Сага Пройдохи часть 4

Предшествие четвертой главы

Псы греют бока о горящий - стальной - мусорный бак

Так много прилагательных на одну мусорку?

Но разве что-то стоит большего
В этом грязном от дождя городе?

Возьми мою руку
У тебя слезятся глаза
Где ты пропадал сегодня, Пройдоха и что пил?

Мокрый картон расползся
Разве есть что радостное в это мире?

Видно боги изготовили его под себя
Похитили нашу радость, оставив лишь мусорный бак
И расползшийся от сырости картон

Я был в доме ветров и оседлал одного
Вот потеха была!

А брыкался ли оседланный ветер?

Еще как, но Пройдоха - муж умелый и ловкий

Пустое, скажи, много ль ты видел?
Ничего, что стоило бы слов

Ты так боишься потратить их?
Мне больше не дают слов в долг

Я отсыплю тебе пригоршню

Глава четвертая

Чего уж действительно не жалел наш герой на жизненном пути, так это слов. Чего он только с ними не делал! Пройдоха слова: бросал, выгонял, сбрасывал, как змея - старую кожу, отменял, складывал на полке в чулане, сушил на балконных веревках, дарил, продавал оптом и в розницу, причем оптом дороже, менял у старых дев на штопаные чулки, накалывал на булавку в школьный гербарий, случайно забывал, оставлял на вокзале незнакомым людям, обещая на «минутку сбегать и забрать», выливал в помои, дробил на куски, которые потом сжигал, сдавал в пункты приема стеклянной тары, раздаривал друзьям и знакомым… Иными словами, делал все, дабы от слов избавиться. Пройдоха не любил говорить, хотя делал это часто и с непременным успехом. Все только и ждали, когда он заговорит. Оттого Пройдоха заговаривал еще до просьбы начать, сделался в суждениях резок и убежден. И вот, чтобы удовлетворить свои к словам и любовь и ненависть, устроился Пройдоха, немного подросши, поначалу работать в газетах. Только там нашел он счастливую возможность извергать множество слов, не произнося при этом ничего. Но это было, пожалуй, единственным преимуществом. Все остальное время Пройдоха принимал помешанных, тихих и буйных, внештатных авторов и клептоманов, обиженных судьбой карманных воров, водопроводчиков, жертв криминальной хроники, героев чужих публикаций, проституток, как в прямом смысле, так и в переносном, причем в переносном - чаще. Стал он раздражителен и угрюм, и от скверного характера растолстел, как хряк на выданье мясницкому ножу. И если поначалу своей работы подавал он признаки грядущего мастерства, то лет через пять предпочел жить тихо, да в стороне. Только и друзей у него было - говорящий хомячок, да девица из порнографического журнала. Как-то Пройдоха с нею и попал в удивительнейшую переделку, но об этом чуть позже.

Надобно вам сообщить, что газеты в стране Пройдохи представляют собой жалкое зрелище, и если хотя бы одну больше трех тысяч человек читают, так журналисты, в ней работающие, почитают сие за счастье и задирают свои бугристые сопливые носы. Оттого, что никто по этим носам щелкнуть не удосужился, они до сих пор глядят в небо, что ему, несомненно, не по нраву. Вот для того, чтобы внимание к своим газетам привлечь, и приходилось журналистам, вроде Пройдохи, всячески внимание к себе привлекать. Начал он с того, что изобрел безотказную поначалу теорию, которую сам же гордо назвал «херология». Отчасти поэтому сам он себя сравнивал с хронологами.

Заключалась теория в следующем. Раз людям, рассуждал Пройдоха, так нравится писать на заборах да стенах общественных отхожих мест скабрезные и грубые слова, стало быть, они и читать их там же любят. Ну, а чем же газета отличается от отхожего места? Наверняка ничем, решил наш герой, и попал, что называется, в самое яблочко. С того момента колонка, ведомая им в одной из газет, стала единственным местом, куда читатель этой же газеты и заглядывал. Как не заглянуть? Ведь слово «хер» встречалось там с периодичностью (согласно Пройдохиной терминологии) приблизительно один «херослов». То есть, три слова, с соизволения вашего, печатные, а четвертое - хер. Или - хрен, дерьмо, задница, мать - перемать, зашибись, что, в принципе, от заебись мало отличается. Тьфу, гадость какая, говорили читатели, и редко кто из них не звонил в редакцию, чтобы высказать свое осуждение столь низменному стилю. Но - звонили, а стало быть, читали, а делали это потому, что инстинктивно к подобным словечкам тянулись. Частенько Пройдоха себя даже сочинением мало мальски внятного текста не утруждал. Сделает болванку, слов на семьдесят, из самой отборной брани, да разбавит местоимениями, аббревиатурами, фамилиями и знаками препинания. Вот вам и колонка. И, хотелось бы отметить, читали это с увлечением, хоть, порою, и морщась. В общем, на публицистической ниве герой наш преуспел, то и дело поражая общественность текстом, вроде: «Наихреновейшая из херовин, та, что достала граждан этой республики. Да не засунуть ли нам ее в задницу этим коровам, плугам с недоразвитым мозгом, засранцам и мандавошкам. Зашибись… Устаешь от тупости этих людей». И все это - с гримасой уставшего от «тупости» умника. Одни ругали, другим нравилось, но все говорили: что-то в этом есть… Конечно есть, смеялся, Пройдоха. «Херология»!

