Город
За окном лежала одна из зеленых летних улочек города, солнце перевалило за полдень и уверенно шло к закату, духота была безумная , но к вечеру радио на стене обещало грозу. «Вот Вы, например, утверждаете, что при определенных обстоятельствах пространство и время - не более, чем мнимые величины, по сути своей стремящиеся к нулю- так? (Петр Григорьевич кивнул с легкой улыбкой) Но помилуйте , на чем основано это Ваше утверждение? Ведь все относительно, и если с одной точки что- либо равно нулю, то с другой стороны - это- бесконечность, и с этой стороны все будет иначе…»
«Позвольте мне Вас перебить»- не выдержал Петр Григорьевич, «а с чего вы собственно взяли, что ноль наоборот будет бесконечность? Может, это будет другой ноль? И что значит относительно? Все любят говорить об относительности, но никто не говорит, относительно чего все относительно. А в этом вся и разгадка. Ведь все изначально относительно той точки, или, если хотите, мысли, с которой началась вся эта чехарда, называемая бытием. Все в ней. И танцевать нужно именно оттуда….»
Тут на лестнице послышался громкий топот, и пулеметная очередь прошила облезлую стену и окно. Петр Григорьевич сорвал чеку с гранаты и бросил ее в дверной проем, затем бросился к окну и выпрыгнул наружу. Степан Ефимович прыгнул за ним, перекатился, сгруппировавшись, через спину, вскочил на ноги, и они метнулись к углу соседнего здания. Грохнул взрыв, зазвенело стекло и все стихло. Короткими перебежками, прикрывая друг друга, они добежали до кирпичного здания и вбежали в подъезд. Быстро оглядев лестницу, они заминировали дверь подъезда. Затем, выбив дверь одной из квартир, они зашли внутрь и забаррикадировали ее изнутри. В одной из комнат телевизор жеманным женским голосом пел: «Я тебя любила, а ты ушел к другой, плевать мне на дебила, ну и хрен с тобой». Петр Григорьевич поморщившись, выключил телевизор и пошел на кухню.
Кухня их приятно удивила наличием в холодильнике пива и само разогревающихся банок с мясным завтраком. Они молча и быстро поели, благо время позволяло и заняли наблюдательную позицию у окон. Вечер уже полностью завладел городом, капли дождя сначала редко, а потом все чаще и чаще падали в теплую уличную пыль…
Первые города появились относительно недавно. Сначала возникли слухи, о городах- призраках, которым никто не верил. Потом появились очевидцы, которых становилось все больше, и, в конце концов, когда один из городов появился недалеко от Столицы, была создана государственная комиссия. В результате было установлено следующее: города появлялись неожиданно и в самых неожиданных местах и также неожиданно исчезали. Все попытки зафиксировать их на фото- видео не увенчались успехом, вместо нужных кадров появлялись непотребные изображения, которые были сразу строго засекречены. Вертолет, посланный проведать обстановку, передал по радио связи, что команда видит обычный город, по улицам ходят горожане и транспорт, бегают собаки, дерутся дети. На крики из мегафона горожане внимания не обращают, сброшенные листовки исчезли, не долетев до тротуара. Команда вертолета попросила разрешения на посадку на центральной площади, получила «добро», и больше от них сообщений не поступало. Через два часа, после исчезновения города, на его месте были обнаружены листовки без текста и вертолет, стоящий вверх тормашками, на лопастях. Команда исчезла бесследно. На черном ящике отчетливо прослушивался шум моря.
После этого случая было решено заслать в город специалистов. Команду готовили тщательно. Были продуманы все теоретические варианты, отряд получил все самое современное вооружение, зашел в город и исчез. Та же участь постигла два других отряда.
Четвертый отряд готовили особо тщательно. В группу были включены специалисты разных направлений, у всех позади были месяцы изнурительных тренировок в тяжелейших условиях. Вместе с остальными в отряд включили и их - двух лингвистов –специалистов по разным культурам.
Они ворвались в город неделю назад. Приказ - пробиться в центр и укрепиться на площади - они выполнили на удивление легко: город был пуст. Ощущение было такое, что жители просто исчезают перед их появлением, не взяв с собой ничего.
Закрепиться решено было в здании полиции, одним из доводов послужил тот факт, что подвалы здания были битком набиты оружием и боеприпасами, с которыми можно было отбивать любые наступления противника в течение долгого времени.
