В. Постевой. Охотник, повесть

… Две души живут во мне,
И обе – не в ладах друг с другом.
И. Гете, «Фауст».








































Россия. 7.06.99 г. Северов.
[
Он открыл глаза. Темно и бесшумно. Ночь, как циклоп, одноглазо вперила в него сквозь окно взгляд полной луны. Смотрела дико и вместе с тем хладнокровно, как вампир, изучающий добычу, чтобы найти место, куда вце-питься…
В другой раз ему, наверное, стало бы не по себе. Не то, чтобы страш-но, но ноги бы поджал обязательно и укутал их одеялом со всех сторон. Но не сегодня. Сейчас он смотрел на луну и не видел ее, ему до этого желтого пятна дела не было. И вообще – не до поэтических изысков. Тогда почему он про-снулся?
Почему-то не позволяя себе даже шелохнуться, обвел взглядом ком-натушку на чердаке, куда перебрался сегодня ночью в надежде на то, что хотя бы здесь не будет так жарко. Вокруг – так же тихо, как и секунду назад. Он не напрягся, не поежился от неприятного чувства под одеялом, как делал всегда в такие моменты – просто ждал.
Вот оно! Тихий, почти неслышный скрип калитки – кто-то вошел во двор. Или вышел. И этот кто-то не хотел быть услышанным. Почему?
Вслед за скрипом раздался глухой несильный удар, и сдавленный стон. Потом все опять смолкло.
Теперь он уже не сомневался. Это его и разбудило. Он даже удиви-тельно четко представил себе все происходящее в его дворе. Кто-то выводил мотоцикл – его мотоцикл. Вор. Или воры. Даже слышен характерный шум – когда ведешь мотоцикл, выжав сцепление, идеально тихо все равно не полу-чится, остается легкий шорох заднего колеса.
Он поднялся, почти  упершись макушкой в потолок, и как был, в од-них трусах, бесшумно скользнул в узенькую дверцу. С чердака спрыгнул, проигнорировав узенькую лестницу – тоже едва слышно, мягко спружинив босыми ногами на деревянном настиле двора. Затем затаил дыхание и огля-делся. Правая рука совершенно самостоятельно потянулась к дровяной склад-не под навесом у стены сарая, тихо выдернула тяжелое березовое полено. “Это на всякий случай, - подумал он, - если их окажется много”, - и двинулся вперед, на еле различимый шум.
Их было двое. Пыхтя и фыркая, тащили тяжелый “ИЖ – Планету” за калитку, на дорогу. Не смогли “поймать” нейтральную передачу, или времени не хватило, и теперь волокли технику, заставляя заднее колесо то послушно проворачиваться, то стопориться и тормозить – тяжело выжимался рычаг сце-пления.
Он возник перед ними как привидение – быстро, неожиданнно. Было незаметно, откуда он выпрыгнул, будто материализовался прямо здесь. Двое остолбенели и попятились вместе с “Ижом”, когда он на них двинулся.
- Здорово, братва. Че это вы так быстро уходите – даже чайку попить не зашли? – с этими словами он отшвырнул в сторону полено и этой же ру-кой, кулаком, хлестанул одного по лицу. Темная фигура коротко вскрикнула и рухнула в дорожную пыль.
Второй отскочил за мотоцикл, ища за ним спасения, но владелец “Планеты” невозмутимо встал прямо на дерматиновое сиденье и уже оттуда саданул вора пяткой по голове. Жертва мгновенно “выключилась” - потеряла сознание и упала вместе с мотоциклом.
Победитель успел спрыгнуть на землю. Быстро огляделся. Похоже, больше никого не было. Только эти двое.
Он сходил домой за стаканом воды и выплеснул жидкость в лицо од-ному из несостоявшихся похитителей. Тот пришел в себя и тихонько засто-нал. Сильная рука приподняла его за грудки и как следует встряхнула.
- Ты меня слышишь?
Вор испуганно загородил руками лицо, но никто его бить больше не стал.
- Короче, слушай и вникай. Не знаю, как это тебе в башку стукнуло именно у меня тачку увести – наверное, ты меня не знаешь. Но мне это до одного места. Мне главное – завтра с утра чтобы вы вдвоем ящик водки вы-ставили. Где достанете, ваша забота. До обеда не будет – убью, - рука еще раз встряхнула застывшее над землей туловище. – Ты меня понял, урод?
Тот, кого называли уродом, испуганно и вместе с тем радостно заки-вал – все бы отдал, только вырваться из этих железных лап, неумолимых, как сама Смерть.
- Ну тогда хватай своего кореша, и валите отсюда оба, пока я, не дай Бог, не разошелся. А то прям щас поубиваю.
Он стоял на дороге, пока за поворотом не исчезли черные кожаные куртки горе-воришек, потом поднял мотоцикл, привычно щелкнул передачей и закатил во двор. Не спеша поднялся по лестнице на чердак старого сарая, в свою оборудованную еще в детстве комнатку с кроватью и тумбочкой (боль-ше туда ничего не помещалось) и забрался под одеяло. Зевнув, покачал голо-вой, как терпеливый папа над проделками шантрапы и со спокойной совестью и душой уснул сном младенца.


Мозамбик. 29.05.64 г. Адамс.
[
Адамс зачерпнул пригоршню полужидкой болотной грязи и медлен-но, зажмурив глаза, растер ее по лицу. Грязь издавала тошнотворный запах гниющих органических останков. Все здесь, в этой трясине, либо погибало и превращалось вот в такую грязь, либо ею питалось. Кто хотел выжить, тот привык к удушающим болотным миазмам и сам был подстать им. По-другому – никак.
Он давно уже весь пропитался болотом – не только одежда, но и тело. Шутка ли – провести неделю в этом дерьме, иначе и не назовешь. Сюда даже крокодилы, самые что ни на есть болотные жители (такие же зеленые и про-тивные, по крайней мере) не заплывали. Да и чем бы им тут заняться? Черви, змеи, пиявки, да некоторые виды насекомых – вот и вся здешняя фауна. Да уж, крокодилу не разжиться. А вот ему приходилось. Последний его обед еще два часа назад беззаботно ползал по илу и древесным корням. И поймал он его почти машинально, привычно сдавив длинное узкое тело чуть ниже голо-вы. Змея долго трепыхалась, извивалась кольцами, пока автоматный штык-нож не свел на нет все ее претензии на право выжить. Он съел добычу сырой – так она была даже вкуснее. Последнее утверждение – ерунда полнейшая, но чтобы отважиться отобедать сырым кровоточащим мясом гадюки, провоняв-шей к тому же болотной жижей, необходимо было внушить себе, что вкуснее ЭТОГО нет ничего на свете. Тем более, что развести огонь значило бы для него скорую смерть; этим бы он себя выдал.
Он втирал грязь в лицо, волосы, шею, не оставляя просвета. Только эти части тела он позволял себе содержать в чистоте последние несколько дней. Теперь и это стало непозволительной роскошью. Единственное, что для болотной грязи оставалось неприкосновенной святыней – это автомат. Авто-мат – тоже часть тела, после головы самая главная. К примеру, он бы скорее согласился правую руку потерять, чем расстаться с оружием.
Ладонь, размазывающая грязь по коже, наткнулась на что-то холод-ное и твердое на груди, крепко сжала маленький металлический квадратик и вынула из-за пазухи. “Джи-ай 213, сержант US-army Джонатан Адамс, III спецподразделение, ЦРУ. Группа крови – вторая. Резус-фактор – положитель-ный”.
Он сто раз на день доставал свой нагрудный жетон, чтобы убедиться, что он все еще сержант Адамс, а не забытое Богом и людьми болотное нечто. Он все еще солдат, у него даже есть какой-то там резус-фактор. Все это дока-зывало, что он – человек.
Адамс зажмурился, и перед глазами пронеслись события недельной давности.
В Африку Адамс попал по спецпоручению. Все произошло быстро, как, в общем-то, и всегда. “Охотников” – пять человек – выстроили в шикар-ной приемной. Седой, толстый, и кроме всего этого, всеми уважаемый чело-век в форме полковника, заменяющий подчиненным не только командира, но и зачастую родителей, давал инструкции. “Охотники” за все время существо-вания ЦРУ собирались всего несколько раз, при желании можно было пере-считать по пальцам. Это был не просто отряд, несущий смерть, а люди, созна-тельно ступающие ей, смерти, навстречу.
В данном случае каждый из них действовал отдельно друг от друга, можно даже сказать, имел индивидуальное задание. Но все пять заданий схо-дились в одном – устранить одного человека, лидера освободительного дви-жения в Южноафриканской Республике. Такой шаг приостановил бы актив-ность свободолюбивых коренных жителей и укрепил бы позиции колонизато-ров, что было выгодно Штатам. Лидеру долгое время удавалось оставаться неуловимым. Все попытки подобраться к нему заканчивались полным крахом. Поэтому операцию “Мбаве” (название она получила по фамилии предпола-гаемой жертвы) рассчитали из принципа: большое количество попыток – больше шансов на успех. Вроде пятерых стрелков и одной мишени – кто-нибудь да попадет.
Все пятеро “охотников” имели звание не выше сержанта. Работали на равных. Все указания получили накануне, и дальше руководствовались в со-ответствии с обстоятельствами.
Вертолет вышвырнул их в болото. Прыгали наудачу, сами выбирали место для приземления, но в джунглях сделать это было не так-то легко. На-верное, поэтому шансов на успех поубавилось сразу на двадцать процентов – один из “охотников” зарулил на своем парашюте прямо в пасть к аллигатору. Парашют с оборванными стропами – все, что осталось от человека через ми-нуту после десантирования.
Четверо более удачливых собрались в одном месте, следуя указаниям из штаба, и тут же разошлись в разных направлениях. Спустя сорок восемь часов они появятся здесь снова, но тогда приказ будет уже выполнен…
“Подловить” Мбаве собирались в устье Замбези, в республике Мо-замбик, на самом побережье Мозамбикского пролива. Место было болоти-стое, скверное, дышащее малярией и кишащее змеями, но африканский сво-бодолюб отличался осторожностью, и сам обозначил координаты для встречи с друзьями и соратниками по духу из соседнего государства. Как выяснилось, среди друзей нашлось немало философов, руководствующихся формулой “Не имей сто друзей, а имей сто рублей”. Они-то и выдали секрет Мбаве, то есть, попросту говоря, продали его ЦРУ.
Адамс долго наблюдал за поселком, укрывшись в густых зарослях мангра. Как будто все еще спали. Еще бы – три часа ночи. Меж тростниковы-ми хижинами мелькнула его полусогнутая фигура. Стремительной тенью, не разбудив ни одного сторожевого пса, если они вообще тут были, он скользнул в грубо сколоченный из бамбуковых ветвей сарай. Отсюда хорошо просмат-ривалось широкое здесь, в этом месте, русло реки. Ровная, едва колеблемая ветром водная гладь простиралась далеко внизу, под обрывом. Поселок стоял на возвышении – это единственное объяснение тому, что он вообще стоял. Вокруг зыбкая трясина. Единственная дорога – река. Ну, еще и небо. Но вряд ли местные жители сэкономили на жилищных условиях и ютились в тростни-ковых хижинах, чтобы обзавестись вертолетом.

