Нюрка, часть 6 - От заката до рассвета

         …Двухкомнатная квартира подруги, улетевшей на полгода в Сидней, забыла о покое. Слава Богу, это был
первый этаж, иначе жильцы бы давно повязали бедовую бабу. Сейчас она спала, похрапывая, уткнувшись харей в
липкий стол; в серебристых волосах опалово затаился окурок.
 - Иди, милый! – сердобольная соседка по площадке открыла никогда не запиравшуюся дверь Андрею. Кот
осторожно проскользнул в полутемную прихожую и сморщил нос – пахло куревом, перегаром и какой-то
тухлятиной из кухни. Давно бы сбежал - но не мог, не смел  бросить свою хозяйку.
            Он устало потерся о небритую женскую ногу, призывая сознание вернуться, однако Нюрка только
дернулась, взмахнула во сне рукой и вновь погрузилась в счастливое небытие. На столе стояла опорожненная
бутыль «черноголовки», видимых следов закуски кот не уловил, кроме нескольких подсохших кусков карбоната.
Он грустно заглянул в свой угол – миска была пуста, женщина забыла о том, что котов надо кормить. Хорошо еще
– подкармливали соседи, и удавалось с боем перехватить чего-нибудь на улице, а то давно бы сдох с голоду.
            Андрей вспрыгнул на стул, стул скрипнул, Нюрка резко вскинула голову и повела мутными глазами:
-          Ой, бля… кто это?!
-          Муррр! – отозвался кот и попытался отечески улыбнуться.
-          Ты мой котик! – нежно сказала она, протянула руку с растопыренными пальцами, но не дотянулась и сшибла
   стакан, виновато заморгала.– Ёп, ты ж у меня не кормленный…
   «Вспомнила, – обиделся Андрей, - четвертый месяц квасит, курва! Эх…». Гадить тоже приходилось только на
улице, так как на уборку нечего было и рассчитывать, а от запахов и так кружилась голова и рвалось кошачье
сердце.
   Тенью зашла старушка, неся кулек со свежими рыбьими головами:
-          Вы бы дверь закрыли, Анна Александровна!  А то, неровен час…
-          Пшла вон!!! – Нюрка стукнула клешней об стол, штоф звякнул, обнаружив свою пустоту.
   Соседка ретировалась, успев, однако, сбросить спец-груз в кошачий угол.
   Часом позже зашла пара хмырей из соседнего подъезда – спившаяся баба неопределенных лет и мужик
Лексей, считавшийся хахалем чисто номинально, так как был импотентом от многолетнего пребывания в хаосе.
    Алкаши всегда находят друг друга своим особым, зоологическим чутьем. Едва вылупившись, они
скапливаются и кружатся, как чаинки в стакане, гонимые могучей центростремительной силой, исполняя
замысловатый танец свободы, недоступный простым смертным. Но им не дано ощутить ужас  урагана, находясь
в самом его центре.
   
   Мужик нес подмышкой гостинцы - пакет с портвейном, сардинами в масле и пучком зеленого лука.
-          Что вы мне тут принес, рожа протокольная?! – накинулась хозяйка.
- На вот, купи приличной водки…- сунула мужику несколько мятых сотен, – Колбасы копченой, сыру, фруктов –
один раз живем, ёп вашу мать!
-          Аннушка, не волнуйся, одна нога здесь, другая – там! – суетливо запетушил мужичонка и исчез за дверью.
 
