Забытый день рождения

День клонился к вечеру. И страшно хотелось заплакать. Это был ее день, который вдруг не наступил - день ее рождения, ее совершеннолетия,... о котором, почему-то, никто не вспомнил. В тишине маленькой квартирки за весь день не раздалось ни телефонного, ни дверного звонка. Это не было само по себе редкостью, и даже вполне удовлетворяло ее обычно - было время подумать, чтобы никто не мешал. Но не в день ее совершеннолетия...

Она сидела на кровати, прижавшись к стене уже несколько часов подряд. Не зажигая света, хотя сумерки уже давно превратились в темноту. Не развлекая себя никаким занятием, потому что ничего не хотелось. Только заплакать, но позволить себе этого она не хотела. Плакать - значило жалеть себя, а это изматывает и ничего не дает. Тем более, что во всех своих бедах винить ей приходилось тоже только себя. Вот и теперь. Выходит, не те люди ее окружают, не такие они на самом деле, как ей видятся. Так что дожив досовершеннолетия, разбираться в людях она так и не научилась. Конечно, не велик еще предел, но чему маленький Ванятка не научится, того и взрослый Иван не осилит. А такой прогноз не радовал. Ошибаться в людях всегда было больно...

Когда она еще по-детски влюбилась в первый раз, ей казалось, что лучшего человека нельзя найти на всем белом свете. Он был добр и общителен, не старался поймать какой-нибудь плоской щуткой, от которой бросало то в холод, то в жар. Но негоже было ей первой лезть с признаниями. И она не говорила о своих чувствах, но ей казалось, что видно их невооруженным глазом. А он не видел, или делал вид, что не видел... Но к ней всегда обращался с вопросом то об одной, то о другой ее подруге... А подруги потом откровенно избегали его знаков внимания, нередко выставляя парня на посмешище. И только ей всегда было его жаль, и всегда хотелось подойти и сказать: ” Вот я, которая тебя... (нет, сказать “люблю” она не позволяла себе даже в мыслях: ее чувство было гораздо чище и тоньше, чем избитое “любовь”) которой ты нравишься.  И не обращай ты внимания на всех остальных, на нелепые их выходки.Пойдем...” Но ни разу ей не хватало духу.
А потом все кончилось. Разом. Словно острым ножом отсекло ту часть сердца, где сидели чувства с ним связанные. И осталось только болезненное недоумение, поднимавшееся почти всякий раз при встрече с ним. Тогда, в школе закончились летние каникулы, и она едва не бежала в школу, чтобы только увидеть... Но за лето что-то с ним произошло (по его понятиям, вероятно, он вырос) и в нее, светящуюся счастьем и радостью, он запустил вдруг грязным замечанием. А когда она недоуменно остановилась с застрявшими больным комом в горле словами приветствия, не вполне веря своим ушам, он повторил свое замечание, заметив его эффективность, уже громче, чтобы слышали все. И только бойкая подруга заставила его замолчать.

С тех пор она оставила всякую мысль когда-нибудь признаться первой в своих чувствах, не услышав прежде о чувствах к себе.

А сколько еще раз приходилось ей вот так не верить самой себе. Порой она даже переступала через подобное предательство, предполагая какие-то причины у совершившего его, но предавший однажды предавал и потом, и тем чаще, чем скорее и легче ему эти предательства прощались. Были подруги, распространявшие какие-то нелепые росказни или против нее использовавшие ее же собственные признания. Были люди, которые, использовав ее способности или помощь, вместо благодарности швыряли в нее комком грязи. Почему они просто не переставали замечать, боясь что она использует их признательность в своих целях? Хотя никогда ей и в голову не приходило просить что-то за оказанную услугу или напоминать о ней лишний раз. Почему всякий раз отношения заканчивались болью и унижением, всякий раз, стоило ей только согласиться выполнить чужую просьбу? Может она чувствовала как-то иначе, чем эти люди, может она была чересчур обидчивой?

Вот и теперь. Сколько у нее осталось-то этих друзей, проверенных временем и испытаниями - по пальцам перечесть... и ни у одного не появилось мысли... Просто набрать номер и поздравить. Не о подарках речь. Не о том, чтобы даже они приехали к ней через эти 20 минут тряски в автобусе. А просто вспомнили, что у нее сегодня праздник... Которого не было...

