Красный бархат

Томно потянувшись, она раздраженно что-то проговорила, явно нелестное. У нее опять плохое настроение, все надоело, особенно этот дурацкий красный бархат. Почему-то этот бархат раздражает больше всего. Резкое, недовольное движение, глуховатый протест, который конечно же, не будет услышан.
Еще несколько минутных-часовых-вековых мгновений, (что, в сущности, ей известно о временных рамках?), и ей опять придется сопереживать, надрывать всю себя, почему же нельзя учесть то раздражение, какое вызывает этот бархат?!
- Неужели же так трудно пойти на встречу? -  раздраженно думала она, пытаясь устроиться удобнее. Вообще-то громкие эмоции не в ее стиле. Она, такая идеальная и сдержанная. Для нее вне сцены и репетиций нет больших эмоций,  разве что раздражение от этого бархата! Ненавистного красного бархата!
 
Он шел, поминутно поправляя на плече этот нелепо-огромный футляр.
Почему-то для близких людей всегда важно, чтобы он, их маленькое сокровище, был если не знаменит, то хоть занимался бы чем-то «из_ряда_вон_выходящим». Для его родственников это было кредо. «Ребенок должен, ребенку надо…» - с самого детства он слышал эти фразы по несколько раз в день. А потом они решили, что музыка это его конек и принесли это. Она стояла в углу, раздражая своими пропорциями. Своей правильностью, манерностью она что-то сдвинула, нарушила в его мире. Он ненавидел ее.
Поминутно задевая прохожих, он нес свою ненавистную ношу на плече.

В машине наконец-таки было тепло. Тихие сумерки, влажно поблескивающий асфальт, молочные фонари и спешащие куда-то по своим делам люди. Хорошо никуда не спешить. Хорошо просто сидеть и ждать. Мимо машины прошел мальчик. Он  нес футляр с виолончелью, поминутно дергая и поправляя его с откровенной злостью. Поравнявшись с машиной, он так резко рванул футляр, перехватывая его удобнее, что там, где-то внутри глуховато недовольно отозвалась она – хозяйка этого неудобства, лежащая на ненавистном ей красном бархате.