   Бабы молча закурили, чувствуя себя пожизненными доминантами; ожидание было невыносимым. Сейчас они
были, как две сестры – суровые, бесформенные, с глазами цвета весеннего неба - клоны болезни. Товарка
выпустила клуб дыма, закашлялась и осторожно спросила:
-          …Не вернулась?
   И поняв, что задала дурной, ненужный вопрос, вздохнула и заплакала почему-то. Нюрка злобно взглянула на
нее из-под опухших век. Потом злость ушла куда-то в пол, оставив взамен протяжный, печальный выдох. Кухня
медленно наполнялась смертельным дымом, и кот поспешно сбежал в комнаты, утащив с собой одну из голов.
- Когда женщина курит – это так сексуально! – подала голос гостья, откинувшись на спинку, нога на ногу. Когда-то
это была вполне эффектная блондинка, и внешность вынесла ее на гребень волны, но доброта и слабость
характера все же позволили утонуть.
-          Ну дак, ****ыть! Баба должна всегда выглядеть на все сто! Прально я говорю, Сонь?
-          Ты, Анна, женщина умная, вот за что я тебя уважаю! Я за тебя, такую, завсегда выпью… и где ж этот говнюк
   запропастился?
-          Не заводись, ща придет, куда денется! А давай пока портвешку хряпнем, что ли.
-          И то мысль!
   Нюрка привычно обработала пластиковую бутылью башку – у нее был свой, особенный метод – в пробке
концом ножа просто прорезалась дыра, чтобы не утруждаться ее вытаскиванием. Джинн выпущен. Они
чокнулись густо-желтой жидкостью и выпили свои посудины до дна. Гостья шумно тянула из потного стакана,
Нюрка – из любимой кружки с изображением рыб. Открывать сардины было обломно, захрустели луком, морща
хари от ядреных фитанцидов. 
- Не та закусочка-то! – заискивающе произнесла Сонька, вороша в воображении сыр российский и колбасу
царицинскую особую. Денег у нее не было пожизненно, Нюрка была просто золотой жилой в океане дерьма, и
пользовалась непререкаемым авторитетом и уважением среди местной алкашни.
-          Не жужжи, не дома.
-          Да что ты, Аннушка, разе ж я жужжу? Просто хочется, чтоб все как у людей… 
-          А мы что – не люди?! – взбеленилась вдруг Нюрка. – Мы самые люди и есть! Душевные, понимаешь?
   Чувствующие… Им всем, сволочам, не понять…
Она ударила себя в грудь, не рассчитала и скрючилась от пронзившей ее сердечной боли.
-          Ой, мать, ты чё это?
-          Ох, прихватило что-то… ****ь, больно-то как!..
-          Да ты посиди, успокойся…вот… я те щас водички налью. Левую руку за спину положи…сядь прямо, ни о чем
   не думай. Капли-то есть?
-          Не, все уже выпила… Не могу я не думать… Хреново мне, Сонечка, ох, как хреново! - слезы потекли из
   вареных Нюркиных глаз.
-          Да я понимаю…
-          Что ты понимаешь-то, чертова дура?!
-          Ну, тише, тише… Хочешь, я к соседке зайду? Она старая, у нее наверняка от сердца есть.
-          Не надо. Само пройдет. 
    Сонька участливо глядела на нее, хлопая размалеванными ресницами. Минут десять Анна Александровна
сидела тихо, потом помахала осторожно платком удаляющейся сердечной боли – словно стояла на рельсах, а
состав ушел в ночь, но она  знала, что он обязательно еще вернется.
-          Отпустило… Уф… Ну что, еще по одной?
-          Вот это дело! Могучая ты баба, Анна, настоящая, русская! Никакая хворь тебя не берет! За это и выпьем.
Обе туманно улыбнулись, со смыслом играя бычками меж пальцев. Налили еще.
-          Куда мою кружку схватила, дурь окаянная? Из своей хлебай… - Нюрка грубо треснула гостью по руке, потом
   мрачно пояснила:
-          Болею я… Помнишь, месяц назад гуляли?
-          Ага… Ну?
-          Тот удод, что у меня остался, заразный оказался, скотина… Лечусь вот.
 Сонька обеспокоено отодвинулась.
-          Не ссы, я вовремя поспела. Только кружку мою не трожь, и унитаза задницей  не касайся.
-          Ну, ни *** себе! – сказала Сонька, потом, помолчав, добавила:
-          Ладно, мать, хорошо хоть – не СПИД!
-          Точно! Хорошо все, что хорошо кончается. Давай еще по одной – за это.
-          Уговорила!
-          Сонь, а Сонь? – спросила вдруг Нюрка, разглядывая опустевшую кружку, - Мы с тобой кто – пьяницы?
-          Ну, не то чтобы совсем… - засомневалась приятельница, наморщив лоб, - Так, выпиваем, для успокоения
   души. А что?
-          А пьяницы попадают в рай?
-          А то как же! Ты даже не сомневайся, милая. Мы ж не наркоманки какие-нибудь! Безгрешные мы, Нюр, тоска у
   нас - вот и пьем. На свои… твои пьем, не воруем, не грабим…
 
   Только склеился умный разговор, как хлопнула входная дверь, послышались приглушенные голоса –
пришлось прерваться. Вечно мужики все испортят, паскуды!
   Судя по всему, мужичонка из боя вернулся не один. Соня вышла в коридор  встречать гостей; от них свежо
разило.
-          Уже набрался, мудила грешный! – накинулась она на своего дружка. – Не донес-таки! А это что за хмырь с
   тобой?
   Мужичок заискивающе улыбнулся, зашуршал  с готовностью принесенной снедью.
-          А это друг Вован, из дома напротив.
Вован, высокий, некогда статный мужчина, тоже из утонувших, шаркнул ботинками, потом неуклюже принялся
снимать их, обнажив духовитые носки, в каждом из которых розовел большой палец, выбравшийся на свободу.
 