По реке или по небу… Адамс хмыкнул. Он пробрался сюда по болоту. Лез напролом, руководствуясь только указаниями компасной стрелки, отбросив к черту предрассудки вроде страха перед крокодилами, змеями и вообще всякой заразой, какой здесь хватает. Подумаешь, крокодил. Ящерица несчастная. За хвост и об угол – все дела.
Устроился он с комфортом. Сарай оказался битком набит сахарным тростником. Адамс зарылся в самый низ и теперь сквозь бамбуковую решетку лицезрел брызнувшую по небу кровавую краску рассвета. Это хорошо, что солнце сейчас напротив. Когда придет время действовать, оно будет, как лампочка, болтаться прямо над головой и не помешает целиться. А пока можно поспать часок-другой. Или, может, перекусить для начала? Неплохая идея. Когда он еще будет встречать рассвет в Африке? Это надо отметить.
Где-то в глубине души Адамс был романтиком. Почему бы и нет, черт побери, если это не мешает работе, то бишь службе? Это же просто здо-рово, когда в душе есть что-то еще, кроме эгоизма и патриотизма.
Он растолкал тростник вокруг себя локтями и головой. Получилось что-то вроде норки, очень уютно. Сквозь щели в стене просачивался свет. Сержант развязал рюкзак и достал часть сухого пайка, выданного на базе. Весь завтрак вместился в солдатскую кепку: галеты, термос с кофе и банка мясных консервов. Адамс окинул все это богатство взглядом и, улыбнувшись, добавил фляжку с виски.
…Что-то его разбудило. Но чувства опасности не было. Обычно, если ему что-то угрожало, рука машинально тянулась к автомату. Даже во сне. Но теперь другое. Он посмотрел на часы. Точно – сработал внутренний “будиль-ник”. Шесть тридцать. Через час-полтора покажется лодка. Его задача – уло-жить заданный объект выстрелом из винтовки. Значит, на данный момент его задача – собрать винтовку.
Собрал и залег, уставившись через перекрестье оптического прицела в противоположный берег. Где-то там, слившись с густой тропической зеле-нью, сидит такой же как он, и ждет того же, чего и он ждет. И когда придет время, сделает то, что задумал, с ним в одно время – секунда в секунду. От таких мыслей прибавлялось уверенности. Все-таки, когда ты не один, жить гораздо легче.
Все произошло до крайности нелепо. Из-за песчаной полосы показал-ся катер, но за секунду до того, как Адамс нажал на спусковой крючок, голова жертвы в буквальном смысле слова разлетелась вдребезги. Брызнула, как лампочка от избытка напряжения. Но и это не все. Следом громыхнул страш-ной силы взрыв, и на месте катера с Мбаве и его соратниками взметнулся во-дяной столб высотой метров в шесть.
Взрывная волна почти всю силу обрушила на отвесную стену обрыва и противоположный берег, и до Адамса докатился только слабый ее отголо-сок. Но и этого отголоска хватило, чтобы разнести его укрытие к чертовой матери, словно соломенный домик поросенка из какой-то там русской сказки.
Местные жители, столпившиеся на берегу поглазеть на идиота, кото-рому вздумалось в это время года глушить рыбу, да еще таким зарядом дина-мита, с удивлением вытаращились на материализовавшегося из ниоткуда на месте развалившегося сарая человека в военной форме, с ног до головы обве-шанного оружием, рюкзаками и сумками для патронов, с автоматом через плечо и длиннющей винтовкой в руках.
Неизвестный вскинул винтовку и направил на замерших от страха негров, ставших вдруг бледнее своих выгоревших на солнце набедренных повязок, потом приложил палец к губам, умоляя не нарушать святую тишину, и юркнул в сплетение лиан и пальмовых листьев, как его и не было. А может, и не было, - пожимали потом плечами те, кто его видел. Мало ли что причу-дится. Рвануло-то так, что только искры из глаз. Да и потом, не до солдата было – когда на реке всплыли обломки катера и куски трупов, крестьяне бро-сились на помощь уцелевшим, если таковые имелись.
Таковых не имелось, это точно. Ребята поработали на славу, - так ду-мал Адамс, пробираясь сквозь чащу к условленному месту встречи.
Это входило в планы командования – никто из “охотников” не знал об индивидуальном задании кого-либо другого. И сейчас сержант шел и раз-мышлял на эту тему. “Интересно: когда этот чертов вождь раскинул мозгами по палубе – это один; другой, предположим – взрыв; третий я. Где же четвер-тый? Или он тоже, как и я, не успел пикнуть? А вообще интересно, что у него там в планах было. Наверное, атомная бомба, чтобы уж наверняка…”
Совсем рядом кто-то тихо засвистел. Адамс только теперь сообразил, что пробирался довольно шумно. Хотя, если разобраться – разве в таком бо-лоте можно оставаться неслышным? Разве что, как Тарзану, по лианам пры-гать. Но, к сожалению, такому в разведшколе не обучали.
Свистел человек – это ясно. Едва ли у какой-нибудь местной птички крыша поехала, и она заучила мелодию последнего “горячего” шлягера. Адамс прислушался. Черт, да это же позывные! Как это он сразу не сообра-зил? Только не слишком ли близко от поселка? Вот чертовщина! В этих джунглях даже компас не сориентируется. Хоть бы указатели повесили, что ли.
Сержант беззвучно выругался и сплюнул под ноги. Нет, что-то не так. Уж не ловушка ли? До места он добирался восемь часов. А обратно? Адамс ладонью вытер с водонепроницаемых часов на запястье болотную грязь и присвистнул. Обратно – только четыре. Так быстро? Быть такого не может. Но, тем не менее, факт остается фактом, – кто-то насвистывал пароль.
Адамс раздирался между внутренним голосом, убежденно твердя-щим, что впереди – засада, и голосом логики. А логика проста – в этаком бу-реломе кроме таких дураков, как они четверо, гулять мало кто отважится. Да и к тому же насвистывать эту песенку. Не слишком ли много совпадений? Может, кто-то из этих ослов место перепутал?
Любопытство вкупе с логикой победили. Все еще соблюдая осторож-ность, сержант прокрался как можно ближе к злосчастному свистуну и сквозь кусты попытался его рассмотреть. Так и есть! Как он и думал. Вот они, все трое, сидят на широкой поляне и в ус не дуют. Хотя напротив – дуют, то есть свистят. Идиоты!
- Вы что, лучше ничего не придумали, когда в этих трех соснах за-блудились? – Адамс с треском сквозь кустарник вломился на поляну, густо поросшую мхом, и беззаботно вскинул автомат на плечо. – А у вас ничего получается. Наверное, до армии работали музыкантами… - он хотел отпус-тить очередную едкую шутку в своем стиле, но только теперь заметил, что трое сослуживцев смотрят как-то странно, и не на него, а мимо.
Все еще ничего не понимая, Адамс повернулся и… Последнее, что он увидел – автоматный приклад, заслонивший весь белый свет.





Россия. 7.06.99 г. Северов.
[
Лен проснулся и зажмурил глаза от яркого солнца. Пока он спал, оно забралось на приличную высоту и теперь глядело сквозь оконце в его малень-кую чердачную комнату.
Он поворочался, хотел было встать по привычке, но вовремя вспом-нил, что с работой все равно ничего не получится – сегодня приезжала Ленка. А это значило, что ни о каком творчестве, составляющем, собственно, основу его пропитания, не могло быть и речи. Писать о чем-то для того, чтобы потом послать это в журнал, да и вообще – сосредоточиться рядом с этим непосед-ливым существом – тем, которое он сегодня должен был встретить на вокзале, - это даже покруче фантастики Брэдбери и Хайнлайна. Вечно всякие штучки придумывает эта Ленка, только бы ему голову забить посторонней чепухой. Надо отдать ей должное – своего она добивалась: ни о чем, кроме чепухи, он рядом с ней думать не мог.
- Лен, - тихонечко позвал из-за двери чей-то голос. Кто-то скорее по-скребся, чем постучался, но спящий, а вернее, уже проснувшийся с головой ушел в раздумья и одновременно под одеяло. На голос и стук он обратил не больше внимания, чем на назойливую муху, неистово лоббирующую оконное стекло, то есть, не замечал его.
- Лен! – голос повторился, на этот раз громко. – Северов!
Дверь потряс неслабый удар. Лен вздрогнул. Потом встал, накинул в дополнение к нехитрому туалету – боксерским трусам – рубашку в синюю и белую клетку и, все еще зевая, откинул проволочный крючок.
- А, это ты, Лен, - зевнул он через порог.
В проходе стояла белокурая девушка в белой футболке и джинсовых шортах.
- Ну ты толстокожий! Пока достучишься, все руки отобьешь. И ноги тоже, пока долезешь, - девушка скорчила болезненную гримаску и потерла ступню, обутую в белую кроссовку. – Сколько раз говорила – поменяй эту лестницу.
- Привет, Лен, - буркнул Лен в ответ на жалобы и чмокнул пухлые крашеные губы. – Садись, поразговариваем. Прости, что с хлебом-солью не вышел. Ума не хватило.
- Когда ты сонный, с тобой лучше не разговаривать.
Вдруг он спохватился:
- Лен, да ты же приехала!
- Смотри, как ты тонко подметил, - съязвила она.
- Когда же ты успела? Я же тебя встречать сегодня должен, - он взял с тумбочки будильник, - Через два часа еще.
- Успела на шесть тридцать.
- М-мм, - промычал он неопределенно.
…- Слушай, Лен… - вдруг заговорили они оба после долгой паузы, осеклись и засмеялись. Это у них не в первый раз было. В схожести их имен все находили что-то судьбоносное, чуть ли не мистическое.
Она задумчиво теребила пуговку его рубашки. - А чего это ты так поздно встаешь? Ты чем по ночам занимаешься, Северов? – Ленка по привыч-ке выпятила нижнюю губу, как делала всегда, когда хотела, по его мнению, показаться глупее, чем есть на самом деле.
- Да вот, по Шекспиру соскучился, - он хлопнул рукой по огромному потрепанному тому на тумбочке. – Зачитался.
- Ну-уу, - она театрально изобразила разочарование. – Придумал бы что-нибудь поромантичнее. А то – Шекспир. Тоже мне, нашел, чем в свобод-ное время заниматься.
- Знаешь, а это идея – поромантичнее, - задумчиво пробормотал Лен. Потом усадил девушку напротив себя, затащив на кровать прямо в кроссов-ках, но даже не обратил на то внимания. – Давай я тебе сон расскажу. Сегодня приснился. Странный какой-то…
Лен задумался. Воспоминания вдруг разом нахлынули, да так ярко, что даже не по себе стало. Ну и сон! Слишком он реальный какой-то. Ух, да-же мурашки по спине побежали.
- Ну, ты хоть расскажи, - Ленка толкнула его в бок.
- Да, сон… Было с тобой такое, когда во сне все как по-настоящему? Ну, ощущение реальности и все такое.
- М-мм, - девушка неуверенно пожала плечами, - А что снилось?
- Что снилось? Да двое кренделей каких-то мотоцикл увести хотели. Украсть, короче.
- Ну, можешь быть спокоен – это не реальность. На месте твоя “Пла-нета”. Только что видела.
- В принципе, она и во сне на месте осталась…
Тут Лен рассказал все по порядку: как услышал шум, обнаружил во-ров, проучил их, да еще озадачил – приказал ящик водки наутро принести.
…- Но ты понимаешь, всему этому я бы и значения не придал, если б не это чувство… Ну я бы и подумал, что в самом деле происходило. Вот толь-ко дрался я, как не знаю кто. Не хуже Ван-Дамма, во всяком случае. Так я ж в жизни спортом не занимался.
- Да, это на тебя не похоже, - Ленка вздохнула и хлопнула его ладо-нью по плечу. – Не грузись ты. А то смотрю, ты со своими галлюцинациями забыл, что я тебя целую неделю не видела. Да и ты меня тоже, - Ленка накло-нилась и поцеловала его в шею.
Лен зарылся было носом в ее волосы, но потом решительно встал.
- Пойдем для начала кофейку попьем. Да я хоть причешусь. Видок у меня, наверное, тот еще.
…Родители уехали, оставив записку. Их ждали три недели моря и солнца в Сочи, а его – “не скучай” и куча пирожков на все вкусы.
Они сидели на открытой веранде и пили растворимый кофе с роди-тельским “завещанием” вприкуску. Он нес какую-то ересь, но так ловко укла-дывал фразы в стихотворный размер, свойственный Шекспиру, что Ленка заслушивалась. На него всегда так действовал “папа трагедии”. Стоило пару часов посидеть над “Ромео и Джульеттой” или “Гамлетом”, как он уже не мог изъясняться иначе, как в нерифмованных стихах. При этом смысл сказанного совершенно не терялся. Правда, некоторые не понимали, пальцем у виска крутили и тому подобное, но Ленка – его девчонка – обожала такие завихре-ния. Ну просто наслушаться не могла. Даже воображала себя на месте главной героини пьесы.
Он как раз молол какую-то чепуху о том, как собирается провести ближайшие несколько дней – опять же, в стихах, когда у калитки показались эти двое. По тому, как он вдруг осекся и озадаченно, почти со страхом на них уставился, Ленка догадалась, кто это. Она тоже их узнала, хотя никогда в жизни не видела.
На одном была кожаная “косуха” и синие джинсы, на другом – тоже “кожа”, но попроще, и этот второй держал в руках…
Лен не верил своим глазам. Он даже помотал головой, желая развеять видение.
Но видение открыло калитку и вошло.
Ящик водки, зазвенев, опустился к его ногам.
Потом видение заговорило – в лице одного из его составляющих в “косухе”.
- Все, как ты сказал: ящик, - парень облизнул разбитые губы, уже по-крывшиеся коркой, и потрогал огромный синяк вокруг левого глаза. – Ты прости нас, братан. Мы не знали, что ты такой крутой. Вот и пришли. Нас навели. Сказали – лох…
- Лады, забыли, - великодушно махнул рукой Лен. – Если че – подхо-дите, помогу.
Он даже пожал им руки на прощание.
Когда двое ушли, они с Ленкой долго смотрели то на ящик водки, то друг на друга. Смотрели и молчали. Обоим было жутко.





