Вдруг я увидел глаза, только глаза. Среди всего этого тумана они были четки и насыщены чем-то завораживающим. Я замер, меня передернуло, голову повело на бок, почти до самого плеча, и было такое ощущение, будто затылок пробили ледорубом и мозги ручьем вытекают из моего чела.
Она с кем-то разговаривала, переводя свой взгляд, но потом возвращалась в меня. Еще минут двадцать я просидел в таком состоянии.
Передо мной как в театре раздвинулся занавес, я увидел все: и людей, скучающих не меньше моего, и декорации расставленные по залу, но главным объектом этого спектакля была она. Здесь, сейчас… я могу подойти дотронуться до нее или хотя бы поговорить.
 Да, да!  произнес я еле слышно.  Надо встать и подойти!
Смотря в ее глаза, проплыл наверно милю. Совершенно растерялся и не знал…, не думал как начать разговор.
 Добрый вечер,  сказал я ласково.
 Добрый,  ответила незнакомка нежным голосом, не охрипшим от виски и табака.
И все… и я не знал что еще сказать, стоял как вкопанный, молчал как партизан и смотрел в ее глаза.
 Черт возьми!  думал я.  Какой странный наркотик. Уже два дня я пребываю в каком-то не свойственном мне состоянии и в довершении ко всему эти глаза. Я медленно плавился, как снеговик под теплым весеннем солнцем, и вскоре превратился бы в лужу, но она поднялась со своего места, и, протянув руку в мою сторону ладонью вниз, сказала:
 А можно тебя украсть отсюда?!
Это «украсть» подействовало на меня как анестезия в мозг  я завис и ничего не мог, кроме короткого:
 Да…
Незнакомка взяла мою руку и повела прочь из этого места. Мы гуляли по набережным, в парке, пили кофе в уютном кафе. Она  короткая стрижка рыжих волос, розовые губы, веснушки на лице и шее, отсутствие какой бы то ни было косметики, да и не нужна, розовое платье, черная шаль, армейские ботинки с отворотами шерстяных носков, и все то прекрасное, которое я мог вспомнить в своей жизни.
В начале говорила только она. Свежий воздух пошел мне на пользу, через час я протрезвел и мог вести полноценную беседу.
 Я читала твои публикации. По-моему первые произведения были куда более интереснее последних.
А я сказал, что она права, и что работа в редакции потихоньку меня убивает.
За окошком было темно, а на нашем столике горели свечи. Мы пили, наверно, третий или четвертый кофе, и мне совершенно не хотелось прекращать, да и по ее виду, впрочем, нельзя было сказать, что ей скучно. Она протянула ко мне кулачок и разогнула пальцы: на ее раскрытой ладони лежала монетка…
Я посмотрел на монетку, на нее, и тут вспомнил!
 Ты  Аня!
Та самая Аня  чахнувший цыпленок, которого я оставил в институтском туалете, пожелав удачи, и вычеркнул из памяти. Оказывается не навсегда. Так ВОТ почему она показалась мне знакомой, близкой, родной.
 Ты молодец,  продолжала она, улыбаясь.  Многого добился. Тобой восхищаются.
 И ты тоже?
 Да, но не твоим творчеством. Тогда ты мне очень помог, не столько своими словами (я тебя совсем не слышала), а тем что ты ушел… я поняла, что кроме меня самой мне никто не сможет помочь, а монетка была моим талисманом. И теперь я возвращаю тебе ее и говорю спасибо.
 А по-моему, задумчиво произнес я.  Ты добилась гораздо большего чем я…. В моей жизни теперь наоборот все катится вниз, причем с каждым днем все быстрее и быстрее. И любой день может быть последней ниточкой, отделяющей меня от падения в бездну. Вот тебя встретил  значит проживу дольше.
Она не могла мне ничего сказать, и не возможно этого сделать в подобной ситуации. Поэтому я перевел разговор на более приятные для меня темы:
 Ты очень хорошо выглядишь. Сильно изменилась с тех пор как мы последний раз виделись.
 И это мне нравится. Я горжусь собой, столько пришлось пережить за эти три месяца. Но теперь все в прошлом, осталось только хорошее: добрые люди, увлечения, стихи пишу, работаю.
 Да, я помню. Дашь что-нибудь почитать?
 Да, конечно. Тебе должно понравиться, я сильно стараюсь.
Уже наступила ночь, за окном на улице светлячками зажглись фонари. Огонек свечи отражался в ее чистых блестящих глазах, могло показаться, что еще миг и из них польются слезы. Я закрыл на секунду глаза, чтобы запечатлеть картинку в своей памяти. Глаза мои заболели и я понял, что безумно устал. Но мне ни в какую не хотелось расставаться с Аней ни на минуту.
 Извините,  сказал официант, подошедший к нам.  Но мы уже закрываемся.
