Свидание

Интерактивный Рассказ. Читателю
Предлагается Выбрать Одно Из
Трёх Предлагаемых Окончаний.
Сигнал К Выбору – 

Опаздывать, как обычно, было модно. Уже бесцветные сирени коряво горбились над скамейками, выкрашенными набело невидимым ночным садовником, в обязанности которого также входило причёсывание взбитого за день песка и стрижка кустов, каждый год дающих блестящие несъедобные ягоды.
Солнце сгоняло с видимых ему скамеек людей и пригревало разморённых мух,
летящих на тепло и сладость белых спинок и временами отлучающихся до ближайшей урны. Андрей поставил уже безводную бутылку у чугунной лапы скамейки и сглотнул последний комок тёплой несмело пузырящейся воды. Элена опаздывала уже на четверть вечера. Кокетство лёгкого опоздания вырождалось в испытание на верность. Элена... Имя её, за отсутствием хозяина, четвертовалось Андреем буква за буквой: Элена,Лена,ена,на... имя,имя,монета,предлог...Что предложит она взамен недостающих часов свидания, пошедших бы на пощипывание тыла её ладошки, на нашёптывание округлых ласковостей от которых млеешь сам и проглатываешь зыбкую волну, бегущую откуда-то снизу. "Андрей,ну...не отворачивайся (красный поцелуй в ухо)...понимаешь, я красилась (“для тебя, между прочим”) и тушь закатилась в глаз. Смотри..."– она часто заморгала. Дрожали ресницы, совсем не красный больной глаз ("Щипет! Поцелуй его") просил прощение за не содеянное. И было уже не важно, что и у кого болело, сколько времени он ждал и холил, как лошадь, обречённую на загнание, всё растущее желание уйти, но знал невозможность отмерить четыреста знакомых шагов до вспыхнувшей в растущих сумерках вывески метро. Тот вечер с поцелуями под животом страдающего несварением поездов моста, с плаванием на отвязавшемся и отбившемся от стаи катамаране по меркнущему пруду, со стихами о рассвете... Вечер, окончившийся за полночным возвращением, красными глазами и злыми словами матери, Андрей вспоминал (вызволял из памяти, как духа прошлого, лижущего сердце) при позывах кусачего браслета часов вернуться домой и больше никогда, никогда не подходить к телефону, говорящему голосом Элены:"Завтра в три. И смотри, не опаздывай".
Андрей приподнялся со скамейки, но прижатый пятернёй пятого часа дня, вяло опустился обратно. Жара висела уже восемь дней, растягивая сутки до размеров солнца. Андрей поелозил вдоль скамейки и забрался под мышку тени куста сирени. Прохладней стало лишь глазам, и Андрей захлопал ими, борясь с негативными отпечатками дороги, от которой он так долго и многого ждал и, глядя на спинку скамейки, гадал: если поймаю за раз две мухи, то Элена скоро придёт, если нет, то...Андрей тихо подводил руку и резко на бреющем полёте ловил свою жужжащую надежду: осоловелую муху и крыло её кавалера, также гадавшего: если не поймает–женюсь, а теперь однокрыло жужжащего в своём фасеточном мире.
Прошаталось трое школьников. Их угораздило первый раз в ещё глупой жизни напиться именно в жару, и они качались, смеялись, невинно винно шутили и расплывались ещё больше от общей на всех жары. Андрей вспомнил как они с Эленой пили у неё дома родительский кагор и, чтобы не было заметно убыли, доливали воды. Один раз, другой, пока бледность вина не перестало скрывать даже бутылочное тёмное стекло.
 С сирени на брюки Андрею свалилась длинная вёрткая гусеница и пыталась хоть чем-нибудь притвориться, но светлые штанины были плохим полем для её фантазии, и она, отчаявшись, испустила грязно-зелёный цвет, воспроизводя собственный мир. Пятно вышло гадкое и Андрею пришлось раздавить гусеницу, жалея, что не доживёт она до Элены, которая до онемения боится всех червячков, жучков и шарахается от тополиных серёжек, превращающихся в дрожащих пальцах Андрея в гусениц.С трепетом в голосе Андрей предложил бы ей посмотреть, что у него в кулачке, и Элена, визжа, отпрянула бы от зелёного шевеления на ладони.
Но Элена дышала сейчас где-то далеко и, верно, рисовала карту выросших на пути препятствий ("Сломался лифт, а я живу на пятом... встретила подругу (десять лет не виделись)... оторвалась пуговица, двадцать минут пришивала"... И далее–в геометрической прогрессии). Андрей представлял Элену в нескольких минутах пути к этой белой облизанной солнцем обсиженной мухами и разморённым Андреем скамейке в парке с чудным именем "Леший Лес". Элена, впрочем как и все, не верила в лесных, да и в домашних духов, но лишь до захода солнца, ежевечерне впадающего в лёгкий летаргический сон...И тогда, духи мстили за неверие: пыхтели ежами в шуршащем чертополохе, пририсовывали лунной краской глаза деревьям и реяли нетопырями над всё понимающими, но всё же холодеющими Андреем и Эленой ("Пойдём туда"–невидимая рука делит воздух надвое–"там посветлее"). И вот они уже целуются под фонарём, смаргивающим лохматую бабочку– еженочную его мучительницу...