Мозамбик. 17.05.64 г. Адамс.
[
- Подожди, Свен, ты хоть соображаешь, что делаешь?
- А что? Ты сам потащишь их через джунгли?
- Десять тысяч. За живых десять тысяч.
- Я согласен и на пять, но вернусь живым, и получу их. А надеяться на десять и оставаться здесь гнить – а так и будет, если мы их не пристрелим, - это глупо, черт-те что тебе в голову лезет.
- Оставь, Свен, Мак прав. Придется повозиться. За мертвецов ты не получишь и цента…
Адамс пока не открывал глаза. Просто слушал. Хотя нет, не просто слушал, а слушал и делал выводы. Есть о чем подумать. Десять тысяч, непо-нятно чего, да какая разница, чего именно, за какую валюту их продали вот этой шайке. Главное – продали ведь. Десять тысяч… Что ж, по крайней мере, хоть цену теперь себе знать будет. Остается выяснить, в каких единицах их всех взвесили: в долларах, фунтах, или еще в чем. Если этим парням платили “зелеными”, то… за пятерых (а вложили всех пятерых, ведь сделка, очевидно, состоялась еще до того, как номер третий отправился на обед в качестве глав-ного блюда)… за пятерых – десять тысяч, и если это дело взвесить в кило-граммах, исходя из того, что в каждом из них килограммов по девяносто, ну, можно округлить до ста, получается, что за кило – двадцать баксов. Дорого, черт возьми. Он представил картину: рынок, свиные и говяжьи туши, схва-ченные железными крюками, как когтями, мясники в измазанных кровью ха-латах и фартуках, здоровые, плотные мясники с топорами – веселые ребята – и ценники: “Говядина. 1 кг – 12$; Свинина. 1 кг – 15$; Солдатское пушечное мясо. 1 кг – 20$”. Дорого.
Ну и мысли! Крепко же его саданули, раз такая дурь на ум идет. Но для серьезных мыслей его голова сейчас явно не предназначена. Она наверня-ка разбита и болит.
Наверняка. Адамс еще не чувствовал боли. Так было всегда – пока он не шевельнется, боль не заявит о себе. Но он знал, что левая бровь рассечена, все лицо залито кровью и наверняка – сотрясение. Но не больше. Так что он вполне боеспособен. И этот, как его там – Свен, кажется, - все-таки был по-своему прав, когда хотел всех их прикончить. Видимо, эти ребята и понятия не имели о том, кто такие “охотники”. Ну что ж, им не повезло, только и все-го.
Адамс думал о том, что придется убить всех, сколько бы их там ни было, как о свершившемся факте – спокойно и уверенно. Собственно, в про-грамме, забитой ему в голову в разведшколе и учебной части, не было поня-тия “проиграть”. Либо победить, либо умереть. Как муравей, который тащит в дом дохлую козявку в десять раз тяжелее самого себя, и не знает о том, что на свете есть подъемные краны, грузовики и машины, с помощью которых все можно было бы сделать гораздо быстрее и проще; не знает и знать не желает, да и вообще – ему дела до того нет;  мало ли он там чего не знает. А козявку он донесет. Так и Адамс – раз уж он что-то чувствовал, не утратил способ-ность мыслить, а, следовательно, был жив, то оставалось только одно – побе-дить.
Сержант не шевельнулся и никак не выдал, что пришел в себя, просто напрягся – проверить, все ли цело. К способности мыслить прибавилась резь в запястьях – его связали. Вот сволочи! Адамс про себя выругался.
Не очень-то много ему оставили шансов на спасение. Но главное не в этом. Главное – они есть. Будь их хоть все сто, использовал бы он ведь только один. Так что и единственного достаточно. Он своего не упустит.
…Он пролежал без движения часов пять, не меньше – очень уж долго его конвоиры возились, устраиваясь на ночлег. Глаза он так и не открыл. Слышал, как негры, – а это были негры, он их за версту чуял, - изредка, слов-но нехотя, перебрасывались словами. Четверо – все расположились вокруг костра, совсем близко от “охотника”, он даже мог слышать запах жареного мяса и дешевого виски. Желудок сводило. Интересно, где остальные? Из раз-говоров этих ниггеров ни черта полезного нельзя почерпнуть. Как вдовушки, встретившиеся у прилавка супермаркета – сплетничают, всем знакомым кости перемывают, добычу за солдатское мясо (неполученную, кстати) делят. Полу-дурки.
Больше всего он за руки беспокоился – наверняка затекли и вряд ли годятся для того, что он задумал. Дай Бог, чтоб вообще на что-нибудь теперь сгодились, и не отсохли, лишенные кровоснабжения на такое длительное вре-мя.
Тишину, воцарившуюся над поляной, он поддерживал еще с полчаса, чтобы точно уж все заснули. Потом тихонько и болезненно застонал, делая вид, что только что пришел в себя. Почти бесшумно к нему кто-то подошел, – наверное, часовой. Один, раз ни с кем не заговорил.
Адамс разодрал слипшиеся от крови ресницы, отчего на глаза навер-нулись слезы, осмотрелся. Так и есть – за сторожа один остался, ниггер – чер-ный, невидный в густой темноте джунглей, только глаза бело уставились на пленника двумя яркими пятнами.
- Пить! – прохрипел сержант высохшими губами и придал телу сидя-чее положение. Боль обожгла левую сторону головы чуть выше уха. В общем-то, терпимо. – Дай попить!
- Завтра все, - бросил негр, цыкнув правой стороной рта.
Адамс заочно, по голосам познакомился со своим предполагаемым противником и теперь знал их всех четверых по именам.
- Слушай, Ник, ты хороший парень. Ты видишь, что у меня с голо-вой? Я до завтра-то, может, и не доживу. Бьете вы не жалеючи. А пить хочет-ся.
Часовой поджал губы и с недоверием посмотрел на поднадзорного.
- Я же не чуда прошу, - сержант не оставлял надежды достучаться до лучших чувств “хорошего парня”. Вообще-то он всегда сомневался, что эти негры обладают такими чувствами. – Вот если бы я тебе дал полсотни долла-ров и попросил привести для меня проститутку, ночь скоротать, ты бы мог послать меня к чертовой бабушке. И я бы не обиделся.
- От хорошей девки я бы и сам сейчас не отказался, - негр белозубо блеснул в темноте улыбкой – шутка понравилась. Он отстегнул с пояса сол-датскую фляжку и, забросив автомат за плечо, протянул ее сержанту. Но пре-дупредил: - Развязывать не буду. Пей так, у меня из рук.
Адамс пил не спеша, собираясь с силами для решительного удара. Краем глаза глянул на свернувшихся тремя клубками вокруг костра осталь-ных. Те спали без задних ног. Тут же, рядом, раскинулись его собратья – третье спецподразделение – лежат ровно, как в морге, но вроде дышат.
В тот момент, когда часовой счел нужным отнять фляжку от жадных, истосковавшихся по влаге губ, “охотник” вскинул связанные руки (благо, не за спиной связали) и обхватил шею благодетеля. Отметил про себя, что руки почти не слушались. “Что ж, будем работать головой”, - мелькнула мысль. С размаху врезался этим ударным инструментом в черное лицо, в приплюсну-тый нос и толстые губы. Сделал это несколько раз, пока не почувствовал, как тело в его объятиях обмякло. Поднялся на ноги и тут же упал – забыл, что ноги тоже связаны. Не вставая, дотянулся до автомата лежащего в неестест-венной позе часового; притянул оружие к себе, навалился на штык-нож. Ко-жаный ремень, стягивающий запястья, поддался. Адамс был свободен.
Захотелось бежать – не от страха, конечно, а от навалившейся вот так, вдруг, радости. И еще крикнуть во всю глотку. И вопль, и торжество победи-теля пришлось молча проглотить как бутерброд – если бы трое негров про-снулись от шума, то наверняка не простили бы ему такой наглости. Да, ко-нечно, неплохо бы их пристрелить прямо сейчас… Хотя нет, первым делом – ребят развязать.
Последнее решение оказалось ошибочным. И понял он это слишком поздно, когда за спиной услышал крик “Тревога!”. Круто развернулся, отско-чил в сторону от нацеленного в грудь автоматного дула, и выхватил уже стре-ляющее оружие у противника из рук. Нырнул в заросли, как в морскую волну. Вдогонку посыпались пули – очередями. Через минуту кустарник был акку-ратно выкошен смертельным металлом – беглеца сопровождали шквальным огнем.
Но “охотника” нигде видно не было.


Россия. 8.06.99 г. Северов.
[
Лен решительно не понимал, что с ним происходит. Тем более что чувствовал он себя абсолютно так же, как вчера или неделю назад. Он не мог сказать точно, когда это приключилось… или он столкнулся с этим, - как лучше сказать? Да как он мог вообще о чем-то говорить, если не знал, что ЭТО такое? Это было нечто – странное и непонятное.
Он проверял себя как механизм, мысленно устраивал тесты “на за-сыпку” и искал сбой в работе системы. Представлял себя беседующим с пси-хиатром, причем роль психиатра сам же и играл. “Вы не могли бы вспомнить, когда с вами впервые приключилось что-то странное?” Странное. Надо же! Да сколько угодно в жизни странного случается. Взять, например, случай из дет-ства, когда он отравился хлоркой, - это действительно странно было. Даже врачи удивлялись, как это – умудриться выпить полкружки сильного раствора – противно ведь, воняет, и невкусно, - да еще в живых остаться. Лен прекрас-но помнил этот случай, когда он на спор, за “просто так”, “на интерес” нагло-тался отравы. Не то, чтобы совсем не подействовало, но ведь жив. Правда, врачи очень быстро сделали промывание. Но хлорка тоже свое дело сделала – обожгла пищевод и стенки желудка.
Но все это не то! Ну живой остался, но в конце концов всему можно найти нормальное, человеческое объяснение. В этом случае из детства либо его организм оказался сильным, либо химики схалтурили, и хлорка к ним во двор в большую жестяную бочку попала некачественная.
Но чтобы человек ни с того ни с сего научился приемам рукопашного боя – это уж слишком. Надо же – вчера еще над Шекспиром сидел, в облаках витал. И самое большее, на что он был способен, обнаружив во дворе хулига-нов – это позвонить в милицию. Драться, да еще сразу с обоими – да ему бы и в голову никогда такое не пришло. А теперь – пожалуйста.
Лен сам себе устраивал экзамен чуть ли не по всем правилам сдачи зачета на черный пояс. С удивлением обнаруживал в себе все новые способ-ности.
Они пришли сюда, в старый яблоневый сад, давно одичавший и по-росший хмызником, скрываясь от случайных взглядов.
- Ты знаешь, все это я делаю так же свободно, будто всю жизнь толь-ко тем и занимался, что вышибал из кого-нибудь дух, - говорил он Ленке, сбивая ногой в прыжке осиновые листья высоко над головой. – Что зря тво-рится. Ты представляешь, я не просто умею, я умею вполне осознанно. Знаю, как каждый удар называется, и вообще, большой специалист в айкидо.
- Почему именно в айкидо?
А откуда я знаю? Айкидо, и все тут. Ну, на сегодня хватит.
Он в завершение крутанул несколько сальто, каждый раз аккуратно приземляясь на ноги, быстро отдышался и озабоченно покачал головой.
- Нельзя так сразу. Растяжки не хватает, да и кости не набиты, - Лен медленно сжал кулак и осмотрел его со всех сторон. – Лучше всего уколоть парафином – так быстрее, - пробормотал он себе под нос и тут же зло сплю-нул под ноги. – И с каких это пор я перестал быть самим собой!
- Со вчерашних, - Ленка медленно встала с пригорка, разминая за-текшие ноги. – Хвалю и преклоняюсь. С такими успехами ты через месяц окажешься в Голливуде, если захочешь. Тебе бы еще подкачаться… - она хо-тела было продолжить в том же духе, но замолчала, что-то вспомнив. – Как ты сказал?
- Что сказал? – не понял Лен.
- Ну, ты сказал – растяжки у тебя не хватает, еще чего-то там… Ты про кулак что-то говорил.
Лен озадаченно выпятил нижнюю губу и глянул на кулак.
- А, ну да, сказал, что неплохо бы парафином наколоть. А что?
- Зачем – парафином? У нас в подъезде парень живет – закаченный дальше некуда. Помешан на штанге. Он всегда говорит, что таблетки, уколы – все это лажа. Ну, это он так говорит. И это тоже… парафин.
- Ну да. Но я же сказал – так быстрее.
- А зачем тебе быстрее? И вообще – зачем это тебе?
От свалившейся вдруг мысли Лен сел на траву и устало провел пя-терней по лицу.
- Слушай, а я ведь и сам не знаю, зачем мне это быстрее. И вообще – зачем. Господи, что со мной творится такое? Ленка, скажи, сколько ты меня знаешь?
- Сколько себя помню. У тебя что, заодно и память отшибло?
- Да нет, не отшибло. Но я бы не удивился. Помнишь, мы дрались часто в детстве?
- Ну да. Из-за всякой ерунды. Чего-нибудь не поделим, и давай цара-паться. И главное – я тебя все время забивала.
- Да ладно, забивала… Скажи лучше – зацарапывала. Когтями свои-ми… Слушай, а у меня тогда не было никаких задатков?
- Каких еще задатков? – Ленка обеспокоенно приложила ладонь к его лбу. – Ты температуришь.
- Ну… не знаю, - Лен пожал плечами. – Например, задатков великого каратиста, а? – он с надеждой посмотрел на девчонку.
Та категорично покачала головой.
- Или я по Брюсу Ли с ума сходил? – продолжал он. – И все это как-то в моем подсознании отложилось?
- Ты был слабым, тщедушным сопляком. И я тебя забивала. И ты пла-кал.
- Н-да, - совсем поник Лен.


Мозамбик. 29.05.64 г. Адамс.
[
“Самое время”, - подумал Адамс и мысленно кивнул сам себе. Даже в самый ответственный момент он не волновался. Вряд ли он вообще умел вол-новаться. Он привык чувствовать себя хозяином ситуации, если она сводилась к подавлению противника силой. Вот когда его вместе с другими “охотника-ми” вызвали для представления к награде в кабинет самого президента, а по-том в их честь джентльмен номер один устроил званый обед – тут ему туго пришлось. Впрочем, и ребятам, сослуживцам, тоже. Все сидели как деревян-ные, краснели не к месту и злились на себя за то, что не могут перебороть то ли стыд, то ли еще что-то – непривычное, но дерьмовое чувство. Лично он все не мог определиться, какая вилка нужна для рыбы, а какая – для мяса, и не переставал коситься на президента. Тогда – да. Это чувство можно назвать волнением. Сейчас – нет.
Адамс прицелился, напомнив себе, что автомат – не винтовка, надо брать чуть ниже. Цель – прямо загляденье. Какие-то негры ему попались слишком цивилизованные – останавливаются на привал на полянах. Удобно, конечно, и сухо, но ради того, чтобы остаться в живых, можно и в болотной жиже недельку повозюкаться.
Он прицелился в часового. Только он с оружием. Остальные, безза-ботно развалившись у палатки, сложили автоматы метрах в трех от себя.
Перед тем, как выстрелить, сержант еще подумал – как бы все-таки зрелищно получилось, выскочи он из кустов на негров с диким ревом. Пара длинных очередей, и дело в шляпе. Но куда тут думать об очередях, когда в магазине всего два патрона. Вот и ломай голову, как в два счета уложить чет-верых. Задачка что надо – не каждому по зубам.
Адамс аккуратно нажал на спусковой крючок и тут же сорвался с места, даже не глянув, попал ли в цель – не мог не попасть. Все его внимание сосредоточилось на трех других.
Вот тут настало время рева. И он взревел на совесть. Вылетел из сплетения пальмовых листьев, лиан и густого кустарника наподобие монстра из дешевого фильма ужасов. Судя по результатам, на родине такой выбег со-брал бы всех “Оскаров”. Аплодисментов, правда, не последовало, но негров взяла оторопь. Такого они еще не видели. Еще бы – выскочило этакое “что-то с чем-то” – грязное, орущее, только с сильной натяжкой напоминающее чело-века, - где уж его сопоставить с убежавшим неделю назад “охотником”. Тем более, что о нем и думать уже забыли.
Первого он свалил выстрелом. Одного из оставшихся, метнувшегося было за оружием, остановил автоматным прикладом. Ударил на совесть. По крайней мере, приклад раскололся надвое. Негр, правда, надвое не расколол-ся, но, упав, уже не подавал признаков жизни.
С четвертым дело обстояло хуже. Развернувшись в его сторону, Адамс застыл как по мановению волшебной палочки. Роль последней, кстати, сыграл автомат Калашникова, нацеленный куда-то в живот. Сержант резко вскрикнул и вскинул свое оружие навстречу. Но курок не нажимал.
Негр тоже не стрелял, и только дико и испуганно таращил большие белые круги глаз на посеревшем лице. Он боялся, что вдруг американец вы-стрелит первым; что у белого реакция окажется чуточку лучше, на сотую до-лю быстрее, и едва он шевельнет пальцем на курке, смертоносный металл безжалостно вопьется в тело.
Негр был еще совсем мальчик. Непрожитые годы и непережитые не-взгоды легко читались на его толстогубом широконосом лице, лежали нимбом на кудрявом смоле жестких волос. И стрелять он боялся. Наверное, это при-ходилось ему делать, и не раз. Но убить человека в пылу сражения, скосить очередью десяток – это только подзадоривает, укрепляет дух, да если уж на то пошло, война есть война. Другое дело – вот так, посмотрев в глаза жертве и признав в ней такого же живого, как и сам, расчетливо послать смерть себе подобному, то есть, совершить убийство – величайший грех, даже если не веришь в Бога. Парень боялся.
Адамс тоже не стрелял, но не потому, что признал в противнике че-ловека – еще чего! – он давно уже не забивал голову подобной чепухой. Про-сто патроны кончились. Было-то их всего два, и столько же раз он нажал на спуск. И теперь вот стоял и, как идиот, пялился на этого негра, и тот тоже пя-лился в ответ и наверняка думал, что этот “охотник”, солдат американской армии, тоже раздираем сомнениями и страхом. Вот сопляк! Адамс зло выру-гался, впрочем, не вслух. Страх он презирал, считал слабостью любое его проявление, и сознание того, что его заподозрили в малодушии, пусть даже враг, заставляло внутренности переворачиваться от бессильной ярости.
Хотя почему бы не подыграть тому, кто заблуждается?
Сержант поднял левую руку вверх и приветственно помахал ею, пра-вой продолжая удерживать автомат.
Чернокожий парень пожевал пересохшие губы и насторожился. В любую секунду он был готов сорваться.
Адамс интуитивно чувствовал, что нервы человека, стоящего напро-тив, на пределе, и вот-вот лопнут с треском автоматной очереди в буквальном смысле слова.
- Привет, - продолжая махать рукой, сказал он беззаботно.
Негр кивнул, но с таким усилием, будто вместо шеи носил деревян-ный протез.
- Ты видишь, я не хочу тебя убивать.
Парень опять кивнул, уже поспокойнее.
- Я же вижу – ты нормальный человек, такой же, как и я, - продолжал Адамс по возможности попроще и попонятнее. – Ты не хуже и не лучше меня – мы с тобой абсолютно одинаковые.
Про себя он добавил: “По крайней мере, хоть английский понимаешь. Или нет?”
- Если ты понял, что я сказал, ответь как-нибудь.
Негр молчал, и Адамс видел, как его волнение возрастает. Может быть, оттого, что он не находил нужных, да и вообще, каких-нибудь слов?
- Ну, скажи “привет”. Я буду рад, что ты меня понял.
- П-пр-ривет, - выдавил юноша и, кажется, немного расслабился.
Адамс вздохнул с облегчением. Теперь он был уверен, что стрелять в него не станут.