      Женщины, будучи еще на ногах, споро заметали на стол, разложили закусь, истекая слюной, поглядывая
на ряд непочатых, стройных бутылей «гжелки».
- Хорошая водочка, правильная! – с уважением сказал Лексей, с вожделением оглаживая стеклянный бок, словно
дотрагивался до женщины.
- У нас сегодня прям праздник, -  сказала Сонька, оглядев стол. – Закусь царская, спасибо Анне Александровне!
            Нюрка не обратила внимания на комплимент, глубоко погруженная в свои мысли. Деньги кончались с
катастрофической быстротой, но ее это уже не волновало. Все меньше и меньше она вспоминала о реалиях
жизни, все больше погружалась в зеленую глубину. Что такое, в сущности, деньги? Ничто по сравнению со
страданиями души человеческой. Есть они, или их нет – страдания от этого не уменьшаются.
            
            Глубоко заполночь  в квартире еще велись философские беседы.
-          …цыц, бабье! …Кто в доме главный? – мужик! Все на нем, на мужике, и держится! –  пришелец
   разрумянился, инициатива так и перла из него, как поганые грибы в теплый дождь. Он ткнул кулаком
   приятеля, ища поддержки. Но тот уже был сильно пьян,  внимал рассеянно, как истинный алкоголик – тоже
   думал о своем.
-          Не ****и, Вовчик, - хозяйка нахмурилась, напрягая сознание, – Какой из тебя хозяин? Посмотри на себя –
   разит, как от козла, носки драные, жена небось была, да сбежала. Что ты в жизни можешь, таракан вонючий?
-          Ну, ты сказала! Гыы-ы! – заржала Сонька радостно, - Так их, чтоб знали! А то ишь, пуп земли.
-          Я не понял, - набычился, покраснел  Вова, - это чё, бабский наезд?
-          Да ладно вам, сцепились. Давайте лучше выпьем! – миролюбивая Сонька не любила скандалов. Зазвякало
   горлышко о стаканы, забулькал горный ручей, остужая минором разгоряченных путников.
-          Вот, лярвы… Развели тут матриархат, понимаешь… - пробурчал гость, уже менее уверенно, пряча остатки
   красивого лица в бутерброде с колбасой. Лишаться богатого стола, посланного сегодня небом, он не хотел.
-          Со свиным рылом в чужой монастырь не лезут, – поставила точку Нюрка. – Сиди, помалкивай, а то в рыло и
   получишь!
-          Ладно те, мать, успокойся! - пробовала Сонька увещевать крутую нравом, обожравшуюся хозяйку. Та вертела
   башкой, мутно и недобро поглядывала на  собутыльников. Открыли еще одну, мириться. Кто-то сказал в
   дыму: "Ну, споем, что ли?" - и начали нестройно, с разных ладов, однако потом, матерясь друг на друга
   вполголоса, вплелись, словно впряглись в одну лямку и потащили  свою бедняцкую повозку неизвестно куда…
   Гость хрипло подвывал, второй гегемон спал, бабы самозабвенно тянули, со смертельной тоской во взорах:
   "доооо самоо-ого тыынааа-а-а-а…!", и Лексей склонялся все ниже и ниже, пока, наконец, не свалился под
   стол.
 
 
   …Женщина лежала, бледная, растрепанная, вращая безумными глазами. Грязные седые волосы
разметались по подушке, ноги и руки дергались, как у заводной куклы.
-          Вуппль! Ты ли это? – женщина замахала руками, словно  пытаясь схватить что-то в воздухе. – А почему ты
   один? А-аа, подлый зверь… иди-ка сюда!
Молоденькая медсестра всячески пыталась приладиться с капельницей, но Нюрка бушевала, отгоняя призраков.
Подошли двое врачей.
-          Белка… Санитара зови, надо привязывать, - сказал один, усталый, со стетоскопом на груди, - а то иглу
   сорвет.
– Утром привезли. Тяжелый случай, плюс еще целый букет всякой заразы. Родственников пока не нашли,
заходила только  какая-то бомжиха, три часа тут просидела, но пациентка ее так и не признала. В общем, еще
одна прости-господи на нашу голову. Надолго.
            Дюжий малый, в коротком халате и сигаретой за ухом, поочередно стянул дергающиеся  конечности и
привязал к кровати.   
-          Аааа-а-а, брюхоеды!!! – закричала Нюрка, извиваясь. – Где моя дочь?!
Врачи переглянулись.
- Не ори, - мягко сказала сестра, - сейчас мы тебя глюкозкой, и все будет хорошо…
Нюрка вдруг затихла и строго посмотрела на нее:
- Кайя? Где ты была так долго?
 Потом отвернулась и замолчала, внимательно глядя в потолок, словно видела там что-то, недоступное другим.
                (окончание следует)