Одноклассница

Она была первой девочкой, в которую я влюбился. Правда, это было не романтически-платоническое чувство, а двигал мной дикий подростковый сексуальный инстинкт.

Это было в конце седьмого класса. Я -- только что созревший подросток, она уже задолго до того выглядела девушкой. Но никто за ней особенно не бегал -- она была некрасивой и шепелявой и с плохим зрением, но очки постоянно не носила, а только на уроках.

Я тогда сидел за одной партой с хулиганом-двоечником, а она с подругой -- перед нами. И я спросил соседа по парте, хотел бы он ее трахнуть, и он скривился -- "Да, на. У нее морда некрасивая. И эти очки еще. Вот Федюнину -- да, вот ее бы -- да".

По-моему, Федюнина, ее подруга и соседка по парте была такая же некрасивая, только что погрудастее. Стандарты привлекательности были среди нас тогда странные и мне сейчас непонятные -- ценились только полногрудые жопастые девушки, худых и безгрудых дразнили "плоскими" и "фанерками".

Представляю, какие из этих фанерок получились потом супердевушки, но сам их не видел, потому что сразу после школы уехал из города и бывал там очень редко, ни с кем из бывших одноклассников не общался и на вечера встречи не ходил.

Она, кстати, не была ни полногрудо-жопастой, ни "плоской", а сосед мой по парте наверняка ей даже нравился. В нашем районе всем девочкам нравились только хулиганы-двоечники. Помню, я спровоцировал несколько шуточных драк между нашими двумя партами, и на мои удары она отвечало злобно и сосредоточенно, а на его -- с визгом и писком и прочим показателями энтузиазма.

Я уже потом рисовал картины, как он приходит к ней домой, когда родителей нет дома, и они "ебутся", и дрочил на эти видения. Сосед по парте многократно хвастался своими сексуальными подвигами, рассказывал про секс в подробностях, и звучало это убедительно, потому что сравнить было не с чем, да не только мне, а и почти всем остальном одноклассникам, хоть кто-то из них и говорил, что "уже не мальчик", но, скорее всего, они просто врали.

Я никогда не представлял себе секс с ней, хоть и осознавал, что мне этого очень хотелось. И я ничего не предпринимал для этой безнадежной цели, не делал никаких глупостей, не рисковал на веки обосраться и стать главным мудаком и кретином класса, а то и всей школы. Наверняка, она была еще "целка", как и все остальные одноклассницы, кроме одной, про которую все знали, что ее изнасиловали зимой, и был суд, и всех троих посадили, и она хвасталась, что они пишут ей письма из зоны и объясняются в любви, все трое, и каждый предлагал руку и сердце, как только выйдут.

Конечно, я мог бы пригласить ее в кино, но какая связь между кино и сексом? Какой шанс, что после кино мы пойдем к ней или ко мне или еще не знаю куда, и …

Никакого. Да и не хотелось мне в кино, я не знал, о чем бы мы разговаривали. Ну, может быть, об учебе. Она хорошо училась, я тоже. Ну, учеба учебой, а как же секс?

По вечерам я часами кружил на велосипеде по району, где был ее дом -- убогий деревянный дом в таком же убогом районе, и идти ей до школы или до остановки было полчаса. Мать ее я видел всего раза два. Это была нервная худая бледная женщина. По-моему, она работала где-то бухгалтером. А отец ее -- спившийся учитель физики, который у пивного ларька объяснял местным алкашам закон Ома, и они иногда это терпели, а иногда, когда он особенно возбуждался, давали ему по ушам. А еще про него ходили слухи, что в одной из школ, где он работал, он завел самую грудастую и жопастую восьмиклассницу в лаборантскую -- "пошли, я покажу тебе один прибор", вынул из штанов член и предложил заняться сексом. А она засмеялась и убежала и всем рассказала про это.

Во время своих велосипедных прогулок я иногда видел ее на крыльце дома или во дворе, но она меня не замечала из-за плохого зрения или просто не хотела замечать, а если бы и заметила, то что бы я ей сказал?

И я высвобождал свою сексуальную энергию дрочкой, а также немногими драками с ее участием. Помню, с каким кайфом я однажды сунул свой кулак в ее неожиданно мягкую левую грудь, после чего она на меня так презрительно посмотрела, что я покраснел, а сосед сказал "По сиське нельзя". Кончились драки тем, что я разбил ей очки -- она хотела ударить меня книжкой по голове, а я, защищаясь, махнул перед собой рукой и смахнул ее очки на пол -- и они разбились. Мне написали замечание в дневник и заставили принести восемь-двадцать на новые очки -- такие же некрасивые.

Потом закончился учебный год и начались каникулы, и я уехал из города и почем-то вдруг про нее забыл, а потом, первого сентября, когда она пришла в школу с завивкой и накрашенная, показал на нее пальцем и громко сказал "Что это за обезьяна?" и все засмеялись, и она покраснела и заплакала, и больше мы не разговаривали до конца восьмого класса. А в конце третьей четверти она устроила скандал с директрисой за то, что ей не разрешали носить в школу сережки и краситься, и она кричала "У нас же перестройка и демократия, а вы мне не разрешаете носить сережки" и ей поставили поведение "неуд" за четверть, и в школу она больше не пришла, доучивалась в вечерней, работала парикмахером.

Потом я ее долго не видел. Однажды, перед Новым годом в десятом классе, мы ехали в одном троллейбусе в центр, и она сама подошла и заговорила, как будто все всегда было нормально, и мы вспоминали наш класс и тех, кто после восьмого ушел из школы и я сказал, что сосед мой тогдашний по парте уже полгода как в спецучилище за кражу, и она сказала, что правильно, туда ему и дорога, и я подумал, что, может быть, он ей никогда и не нравился особенно, или, скорее всего, она изменилась и по-другому смотрит на вещи, да и я ведь тоже изменился, но пригласить ее в кино так и не решился.

А потом она пришла к нам в гости на выпускной вечер, и я танцевал с ней несколько танцев, напившись перед этим в туалете водки с одноклассниками, и потом пошел искать ее по темным школьным коридорам -- и нашел: она сидела с одним смазливым подонком из параллельного класса, и они целовались, и я повернулся и ушел.

В ту ночь, я так напился, что домой меня принесли, и это было со мной в первый раз.

Ну, вот, собственно, и все. Я про нее ничего не знаю. Видел как-то в троллейбусе в один из редких своих приездов. Она была с мужем -- каким-то алкашом -- и ребенком лет восьми. Была такой же некрасивой, как и десять лет назад, ни хуже, ни лучше.

Я не стал подходить.