Россия. 11.06.99 г. Северов.
[
Спал сегодня Лен крепко, не вскакивая тревожно от подозрительных шумов, как в последние две ночи. Видимо, сказались его “выкрутасы”, как выражалась Ленка, в заброшенном яблоневом саду. У него от долгой ходьбы и то ноги на следующий день болели. А тут разошелся – ни дать ни взять ак-робат. К спорту Лен имел примерно такое же отношение, как свинья к апель-синам – считал физкультуру не своей стихией. Пожалуй, тренировки бы ему только мешали, займись он ими вплотную. И, заставив свое не привыкшее к перегрузкам тело выделывать такое, что не всякому циркачу под силу, да еще три дня кряду, к концу четвертого едва дотащился до кровати. Упал в постель, как в нирвану, и долго плавал между сном и явью, наслаждаясь непонятно-сладостным состоянием.
И снов, слава Богу, никаких он не видел. То есть, что-то было – об-рывки мыслей, осколки картинок – будто чья-то властная рука разметала эти крохи сознания и превратила в туман – непроглядный, как вата. Но все эти обрывки и обломки в памяти не удерживались, проплывали мимо и исчезали в тумане, частью которого сами же и являлись.
И чувствовал себя он наутро превосходно. В таком состоянии он мог без конца писать стихи или петь песни. Ленку он вчера все-таки отправил до-мой, в город. Хотя чего стоило уговорить. Ведь предыдущие две ночи она провела рядом с ним, взявшись изучить его феномен. Она, видите ли, вбила себе в голову, что он – лунатик или что-то там такое. Он и чувствовал себя примерно так же – как “что-то там такое”. И ждал очередной своей выходки как гугенот Варфоломеевской ночи. Выходок не было, а вот кошмары мучи-ли. И Ленка успокаивала его, мающегося в холодном поту, гладила по голове, говорила, как с ребенком… Он был ей бесконечно благодарен, но на третий день оба поняли, что никакая благодарность не заменит девушке десяти-двенадцати часов обычного сна. Домой ехать Ленка, конечно же, не хотела, так что ему пришлось пойти на крайние меры – пообещать взять катер и по-гонять по реке, что планировалось уже давно, но все как-то откладывалось, и всегда из-за него.
Чуть свет она скреблась в дверцу его чердачной комнаты.
Вопросы посыпались сразу же. Она даже забыла сказать “привет”.
Лен протестующе поднял руки.
- Все нормально, - сказал он с расстановкой. – Сегодня я никого не бил. Меня тоже никто не трогал.
Ленка схватила его за плечи и встряхнула как следует.
- Что-нибудь болит?
- О господи, - простонал он. – Успокойся ты ради Христа. Все в по-рядке.
- Точно?
- Ну точно, говорю же. Слушай, а вообще – как это называется?
- Что называется? – не поняла девушка.
- Да вот это самое. Пришла, понимаешь, ни “здрасьте” тебе, ни “при-вета” захудалого. Сразу: “болит, не болит”. Ты это брось, - Лен на всякий слу-чай погрозил пальчиком.
- Ну-уу, - протянула Ленка. – Господин Северов встал не с той ноги.
- Вообще-то, - он демонстративно посмотрел вокруг себя и пару раз подпрыгнул на матраце, - вообще-то я еще не встал. Так что, с какой ноги я это сделаю, только от тебя зависит.
- Я тебя умоляю, - Ленка присела рядом на краешек кровати и чмок-нула его в губы. – Встань с нормальной ноги. А то как же наша увеселитель-ная прогулка на катере?
Лен выпростал из-под одеяла обе ноги и теперь внимательно их рас-сматривал.
- И какая из них более нормальная? Левая или правая; правая…, - тут он очень серьезно посмотрел на Ленку. – Или все-таки левая?
Она слегка насупилась:
- Хватит дурака валять.
- Ладно, - он окончательно и бесповоротно соскользнул на пол, в се-рые домашние тапочки.
Они спустились вниз и вошли в дом.
Посреди просторного зала Лен остановился и потянулся до треска в костях. Сон все никак не хотел отпускать его. Глаза слипались неимоверно. Стоял он так с полминуты, тяжело глядя на Ленку и будто что-то вспоминая, на самом деле силясь, наконец, сбросить с себя сонную тяжесть.
Вдруг девушка тревожно нахмурила брови. Подошла к нему вплот-ную и взяла за руку.
- Что это?
Он недоумевающе скривил губы, уже собираясь сказать обычное “Рука как рука”, но слова застряли где-то на полпути – между мозгом и рече-вым аппаратом. Он поднес руку к лицу и рассмотрел ее внимательно. Ну ко-нечно. Никаких сомнений – именно кровью были облиты кисть и запястье. Засохшая и запекшаяся, жидкость покрывала руку почти до локтя черно-бурыми подтеками. Это была кровь. Но чья кровь?


Мозамбик. 29.05.64 г. Адамс.
[
- Видишь, вот и договорились, - Адамс позволил себе наконец безза-ботно рассмеяться.
Негр тоже перестал держать побелевший от напряжения палец на спусковом крючке автомата и даже подвинулся ближе к костру.
- Так ты говоришь, зовут тебя… Джек, - сержант не давал угрюмому и угрожающему молчанию повиснуть над поляной. С последними словами он подбросил в огонь пару сучьев. Но глаз с негра не спускал, и дула, нацеленно-го противнику в грудь, тоже. – Слушай, Джек, давай в конце концов уберем эти чертовы штуки! – он имел в виду автоматы. – Мы ведь с тобой уже часа полтора друг на друга пялимся, как идиоты. Чего ради-то, а? – Адамс устало покачал головой. – А, ну да, тебе десять тысяч долларов обещали.
- Нам, - невозмутимо поправил негр.
- Ну да, я же и говорю – вам. Но остался-то только ты, от этого уже никуда не денешься. Вот здорово звучит, а? – никуда ты от десяти штук бак-сов не денешься. Разве не здорово?
- Не очень, - мрачно проронил чернокожий солдат.
В душе Адамс ликовал. За последние полтора часа он наконец-то ус-лышал голос этого ниггера, чтоб его разодрало. Санта Мария! Если бы ему хоть один патрон! Ну разве стал бы он разводить демагогии и смеяться в то время, когда хотелось вцепиться зубами в эту черномазую глотку… Но боль-ше ничего не оставалось, как играть в доверие.
- Ну, договорились. Кладем эти пулеметы от греха подальше и давай, что ли, поедим. Отметим это дело, а? Проголодался-то, небось?
Негр сглотнул слюну и покосился на совсем недавно подстреленную антилопу - уже освежеванную и готовую к жарке. Они вчетвером собирались только как следует перекусить, но этот вот американец взял и перестрелял всех.
- Давай так: я считаю до трех. На “три” мы бросаем “пушки” в сторо-ну. Идет?
И, хотя вразумительного ответа не последовало - кивок негра можно было истолковать как угодно - Адамс начал считать. И - о чудо! - негр хоть и не бросил автомат, но зато положил его рядом.
- Уф-фф! - вырвался у сержанта невольный вздох. - Ну и горазд ты людям нервы трепать, парень. Теперь видишь, никто тебя убивать не собира-ется.

Они уже собирались накинуться на ужин, но Адамс вспомнил про “охотников”.
- Подожди, Джек. Мои друзья - они ведь голодные.
Негр покосился на палатку, в которой лежали трое связанных американских солдат, и угрюмо отвел взгляд.
- Ты один - я один. Так честно, - скупо обронил он.
- Что ж, логично. А ты умный малый, Джек. И откуда ты такой среди чернокожих взялся?
Джек пожевал скулами.
- Почему вы, американцы, не любите негров?.
Адамс даже перестал разделывать тушу, задумался.
- Ну ты как спросишь, - наконец, пожал он плечами. - Не я же эти правила игры придумывал. Я - солдат. Негр - враг. Врагов надо ненавидеть. Вот я и... - он махнул рукой, - Брось думать о всякой чепухе. Тебя я почти что люблю. Даже странно - с чего бы это? Не поверишь, но ты - свой в доску па-рень. Лови, - большой шмат мяса, описав дугу над желтыми языками пламе-ни, звонко шлепнулся в подставленные ладони чернокожего.
Аромат свежеприготовленной пищи поплыл над поляной. И на время Адамс забыл про все на свете - он по-настоящему был голоден. Еще бы - по-сле змей в сыром виде вот так, лицом к лицу, столкнуться с жареной антило-пой...
...Когда он проснулся, было еще темно. Собственно, засыпать не вхо-дило в его планы, но где уж тут удержаться - сытный ужин, теплое местечко возле костра, и все это после почти недельных скитаний по вонючим дебрям Замбези. Так что он отключился помимо собственной воли. Засыпая, пожалел на мгновение, что его теперь запросто можно ухлопать, но последняя созна-тельная мысль была: “А черт с ним, пусть делает, что хочет, пусть только даст спокойно уснуть”.
Но раз уж он проснулся, и видит звезды, и дышит свежим ночным воздухом, и даже продрог малость, - не значит ли все это, что негр тоже ус-нул, так же наплевав на все? Конечно, значит. Во всяком случае, он, сержант американской разведки Джонатан Адамс, жив. Теперь дело за малым - дотя-нуться до одного из разбросанных в беспорядке вокруг потухшего костра ав-томатов - ни оружие, ни трупы негров убрать так никто и не позаботился. И тогда уже дело в шляпе. Чернокожий парень Джек, конечно же, умрет, не проснувшись, а “охотники”, наконец, обретут свободу.
Адамс бесшумно скользнул к палатке и схватил автомат. Одним прыжком преодолел расстояние, по расчетам, отделяющее его от противника, и вскинул оружие.
...Никого. Разочарование свалилось как-то слишком уж неожиданно. Где же негр? Куда девался этот черномазый, чтоб его? Адамс стремглав пере-сек поляну и рванул на себя желтый брезентовый полог палатки. Если негр сбежал, то, по крайней мере, хоть ребят освободить надо.
От увиденного сержант замер с отвисшей челюстью. “Охотники”, все трое, лежали рядом, аккуратно скрестив на груди связанные руки. Чего им не хватало - так это голов. Все три были аккуратно оттяпаны по самые плечи, и один Бог знал, где сейчас находились.
- Твою мать! - вырвалось сквозь нервически сжатые зубы у Адамса. Даже его, повидавшего всякое, прошиб холодный пот.


