Жизнь Пупкина

  Трагична судьба Василия Ивановича Пупкина - этого непризнанного гения пера. О, что за строки лились из-под этого самого пера! - просто невозможно передать словами, такое роскошество надо видеть. Но негде. Да, трагедия Василия Ивановича Пупкина состоит в том, что не дошли его книги до читателя, не дошли... А из-за чего? Из-за женщин, конечно.
  Женщины смолоду интересовали Василия Ивановича и, надо признать, не столько теоретически, сколько практически. Он любил буквально всех, и это совсем не преувеличение! Но годы шли, Василий Иванович постепенно взрослел, набирался опыта, матерел, так сказать. И, в конце концов, остановился на двух женщинах - далее сократить свой кругозор он, как ни пытался, не мог.
  Это были: Анна Сергеевна Ахлюпина и Марина Кирилловна Цыгунова. И было из-за чего встать в тупик - каждая из этих барышень стоила двух, а то и трёх. Всё было при них - и ум, и красота, да и характер у каждой был дай боже. Кроме того и та, и другая, как и Пупкин, увлекались литературным творчеством, и даже подавали некоторые надежды (конечно, не такие, как Василий Иванович, но всё же); главным образом они писали стихи. Василий Иванович тоже начинал со стихов, но вскоре разочаровался в них; в стихе его раздражали ограничения, искусственные рамки рифмы и ритма - он был человек широкого склада и не терпел ничего, что бы сковывало его фантазию. И он отказался от стихотворчества и ограничился прозой - там он мог выразить себя так, как хотел - но стихи не ушли из его жизни, их он любил читать, а ещё больше - слушать из уст... Разумеется, из уст Анны Сергеевны и Марины Кирилловны!
  Как я уже сказал, Василий Иванович был человек широкой души, и это выражалось не только в творчестве, но и в жизни: придя к выводу, что ему одинаковы близки обе, он перестал искать лучшую между Ахлюпиной и Цыгуновой; казалось, его устраивало такое двойственное положение. Впрочем, так оно и было. Однако не все люди одинаковы, и, более того, скорее, наоборот - все люди разные; но это к делу не относится. А вот что относится: дамы не готовы были мириться с подобной диспозицией; каждая эгоистически предполагала Василия Ивановича своим, а соперницу - досадным недоразумением, раздражающей глаз пылинкой, которую следует удалить, и побыстрее. Желание рождало планы.
  Анна Сергеевна знала о любви Марины Кирилловны к шляпкам, и план её был таков: под видом презентуемой якобы Василием Ивановичем шляпки (инкогнито, конечно) подложить в коробку некоторое количество динамита - когда крышка будет открыта, последует взрыв, и соперницы как не бывало. Это, конечно, преступление, но на что не пойдёшь ради любви?
  Марина Кирилловна же, как более утончённая особа, решила прибегнуть к яду. Но - воистину! однообразно мыслят разъярённые ревностью женщины! (и мыслят ли вообще?) - отраву она решила доставить Анне Сергеевне также в виде презента Василия Ивановича, с той только разницей, что в данном случае это были любимые Анной Сергеевной трюфели, начинённые цианидом, в изящной коробке с бантом.
  И вот чем это всё завершилось. По странной иронии судьбы, оба плана вступили в действие в один и тот же день, точнее, - утро. Посылки были доставлены адресатам и уже были готовы выполнить то, к чему они были предназначены, но тут в губительное кольцо событий вмешался человеческий элемент в лице Василия Ивановича Пупкина (и не только его, но сейчас не время распыляться).
  Василий Иванович, с момента пробуждения находившийся отчего-то в весёлом расположении духа, решил нанести незапланированный визит к Анне Сергеевне. Настроение было прекрасное, он шёл и на ходу придумывал сюжет новой своей книги, которая будет, несомненно, лучше всех прежних (пусть даже ни одна из них так до сих пор и не увидела свет, но он верил, что этот час не за горами, что издательства наконец перестанут возвращать ему рукописи, сдобренные рецензиями в оскорбительным тонах, самые приличные из которых были: "Омерзительно", "Никуда не годно" и "Обезьяна напишет лучше", - пусть, они ничего не понимают в истинном искусстве), - так думал Василий Иванович, подходя к дому Анны Сергеевны.