Но вернемся к истории, произошедшей в жизни нашего героя при участии его подружки из порнографического журнала. Объявилась она в его жизни так: Пройдоха купил журнальчик и вырезал фотографию понравившейся ему дамы, чтобы повесить на стенку. Через два месяца своего там пребывания девица устала, ожила и приобрела объемность. С тех пор Пройдоха изредка с ней развлекался, и она в долгу не оставалась. Взял он однажды ее с собой в город, чтобы устроить спровоцированную сенсацию. Так журналисты называют разное, пользуясь Пройдохиной терминологией, дерьмо, которое потом выдают за «новость дня». Суть «сенсации» заключалась в следующем - девица заберется на крышу высотного дома, ступит на самый ее край, и подождет пожарных, машину «Скорой помощи», психологов, социологов и сотрудников Центра Стратегических Исследований Молдовы, в общем, пока народу внизу соберется побольше. После того, по плану Пройдохи, следовало ему и только ему взобраться на крышу и девицу от опрометчивого поступка, существующего лишь в воображении толпы, отговорить. Не забыв при этом сделать пару снимков на старенькой, как Ноев ковчег, «мыльнице», из жадности редакции выданную фотокорреспонденту лет двадцать назад, и которую он под честное слово и залог старой кепки Пройдохе на три часа одолжил.

Для начала Пройдоха разослал несколько анонсов информационным агентствам. Назывался анонс «Крыша - девушка - суицид», и содержал текст следующего содержания.

«Вот уже несколько часов на одном из высочайших зданий города, где располагается «Агроиндморкосвеклобанк», находится девушка восемнадцати лет. По словам очевидцев, она намерена покончить с жизнью путем сброса собственного тела с крыши здания на асфальт, расположенный на дороге, пролегающей под зданием. Увенчаются ли успехом попытки сотрудников соответствующих служб психологической помощи отговорить девушку от самоубийства? Следите за новостями.

Справка 1

Здание ««Агроиндморкосвеклобанк». Построено в 1967 году. Количество этажей - достигает шестнадцати, на шестнадцатом и заканчивает. Построено по заказу правительства МССР у строительного треста «Комсомолец Молдавии». Смета строительства - около 6 000 000 рублей по курсу на 1967 год.

Справка 2

Находящаяся под зданием дорога - асфальтовая (см. сообщение). Асфальт - тягучее вещество, в застывшем виде, однако, обладающее способностью выдержать удар головы падающей с одного из высочайших зданий города девушки, причем голова (см. предыдущую часть сообщения) этого выдержать не может.

На том сообщение заканчивалось…

Ожидания Пройдохи оправдались, о чем он и подумал, стараясь не глядеть вниз, на крыше здания через полчаса после рассылки анонсов. Причем на крышу тоже посмотреть без содрогания невозможно было - до того ее усидели голуби. Проклятых этих птиц на крыше собралось так много, и размахивали крыльями они так отчаянно, что Пройдоха боялся из-за этого оступиться. Магическая же формула - «кыш - кыш, гули - гули», не помогала. Видно, пернатые также пали жертвами стремления цивилизованного существа очутиться на страницах газет, пускай и на втором плане.

Отщелкав несколько кадров, словно бурундук - орешков, и наговорив соответствующий моменту текст в диктофон (тот только и делал, что отплевывался от такого текста), Пройдоха предложил подруге спуститься вниз, под звуки фанфар полкового оркестра, срочно вызванного редакцией при содействии бригады Штефана чел Маре, дислоцированной в Кишиневе. Увы, героя нашего ждала напасть.

Беда заключалась в том, что среди журналистов этой страны полным - полно злых колдуний. Одна из них, позавидовав Пройдохе, проткнула восковую фигурку его девицы своим раскаленным языком, отчего фигурка съежилась и исчезла. В тот же момент девица, обернувшись плоской, как доска (о, где же твои округлости, любовь моя…) фотографией, упала с крыши и медленно, кружась в потоках воздуха и выхлопных газов автомобилей, стала опускаться.

Миг краткой славы! Как недолговечен ты… Оркестранты зачехлили трубы. Пожарные свернули шланги. Сотрудники Центра Стратегических исследований перестали исписывать блокноты. Полиция спрятала рации под форменные куртки. Голуби, потеряв всякий интерес к происходящему, продолжили гадить на крышу. Зеваки разбежались.

Пройдоха же понял, что вовсе не обязательно ему было сзывать толпы людей и зависть коллег. Хватило бы заметки о том же самом, написанной в уединении, философски размышлял он, получая урезанное на четверть за оплошность жалование.

А истина заключается в том, что я так и поступил, и даже девицы мне не понадобилось…
Пройдоха