Россия. 11.06.99 г. Северов.
[
- О, Степа, сто лет тебя не видел! – Лен сделал приглашающий жест и отошел с порога, освобождая проход.
Степа Юрский, высокий голубоглазый парень, ровесник и в прошлом одноклассник Лена, озадаченно погладил бритый, поросший белесой щетиной череп, словно раздумывая, как относиться к приглашению.
Лен пожал другу руку, и они вместе прошли через узкую прихожую в зал.
- Привет, Степа, - Ленка улыбнулась с дивана и отложила в сторону телевизионную программу.
- Здорово, Ленка, - энергично кивнул Степа и аккуратно присел ря-дом.
- Чему обязан? – осведомился Лен. – Проблемы или просто чайку по-пьешь?
Степа опять провел ладонью по щетинистой макушке, задумался и как-то странно посмотрел на приятеля.
- Да нет, так зашел, узнать, как жизнь, - решительно выдохнул он.
Ленка встала и исчезла за дверным проемом.
- Я вам кофе приготовлю, - донесся ее голос уже с кухни.
От Лена не ускользнуло нестандартное степино поведение, и теперь он был весь – внимание.
- Что случилось? Говори сейчас, если тебе неудобно при Ленке.
- Да нет… - парень зачем-то взял газету и бесцельно покрутил ее в руках, раздумывая, с чего начать. Потом прокашлялся в кулак и покачал голо-вой. – Н-да, история.
- Слушай, ты конкретно скажи. Если что надо – поможем, чем смо-жем. – Лен не на шутку встревожился. Если Степа вел себя вот так, как сей-час, загадочно, то произошло кое-что похлеще финансовых неурядиц или случайных уличных разборок. – Ну, слушаю.
Гость прищуренно-хитро посмотрел на собеседника, будто сомнева-ясь в его искренности, и улыбнулся.
- Ты уверен, что не хочешь мне ничего сказать?
- Я – тебе? – Лен поскреб в затылке и растерянно развел руками. – Ну, сказать-то я тебе могу чего-нибудь, чего уж там. Только вот, честно сказать, не знаю, с чего начать.
- Ты где был сегодня ночью? – Степа наклонился, продолжая улы-баться с таким видом, словно хотел сказать: “ну что, в самую десятку попал?”
- Я? Ну… - Лен посмотрел на левую руку, уже отмытую от крови, по-том перевел взгляд на друга. Им овладевала смутная пока еще тоска. – Ты что-то знаешь про то, где я был сегодня ночью?
- Ну все, хорош, Лен, мне уже надоело дурака валять. Такое ощуще-ние появляется, что меня за идиота держат.
- Главное – не нервничай, - Лен поближе придвинулся в кресле к ди-вану. – Просто я не знаю, о чем ты толкуешь. Ты говоришь с таким видом, типа я все знаю насчет чего-то там, но скрываю.
Тут Степа не выдержал и захохотал. Откинулся на диванную спинку и хлопнул ладошкой по поручню.
- Да-аа, -протянул он, как у постели с безнадежным больным. – Ну ты воще.
В дверях возникла Ленка с пестрым подносом в руках. Осторожно, чтобы не разлить дымящийся кофе в трех красных чашках, она проскользнула к маленькому круглому столику.
- Чего смеемся? – полюбопытствовала она. – Поделитесь радостью.
- Да вообще беда, - махнул рукой Степа и потянулся за кофе. – Вот этот тип, - он кивнул на беспрестанно пожимающего плечами Лена, - Сидит и дурака из меня делает.
- Нет, ну ты с самого начала все неправильно рассказываешь, - вме-шалось пострадавшее самолюбие “типа”. – Представляешь, Лен, пришел, ни-чего толком не объяснил, ходит все вокруг да около, и, главное, думает, что я понимаю, к чему он клонит. А еще говорит, я из него дурака делаю.
Степа поперхнулся кофе и раза два повторил свое “Ну ты воще!”. По-том вдруг посерьезнел. – Мы тут сидим, прикалываемся друг над другом, а дело-то ой-ой-ой. Но тут что-то не так. Если бы ты, Лен, хотел, чтобы мы про вчерашнее забыли, то так бы и сказал. Я тебя знаю. Но ты сидишь и мозги мне компостируешь, так что сейчас я почти уверен, что тебе память отшибло.
- Подожди-подожди, - Лен протестующе поднял руку. – А что вчера было? Все нормально было. Я Ленку посадил на автобус, она в город поеха-ла…
- Ну а ты куда?
- Я? Ну, посидел над книжкой – я Шекспира своего дочитываю. Ну и… спать лег.
- Спать. Ты. Лег, - Степа не переставал удивляться. – Ну ты че, Лен?
- Да, я же помню, лег часов в двенадцать. Спать хотелось сильно. У себя на чердаке спал. Все нормально.
- Ну ладно. Допустим, ты лег. Ты, Лен, - обратился парень к девушке, - ничего утром странного в нем не заметила?
Ленка невольно посмотрела на руку Лена. Последний сделал то же самое, после чего их взгляды встретились.
Лен озадаченно наморщил лоб.
- Ты понимаешь, Степа, странное-то как раз было.
- Ну! – невольно воскликнул парень.
- Было странное, - задумчиво повторил Лен. – Но…
- Ну что “но”, что “но”? – Степа сгорал от нетерпения добиться от друга признания.
- Но ты-то откуда об этом можешь знать?
- Ну, здрасьте, - Степа тяжело и медленно вздохнул. – Опять двадцать пять. Ну как же я не буду знать! Как я не буду знать, что ты там творил сего-дня ночью, если я до утра с тобой был? Мы в пять разошлись.
- Да ну! – Лен даже приподнялся в кресле и застыл в этой напряжен-ной позе.


Мозамбик. 30.05.64 г. Адамс.
[
Адамс не убил негра. Хотя нашел его сразу же – тот ушел всего на пару километров. Сидел на дереве, судорожно вцепившись в автомат. Ночные джунгли произвели на него неизгладимое впечатление. Нервов хвалило нена-долго – пару часов парень помыкался по зарослям и, вконец потеряв ориента-цию, забыв про компас и звездное небо, несколько раз искупавшись в воню-чей болотной грязи, чудом ускользнув из зубастой пасти аллигатора – так ему наверняка казалось, - сидел теперь по-обезьяньи на толстой ветке раскидисто-го дерева и боялся лишний раз вздохнуть. Все это Адамс отметил, едва обна-ружив в сплетении лиан живое человеческое тело, трясущееся от страха. Странно, но сержант подумал, что убить парня сейчас – несправедливо. Хоть он и сбежал, бросив его, американца, в компании трех мертвецов, кроме тру-пов оставил на поляне автомат и ярко пылающий костер. И, главное – его, живого. Вот что удивительно. И все равно удивлялся Адамс больше всего то-му, что не расстрелял этого ниггера к чертям собачьим. Это противоречило его правилам и вообще было нелогично, а по меньшей мере – рискованно. Но он был зол. Сам не знал, на кого злился, но чувствовал себя абсолютным идиотом, пешкой в опытных руках шахматиста. Во всей этой истории с сол-датским мясом по двадцать пять долларов за килограмм ему еще предстояло разобраться, а единственным, кто мог бы пролить на нее свет, оставался, по-хоже, только этот живой комок грязи на ветке каучукового дерева.
Негр оказался весьма разговорчивым. Собственно, Адамс как бы ме-жду прочим заметил, что если тот не станет, наконец, приятным собеседни-ком, придется потратить энное количество боеприпасов и урезать компанию до минимума. Под минимумом сержант подразумевал, конечно же, себя.
- Вся эта потасовка была с самого начала шита белыми нитками, - разглагольствовал чернокожий, кое-как отмывшись от грязи в ручье. – Просто никому из вас, американцев, на ум не пришло, что ваши командиры продаж-ные. Вы не должны были вернуться. В противном случае вас бы убрали уже там, дома. Ваши начальники сидели и ломали голову над тем, как все устро-ить – ну, чтобы все было шито-крыто. А тут подвернулся наш человек, кото-рый и выдал Мбаве, вашу цель, американским спецслужбам. Это враг Мбаве, и вы, в общем-то, сыграли ему на руку. Лидером теперь станет он, а десять тысяч долларов были собраны им с приверженцев бывшего вождя, пообещав принести головы убийц их кумира, - негр замолчал и горько усмехнулся. – Где-то я слышал такую пословицу: и волки сыты, и овцы целы.
- Да, да, - покивал Адамс в глубокой задумчивости. А еще есть посло-вица: не рой другому яму – сам в нее попадешь. Слушай, а ты все откуда зна-ешь? Так ты складно рассказываешь, будто сам все придумал. Может, так оно и есть, а? – сержант угрожающе похлопал по прикладу лежащего рядом, на траве, автомата.
- Земля слухами полнится, - загадочно ответил чернокожий. – Я один из близких людей Большого Макса – преемника Мбаве.
- Голова идет кругом от всех этих махинаций. Что же это, получается, нами просто попользовались.
- Выходит, так.
- Просто попользовались, - продолжал Адамс, распаляясь. – Слы-шишь, парень, - он схватил негра за воротник и как следует встряхнул. – Слушай и запоминай: я найду того, кто во всем этом виноват. Найду и нака-жу. Вот увидишь.
Чернокожий насилу освободился от железной хватки и прокашлялся – расчувствовавшись, Адамс его едва не придушил.
- Я передушу все свое командование голыми руками. Уж здесь-то я специалист.
- Если мы отсюда выберемся, - поспешил вставить негр. – Я… Я ком-пас потерял, кажется… Да, точно – потерял.
- Хм, компас, - сержант ткнул себя указательным пальцем в грудь. – Ты знаешь, кто перед тобой сидит? “Охотник”. А знаешь, что значит “охот-ник”? Вот на этой груди в особо торжественных случаях горят четыре пур-пурных сердца. Это не считая остального барахла. А ты говоришь – компас. Я, случалось, в джунглях зубами себе дорогу прогрызал, - Адамс до хруста сжал кулак и медленно повертел им в разные стороны, любуясь. – Я и сейчас прогрызу. Если ты только не врешь, ниггер. Ты ведь не врешь?
Тот не стал оправдываться – он просто рассказал сидящему перед ним вояке все его сверхсекретное задание от начала до конца. Сказал даже то, чего не доверили ему – о заданиях его “компаньонов”.
…- И собираться вместе после завершения задачи вам было ни к че-му. Это было нужно нам, чтобы не отлавливать вашего брата по одиночке, а накрыть всех разом.
Адамс вдруг вскочил.
- Пошли.
- Куда? – уставился на него негр.
- Выберемся из этого чертова болота. Пошли быстрее. И головы возьми, - сержант кивнул на рюкзак, забытый чернокожим на ветке дерева. – Десять тысяч долларов на дороге не валяются. Тем более что ты их заслужил.


Россия. 11.06.99 г. Северов.
[
…- Ты вообще какой-то странный вчера был, - рассказывал Степа по-сле того, как понял, что Лен действительно ничего не помнит. – Мы возле ларька встретились, - ларек в поселке был всего один, и для молодежи он яв-лялся главным ориентиром как единственная торговая точка, где в любое время суток можно было “отовариться” спиртным. – Ты бы меня не заметил. Уже мимо проходил, как фраер – мол, никого не знаю, все по фигу. А я тебя окликнул. Ты долго на меня смотрел, как на чужого, потом все-таки подошел поздороваться. Я еще подумал, ты пьяный.
- Да ну, ты же знаешь - я такой ерундой давно не занимаюсь, - возра-зил Лен.
- Я-то знаю. Да мало ли – всякое бывает. Тем более, насколько я пом-ню, ты только пьяный такой чудной был, - Степа прервался и удивленно по-качал головой – в который раз за последние несколько минут, по новой пере-живая события сегодняшней ночи.
- Ну и что дальше-то? – в один голос не вытерпели Лен и Ленка.
- Да мне некогда было, девчонке зайти обещал. Думал – поздорова-юсь и побегу. А ты руку мне не отпускаешь и, главное, молчишь. Я тебя спрашиваю – может, чего надо? Ты молчишь. Вот тогда я и подумал, что ты пьяный. Ну, тебе, если ты “под градусом”, вообще бесполезно что-то объяс-нять. Вобьешь мысль в голову, и хоть ты режь. Короче, решил я подождать. Подумал – как только хватка ослабеет, вырвусь и убегу. Я еще удивлялся – где это ты столько силы набрался? Рука как клешня. Оказалось, это только начало было. Ждать мне долго не пришлось. Ты говоришь: “Пойдем со мной, по дороге все объясню”. Я тебе хотел что-то возразить, только ты и слушать не стал. И говоришь: “Мне машина нужна. Поможешь, если что”. Я говорю: “У тебя же мотоцикл есть”. А ты: “Я сказал, мне нужна машина!” Так что по-шли мы машину искать. Ну и нашли. У Сани Терещенкова.
Лен схватился за голову. Терещенков слыл бандитом. И, хотя никто не был свидетелем его преступлений, парень сам напрашивался на общест-венное мнение – вел подозрительный образ жизни. В основном отдыхал – пил, гулял, дрался, все по кабакам, и только время от времени куда-то исчезал. Возвращался – и опять за свое.
- В общем, “БМВ” мы у него угнали.
Чего-чего, а последнее Лен услышать никак не ожидал.
- А он сам дома был?
- Дома, - Степа кивнул.
- У него же собака – немецкая овчарка, - прижимая ладонь ко рту, проговорила Ленка.
- И собака, - опять подтвердил Степа. – Да ты, Лен, с собакой секунд в пять разделался. Открыл калитку и – вперед. Я тебя не пускал, назад тащил, но ты только отмахнулся. Пока я прикидывал, где там ближайший телефон - скорую вызвать, чтобы тебя, полусъеденного, успеть спасти, ты ее “сделал”. Я говорю – секунд пять на все ушло, не больше. Короче, псина на тебя кидается – она по двору отвязанная бегала, - ты ей одну руку в глотку по локоть, а дру-гой за загривок хватаешь. Не знаю, что ты там сделал и как сделал, только вижу – кровавые брызги в разные стороны и – псина дохлая валяется. Даже тявкнуть не успела. Ну вот, оттого у тебя рука в крови была.
Лен насилу перевел дух и вытер покрывшийся испариной лоб.
- Знаешь, Степа, в другое время я бы сам скорую вызвал – для тебя. Но похоже, тут ты прав. Я и сам на днях заметил, что драться научился.
- Во-во, - закивал Степа. – Еще как научился. Тебя как подменили. Ты же никогда в жизни гантели в руках не держал. А тут разошелся – ни дать ни взять “парень со свирелью”. Сплошные броски через себя и “вертушки”.
- Какие еще броски? – остановил Лен шпарящего без остановки друга. – Я что, собакой не ограничился?

