Чёрный

   Чёрный, блестящий бисер на черной нитке. Одни события наслаиваются на другие. Их хаотичный и монотонный ход действует наркозом. Проскальзывая мимо, они улыбаются нам. Они открывают нам пути. Пути под наклоном. Пути, погасшие и пути засвеченные. Их мнимое разнообразие, их перевёрнутость. Да, они перевёрнуты. Карточный расклад. И каждый раз, натыкаясь на событие, ждёшь, что это и будет та самая женщина в чёрном. Что она будет смеяться. Что её пошлое сознание вынудит отбросить истину, что аморальность её рук опровергнет все правила и законы. Она поможет выбрать нужный путь. Женщина!
   Чёрный, блестящий бисер на чёрной нитке. Она говорит:
- Мы - это канат между животным и бессмертием. И большинство из нас висит на нём бесполезным грузом. Гибкость! Гибкость на этом канате жизни. Вот что является девизом человечества. Негласным девизом. Постыдным и интимным. Чем больше у тебя изворотливости, мускул, тем дольше ты провисишь на этом канате. Чем больше у тебя зла и жестокости, тем сильнее ты его раскачаешь. Люди соскальзывают и разбиваются, твой путь становится легче.
- Но твоя цель, не висеть, твоя цель двигаться. Опасайся упасть!!!

Гул, гул, гул. Я вернулся, я открыл глаза, я посмотрел на него. Оно было горячим и бесполезным. Моё тело. Я пытался что-то вспомнить. В роли кого я там присутствовал? Образы моего Я то и дело возникали. В них я стал пророком своей жизни. Я им был! Они переливались. Но как только я видел перед собой дверь и шёл к ней, брался за ручку, начинал приоткрывать её. Всё!!! Свет гас. Всё гасло. Это растворялось, оставляя после себя пустоту. Эта белая пустота. Она причиняла беспокойство.
Воспоминания ёрзали и шлёпались друг о друга. Они щекотали нервы, заставляли сердце изучать азбуку Морзе. Я понимал, что это не самое триумфальное вхождение в новый день, скорее это напоминало путь каторжника на каменоломню, но в этом и заключалась некоторая часть моей индивидуальности и непревзойдённости. Нет, конечно, я мог войти в эту пресловутую реку жизни и бытия. Мог войти даже удачно, не обращая внимания на температуру и чистоту этой реки. Мог войти, но не плыть. Неумение плыть по течению, топило всю шаблонность и образцовость этой красивой сказки по имени Жизнь. Единственное, что мне напоминало о том, что я всё-таки нахожусь в этой реке,  это пузырки-воспоминания, поднимавшиеся на поверхность, и тем самым, давая понять другим, что раз они есть, значит, от кого-то они идут. И изо дня в день эти пузырьки, в массе своей не отличимые друг от друга, поднимались на поверхность, и устремлялись вместе с течением. Это единственное, что в эти дни я мог предоставить настоящему.
Время было уже за полдень. Можно было опять искать причину в столь непотребном ритме жизни. Но стоит ли? Ведь у сна, при всех его минусах, есть одно большое положительное качество, столь необходимое мне сейчас. Сон бесследно проглатывал моё время. Он неразборчив в своих вкусах, ему безразлично счастливые или тяжкие это времена. Он лишь берёт его, в нужном количестве.
Процесс просыпания происходил как обычно долго и мучительно. Как всегда делалась попытка вспомнить о том хорошем, что может произойти в этот не начатый ещё день, но так как хорошее, впрочем, как и не очень, происходит вне предсказуемости, подушка с новой силой притягивала к себе. И вообще казалось странным, почему на засыпание «отводится» неограниченное время, и это не считается признаком изнеженности и лености, а в иных случаях это вообще нарекают бессонницей, которую считают болезнью, а вот долгое лежание в постели утром считается дурным тоном. Почему нет болезни под названием «сонница». Да, если бы она существовала, у меня был бы повод поваляться ещё немного.
Ощущение бесполезности не давало покоя. Вернее состояние полного покоя. Покоя близ грядущей жизни. Отвратности происходящего со мной и вне и меня. Гибрид нормальности и самоуничтожения. Плавность происходящего, соседствующая с резкостью и ударами, неожиданными ударами. Ведь так писали многие. Загорался красный свет. И наступал конец, ожидаемый, но не приходящий, и невозможный. И стремящийся к нему, почему-то, уходил к нему, где он, осознавая невозможность свой исповеди, оставался в застенке. Замурованность чувствительности, приводящая к катарсису. А ведь и польза вредит многим. Обнажиться – это, значит, нажать на клавишу. Вывести слово. Стихии недоразумения, до полного абсурда. И привыкнуть к этому, влиться в систему, значит похоронить себя в мирском обществе.  И перескоки прыжков здесь невозможны. Прямая походка свойственна другим. Где-то там внизу. У кого есть персональный мученик. Он мучается во благо других. Удовлетворение
от избавления ответственности.
Начало дня, начало мыслей. Рутина, которая похожа на трясину. Барахтаться, и махать руками. Жестикуляции наравне с вибрациями.