Мы вышли на улицу, было довольно холодно, я посмотрел на часы  два ночи.
 Ты где сейчас обитаешь?  намекнула она.
 У меня квартира на окраине.
 Поедем к тебе?
Я улыбнулся и дОбро ухмыльнулся. Рыжая киска  она напомнила мне себя. Я был благодарен судьбе за такой подарок, даже если это кончится прямо сейчас.
 Пока я ловил ночное такси, Аня совсем замерзла и говорила, что ей не холодно. Я накинул ей на плечи свою куртку, дабы согреть.
По дороге, мимо мелькающих за стеклом витрин, мы болтали о пустяках и смеялись.
Еще в такси и дома я думал о сексе. Вернее мне совершенно этого не хотелось, я бы сходил с Аней в театр, в кино, поиграть всю ночь в «тысячу», просто быть рядом с ней, вести беседы, окуная розовую мечту в сознание.
Из окон моей квартиры был виден аэропорт. Я стоял у окна и курил рассматривая приземляющиеся и взлетающие самолеты. Аня согревалась горячим шоколадом, держа большую кружку маленькими ручками. Она подошла ко мне справа, проглатывая сладкое тепло, и прислонилась головой к моему плечу. Я посмотрел на ее рыжую макушку.
 У тебя очень мило,  протянула она, всматриваясь в ночь.
 Самолеты прилетают и улетают, люди переезжают, путешествуют… очень красиво… и эти разноцветные огоньки на крыльях….
Мне всячески хотелось избегать близкого контакта с ней, по крайней мере, если эта инициатива будет исходить от меня. Поэтому я пошел на кухню приготовить поесть и решил, что пока она сама этого не захочет не провоцировать.
Руки сами готовили на автоматике, а в голове творилось что-то странное, как я ни пытался отвлечься все равно думал о ней. Через несколько минут я решил пойти спросить хочет ли она есть.
Аня по прежнему стояла лицом к окну, высматривая в темноте железных птиц. Все в ней было совершенно, меня тянуло к ней как магнитом… очнулся уже когда между нами оставался метр. Каких усилий мне стоило поломать себя, чтобы не коснуться ее хрупкого плеча.
 Ты кушать хочешь?  спросил я, вздыхая тихо, часто и глубоко.
Она повернулась и с детским нетерпением:
 Да, очень. Я жутко голодная.
Я пошел обратно и по дороге к плите понял, что она видела мое отражение в стекле. Мне стало стыдно…, надеюсь она меня поняла. Когда же будет спасение? ТАК я могу умереть, выбросившись из окна или просто сердце не выдержит.
Стряпня моя ей понравилась, хотя она и сказала, что требуется небольшая доработка.
В ее компании сейчас я не мог находиться больше пяти минут, а смотреть в глаза не мог больше десяти секунд. Я был напряжен, сдерживая себя от того, чтобы не зацеловать ее всю, сию же секунду.
Мы поели, я взял посуду и понес на кухню, быстрее удаляясь от ее сумасводящего влияния.
 Тебе помочь,  спросила она с участием.
 Нет! Спасибо…
Совсем меня убить хочет. Чур меня чур. В голове мысли путались, а глаза бегали из стороны в сторону как шарик в пинг-понге.
Смыл лицо и шею холодной водой.
 Надо что-нибудь делать, только не думать об этом,  мысленно настроил себя.
Начал мыть посуду, медленно водя губкой по одной тарелке.
 Но она же сидит в соседней комнате, такая близкая и красивая… Не думать! Не думать!
Упс… я застыл, почувствовав ее теплое дыхание на своей спине. Она обняла меня сцепив кисти в области сердца. Дыхание пропало, остановилось твердым комком в горле, а сердце забилось как у маленького загнанного оленя.
 Бог мой, еще секунда и я сдохну!!! Ну скажи чего-нибудь, ну пожалуйста!  думал я, безнадежно пытаясь вздохнуть.
 Хочешь, займемся любовью?  спросила таки она еле слышно.
Я облегченно выдохнул. Девчонка чуть не довела меня до инфаркта. Улыбаясь, я ответил, что конечно хочу, повернулся и поцеловал ее нежные губы. Аня обняла руками мою шею и прижалась всем телом. Потом взяла за руку и повела в комнату, смотря мне в глаза.
Рассвет первыми лучами пробивался в окно, освещая спящую красавицу. Играло солнце в ее волосах, отблески кололи взгляд. Нежная кожа вся в маленьких веснушках. Я провел рукой по ее шее, груди, животику, бедрам. Рука чувствовала мягкий бархат ее тела. Еле сдержался от того, чтобы откусить кусочек ее попки. Аня  все в ней было так, как я мечтал в розовых грезах.
Я лег на спину и закурил сигарету. Встречая свой первый рассвет. Этим утром я был счастлив, счастлив сейчас и навсегда.