- Да нет как раз. На шум Саня вышел. Как увидел, что с собакой, в дом за обрезом метнулся. На тебя дуло наставил, обещал пристрелить, если пошевелишься. Черт его знает, может, он испугался тебя, - Степа пожал плечами. – Но только ты совершенно спокойно обрез у него из рук вырвал и через плечо бросил. Потом Саню – тушу эту стокилограммовую – через себя и об стенку. Он вскочил, хотел ударить, но тут ты его “вертушкой” уложил. До сих пор не знаю, что с ним. Зайти с утра побоялся. Но пока мы ворота открывали и угоняли “Бимвер”, он так и не пошевелился.
- Хм, - Лен нервно усмехнулся. – ерунда какая-то. Степа, скажи, что ты пошутил. А то чересчур получается. Судя по твоим рассказам, так я прямо супермен какой-то. Ты посмотри на меня. Как я мог Терещенкова с одного удара вырубить?
- А вот этого я уже не знаю, - Степа только руками развел. – Смог же.
В разговор вмешалась Ленка:
- Честное слово, ребята, приди Степа с такой басней неделю назад, не миновать ему психушки. И ничего бы не доказал.
- Я бы не доказал, а собака, которую Лен порвал, как грелку? Она же не испарилась, так, наверное, там, во дворе, и лежит.
- Слушайте, а это идея, - Лен все еще не оставлял надежды на лучшее. – Мы сейчас пойдем туда и выясним, что все эти кровавые сцены тебе, Степа, привиделись в кошмаре.
Степа некоторое время раздумывал.
- Ну-ну, пойдем. Только заходить сам будешь. А то, боюсь, он всех нас перестреляет к чертовой матери, как только увидит… если сам живой ос-тался.
Лучшим надеждам Лена пришлось жить недолго. Сердобольная ста-рушка – соседка Терещенкова – поспешила сообщить, что утром хозяина двухэтажного кирпичного дома нашли на крыльце без сознания и увезли в больницу. Собаку тоже нашли и позаботились убрать. Но и сейчас на бетон-ных плитах без труда можно было заметить ярко-бурое пятно, про которое сказать “это не кровь” значило бы покривить душой. Подтверждения степино-го рассказа не нужно было искать. К обеду о “бандитской разборке” у Тере-щенкова знал весь поселок.
Дело оставалось за машиной.
Они ее нашли в пятидесяти километрах от Смоленска и сорока от по-селка. Как утверждал Степа, это была идея Лена – столкнуть ее с откоса в ре-ку, под мост. Конечно, угнан автомобиль был не для того, чтобы устраивать зрелищное представление, но “на самом интересном месте”, когда стало по-нятно, по крайней мере, в какую сторону направляется угонщик, закончилось топливо.
…Пока девушка прохаживалась по песчаному откосу, Лен и Степа, раздевшись до трусов, мутили воду вокруг утонувшего автомобиля. Они ре-шили вытащить технику, но колеса накрепко увязли в песчаном дне, и все потуги парней успехом не увенчались.
- Надо звонить в милицию, - рассудил Степа. Он сел на траву и, скло-нив голову набок, чтобы не вымочить сигарету, прикурил.
- Ну ты как скажешь, - Лен усмехнулся. – не хватало мне еще за ре-шеткой погостить.
- Согласись – рано или поздно все выйдет наружу, и тогда только ху-же будет.
- О Господи, - простонал Лен, закрыв глаза. – Как доказать, что это был не я?
- Но это же был ты.
- Но я же не помню ничего!
- Скажи что-нибудь по этому поводу, - попросил Степа Ленку. – ты же на юриста учишься.
- Случай исключительный, - не могла не признать та. – Но думаю, что как незнание законов не освобождает от ответственности, так и потеря памяти – не предлог для оправдания. Нет тебе спасения, Северов. От себя убежать можно, а вот от милиции… - она красноречиво развела руками.
Лен совсем сник и тоскливо тормошил мокрую шевелюру.
- Не переживай, - попробовала подбодрить его девушка. – Тебя могут призвать неврастеником.
- Здорово, ничего не скажешь, - он издал несколько нервных, судо-рожных смешков. – Лучше уж в тюрьму, чем в психушку.
- Ты вот что, - Степа выбросил окурок в воду и смотрел некоторое время, как он покачивается на свинцовой поверхности, - Не ходи пока никуда. Думаю, Терещенков, когда очухается, милиции ничего не скажет – сам захо-чет разобраться. Это в его стиле. Так что время у тебя есть.
- Ну ладно. А потом-то что?
- А потом что-нибудь придумаем, - Степа встал и начал одеваться.
…- Ты за ним смотри, Лен, а то натворит еще чего-нибудь, - Юрский стоял на пороге и уже собирался уходить. Лен в это время сидел дома перед телевизором, тщетно пытаясь разогнать мрачные мысли. – Я бы остался, но надо в Москву. Если я на эту сессию не приеду, из МГУ меня исключат.
- Посмотрю, куда я денусь, - Ленка кивнула. – Знаешь, я тут кой-чего придумала. Я ведь его две ночи сторожила, и ничего. Только уехала, и – по-жалуйста, вляпался. Я и сегодня сделаю вид, что уезжаю. Скажу – мама по-звонила. А сама останусь. Посмотрим, что получится.
- Тоже идея. Ну ладно, я позвоню – узнать, как и что. Гуд-бай.
- Пока.
- Лену привет! – крикнул Степа, и звук его голоса заглушила хлоп-нувшая калитка.
Ленка вздохнула и вернулась в дом.
Как нельзя более кстати мелодичной трелью напомнил о себе теле-фон.
- Я возьму! – с порога крикнула девушка и подошла к аппарату.
Это был шанс. Неважно, кто звонил. Ленка как можно незаметнее, нажав кнопку, прервала связь.
- О, привет, мам! – оживилась она в ответ на короткие гудки. – Я се-годня здесь. Слышишь? Все нормально. Я говорю – здесь останусь, у Лена… Что? – она вдруг помрачнела. – Что у тебя?.. Случилось? Что случилось?.. А что, сейчас не можешь сказать?.. Нетелефонный что? – ей надо было сыграть, и она сыграла. Судя по встревоженному лицу Лена, ей бы не в юристы, а пря-миком на съемочную площадку.
- И там что-то приключилось, - раздосадовано проговорила она в от-вет на его немой вопрос. – Надо ехать. Там что-то не то. Мама никогда так не разговаривает…
…На последнем автобусе она вернулась. Матери дома объяснила, что забыла кое-что из косметики. Вышла за одну остановку до поселка  и, стара-ясь держаться в тени погуще, прокралась к дому Лена.
Света в окнах не было. Вполне вероятно, что и хозяин отсутствовал. Так оно и оказалось – на дверях неразрешенной загадкой повис замок. Куда подевался Лен? Уже стемнело, и он обычно в такое время находился дома – смотрел телевизор или писал что-нибудь. Хотя мог пойти к друзьям развеять-ся. Только это явно не в его стиле. А вообще – теперь трудно и вряд ли вооб-ще возможно определить, что в его стиле. Он ведь раньше и драться не умел…
Чердак, последняя надежда, оказался необитаем.
Ленка тихонько скользнула к окну и притаилась под наличником. Ей пришла в голову ненормальная мысль: может, и она тоже – “того”? Девушка поежилась. Несмотря на свой живой и прямой характер, она была все же страшной трусихой. И то, что ей вот так, крадучись, приходится передвигать-ся, что ее могут заметить, хотя бы даже и ее парень, уже будоражило вообра-жение.
Она сломала два ногтя и ободрала краску как минимум еще на трех, открывая оконную раму. Лен никогда не закрывал ее изнутри на шпингалет, и сейчас это играло девушке на руку.
Скользнув через подоконник и потянув створку на себя, она почувст-вовала себя в относительной безопасности. Хотя как сказать – здесь, внутри, было еще темнее, и в непроглядных углах могло притаиться что угодно. В любой момент готовая закричать, обливаясь то обжигающим, то леденящим потом, до боли кусая губы, она тщательно исследовала квартиру. Любое по-дозрение на присутствие в доме кого-то еще могло, казалось, стоить ей раз-рыва сердца.
Но – никого. Шум послышался позже, снаружи. Открывали дверь.
Ленка метнулась было в одну из комнат, хотела спрятаться, но поче-му-то передумала. Такого ее нервная система не выдержит – мало ли что взбредет в голову Лену, когда он отыщет ее где-нибудь под кроватью. Пусть лучше сейчас увидит и посмеется над глупой выходкой.
Но лен не засмеялся. Даже не улыбнулся, уверенно и быстро шагнув через порог.
- А, ты здесь, - безразлично проронил он и, не разуваясь, вошел в зал, в центре которого стояла девушка. В руках он держал спортивную сумку. – Ты не сказала, что вернешься.
Она молчала. Смотрела, как он бросил сумку на диван, прошел мимо нее через зал по зеленому паласу к шкафу. Порывшись в одежде, достал бу-мажник.
Двигался Лен быстро, точными и рассчитанными движениями, и это было совсем на него не похоже. Как правило, он постоянно напевал, даже ес-ли пребывал в плохом настроении; постоянно упускал что-то, забывал, делал много лишних движений и, главное, всегда озвучивал свои действия. Теперь Ленка видела другого Лена – точно знающего, что ему надо, и мыслящего на несколько шагов вперед.
- Поможешь мне, - обронил он, даже не посмотрев на нее. – Сегодня уезжаем. Надо собрать кое-какие вещи, - он не спросил, какие у нее планы, что вообще выходило за всякие рамки.
Последнее обстоятельство вывело, наконец, ее из оцепенения.
- Слушай, Лен, тебе не кажется, что это слишком?
Он повернулся к ней и выстрелил холодно-прищуренным взглядом.
- Я не Лен.
- Ну да, - Ленка опешила. – Что же ты за явление Христа народу, если не Лен?
- Я Джонатан Адамс, “джи-ай”-213, сержант американской армии, третье спецподразделение, отряд “охотников”, - отчеканил он ясно и четко, не давая повода двусмысленностям.


Мозамбик. 6.04.64 г. Адамс.
[
Через таможню они прошли вместе: Адамс на самолет до Лос-Анджелеса, чернокожий Джеймс – на аэробус, отлетавший часом позже в ЮАР.
Таможенник долго, подозревая неладное, осматривал старый обшар-панный чемодан. Если бы его владелец не был сержантом американской ар-мии, служащий, отбросив сомнения, приказал бы вывернуть эту штуковину наизнанку. Но Америка – это, пожалуй, слишком серьезно. Мало ли что, а вдруг этот маленький сержантишка выполняет огромной важности поручение, да и что бы еще могло забросить его сюда, в Мозамбик – в тихий и относи-тельно спокойный уголок по сравнению с тем, что творилось, к примеру, в Южной Республике. И пожалуйста – работник таможни, червь, становится помехой на пути одной из самых могущественных держав мира!
Прокрутив все это в голове, таможенник не решился устраивать обыск. Но чемодан был ОЧЕНЬ странным, он прямо-таки бросался в глаза – старый, потертый, свиной грубой кожи, совсем нелепый в руках воина вели-кой страны, да и для спутника его, мальчика-негра, мало подходил. Так что спросить не мешало.
- В чемодане? – вскинул бровь Адамс в ответ на вопрос и спиной по-чувствовал, как негр сзади нервно напрягся. – Там три человеческих головы. Вот, с другом в джунглях раздобыли. Трофей. Дома на стенку прибью.
- Да ну тебя, сержант, - таможенник кое-как вытянул губы в подобие улыбки.
- Я вполне серьезно, - Адамс невозмутимо пожал плечами. – Я бы по-казал, но извини – спешу, - он помахал рукой на прощание последнему пред-ставителю страны, которую покидал, и прошел между турникетами.
- Держи, парень, - чемодан перекочевал в руки негра.
Последний долго подыскивал слова, чтобы выразить свои чувства. Наконец, определился:
- Ты любишь рисковать?
Сержант ухмыльнулся, подумав о своей проделке.
- Я люблю говорить правду. Будь здоров. Спасибо, что показал мне все в верном свете, - он зашагал прочь, но, сделав несколько шагов, вернулся. Схватил негра за шиворот и продышал в лицо:
- Я ведь тебя откопаю где угодно, если что не так!
На этой чувственной ноте они расстались. Негр, чувствуя облегчение, отправился ждать посадки. Сержанту чувствовать не позволяла присяга, а если и позволяла, то только в свободное от службы время. Сейчас, например, она повелевала разыскать и наказать предателей. Или, во всяком случае, как следует разобраться в сложном и запутанном деле. Хотя это – одно и то же.
В общем-то, мысли о возмездии не помешали ему приветливо оска-литься стюардессе и получить взамен аналогичную любезность. Он поймал себя на мысли о том, что за все время, проведенное в джунглях, Джонатан Адамс, он то есть, ни разу, ни даже полраза не подумал о женщинах. Ну так самое время сделать это сейчас. У него на счету в банке – очень даже прилич-ная сумма. Интересно, он не забыл пароль? Условием получения десяти тысяч долларов со счета Адамса был пароль, который знал и никому не говорил только хозяин вклада. “А вот и я, Джонатан Адамс. Не ждали? А я вернулся” – вот, собственно, все условие. Не так уж и сложно, но сказать необходимо все дословно, добуквенно и желательно без запинки. Адамс не раз задумывал-ся о том, что его чудачество выйдет боком. Вдруг кому-то взбредут в голову именно эти слова? Хотя нет, слишком большое совпадение. Такого не бывает.
В самолете, удобно устроившись у иллюминатора, сержант не мог из-бавиться от противного чувства – казалось, что вот сейчас машина наберет высоту, и в динамике громкоговорителя прозвучит команда: “Приготовиться к десантированию”, и ему придется вскакивать, хватать в зубы страх перед черной неизвестностью, в которую надо прыгнуть, лететь камнем вниз через ветер в ушах и риск напороться на что угодно. Именно так начинались по-следние несколько десятков успешно выполненных заданий.
“Приготовиться!” - ударило по нервам, как в гулкий колокол, и отряд “охотников” сорвался с мест. “Джи-ай – 213” прыгал третьим. Почему-то бо-ялся, как в первый раз. Майор, контролирующий выполнение задания, что-то кричал через рев мощных моторов и свист ветра, хорошо слышный в откры-тую дверь.
- Третий – давай! – повторил майор несколько раз, все более напрягая голосовые связки.
Но “Джи-ай – 213” взяла оторопь. Тряслись коленки и от пота мокла спина. Он не хотел прыгать! Он вдруг понял, что как раз сегодня не рассчита-ет, и разобьется о скалы, прежде чем успеет это почувствовать. Он это не про-сто предвидел, он это знал! Он не прыгнет!!!
Но тяжелый офицерский ботинок толкнул в живот, и “двести трина-дцатый”, потеряв равновесие, вывалился через шлюз в свистящую темень…
… Адамс вскочил и ударился головой о стоящее впереди кресло. Тя-жело дыша, он осмотрелся и понял, что пережил обыкновенный кошмар. Дав-ненько не случалось с ним такого!
Почему-то все пассажиры вокруг тоже казались не на шутку встрево-женными. Люди возмущенно перебрасывались словами, пожимали плечами и вертелись в своих сиденьях, направляя взгляды в узкий полутемный коридор и следующую за ним дверь в каюту пилотов.
- Воздушная яма, - махнул рядом плотный чисто бритый мужчина в очках. – Испугались?
Адамс секунды три потратил на то, чтобы осознать себя как адресат вопроса.
- Да не то чтобы, - он улыбнулся. – Кошмар какой-то привиделся.
- Обычное дело в таких случаях. Наверное, не часто приходится ле-тать? – мужчина в очках доверительно блеснул лысиной.
- Да, с детства боюсь самолетов, - сказал Адамс и поспешил закрыть глаза. Разговаривать с кем бы то ни было ему хотелось меньше всего.
Лучше подумать о главном – ведь совсем скоро его встретит люби-мый “Дядя Сэм”, а вместе с ним – все его родственники, включая и главных врагов – предателей. Убить их или придумать кое-что поинтереснее? И как определить, кто есть кто из его командиров? Интеллектуалом Адамс вряд ли мог себя назвать, и все, что касалось анализа ситуации, синтеза ее экзистен-ции, и выводов, направленных на личное благо, давалось ему с трудом. Коро-че, думать он не любил и не умел. Точнее, не любил, потому что не умел. Су-меет ли он сыграть детектива? Может быть, оставить все как есть, и восполь-зоваться чувством вины или страха (уж какое он сумеет пробудить) в людях, обрекших отряд “охотников” на смерть? Ведь ему уже немало лет – за три-дцать, и пора, уже давно пора заняться приличным, а главное, спокойным де-лом – каким-нибудь бизнесом; выстроить дом, обзавестись женой и кучей сопляков. Единственное, что нужно для этого – деньги.
Адамс не исключал такого поворота событий. Так или иначе предате-ли будут наказаны.