Телефон зазвонил в одиннадцатом часу. И за этот звонок она готова была простить весь даром пропавший день. Звонила милая подружка, которая в промежутках между словами успевала сладко зевать:
- Ну что, всего тебе самого лучшего, уаах, спать хочется! Расти большой, не будь лапшой, как говорится. Пока, спокойной ночи!
И напоследок она успела еще неприятно хохотнуть... Даже короткие гудки в трубке вдруг показались ласковыми...

Предательство. Очередное предательство. Впрочем, чего хотела, то и получила. Поздравление для галочки. Больше звонков можно было не ждать. В такое время не звонят и не приходят.

Она поплелась на кухню - надо было чего-нибудь поесть: за весь день так и не удосужилась, сначала готовясь к возможным визитам, а потом ожидая их. На душе было абсолютно пусто. Даже боль от единственного звонка притупилась: хоть так, остальные и вовсе никак... Но едва увидев в холодильнике припасенный для возможных гостей торт, она вдруг не смогла больше сдерживаться и захлебнувшись слезами, разом обессилив опустилась на пол. Плакала она как всегда беззвучно: зато стонало и билось все внутри. Скоро и слезы высушила внезапная решимость. Она решилась забыть всех этих равнодушных или жестоких людей, которым было наплевать на ее горе, на ее несостоявшееся и несбывшееся... Уйти от горького опыта, которого только прибудет... О смерти мало говорят хорошо, но ей вдруг почудилось что-то родное и близкое в неизвестном и всем страшном. Назло всем захотелось узнать и не испугаться. Даже забавно, умереть в собственный день рождения.

В аптечке нашелся только анальгин. И то хорошо. На коробочке предельной дозой стояло 6 таблеток. Значит оставшихся десяти ей должно хватить за глаза. Она выковыряла таблетки из упаковки и выложила в ряд на столе. Затем налила себе молока и начала глотать белые кружочки. Раз... Два... Три...

В это время снова зазвонил телефон. От удивления она едва не подавилась. В голове еще мелькнуло, как смешно было бы, если б пытаясь отравиться, умерла б она в конечном итоге, подавившись. Странно, даже нашлась возможность улыбнуться.

Телефон все трезвонил. Часы показывали четверть двенадцатого. Может быть что случилось? Она взяла трубку. В ней неожиданно зазвучал мягкий мужской голос:
- Привет, узнаешь?
Да, этот голос она узнала бы из тысячи... из тысячи тысяч. Но чтобы он вот так просто раздался в ее телефонной трубке... Она даже не могла припомнить чтобы давала ему свой номер телефона... И чтобы он помнил ее день рождения...
- Д-да, узнала...
- Удивлена?
- Ну, есть немного...
Немного! Да ради того чтобы услышать его голос она отдала бы даже и жизнь. Но за все те три года, что были они знакомы, он ей почти ничего никогда не говорил... И едва замечал... как ей казалось...
- Ты прости, я так поздно, я все думал: звонить не звонить. Может тебе вовсе и не нужно моих поздравлений. Но потом думаю, доброе слово всегда приятно, от кого бы... В общем с днем рождения тебя. И всего тебе самого хорошего. И пусть сенодня зажжется для тебя счастливая звезда... Хотя что я говорю, с твоим задором и веселостью, она у тебя конечно уже есть. Ну, тогда пусть их будет две...

Чем больше он говорил, тем шире становилась ее улыбка, тем дальше уходило все мрачное и горькое. И про свое страшное решение она уже совсем забыла...
Они еще поговорили немного о том, как шла учеба в университете, о том, кто и как собирается отмечать Новый год, до которого оставалось всего две с половиной недели...
- Ладно, время уже позднее, пора всем баиньки - сказал наконец он.
И было необидно. Она только согласилась в ответ, не перестав улыбаться.
- Еще раз тебя с Днем Рождения... И вообще мне было жутко приятно, что ты меня узнала... Спокойной ночи!
- Тебя я всегда узнаю... Спокойной ночи, Андрюша!

На этот раз она первой повесила трубку. И не услышала ответного "Я не Андрей..."
Постояв еще несколько минут приходя в себя она вернулась на кухню: сгребла оставшиеся на столе семь таблеток в пакетик и снова засунула в аптечку. Хорошо хоть ни перед кем не придется отчитываться, почему таблетки лежат в пакетике, а не в положенной для них “рубашке”. Вот когда хорошо жить одной!

А потом она снова думала о нежданном звонке. И хотелось выглянуть в окно и проверить: может и правда новая звезда появилась. И вдруг откуда-то поднялось: "А ведь я теперь ему жизнью обязана! Сказать ли?"