Глава 6

С этого момента в моей жизни появился новый человек. Аня была нова во всем: в одежде, в интересах, в мыслях, она просто была совсем другим человеком. Мы встречались уже месяц. Я узнал много интересного о ее жизни и о ней самой.
Каждый раз как мы встречались, она наполняла меня энергией солнца. Слепленная из лепестков роз, она вела себя скромно, часто сдерживаясь от необдуманных поступков, отвечала на мои вопросы однозначно и, как мне казалось, слишком просто:
 Скажи мне,  спрашивал я.  А что по-твоему любовь?
 Любовь…. Ну это когда ты рядом, когда смотришь мне в глаза, когда обнимаешь меня и согреваешь своим дыханием…
Я пытался найти второй смысл в ее словах (дурацкая привычка, которая стала уже правилом моей жизни), но натыкался:
 Кай, я просто люблю и не задумываюсь над этим… ТЫ моя любовь!
Ее слова были прекрасны, особенно сложенные в рифму. Сам я писАть почти перестал (одна-две строчки и все, а смысл, который там был заключен не понимал никто кроме меня), но ее стихи были полны свежестью и чистотой.
Она каждые выходные ходила либо в музей, либо в театр, либо в кино, а сколько книг было в ее голове  даже и не счесть. Мне же, бОльшая часть мировой культуры была не знакома, точнее я в музее был раза три, в театре два, а книг я читал только штук десять, и то из каждой по десять первых и последних страниц.
Иногда Аня поражала своим трудолюбием и готовностью к самопожертвованию. Особенно меня торкнуло ее предложение:
 Хочешь, печатай мои стихи от своего имени.
Этот ход был ради сохранения моей работы, так как она прекрасно понимала, что я был на волоске от увольнения.
 Нет, подруга, вряд ли,  отвечал я, немного озлобленно.  Если тебе все равно на твои цели, то мне не все равно. Ты просто убьешь меня этим.
 Зато сохранишь работу и деньги. Без журнала никто твое творчество читать не будет, и в конце концов тебе же жить на что-то надо! Ведь творчество  это не цель, а всего-навсего средство.
Это было резонно. В издательстве на меня все пялились как на вонючего бомжа (а может так, конечно, и было), особенно после того, как я однажды в обеденный перерыв вышел во внутренний дворик, разбил палатку, и варил на костре суп.
Я подумал, а скорее поломался и все таки уговорился печатать ее стихи под своим именем. Чтобы скрыть явную разницу в стиле, я немного их обрабатывал на свой манер. Получалось «ни рыба, ни мясо», но читатель и овощи ел очень хорошо. Никто этого подлога не заметил, кроме Альфа, который понял все после первой публикации.
Ее стихи были полны какими-то хитрыми выражениями, словами и образами, которые она черпала из искусства. Поэтому я решил заставить себя ходить с Аней познавать искусство хоть раз в неделю, чтобы тоже стать крутаном и знать кучу труднопроизносимых слов.
Она охотно соглашалась и мы ходили как молодая пара на выставки, представления, концерты, премьеры. Да… искусство меня совсем не затрагивало. Картинные галереи были слишком длинны, меня хватало только на полчаса, после часа просмотра я вдруг говорил Ане:
 Смотри какая классная картина – вот это шедевр!
 Это окно… раздражаясь говорила она, удивленно натянув брови на лоб.
В театре было намного лучше. Там был буфет! Приходя за полчаса перед спектаклем, я тащил Аню туда, ел бутерброды с колбасой и кормил ее пирожными. Потом мы проходили на свои места, я удобно усаживался на кресле и как только тушили свет… засыпал. Иногда храпел, вероятно мешая соседям смотреть спектакль. Аня толкала меня локтем в бок, а после представления отчитывала за мое хамство по отношению к ней, окружающим людям, и чуть ли не к Папе Римскому. В общем, антракт был лучшим местом.
Ну а книги  эти талмуды жизни и великой нравственности! Аня выдавала мне по две-три книги в неделю, самые лучшие, из ее личной библиотеки, а я брал их с обязательством прочитать.
Первые пять страниц и все. Я отбрасывал книгу в угол с криком:
 Дерьмо! Какое дерьмо! И все авторы  дерьмо!
После этого я звонил Альфу и мы встречались дабы совершить очередное празднование в честь победы зеленых гномиков над межгалактическими мутантами.
 Зачем она тебе нужна  эта книжная крыса?  спрашивал Альф, явно раздраженный нашим общением с Аней.  Кай, милый, ты же любишь меня и я люблю тебя, так почему мы не можем быть вместе, без всяких там посторонних!?
 Я люблю ее…, люблю вас обоих, и ничего не могу с собой поделать. Не могу я разорваться!… А может быть будем жить втроем?  пытался я прийти к компромиссу.