Самолет опять тряхнуло, на этот раз гораздо сильнее. Пассажиры не повылетали из кресел только благодаря ремням безопасности. Парочка смельчаков, наплевавшая на общие для всех правила, с криком прокатилась несколько метров по проходу между креслами. Тут же откуда-то выскочили стюардесса и врач в белом халате. Хриплый голос через радиодинамик от имени командира экипажа рассказал пассажирам последние новости. Состояли они в следующем: самолет попал в сильную грозу, но через десять-пятнадцать минут все придет в норму. Если кому-то станет плохо, к его услугам медперсонал на борту авиалайнера. Но, в общем-то, больших причин для беспокойства нет. Самое худшее позади.
Голос умолк одновременно с очередным “самолетотрясением”. Слово командира было поставлено под сомнение – толчок оказался сильнее преды-дущих.
Адамс только на секунду задумался о том, что эта железная махина может рухнуть вниз и оборвать все его едва зародившиеся планы. Нет, конеч-но, он не мог погибнуть сейчас, когда столько позади. Крокодилы, насекомые, змеи и автоматы, нацеленные в грудь, - все это ведь не просто так, а что-то да значит. Нет, он останется жив. Справедливость восторжествует.
“Охотник” плюнул на мрачные мысли и решил поспать. Вот это – действительно стоящее дело. Именно сна не хватало ему в последние дни – не тревожного забытья длиной в несколько минут, и только если повезет – часов, а нормального, человеческого отдыха, когда есть уйма времени и что-нибудь мягкое под тобой, что могло бы заменить постель. Кресло как нельзя более кстати подходило, Адамс расслабился и даже собирался зевнуть.
Он бы это и сделал, если бы вдруг не наступила тишина. Ударив по перепонкам, она продолжалась лишь мгновение. Потом стали слышны пани-ческие возгласы и шум за иллюминатором – звук рассекаемого на огромной скорости воздуха. И все. Двигатели, рыкнув беспомощно, больше никак не давали о себе знать. Радио тоже. Все молчало и неслось сломя голову вместе с многотонной грудой металла, совершенно беспомощной без моторов, на-встречу близкому будущему.
“Ерунда, - подумал сержант. – Сколько раз летал на самолетах, даже под обстрелом, и уж никак не думал, что это произойдет самым мирным обра-зом. Да нет, такого не бывает. Нет повода думать о смерти. Уж я-то обяза-тельно выберусь”.
Он был уверен в себе сейчас, как, впрочем, и всегда, в любой ситуа-ции. По-другому он просто не умел.
Последними мыслями Адамса было: “Чушь. Вспомню как-нибудь за чашкой кофе”. И еще: “Предатели должны быть наказаны. Уж я до них добе-русь, если взялся”. И совсем уж последняя, промелькнувшая вместе с посе-ревшим лицом соседа в очках, когда сержант понял, что впереди – только Смерть: “Но так не должно быть! Теперь, когда цель почти достигнута! Да это же просто смешно…”
Самолет разбился о воду, и его обломки мгновенно погрузились в бездну Атлантического океана. Рухнув с высоты в несколько километров, шансы на то, что кто-то остался жив, разбились вдребезги вместе с металли-ческим корпусом авиалайнера.
Даже на грани жизни и смерти Адамс был уверен в себе, он знал, что обязательно доберется до предателей.


Россия. 11.06.99. Адамс.
[
Ленка зажмурилась от нахлынувшего чувства страха, когда подумала, что разговаривает не с Леном. А это был не Лен – она ясно видела. Немного растерянный, совершенно не понимающий, что ему делать дальше – всего несколько часов назад; и сейчас – стоит посреди комнаты, широко расставив ноги, и говорит с такой уверенностью, будто имя ему – Господь Бог, а не Джонатан Адамс, как он утверждает. Даже внешне он изменился. Холодом и бездонным ужасом веяло от этого типа, и напрочь в нем отсутствовала та не-уловимая черта,  какую Ленка про себя окрестила “душевная пушистость”. Так что она не исключала, что видела перед собой Джонатана Адамса. Только откуда взялся такой Адамс? Кто он? Третье спецподразделение, Соединенные Штаты Америки…
Все это весьма и весьма напоминало явление, далекое от мистики и аномальных явлений – психическое расстройство. И сейчас Ленка не могла не подумать, что у ее парня просто-напросто “срубило фазу”. Кто от такого за-страхован? И ей даже хотелось думать иначе, но Лен выглядел именно тем, кем казаться явно не хотел – спятившим.
- Хорошо. Пусть ты будешь Джонатан Адамс, - согласилась она, вспоминая, что ей рассказывала знакомая подружка-врач о нюансах общения с умалишенными. Совсем не обязательно только соглашаться и поддакивать – все ведь зависит от вида расстройства. Самое главное – разговаривать с боль-ным как с совершенно нормальным человеком. Что Ленка и делала, вернее, старалась делать. – То, что “охотник” – понятно. Охотишься-то ты, конечно, не на домашних кошек.
- Угадала. И даже не на диких уток. Как правило, это люди.
- И что за люди?
- Разные. Дело не в этом. Я отошел от практики – перестал быть “охотником”.
- Надоело убивать людей?
- Ты говоришь “убивать” так, будто разговариваешь с убийцей-маньяком.
- А это не так? – Ленка с вызовом откинула волосы назад. – Считаю, если человек убил, он уже не может причислять себя к нормальным…
- Значит, может, - уверенно перебил Адамс и сменил тему разговора. - Тебе не кажется, что так несправедливо: ты обо мне знаешь почти все, а я о тебе – только то, что вижу и какие-то там твои соображения насчет нормаль-ности. Как тебя зовут, бэби?
От неожиданности Ленка даже на диван плюхнулась. У нее глаза по-лезли на лоб. То, что Лен стоял и ее, которую с сопливого детства знал, как самого себя, спрашивал, как зовут – это уж через край. И потом – что это за вульгарщина – “бэби”?
- Слушай, Лен, я вижу, тебе совсем плохо. Хотя стоило полагать, если ты даже свое имя перепутал.
- Знаешь, кончай с этим, - предложил Лен (вроде бы). – Я же тебе ска-зал – никакой я не Лен. И вообще – откуда ты выкопала это идиотское имя? Ну а тебя как зовут – откуда же я буду знать, если впервые вижу…
А! – Ленка вскочила с дивана с торжествующим криком. – Вот ты и попался. Когда вошел, ты сказал мне: “Ты не сказала, что вернешься”. Значит, ты знал меня и раньше. Ну уж по крайней мере не в первый раз видишь. От-куда бы тебе догадаться, что я вернулась? И, знаешь, это мой дом, - последние слова девушка проговорила с уверенностью процентов в двести, как бы имея в виду: “И я не понимаю, что тут делают посторонние”.
- Ну, дом-то это мой… - тихо, задумчиво, но в то же время не допус-кающим возражений тоном проговорил Джонатан Северов. – Ты права, детка. Со мной в последнее время происходят странные вещи, - он осторожно, мор-щась, приложил ладонь к голове, словно там была рана. – И неудивительно – так удариться.
- Когда это ты успел? – на всякий случай полюбопытствовала девуш-ка. – В последнее время ты все больше других бил.
- Авиакатастрофа, понимаешь? – он сел прямо на палас напротив нее и озабоченно покачал головой. – Я и сам не понимаю, как жив остался. И не помню, как оттуда выбрался.
- Откуда?
- Из самолета, конечно. Я как раз летел в Штаты. И тут – тишина, двигатели прекратили работать. Мы стали падать. Дальше – темнота, ничего не помню.
- О-оо, - безнадежно протянула Ленка. – Я смотрю, дело совсем пло-хо, - а про себя добавила, что это еще мягко сказано. Он, видите ли, летел в Штаты! Круто, ничего не скажешь.
И тут, пока Северов-Адамс мучительно соображал, обхватив голову руками, Ленку посетила неожиданная мысль: Лен не знал английский язык. Он все собирался его выучить, но так и не дошли руки. И сейчас, если перед ней сидит сумасшедший, он и двух слов связать на своем “родном” языке не сможет.
- Ты умеешь говорить по-английски?
- Ну ты что, за дурака меня принимаешь? – Лен набычился. – Я, соб-ственно, на русском стал разговаривать только потому, что попал в русскоя-зычную среду. Это уже профессиональное. Окажись я в Германии, заговорил бы на немецком.
- Ну и? – поторопила его Ленка, удовлетворенно отметив: пока что этот дутый американец всего лишь заговаривает ей зубы.
Но тут “американец” заговорил:
-What is your name baby? I think, it"s enough.
Насколько девушке позволяли скромные познания в этой области, она поняла, что имеет дело не с самозванцем. Но, стало быть, и не с Леном.
- Я поняла, - она капитулировала окончательно. – Это не сумасшест-вие.
Адамс (теперь он имел право так называться) непонимающе вздернул бровь.
- Видишь ли, - поспешила объяснить девушка как можно более от-кровенно, - я думала, что ты – Лен, но просто свихнулся. Такое бывает. Но Лен по-английски говорить не мог. Ты можешь. Вот я и говорю, что ты не сумасшедший.
- Да, логика у тебя что надо, - не мог не отметить Адамс. – Слушай, а может быть, ты расскажешь, как я здесь оказался? Кстати, где я оказался? Су-дя по всему, в России.
- Ты догадливый. Это Россия.
Ленка была поражена. Такое она переживала впервые в жизни. Пред ней сидел человек, которого она знала сто лет (а если кроме шуток, то не меньше двадцати), и утверждал, что он – какой-то там “охотник”, и всю жизнь, судя по всему, провел “где-то там”. Несмотря на то, что парень на ее глазах сходил с ума так основательно, что и не придерешься – вон, даже анг-лийский язык откуда-то “вспомнил”, хотя и не знал никогда, - никто бы не смог опровергнуть ее диагноз: страшная, загадочная форма сумасшествия. Ведь это же Лен! Его лицо, одежда, прическа, его родинка на левой щеке, шрам под глазом – с детства еще; его же голос… Только будто душу подме-нили.
Ее передернуло от мысли, что все это как-то связано с областью не-изученного, и здесь, сейчас, на зеленом в полосочку паласе, восседает госпо-дин Феномен собственной персоной.
- Слушай, а ведь я могу сделать тебя знаменитостью, - выдала Ленка явившуюся вдруг мысль.
- Думаю, в другой раз, - сержант явно не заинтересовался предложен-ной перспективой. Сейчас нам нужно кое-куда прокатиться.
- Никак к тебе на родину?
- Именно. Как раз убедишься, что я никакой не Лен, а самый что ни на есть Джонатан, или Джо. Я покажу тебе свой дом, родственников. Как ты на это смотришь?
- Кстати, о доме и родственниках, - не так-то просто было отвадить Ленку от желания разоблачить-таки наглеца. – Если ты не помнишь, как по-пал сюда, и вообще – что случилось после катастрофы, то скажи хотя бы, чем конкретно мы займемся в Штатах, если уж тебе приспичило туда лететь.
- Разве я сказал “лететь”? – вздрогнул Адамс. – Нет, увольте, самоле-там я больше не доверяю. Не хотел бы пережить еще раз такое падение, да и не думаю, что смог бы его пережить. Поплывем на пароходе. В двух словах насчет того, чем мы там займемся: я должен кое-кого наказать.
- Убить?
- Вполне возможно.
- О нет, тогда это явно не по адресу, - Ленка даже обрадовалась, что нашла повод отказаться от приглашения на “экскурсию”.
- А может, и нет – как бы продолжая мысль, проговорил Адамс. – Там посмотрим. Может быть, я предпочту денежную компенсацию.
- И кто тебе так насолил?
- Мое командование.
- Да ну! – Ленка даже проявила заинтересованность. – А если попод-робнее?
- Короче, так: меня послали в Африку, в Мозамбик, на задание. Ну и подставили. Определенно подвели под монастырь. И теперь я не могу этого так оставить.
- Знаешь, что-то я не могу связать: Америка – Африка, кроме того, что на одну букву начинается. Помню, с Ираном вы воевали, потом – Юго-славия. А Африка, - Ленка пожала плечами. Где-то на задворках памяти Юж-ноафриканская Республика, где вроде были завязаны Штаты, но тут же забы-лась – это ведь было так давно, да и вообще – в семьдесят девятом году, если она не ошибалась, Африка получила независимость…
Но Адамс эту мысль подтвердил:
- Согласен, немногим известно о нашем влиянии на эти области, но мы в ЮАР уже столько лет находимся, что… Я слышал о таком понятии – русская глубинка, но, знаешь… - теперь уже он смотрел на Ленку как на не-нормальную.
Она даже присвистнула:
- Ну ты даешь! Сколько же тебе лет, интересно? – последний вопрос она высказала как мысль вслух, но Адамс принял в свой адрес:
- Мне тридцать два года. Я родился в тридцать втором.
- Стало быть, сейчас какой год?
- Шестьдесят четвертый, конечно, - Адамс вдруг оскорбился: - Да что ты, в самом деле, экзамен мне устраиваешь!
Ленка не говорила ничего – только кивала головой. Наконец, чуть слышно процедила:
- Да ты, парень, мне в дедушки годишься.