  Та приняла его весьма радушно и немедленно сунула ему под нос коробку конфет, со словами: "Признайтесь, это от вас, шалунишка?" Василий Иванович ничего не мог понять, но на всякий случай поощряюще улыбнулся и неопределённо покрутил головой, дескать, кто знает, кто знает. Пройдя вслед за Анной Сергеевной в гостиную, Василий Иванович хотел, как обычно, попросить её почитать свои стихи, но она опередила его: "Давайте я вам почитаю стихи? Да? Но сначала скушаем в знак нашей дружбы по конфетке - вы из моей руки, а я из вашей..." - Ведь она не знала, к чему может привести этот сакральный ритуал.
  Так же как и бедный Василий Иванович. Коробка была аккуратно открыта, конфеты оказались в руках у влюблённых, ам, и губы сомкнулись на пальцах, перемещая отравленные сласти в полость рта. Цианид действует весьма быстро - мгновение, и два бездыханных тела падают на пол. Единственное, что можно сказать в утешение, так это то, что смерть их была практически безболезненна... Так, - давеча я заметил, что человеческий элемент выступал не только в лице Василия Ивановича Пупкина, - и это сущая правда.
  Дело в том, что третье действующее лицо нашей драмы, а именно, Марина Кирилловна  Цыгунова, будучи особой щепетильной, посчитала себя не вправе принимать столь ценный подарок, даже от любимого человека, и решила вернуть его Василию Ивановичу, расчитывая главным образом на его щедрость в будущем, после вступления в законный брак. Пока она несла картонку к жилищу Василия Ивановича, её раздирало простительное женское любопытство - картонка была тяжелее обычной шляпной, но Марина Кирилловна, приговаривая "успеешь ещё, успеешь ещё", воздерживалась от того, чтобы приподнять краешек крышки и заглянуть вовнутрь.
  Наконец она дошла. Каково же было её удивление, когда ей сказали, что Василия Ивановича нет. "Странно, обычно в это время он бывает дома... Ах, он, наверное, пошёл к ней..." - возмутилась и испугалась она одновременно; сначала порывалась, было, броситься за ним, но передумала и решила ждать развязки здесь. Марину Кирилловну пустили в дом, и она, сидя на диване, нервно барабанила пальцами по крышке коробки и думала о том, чем всё это может кончиться. Раскроется её злой умысел или нет? Хоть бы нет... Так не хочется терять Василия, как же не хочется терять Василия, - это всё она - эта наглая вертихвостка, она окрутила бедного Васеньку, ненавижу... Гадина, змея... Тут её внимание переключилось на коробку, по которой она всё это время стучала. А для чего ждать? Теперь, когда... Не имеет смысла. И она резко рванула крышку вверх.
  Прогремел взрыв, вскоре за которым вступил в силу пожар; все, кто мог, выбежали наружу (Марины Кирилловны среди них, разумеется, не было) и стали вызывать пожарную команду. Что толку! - когда пожарные приехали, огонь уже был столь силён, что потушить его не представлялось возможным. Дом сгорел до тла, пустив на ветер (или правильнее сказать - обратив в дым?) все рукописи Василия Ивановича Пупкина, хранимые им в дубовом кованном сундуке, доставшемся по наследству от деда.
  Всё, всё пошло прахом! Какое несчастье, какая трагедия! Мы безвременно потеряли талант, по силе сопоставимый с Достоевским, да что там, Достоевским, - с Толстым! Это - невосполнимая утрата; но я, по праву родства, обращаюсь к вам, редактора всех издательств нашей необъятной могучей Родины: поищите, возможно где-то в дальних, пыльных углах ваших кабинетов затерялись присланные когда-то, но забытые, по рассеянности непрочитанные вами рукописи Василия Ивановича Пупкина, - не держите их в чёрном теле, покажите их людям! Я прошу, я заклинаю вас! - пусть восторжествует справедливость, то единственное, что имеет в нашей жизни значение, - справедливость!