 Чего???… Ну нет! Твое тело я еще могу делить с кем-нибудь, но душу никогда! Ты тоже пойми меня. Я ее не люблю, она мне безразлична, но когда вы вместе в меня вселяется ужас, и я готов убить ее! Я никогда не смогу быть счастливым, пока она стоит на нашем пути. Поэтому выбирай: или ты расстаешься с ней или я убью ее… выбирай…. Я слишком сильно люблю тебя, чтобы оставить все на самотек!
Вот такие заявления делают некоторые люди. И что мне теперь делать? Остаться с Аней  Альф точно убьет ее. А разойтись с ней было выше моих сил.
Круговорот в моей голове закрутился с новой силой. Я пытался разобраться в своих мыслях, я должен был принять решение.
 О мой Бог! Выбор может свести человека с ума!
Проходя мимо железнодорожного вокзала, я остановился напротив расписания и решил купить билет на поезд, который увез бы меня подальше от этого города, на время, чтобы подумать, все взвесить и найти выход из создавшейся ситуации.
Я все тщательно распланировал. Получил зарплату и отпросился на недельку в отпуск, аккуратно собрал и уложил в рюкзак необходимые вещи, определил маршрут моего похода и подстригся. Оставалось сообщить об этом Альфу и Ане.
Мы сидели в баре у реки. Альф пытался мне что-то объяснить, а я сказал:
 Я уезжаю завтра, на неделю. Хочу разобраться в своих чувствах. Только ты должен пообещать, что не убьешь Аню, пока меня не будет, пока я не приму решение. Пообещай!
 О.К.  поморщившись согласился он.
 Ну вот и отлично! Ладно, мне пора.
 Я буду скучать, приезжай быстрее!  бросил Альфонс мне на прощанье.
Увидев Аню, я сразу понял  что-то случилось. Она мне про это ничего не говорила, а несла какую-то ерунду про меня. Честно говоря, я и половины не понимал из ее речей. И вела она себя как-то странно. Еще неделю назад, когда мы виделись в последний раз, она была совершенно другая. Теперь же была напряжена, и двигалась так, будто хотела уберечь от какой-то невидимой мне опасности.
Я смотрел на родные черты ее лица, на ее руки, кончики пальцев которых немного дрожали  она нервничала и боялась, наверно, говорить мне о своем переживании.
Вспомнив, что нужно сказать о том, что я уезжаю, я никак не мог собраться с духом и сказать ей (в таком состоянии ей было бы не очень приятно узнать, почему я вдруг решил покинуть город, и какое решение пытаюсь принять). Так и не решившись за весь вечер, определился, что не буду ничего говорить, а просто проведу этот вечер с Аней приятно.
Ее напряженность давила на меня, она постоянно уходила от ответа, когда я просил рассказать что с ней происходит. Поэтому я решил подойти с другой стороны, я начал рассказывать о своих детских похождениях, шутить и всячески разряжать обстановку. Это подействовало и, через некоторое время, Аня уже смеялась во весь голос.
Я держал ее за руку. Мне казалось, что проблема забылась сама собой, но неожиданно она прервала смех и замолчала, где-то минуту я терпеливо ждал ее слов, теряясь в догадках и сгорая от любопытства.
 Только не говори, что уезжаешь на недельку за город,  подумал я, но сдержался чтобы не рассредоточить ее.
Она посмотрела на меня, ожидая моей реакции, и сказала:
 Знаешь…………ты скоро будешь папой…
Loading……………………
Мои брови поползли вверх, а губы медленно распластались глупой улыбкой.
Прошло несколько минут, пока из моей груди коротким криком вырвалось:
 Вау!
Она обняла меня и спросила:
 Ты рад?
 Еще как, малышка. Это же здорово, я безумно счастлив. Я люблю тебя!
Я поднял ее на руки и закружил вокруг себя. Мы смеялись и были самыми счастливыми на свете людьми. А из моего кармана выпал билет. Ни я, ни Аня не заметили этого. Зато бродяга, который нашел билет, был страшно рад этой находке. Ведь билет Санкт-Петербург  Рио-де-Жанейро в один конец стоил для него целое состояние.
Жизнь преподнесла мне еще один подарок. У меня будет ребенок, мой ребенок, а может целых два или три! Вот он ответ на мой вопрос, вот он выход.
Одна лишь мысль об отцовстве приводила меня в полное отупение. Я постоянно улыбался как придурок и витал в облаках. Особенно я тупел, когда Аня рассказывала о результатах анализов и показывала ультразвуковые фотографии нашей девочки.
Через несколько дней Аня вдруг предложила:
 А давай поженимся.
Меня это несколько обескуражило.
 Тебе нужна свадьба, с кучей гостей, и тамадой?