Андрей до предела потянулся, в голове зашумело и мир дал небольшой крен. Он мотнул головой и снова–штиль и вяло помахивающий мушиный мир были вокруг. Дорожка мрела в просолнечном воздухе и даже если бы разрешилась Эленой, то какой-нибудь квёлой, размытой, готовой опоздать без повода. Андрей таял, млел среди долгого ожидания и жары, глаза его, спа-саясь от яркого мира и не спасшись, закрывались и Андрей задремал, подкармливая сновидения трепетом об Элене. Вот спускается она с тополя, гармошечная юбка её цвета закрытого шлаг-баума колышется, доставая краем до сердца и легко пережимая горло Андрею. "Прости, Анд-рей, самолёт застрял в пробке и я прыгнула прямо к тебе. Прости меня,"–и Элена потянулась губами формы дрожащего поцелуя к бессилью легко забытых ругательств. Стало влажно. Она поцеловала ещё раз, ещё глубже и почему-то послышался запах пива. "В самолётах дают пи-во?"– спросил Андрей. Элена рассмеялась чужим голосом и пальцем тыкнула ему в плечо. Гла-за Андрея открылись, наполняясь слезливой солнечной влагой. "Что-то мы давно не виде-лись,"–пошутил Андрей, простивший потерянные часы одинокой сиреневой тени и кулаком те-ревший потерявшие дар видения ото сна и солнца глаза. "Рада, что ты рад,"–произнёс кто-то неэлениным голосом, накручивая невысокие волосы Андрея на палец. Его перетасовало от это-го голоса. Дрёма, испугавшись сердечного толчка, убежала и перекинулась на свалившуюся тотчас же на солнцепёке собаку. "Здравствуй, Татьяна,"–взлетели его веки навстречу неждан-ной. В солнечном свечении стояла перед ним Татьяна. "Ждёшь кого-нибудь? Я посижу с тобой. Ладно?" ... Ответ затерялся и донеслось лишь его эхо: "Да...Нет..."."Как тебя разморило,"–лас-тилась, уже сидя бочком, Татьяна: "Хочешь пива? Очухаешься". Андрей не хотел, но отглотнул холодной горечи, раздразнившей нос. "Что же ты не появляешься?"–пристраивалась поближе Татьяна, обхватив Андрея пухлой белой в рыжую крапинку рукой. Рыжие волосы щекотали ему лицо, он отдувался, вспоминая как отвечал чужим голосом на её звонки, перебегал улицу, зави-дя Татьяну, идущую навстречу прелестной рыжей феей (конечно в зелёном сарафане). Раньше встречались они на квартире её тётки–довольно призрачной женщины, работавшей с утра до ночи и собиравшей деньги на переезд в Финляндию, в Болгарию, затем–во Францию...Деньги у неё были давно, но по мере их роста росли расстояния и желания, и новые страны вырастали новой засечкой на косяке до которой нужно ещё дорасти стопке денег. Тётя была добра и её комната подставляла любой удобный предмет для сладостных игр, правила которой постепенно писали Андрей с Татьяной, не ведая, что игра давно изобретена и не огорчаясь этим...Медленно росла стопка тётиных денег, тихо протирался страдающий отдышкой диван и два года назад тё-тя, пересчитав в очередную субботу деньги, решила, что достаточно нажила, продала квартиру и теперь сыпала по двенадцать раз за год противоречивые открытки с видами на десятки горо-дов мира, отпечатанные почему-то во Владивостоке. Тётя увезла квартиру и пустота наполнила мир Андрея и Татьяны. Вяло бродили они в не безлюдном лесу. Он приходил к ней домой, но за нетолстой стенкой постоянно кашлял умирающий астматик, а у него в комнате их сковывало гибкое расписание работы его отца, звонившего в дверь посреди последней пуговички и шумно болтавшего о новом виде сверл, не замечая сверлящих взглядов сына.
 Тихо, с потупленными глазами они расстались, и память Андрея милостиво затуманила их встречи и изредка вспоминал он молочно-малахитовые глаза Татьяны, которая металась от встречи к встрече и вспоминала Андрея с непотрёпанной нежностью. Последнее время она сту-чала в его давно заколоченные на её сторону окна, выманивала Андрея из дому глянцевыми би-летами на последний сеанс, жалобой на потерявшийся браслет, который под силу найти лишь ему, лишь Андрею, и он лазал в пропотевшей аудитории её института, а она закрывала на тихую щеколду дверь и накидывалась на Андрея с уже подзабытой им страстью. Андрей отве-чал на поцелуи, но после этого–не отвечал на звонки телефона и с содроганием проезжал её станцию метро, прячась за спинами и косясь на зевающие створки, могущие породить рыжую бестию. И теперь, посередине или в конце ещё не начавшегося свидания, она появляется и бес-печно бесконечно радуется мягкости тающего Андрея.
Невозможность встречи её с Эленой билась на виске Андрея слепой жилкой. "Уходи, Татьяна, я жду человека"–голос требовал такой фразы. "Вкусное у тебя пиво"–сказал Андрей и повернул голову на дорожку, исполосованную за время ожидания нервным его взглядом. Издалека с самой вершины дорожки, неспешно набирая телесность, шла Элена.