Закрепившись, отряд осторожно обследовал ближайшие здания, одно из них оказалось библиотекой. Обстановка была спокойной и они получили разрешение командира исследовать библиотеку. Найденное превзошло все их ожидания, они совершенно забыли обо всем, листая пожелтевшие страницы. Это была иная культура, иная по своей сути, и за такую информацию они могли бы отдать все.
Они не сразу услышали сигнал тревоги, переданный по рации, а когда услышали и вернулись в лагерь, было уже поздно. Отряд исчез, оставив записку с приказом выходить из города.
И вот уже седьмой день они блуждали по городу, пытаясь выйти за отрядом, но в итоге снова и снова возвращаясь на площадь. На площади их почему- то не беспокоили, они отсыпались, копались в библиотеке, набирали боеприпасов в здании полиции, и все повторялось. Сегодня была их четвертая попытка выйти из города. Нелогичность происходящего могла свести с ума любого, и поэтому они постоянно вели беседы, причем последние четыре дня они обсуждали одну и ту же тему.
Вот и сейчас Петр Григорьевич закурил, посмотрел в окно и сказал, прерывая сытое молчание:
«Ну, так о чем это мы? А, да, откуда все пошло. Так вот, это и есть то, о чем я говорю, бесконечный ноль, если хотите, Альфа и Омега бытия. Вы никогда не задумывались, в чем собственно смысл нашей с Вами жизни? Ведь наверняка не в том, чтобы что- то съесть, купить или даже сотворить - все творения суть отражения того, что уже есть и витает в воздухе. Так в чем же? А в том, чтобы просто понять, что мы – только бесконечно малая часть чей- то мимолетной мысли, упавшей в пустоту. И когда кто- нибудь это понимает, ему становится смешно от понимания напыщенности и серьезности своих и чужих поступков, глупостью тех символов, которые мы придумали и которым приучили себя поклоняться - жизнь, смерть, любовь, ненависть, те же время и пространство. Это те заборы, которыми мы отгородились от самих себя и от того единственного, что действительно есть - счастья бытия, бытия вообще, а не где-то, когда –то или для чего- то. И тот, кто это понимает, стирает различия между собой и Творцом, понимаете, Степан Ефимович! А Творец, извиняюсь, плевать хотел на все формы. У него есть Мысль, она же Слово, она же все, что он захочет.
Вы вот представьте, Степан Ефимович, допустим, Вы все знаете и Вы вечны, так как время просто отсутствует. И больше нет ничего - только Вы и Вечность. И вот Вы творите первый забор- время. Потом внутри этого забора Вы создаете театр, и, чтобы было интересней, даете актерам возможность размышлять и выбирать. Условный щелчок - и актеры ожили, причем каждому вложена память о том, что якобы было до этого момента. А теперь ответьте мне, уважаемый Степан Ефимович, кто нам даст гарантию, что этот щелчок не прозвучал только что? Или - что еще интересней - что этот щелчок не прозвучит через мгновенье, и все мы – только мнимая память, предшествующая этому щелчку».
Несколько секунд Степан Ефимович смотрел на собеседника, переваривая услышанное. «Но позвольте…!» - наконец промолвил он изумленно, «если Ваше утверждение верно, то получается, что я…»
Тут их опять грубо прервали – парадная дверь грохнула, с полок посыпались книги, телевизор завалился на бок, изображение вспыхнуло, и на экране вспыхнул иероглиф «Тан», написанный по всем правилам каллиграфии. Степан Ефимович уставился на него с напряженным видом, как будто пытаясь что- то вспомнить. «Так ведь это…Это же…» - забормотал он напряженно, пытаясь переварить свои ощущения, но мысли ускользали, как ртуть. Забаррикадированная входная дверь затрещала и уже начала поддаваться, но он не обращал на нее внимания, совершенно забыв про все вокруг, стоя посреди комнаты и глядя на экран. Потом он плотно закрыл глаза и стал что – то невнятно шептать.
Внезапно напряжение исчезло с его лица, он открыл глаза и изумленно посмотрел вокруг. Затем он начал смеяться, все громче и громче, и ветер, ворвавшийся в проем рухнувшей двери, подхватил его смех и вынес наружу под обрушившийся на город прохладный сильный ливень.
Свидетельство о публикации №201011700011