Так мы это и так можем устроить.
 Нет я хочу в ЗАГС !  стояла на своем она.
 Зачем тебе ЗАГС ?
 Моя мама хочет видеть меня замужем…
Я сказал, что подумаю над ее предложением, а потом добавил:
 А ты в Данию поезжай, и там со своей мамой и повенчайся!
Я ходил по улице, на работу, дома почти ничего не замечая. В благоговейной прострации, ослепленного счастьем человека.
Мы повстречались случайно на улице, где-то через две недели после нашего последнего свидания. Альф очень обрадовался, когда меня увидел, да еще в таком состоянии.
 Привет! Рад тебя видеть!  сказал он, пожимая мою руку.
 Привет Альф,  я был рад этой встречи не меньше его.  Пойдем, сядем куда-нибудь, у меня есть хорошая новость, и у тебя, наверно, есть чем поделиться.
 Да, конечно!  согласился он.
Мы сели за столик, заказали по кофе. Альф начал рассказывать первым. Он поведал мне очередную авантюрную историю, в которую хотел втянуть и меня. Нужно было ехать в Финляндию и творить что-то непонятное с финнами. Затея была не продумана до конца, но приключения в том и заключаются, что не знаешь как будет завтра. Тем более я обожал это место зимой и весной.
 На лыжах покатаемся, в снежки с финками поиграем,  уговаривал меня Альфонс.  Только без тебя я не поеду!
Его глаза блестели от восторга и нетерпения перед приближающейся переменой. Я был последним связующим звеном в расписании его жизни, без которого он не мыслил будущее. Было заметно, что двухнедельная разлука пошла на пользу нашим отношениям, вернее и я, и Альф были счастливы этой встрече.
Вдруг я вспомнил, что у меня скоро будет ребенок:
 Главную новость я забыл! У меня с Аней будет ребенок, мы уже знаем  это девочка! Поэтому я вряд ли смогу с тобой поехать…
Когда я сказал слово «ребенок» Альф резко переменился в лице. Таким хмурым я его еще ни разу не видел. Было такое ощущение, будто ему сказали о смерти его матери или отца. Наступила долгая пауза, он молчал, а я не хотел ничего говорить, понимая, что мои слова сейчас не нужны.
 Перестань!  не выдержал я, схватившись руками за голову.
 Теперь я точно убью ее!  промолвил Альф, закуривая сигарету и мрачно смотря на пепельницу.
 Ты до сих пор об этом думаешь!?  встрепенулся я.  Ты уже совсем сошел с ума!!! Ты не сможешь это сделать!!!
 Почему очень даже смогу и сделаю.  он говорил твердо.
 Но ты же любишь меня! Разве ты не хочешь чтобы я был счастлив?!
 Нет…
Ничего не сумев ответить на эту пулю в лоб, я просто встал и пошел прочь оставив Альфа. Как мне тогда хотелось вернуться…, найти слова…, ну хоть что-нибудь сделать…. Но я ушел, ушел не оглядываясь, под холодный проливной дождь.
Я стал все реже появляться дома и на работе. Просиживал с утра до ночи в кабаках, пытаясь разобраться в своих мыслях.
Голова болела каждый день и не столько от бурления мыслей в мозгах, сколько от коктейля алкоголя и наркотиков. В лучшем случае я просыпался дома на полу, в луже собственной мочи и с всепоглощающим чувством неопределенности, но чаще под лестницей в каком-нибудь подъезде с кровоподтеками на лице, в разодранной в клочья одежде и с тем же убийственным чувством.
Одного я не мог понять: Почему только за то, что я есть, на меня сваливаются мегатонны всякого дерьма со всех сторон? Ведь жил себе спокойно, никого не трогал, хотел чуть-чуть счастья и летать по ночам. И вдруг люди начинают выворачивать мою душу на изнанку, крутить ее, вертеть в своих грязных лапах, топтать ногами в грязи.
 Все вы сволочи!  кричал я в пустоту.
Я всегда знал что я один на этом свете. И никого кроме меня нет. Только я один, остальное  пустота. Сейчас я понял это, доведенный до отчаяния человек, в огромной вселенной хаоса и анархии.