Продолжение
Реальное

Дорожка словно подзорная труба, повёрнутая другим концом: Элена быстро увеличива-ется и увеличивается отчаяние Андрея. Элена с Татьяной с разморенной неспешностью сбли-жаются словно слепые жуки, бессмысленно прогудевшие сотни километров, чтобы столкнуться над рекой и утонуть.
Элена всё росла, и Татьяна была всё ближе со своими губами и руками, размягчёнными солнцем . И нет возможности отбросить эту рыжую проказницу и выплюнуть выпитое пиво. Вмиг вспотев и похолодев, Андрей неверными движениями освобождался от Татьяниных объя-тий, но леность его брыканий добавили ей уверенности, и вот–уже обвит он руками, коготки процарапывают рубашку на спине… Солнце давно убило тень куста и лезло в глаза вместе с чем-то рыжим и шептало: ”Пойдём ко мне. У меня тихо теперь. Сосед умер и дома никого.” ”Прочь, прочь,”–отталкивал Андрей её руки, но движения его не успевали за желанием и он со стуком в голове и со страхом на языке лишь шевелил какие-то слова... а Элена всё близилась, ещё несколько движений её босоножек (“твои любимые”–скажет она) и Элена различит его среди солнца, в объятиях зеленоглазой рыжеволосой незнакомки. ”Идём”–просипел Андрей во-рованным голосом–”Поедем к тебе”. Стиснув руку Татьяны, он рванулся на боковую тропинку и они быстро зашагали прочь от белой скамейки, подставившей жгучую поверхность удивлённой девушке с забинтованной здоровой рукой.
Андрей не поворачивался и невпопад улыбался Татьяне.

Продолжение
Нереальное

Андрей нащупал в объятиях Татьяны своё сердце и почувствовал, как на каждый шаг Элены оно отзывается дробным эхом. Он зажмурился и поцеловал Татьяну от непонимания как быть. Андрей выдумывал оправдание о полоумной сестре, которую он учит целоваться, о том, что он перепутал ("Меня с этой водомеркой!?!"–заверещит Элена)... Он стал покорен татьяниным поцелуям и лишь за несколько шагов Элены Андрей достал носовой платок и, отстранившись от Татьяны, принялся прочищать здоровейший нос. Элена улыбнулась скамейке с Андреем, и он сквозь занавес платка сказал, что очень рад. "Извини, я опоздала"–подходила Элена–"в ателье задержалась, вот–платье сшили". Андрей знал это платье: у него была быстрая молния, но он всё простит Элена, если она не вырвет все его волосы, а потом–и все рыжие татьянины. "Привет, Элена"– поднялась Татьяна с солнечной скамейки–"Я сама опоздала–волосы, видишь, покрасила Так что мы квиты. Познакомься–это мой брат Андрей"–сделала Татьяна жест от Элены к Андрею, будто резала вдоль клубничный торт. "Привет"–Элена кивнула Андрею. Он непонимающе поздоровался. Татьяна милостиво наклонила голову и проступил так ненавистный странно оканчивающий её худоватое лицо, второй подбородок из-за которого, как казалось Андрею он и расстался с ней. "На первое свидание пришёл"–с жеманной гордостью сообщила Татьяна. Элена сказала что-то о стихах и ночных духах. Но интерес к чужой жизни быстро иссяк, как колодец из которого лень вычерпать ил,и Элена с Татьяной ушли, разговаривая, разучивая взрослые интонации и ругая родителей: "Представляешь, говорит мне: "Мы мальчиков не формами привлекали, а содержанием". И всё книжку мне суёт. Набоков называется. А у меня на боку родимое пятно, так что в топике нельзя ходить. А она мне: "ты, дочка, лучше физику учи". А зачем она мне? Я физику подмигну–он мне хоть пятёрку подмахнёт"...
Андрей тупо, тряся по-собачьи головой, смотрел вслед Элене с Татьяной. Они удалялись и по очереди размахивали руками и Андрей воображал, что машут ему, что хотят объяснить не-соответствие правил и игры. Но Татьяна с Эленой шли прочь и объясняли друг другу строение мира. Андрей всё следил за ними, и его мир распадался на солнце и скамейки. Мухи висели уже в пустоте, и он сам замер в оцепенении.


