Память Innacrochable 4

(глава 3 помещена под названием “Жажда” в рассказах)

4

Обладая феноменальной памятью на даты, Майк умел сыпать ими не хуже, чем в безвозвратно далеком уже детстве рябиной из плевательной трубочки. Нимало не стесняясь отсутствием слушателей, Майк, как магические заклинания, бормотал их, сжимая и разжимая грязные под ногтями пальцы и такой, одержимый и величавый, оставлял разноречивые впечатления у стен и предметов домашнего обихода, в мещанском изобилии рассеянных всюду, где его, Майкова, нога изволила ступить и оставить след.
Анюта, ведая об этой его слабости, всячески её поощряла, во глубине по-детски еще наивной душонки надеясь, что когда-нибудь, пускай не скоро, Майк, благодаря в не последнюю очередь невинным этим упражнениям, воспарит в зенит славы, а с ним за компашку она — любимая, и уже там, в палящих лучах её, они будут служить предметом стойкой зависти многим и многим, кому ни при каких обстоятельствах не доведется встать с ними вровень. Как большинство отмеченных величием людей, будут они проявлять щедрость во всем, что будет им любо; будут покровительствовать пробивающим киркой в скале гранитной себе путь дарованиям; будут, развлечения ради, строить друг другу искусно натянутые за веревочки улыбки; и хвататься будут за любое попавшееся воспоминание, относящееся к благодатной поре их черноволосой смолистой юности.
На тебе тогда было, вспоминать будет Майк на правах старшинства первым, расцвеченное пестро платьице, в нем ты смотрелась лет на пятнадцать, не старше. Изгибы твоей спины мне были сладостны и желанны. Они занимали Майка куда значительнее любовной сцены, устроенной напоказ нам стаей бродячих псов. К той сучке, подхватывал (повинуясь перу, вдохновению, року) Майк, кобели вставали в очередь, лаялись, грызлись из-за нее, аппетитных её гениталий, и один, мне он напомнил овчарку, каждые три-четыре минуты вбегал по рыжеватое брюхо в воду и лакал, лакал и лакал, пока не отпускала глотку настырная жажда, давно всем нам вставшая тем еще комом; пуще прежнего он потом заливался, выражая недовольство происходящим, присоединившись к остальным. Там еще возлежали, как некие полубоги, сальные школьники на песке; Майк их, конечно, не запомнил. Отнюдь: общество двух не шибко смазливых краль делили числом таким же ровесники их — звезд с неба не хватающие ребята, и, — мы обоюдно это заметили, — зрелище деятельно совокупляющихся собачек живо интересовало их. А помнишь, с каким разочарованием на лицах провожали они животных, когда те, наконец, убежав всей стаей, угомонились? В другой уже раз подошел к нам старик. Он был молод. Спросил. О чем он спросил? Не иначе как который час. И что же мы ему сообщили? Отвечал Майк, меняла я купальные трусики. Поэтому он и подошел, гнида, сказал Майк вслед, когда он не мог уже нас услышать. Сам, поди, в его возрасте таким будешь. Что ж: старый, что малый. Вот уж не думала,
что эта известная всем поговорка
имеет более размашистое значение.
Я тоже. Да и вообще: никто из нас до поры до времени не думал ни об этом, ни о многом чем другом, о чем не раз еще случится задуматься, прежде чем мы утратим самую способность думать.
Опять здесь появляются пока еще не персонифицированный повествователь. В дальнейшем он должен давать о себе знать все чаще и чаще.