Очнулся я на берегу залива, замерзший, с недопитой бутылкой водки в руке. Шел мокрый снег, волны падали на берег, меся грязную жижу. Я был трезв, трезв как никогда  это было сейчас тяжелее самого гнусного похмелья в моей жизни, но самым тяжелым было то, что я почувствовал, что это случилось…
Нехотя я поднялся и побрел к автобусной остановке, окуная ботинки в лужи таявшего снега. Пока ждал автобуса, на последние деньги купил в ларьке бутылку водки. Выпил ее до дна, в надежде, что алкоголь еще действует на меня. Нет, в те пятнадцать минут, что я ждал автобус, ни одна частица моего тела не потеряла бдительности, и потом тоже…
Автобус вез меня через весь город. За окном мелькали дома, люди, деревья, припорошенные снежной массой. Я не хотел ничего видеть и слышать, даже завидовал инвалидам, без слуха и зрения. Страх, столкнуться со смертью лицом, усиливался с каждой секундой. Всем своим естеством я надеялся на сердечный приступ, но сердце работало как часы:
 Тик, так, тик, так…
Моя остановка. Приложив немало усилий, я вышел и уставился на окна своей квартиры, пытаясь что-то там высмотреть. В одном окне я заметил свет:
 А может быть…
Стремглав я помчался к дому, по лестнице, мой этаж, моя дверь. Распахнув дверь, я прошел в большую комнату, где горел свет.
На полу, посредине, лежала Аня. Из ее груди красным ручейком стекала кровь в уже припекшуюся лужу на ковре.
Я подошел и опустился перед ней на колени. Волосы ее были растрепаны, глаза застыли камешками, а кожа еще хранила розовый оттенок.
Из моих глаз потекли слезы, я зарыдал уткнувшись лицом в ее живот. Ее тело было еще теплым, а где-то внутри нее умирала наша малютка.
Прошло минут двадцать. Я поднялся с пола, последний раз взглянул на бездыханное тело Ани и ушел, закрыв дверь на два оборота ключа.
Все смешалось в моей голове, мыслей не было никаких, пустой взгляд и лишь одно желание  последний раз увидеть Альфа, посмотреть ему в глаза.
Я ничего не слышал и не чувствовал, только мелькали перед глазами картинки зимних пейзажей города. Все в темной мертвецкой дымке.
Теперь я знал что и как делать. Для этого понадобилось всего несколько часов, несколько часов в которых прошла вся моя жизнь.
Я поднялся на этаж, где была квартира Альфа, дверь была закрыта, я толкнул ее и она распахнулась. Альф сидел на кухне, склонив голову вниз, и теребил потухший окурок в руке. Когда я вошел, он поднял голову. Его глаза были также пусты как и мои. Я прошел к окну и сел напротив него, прислонившись спиной к стене. Мы просидели так час, может два. В этот момент я понял, что имел ввиду Альф когда говорил об убийстве. Сейчас мы сидим тут, и никого кроме нас нет и быть не может во всей вселенной. Теперь мы связаны навеки и ничто не сможет нас разлучить.
 Я думал  это просто,  чуть слышно сказал Альф.  Но теперь…, я не смогу жить с этим предсмертным взглядом…. Убив ее, я убил и себя…
Я смотрел в окно, там падал снег. Прилипал к веткам, к окну.
 Кай. Только пообещай мне…  я посмотрел на него.  Что мы встретимся там как можно быстрее. Я буду ждать тебя каждую секунду.
С этими словами, он взял со стола пистолет и приставил его к виску. Из его глаз текли слезы, капельками падая на пол.
Последними его словами были:
 Я люблю тебя!
Потом прозвучал выстрел, жутким грохотом отразившийся в моей голове. Я услышал как его тело повалилось на пол, но уже не видел этого  передо мной упал черный занавес. Мое тело бросило в дрожь…
Затем следовали смутные очертания автобуса, электрички. Я вышел на какой-то станции и медленно побрел через заснеженное поле.
На небе медленно плыли серые тучи. Я поднялся на пригорок, на котором рос высокий раскидистый дуб. Метрах в трехстах от этого места, у реки, располагался монастырь, его черные купола и воткнутые в них кресты пятном вырезались из белоснежной долины.
 Господь мой Бог!  кричал я в сторону монастыря завязывая петлю на веревке, другой конец которой уже привязал к толстому суку.  Я стою перед тобой обнажен телом и душой! Ты подарил мне эту жизнь, а я прожил ее. И теперь я иду обратно, ведь ты понимаешь, что жить на этом свете я больше не могу!
Я встал на высокий табурет, который прихватил у Альфа дома, и затянул петлю на шее.
 Сейчас мы увидимся с тобой!  все громче орал я, хотя тишина давила на уши.  И я хочу пообещать, что когда это произойдет, наступит твой судный день! Я сделаю с тобой тоже, что ты сделал со мной!
Взглянув последний раз на этот мир и мысленно попрощавшись со всем сущим, я толкнул ногой пенек. Мое тело повисло на веревке, перетянувшей шею. Последнее, что я помню  это яркая вспышка света, ослепившая меня даже сквозь опушенные веки.



Глава 7

Открыл глаза. Я лежал на кровати, укрытый толстым одеялом. Страшно болело горло и голова. Дышать было тяжело, а глотать просто невыносимо. Вокруг меня не было ни красных языков пламени, ни бесов, однако и раем это место трудно было назвать. Крохотная комнатушка с высоченным потолком, тумбочка у кровати с огарком восковой свечи, стол со стулом у окна, которое было зарешечено толстыми металлическими прутьями.