Продолжение
Сюрреальное

И тут словно оркестр бесов очнулся в Андрее. Он взмахнул руками, стал дирижировать ими по татьяниной спине и всё охотнее отвечать на её поцелуи. Татьяна перепорхнула к нему на колени и Андрею стало так легко, что он подхватил её на руки, закружился, спугивая дремлю-щих мух, которые недовольно поднялись, и жужукаясь и оглядываясь, улетели. Элена, идя по дорожке, разучивала выражение лица при флюсе. Её щека в месте не рожденного флюса была натёрта небритой щекой любимой собаки. С ней Элена и провозилась. Посматривала на часы и представляла испуганно-радостное лицо Андрея, когда наконец он увидит её. Элена увидела ка-кое-то движение у скамеек. Ещё шаг, ещё виднее и поезд с разворота налетает на стог и слепнет. Элена окопалась на месте и прильнула взглядом к крестообразному кружению. Крушению при-вычного приличного свидания–опоздание ("Прости, флюс"), поцелуй, разговор об её красоте и платье, Андрей отлучается в кусты и возвращается с липкой земляникой в горсти, частокол гас-нущих сосен, включение электрических теней, оловянное озеро и тропинка из Лешего Леса с любовным романом под подушкой в конце. Всё это неопубликованным вихрем пронеслось пе-ред Эленой, и в центре верчения, раскрутив привычный мир по запрещённой кривой, вращался Андрей с какой-то рыжей ("Фу!Деревенщина!") девкой в зелёном сарафане ("У моей собаки та-кого цвета панталончики"). Хлопал глазами Эленин мир, щипался за ногу, но просыпался сам в себя. Тут Элена, вросшая в землю, вспомнила, что умеет ходить и произнесла ногами заклина-ние шагов. Но так ожидаемое движение раздвоилось, и на тропинке оказались две Элены. По-хожие как два зеркала. Элена посмотрела себе в глаза и испуг забегал между взорами, не оста-навливаясь и нарастая. "Что со мной?"–заголосили Элены на весь Леший Лес. Они потянулись в вопросе к Андрею, и увидели огромного, в небо ростом, с воротником из Татьяны Андрея. Го-лова его в солнечном нимбе обратилась к Эленам. "Ты помнишь какого цвета у меня глаза?"–спросил Андрей голосом зарницы и взглянул на муравьиную Элену, застывшую в испуганной ди-хотомии на ленточной дороге. Андрей смотрел на Элену и в четырёх элениных ушах всё эхало: "Ты помнишь какого цвета у меня глаза?". Одна Элена, вся дрожа, крикнула: "Голубого!". Анд-рей зашатался от смеха, а Элена по взмаху его век была лишена девичьих прелестей и обрати-лась в непослушную годовалую внучку. Другая Элена, трепеща при виде превращения, грозя-щего манной кашей и прыщами в тринадцать лет, крикнула: "Карие!"–смех Андрея удвоился, вырыл воздушные ямы и лицо Элены залучилось старческими морщинками, взор застило бель-мо, волосы стали похожи на вросший в голову парик, в пояснице началась перестрелка и вали-дол засосал под языком...
Бабушка, держа внучку за руку, учила её ходить на несколько шагов от коляски и приговаривала: "Вырастешь–будешь красавицей. А все красавицы, Эленушка, должны уметь ходить. Смотри–дядя с тётей за ручку идут. Видишь–какая у тёти походка?.." Бабушка задумчиво смотрела на покачивающиеся бока Татьяны. А внучка подумала: "Никогда не научусь так ходить", упала с ног и громко зарыдала.