Я, осторожно, дабы не двигать и не вертеть головой, сел на край кровати. На мне была надета длинная белая рубаха, свисавшая до самого пола. Мои ноги не нащупали никакой обуви на полу. Я встал и босиком пошел к окну, терпя холод каменного пола.
На улице наступили сумерки. Но все еще можно было разглядеть окрестности. Река, поле, далече я разглядел то самое дерево, на котором вешался последний раз что помнил.
 Так я в монастыре…  догадался я.
А потом добавил вслух:
 Даже умереть не дадут!
Эти слова вырвались из моего чрева необычными хриплыми звуками, больше похожими на мычание коровы. Не сумев себя сдержать, я закашлялся, причем у меня перехватило дыхание, и голова, кажется, распадалась на сотню маленьких кусочков.
В этот момент со скрипом отворилась дверь, и на пороге появился человек в черной рясе. Он подошел ко мне и подал большую кружку с жидкостью. Я опустошил ее до дна. Это был какой-то отвар, потому что во рту остался горький привкус травы. Настойка подействовала сразу, кашель прекратился, и голова, если резко ею не болтать, тоже вроде угомонилась.
Стоя спиной к окну, в свете заходящего солнца, я смог рассмотреть его подробнее. Монах был чуть ниже меня ростом, черная ряса, черная шапка, длинные волосы, по-видимому затянутые сзади резинкой. Густая борода его лежала на груди до солнечного сплетения. На меня смотрели темно-карие глаза, а по неглубоким морщинкам вокруг них, я предположил, что ему лет сорок пять.
 Я помогу тебе лечь,  сказал он низким мягким голосом.  Ты еще очень слаб, не следует тебе вставать.
Я повиновался и, опираясь на его руку, дошел до постели и лег, укрывшись одеялом. Мне хотелось поговорить с ним, но я помнил, как больно было кашлять, и не стал делать этого. Он встал у кровати и сказал:
 Теперь постарайся заснуть, тебе нужно набираться сил.
С этими словами он перекрестил меня и вышел, закрыв дверь. Может отвар подействовал быстро, а может и в самом деле я был очень слаб, но минуты через две заснул.
Яркий свет разрезал мои глаза, по началу я боялся их открывать, но вскоре привык и уже почти не щурился. Солнечный свет, отражаясь от снега на улице, освещал помещение, и оно казалось не таким мрачным как вчера. Все в кельи было по-старому, только стул стоял возле кровати, и на нем лежала моя одежда, чистая и аккуратно сложенная.
Маленький ком боли затаился во лбу, но это меня не сильно тревожило. Мышечная боль, даже приятная ломила мою шею.
Одевшись и выпив теплый чай, который заботливо был оставлен на столе, я открыл дверь и вышел из комнаты.
Направо от двери была стена с окном, а налево тянулся коридор с многочисленными дверьми. Я пошел по коридору и вскоре дошел до узкой лестницы, которая спиралью спускалась вниз. Спустившись по ней, я очутился перед дверьми. Открыв их, я очутился на просторном дворе, окруженном монастырской стеной. Светило резкое зимнее солнце. Летали и заливались трелями птички. Снег глубокий по колено, белоснежный блестел перламутром в лучах. Через двор было расчищено несколько тропинок, ведущих в разные концы двора. Метрах в двадцати справа, у часовни, я заметил двух монахов. Подойдя к ним, я узнал в одном человека, который заходил ко мне накануне вечером.
 Как самочувствие,  спросил меня бородач, уже знакомым голосом.
 Спасибо, намного лучше,  поблагодарил его я.  Отвар очень помог, горло чуть-чуть болит и не кашляю совсем.
 Мы не знакомы,  продолжил он.  Меня зовут отец Михаил, а это…,  он показал на стоящего рядом человека.  Отец Георгий.
 Очень приятно,  ответил я.  А меня зовут Кай.
Затем отец Михаил что-то сказал другому и обратился ко мне:
 Ты голоден. Пойдем, накормим тебя.
Кушать мне хотелось страшно, поэтому я сразу накинулся на то, что мне дали. Еда была простая, но удивительно вкусная, мне даже показалось, что такой вкуснятины я еще ни разу в жизни не ел.
Батюшка сидел напротив и смотрел, как я уплетаю за обе щеки, поглаживая свою черную бороду.
Насытившись, я поблагодарил его, а потом спросил:
 А как я оказался здесь?
 Господь спас тебя, сын мой, уберег от греха…
Он пригладил бороду к груди, потом продолжил:
 Я был у реки, когда заметил яркую вспышку молнии на пригорке. Подбежав к дереву, я заметил обломанную молнией ветку и тебя, с петлей на шее. Пульс почти не прощупывался, и я подумал, что ты умрешь. Три дня мы боролись за твою жизнь, и, с Божьей помощью, ты поднялся на ноги.
 Молния!? Не может быть. В такое время,  удивленно воскликнул я.  Так вот откуда вспышка…
 Да, сын мой, именно молния. Она только обрубила ветку, даже не подпалив дерево. Это великий знак тебе был послан свыше.
 Ответь мне,  спросил отец Михаил.  Ты хотел убить себя, почему? Ведь самоубийство великий грех.
 По-моему,  отвечал я.  Самоубийство  это грех, когда ты считаешь, что смерть конец жизни. И если умереть  решаться проблемы. А тогда, я считал, что смерть  это продолжение жизни… Я не боялся умереть, и жить тоже не боялся. Просто… это был, по-видимому, единственный путь для меня, также как теперь, я считаю эту жизнь единственным путем.
 Самоубийство  грех независимо от того как ты к этому относишься. Не мысли делают нас людьми, а поступки. И перед Господом мы предстаем в глазах других людей.
Мы говорили еще часа три. Батюшка ответил на все мои вопросы, а я на его. Он очень внимательно слушал и вселил в меня уверенность.
Вот и Муза вернулась ко мне. Я написал несколько замечательных, на мой взгляд, стихотворений. А отец Михаил и другие братья похвалили меня и сказали, что во мне много доброго и светлого.
Мое сердце вновь стало чувствовать, мысли были добры и приятны. Ураган в моей голове успокоился. Здесь, в долине у реки, в этом монастыре я обрел новую жизнь. И как всякий новорожденный был крещен.
Тяжело было расставаться с этим местом, с батюшкой Михаилом, но все же нужно было возвращаться домой.
Сегодня я собрался в путь, в новый путь домой. Отец Михаил взялся меня проводить. До станции было километров десять, и у нас было время для прощальной беседы.
 Как я могу отблагодарить вас?  спрашивал я, готовый отдать все, что у меня было.
 Благодари Господа нашего. Молись, и неси людям добро, и воздастся тебе за старания твои. И главное помни! Господь отпустит тебе все грехи, но Он не сможет спасти душу твою из пламени адского.
 Если вам что-нибудь понадобится, я буду рад помочь во всем.  обняв его, сказал я.
 Да будет с тобой Бог!  сказал он на прощанье и перекрестил меня три раза.
Я сел в электричку. Оказывается до дома нужно было ехать часов шесть.
 Ничего себе  забрался,  подумал я.
Длинная дорога подарила мне восхитительные пейзажи зимней природы. На солнце блестели, покрытые серебром деревья. А сосны пробивались сквозь белоснежную пустыню вечнозеленой хвоей, дополняя ее темными пятнами. Еще дорога подарила долгий сон.
В город я приехал ближе к вечеру. Было часов шесть. Однако, как это бывает в зимние месяцы, стемнело, и мегаполис встретил меня множеством огней. Новый Год был на носу. Там и сям бегали люди, суетились выбирая подарки родным и близким. В своих толстенных шубах, они напоминали пингвинов.
А я не суетился. Я медленно побрел в сторону дома, засунув руки в карманы куртки, вдыхая ароматы жизни.
Подойдя к двери, я постоял немного, морально укрепляясь, дабы не сойти с ума, когда увижу, ставшую мне ненавистной комнату.
Собравшись с духом, я повернул ключ в замке и отворил дверь.
В прихожей горел свет, а через секунду из кухни вышла Аня, и, со слезами на глазах, бросилась в мои объятья.
 Милый мой, любимый…! Я уже начала думать, что случилось что-то страшное,  говорила она сильно прижавшись к моей груди.
Я расцеловал ее лоб, губы, глаза, и сказал:
 Солнышко мое! Ну что со мной может случиться, я же Богом отмеченный… Ты прости меня! Теперь мы не расстанемся никогда, ни на секунду, я обещаю, даже в туалет будем вместе ходить!
Ее это развеселило и она улыбнулась.
 Тебя Альф разыскивал. Он собирался уезжать и хотел попрощаться. Но узнав, что ты пропал, остался. Он мне все рассказал про вас. Теперь я понимаю тебя и люблю еще сильнее.
За ее спиной я увидел Альфа, который выходил из кухни. В его глазах я увидел любовь и все понял. Я подошел к нему, мы обняли друг друга, и он сказал:
 Прости меня…, я не должен был так терзать тебя,  и крепче обнял меня.
 Не надо слов,  протянул я.  Просто мы любим друг друга!




Растаяла жизнь как призрачный сон.
И с каждой секундой я ощущаю,
Что мир существует, покуда любовь
Волшебною силою нас согревает…








Санкт-Петербург
                2000