Россия. 12.06.99 г. Северов.
[
“Errare hummanum est”; “Человеку свойственно ошибаться”, - в один голос, хоть и на разных языках, твердят поговорки. Человек понимает это и принимает как есть, и даже в самом что ни на есть самоуверенном типе оста-ется место для сомнения. Так что и сомневаться человеку тоже свойственно, раз уж он признает первый постулат. Поэтому его можно убедить в чем угод-но (почти).
Лен никогда в жизни не думал о том, что он может быть еще кем-то, кроме того, что является Леном Северовым – например, сержантом американ-ской армии. Такая чушь ему бы и в голову никогда не пришла. Но, видимо, пришла, раз уж Ленка наутро рассказала о спектакле, разыгранном специаль-но для нее вчера вечером.
Для Лена все было просто: он лег вздремнуть, едва Ленка уехала, да так и заснул, а проснулся – она уже здесь, дома. Что случилось между этими двумя пунктами, он не помнил. Просто не знал этого. Для него ничего не слу-чилось. Но Ленке верить стоило. Да после всех приключений он был готов верить во что угодно.
И Лен засомневался – в самом себе. Он решил раскопать всю свою биографию, год за годом, каждый свой шаг. Сидя на полу, обложившись до-кументами – от свидетельства о рождении до писем от друзей – он подумал, что на это бы сказала мама, будь она сейчас здесь. Наверное, что-нибудь вро-де: “Ну вот, вырастила на свою голову”, - конечно же, не без доли иронии. Отец бы просто похлопал по плечу и бросил: “Закусывать надо”.
А ему между тем не до смеха было. Сидел и скрупулезно вычитывал свои данные в бумажках со штампами и без них. Пытался найти хотя бы по-дозрение на подозрение. Бесполезно – все бумаги подтверждали то, что выда-вала его память: вырос, закончил школу здесь, в селе Великом; оставил за плечами Смоленский гуманитарный институт. Ленка, настоящая свидетель-ница его существования в реальном мире, бумаги, журналы, где он печатался – все говорило о том, что, заглянув в зеркало, он никак не может увидеть там Джонатана Адамса.
И тем не менее: драться он умел; английский язык выучил за одну ночь; да и весь его рассказ о самом себе как о гражданине Соединенных Шта-тов звучал очень уж складно. Одно обстоятельство не вписывалось в круг нормальных явлений – по его же словам, родился он в тысяча девятьсот три-дцать втором году, а жил в шестьдесят четвертом. Он (или Адамс, что теперь было без разницы) хотел кому-то там отомстить, но долго же он дожидался своего часа! Даже если он доберется до Америки, там его закроют в больницу для душевнобольных. Может быть и будут правы?
- Лен, я не знаю, что делать, - честно сказал он, до рези в глазах начи-тавшись собственных биографических данных. Кипы беспорядочно сложен-ных листочков, конвертов и тетрадей возлежали повсюду. Сложно сказать, как он себя чувствовал в этот момент. Скорее всего, никак. Он не знал, как и что чувствовать. Если бы ему сказали: “Поплачь, и все пройдет”, - он бы за-рыдал в голос. Но сам не знал, а надо ли это. И ничего не знал, вся эта история полностью выбила его из колеи.
А Ленку прорвало. Вчера вечером она еще не осознала, что Лен, то есть Адамс, говорит с ней совершенно серьезно, и она по большей части ду-рачилась, подыгрывала. Сегодня полдня она присматривалась к Лену, все еще рассчитывая на его благоразумие – вот сейчас улыбнется и скажет, что все это – только затянувшаяся шутка. Но нет, не улыбнулся. Казалось, он вообще за-был, как это – улыбаться. И только теперь ей стало по-настоящему страшно, до нее наконец-то дошло, что вчерашний Лен – это никакой не Лен; а парень, с кем она разговаривала, был полностью невменяем, и мог натворить что угодно.
Девушка буквально упала к Лену на руки и разревелась. Может, это как раз и встряхнуло его. Некоторое время он еще прижимал вздрагивающее, шмыгающее носом существо к себе, но потихоньку его сердце, замороженное снежной королевой по имени Джонатан, оттаяло; он стал гладить Ленку по спине, волосам, успокаивая.
- Ну что ты, Ленчик, ты же видишь, что со мной все в порядке. Ну, не надо. А то я без тебя не знаю, что и делать. Ну я сейчас вообще с ума сойду, - он аккуратно убрал с ее лица длинные мокрые пряди волос и чмокнул в губы. – Давай вместе думать. Мы же с тобой всегда выкручивались. Помнишь, как в детстве – лет по пять нам было – Толика Толстого забили в песочнице. А его никто на нашей улице победить не мог.
Ленка невольно растянула раскрасневшееся от слез лицо в улыбку. Еще бы она не помнила! Этого Толика все боялись, как огня – он был толстый и злой. Может, он и не был сильным, но драться с ним все боялись. А Ленка с Леном однажды накинулись дружно и так накостыляли, что тот позорно бе-жал, подняв дикий ор. Но все равно не заплакал, а потому его и жалко не бы-ло. А теперь вот, спустя столько лет, смешно.
- Так что мы с тобой ого-го какие сильные! – продолжал Лен гнуть свою линию, и Ленка все более воодушевлялась. – Главное, что мы вместе.
- Ага – неуверенно подтвердила она. – А ночью ты опять станешь по-английски разговаривать.
- Ну, ночью… - Лен и сам боялся прихода ночи или того времени, ко-гда ЭТО начнется. Его просто передергивало от мысли, что хозяином его тела, хотя бы даже на время, может стать кто-то другой. – К тому времени мы что-нибудь придумаем. Слушай, как ты думаешь, а что это со мной такое проис-ходит? – наконец, высказал он до боли свербящую мысль.
- Не знаю, - Ленка еще разок всхлипнула по инерции и успокоилась. – Одно время я думала, что ты заболел. И если бы не твой английский, была бы в этом уверена. Но такого… - она пожала плечами и решительно выдохнула: - такого я еще никогда не видела.
- Может, к врачу? – без особого энтузиазма выдал на обсуждение Лен.
- Нет, все-таки тут особый случай, и врач ни при чем. Мне кажется, я кое-что подобное слышала…
- Ну вот и я о том же, - перебил Лен. – Но не думаешь же ты…
- А вдруг? – она прищуренно-таинственно посмотрела на него, он ей подыграл, и они наконец-то расхохотались, впервые за этот сумасшедший день.
- Давай все-таки без недомолвок, - предложил он. – По крайней мере, будем знать, что говорим об одном и том же.
- Давай.
- Ну и о чем ты?
- О том же, о чем ты, - они опять покатились со смеху. Никто не хотел быть первым.
- Я имею в виду особый вид памяти, - Лен решился взять на себя ав-торство гипотезы. - Когда человек помнит, что происходило с ним в прошлой жизни.
- Чушь какая-то, - задумчиво взвешивая свои “да” и “нет”, проговори-ла Ленка. – Но я думала о том же.
- В любом случае, неплохо бы знать, что у этого Адамса в планах.
- У тебя, то есть? – уточнила Ленка для ясности. – Ты мне заявил вче-ра, что собираешься в Америку. Хочешь отомстить своим командирам, кото-рых, наверное, и в живых уже нет. А вот подробности ты опустил. Вот если бы сейчас ты смог что-нибудь вспомнить…
Лен только развел руками, - Где уж мне.
- А ты попробуй как бы на время стать этим Адамсом.
- Да нет, спасибо, успею еще, - мрачно съязвил Лен.
- А вдруг… - Ленку поразила какая-то мысль, и она в упор уставилась на него. – А если Адамс знает, о чем мы с тобой говорим?
- То есть, ты хочешь сказать… - он невольно поежился, представив, как этот паршивец, паразит, притаился где-то у него внутри и самым бес-стыдным образом подслушивает. – Да нет, вряд ли.
- Но ты же помнишь кое-что из его замашек, - возразила девушка. – А он – из твоих. К примеру, ты драться умеешь. А он знает, что деньги лежат в шкафу.
- Гм… Я об этом не подумал. То есть, выражаясь яснее: стоит ли мне доверять?
- Примерно так. Хотя послушай: если бы Адамс мог читать твои мыс-ли, он бы наверняка знал, что попал в самый конец двадцатого века.
- Точно. Молодец, голова, - похвалил ее Лен. – Мне даже как будто легче стало. Давай так: ты по возможности будешь узнавать о планах этого американца. А потом мы вдвоем будем думать, что к чему.
- Только не будет ли слишком поздно, - засомневалась Ленка. – Уж больно твой “охотник” скор на руку. Еще натворит чего, пока ты куда-то там спрячешься.
- Будем надеяться на лучшее. По крайней мере, по-другому мы вдво-ем, без посторонней помощи, ничего не докажем. Хотя, может, так оно и есть – в смысле, я просто “сдвинулся”.
- Ну а английский?
- Да, против английского не попрешь. И против айкидо – тоже. Ну то-гда – как договорились, ага?
- Угу! – Ленка кивнула. – Представляешь, я буду твоим связным. Ро-мантика. Буду шпионить во вражеском лагере.
- Ты там смотри, - предостерегающе кивнул Лен, - не переусердствуй.
- Да ты никак ревнуешь? – фыркнула Ленка.
- А мало ли что. Вот возьмешь и примешь сторону этого “вражеского лагеря”.
- Ну, - Ленка игриво-кокетливо приподняла брови. – Разве это плохо, когда есть выбор?
- Учти, что выбирать ты будешь только душу, вернее, только память. Тело-то все равно мое.
- Ну тогда я тебя выбираю. У меня с тобой вся жизнь связана. И вся память – с твоей памятью.
- Ну вот и прекрасно, - Ему заметно полегчало.


США. 15.06.99 г. Адамс.
[
Лен ошибался. Вечером он уснул и встал Адамсом. А спустя два дня, которые сержант армии Соединенных Штатов упорно держался на ногах, они были на другом континенте. Ленка убедила лететь самолетом, аргументиро-вав тем, что в будущем, куда таким нетрадиционным способом проник Адамс, авиарейсы намного надежнее, чем в его родном шестьдесят четвертом. Верить ей на слово “охотник”, конечно, не стал, но, оказавшись в окружении шаг-нувшей вперед цивилизации, среди машин и компьютеров, нехотя согласился, что они со временем не сдружились. Большое впечатление на него произвела техника. На улицах Лос-Анджелеса он, страстный автолюбитель в прошлом, буквально прирастал к шикарным “Мерседесам”, “БМВ” и “Ягуарам” (по-следняя марка, кстати, была его лучшим приобретением в “той” жизни). Он ходил, гладил лоснящуюся поверхность и любовался своим отражением в затененных глянцевых стеклах. Пару раз, правда, пришлось испуганно от-прыгнуть в сторону и ретироваться с места событий, подальше от орущей сигнализации.
Но сбить Адамса с толку не могло ничего. Улицы его родного города изменились до неузнаваемости, одевшись в пестроту рекламных щитов, не-оновых вывесок, уплотнившийся смог и толпу нового поколения, но по-прежнему они пролегали в тех же направлениях, тем же курсом – короче, это были те же улицы. Так что, дорогу к банку он нашел.
Они сели на такси, истратив последние деньги Лена, превращенные на таможне в доллары. Когда Адамс сказал адрес: “Бэнкс Фэннелс”, Ленка, закусив губу, замерла в ожидании. Ей казалось, что бородатый таксист повер-нется и скажет: “Извини, приятель, я езжу по этим улицам второй десяток лет, но такого банка не знаю”, - и они окажутся без гроша в кармане посреди ог-ромного города и даже не на своем континенте. Но все прошло нормально – бородач невозмутимо тиснул педальку газа.
Респектабельный подъезд с громадными порталами и огромными то-нированными стеклами несколько смутил “охотника”, больше привыкшего к грязи и неухоженности африканских джунглей. Но на нем сидел лучший чер-ный костюм Лена Северова, причем сидел как влитой, и это хотя и несколько стесняло в движениях, зато добавляло уверенности, поскольку входящий и выходящий люд мало чем отличался от него и его костюма.
В последний раз глянув через темные очки в суету лос-анджелесского утра, он решительно толкнул дверь. Они оказались в окружении черного мра-мора, кадушек с пальмами и запаха денег – незримого, но явно витающего под высоким плоским потолком.
Ленку, как представительницу слабой половины человечества, боль-ше всего заботило, конечно, как она смотрится, одетая в свое бежевое обтяги-вающее платье, которое дополняла косметика “Мэри Кей”. Но ни на улице, ни в банке – никакой реакции; никаких взглядов, кроме мимолетных, скользя-щих, озабоченных чем-то, но явно не тем, чтобы пригласить ее на ужин. Так что, не в ущерб своему самолюбию она сделала вывод, что попала в деловой квартал города, где не до вечеринок и веселья, где зарабатывают деньги.
Молодая привлекательная девушка у компьютера, за толстым стек-лом, до половины забранном жалюзи, бесстрастно выдала дробь по клавиату-ре, набирая серию и номер вклада. Черные крашеные брови удивленно по-ползли вверх. Она как-то странно посмотрела на клиента, потом склонилась к дисплею, полагая, что неверно прочитала. Потом опять глянула через стекло.
- Видите ли, названный вами вклад помещен очень давно… У вас есть документы, подтверждающие вашу личность?
- Не надо никаких документов, - бесстрастно отрезал Адамс, улыба-ясь девушке. – Нужно всего лишь назвать пароль, не так ли?
- Совершенно верно… - девушка сомневалась. – Но вы так молоды. Можете ли вы являться вкладчиком?
- Я – вкладчик, можете не сомневаться, - блеснул Адамс улыбкой Ле-на. – Просто я нашел секрет омоложения.
Ленка вздрогнула от неприятного ощущения, увидев эту улыбку. На ум полезли всякие дьявольские штучки. Было что-то в этом веселье мефисто-фельское. Так, наверное, смеется сатана, завладев очередной душой грешника. У нее в который раз появилось ощущение, что ее водят вокруг пальца. Каза-лось, Адамс знает обо всем; читает мысли не только Лена, но и ее тоже, и ко-гда-нибудь, может быть, очень скоро, нагло рассмеется и оставит их обоих “с носом”.
- Итак, пароль? – девушка за компьютером испытывающе сканирова-ла взглядом слишком уж моложавое лицо вкладчика.
- А вот я, Джонатан Адамс, - несколько театрально выдал юнец в чер-ном смокинге. – Не ждали? А я вернулся. – Выждав некоторую паузу, он при-вел ситуацию к логическому завершению: - Итак, деньги?
Десять тысяч долларов перекочевали в карманы Адамса и сумочку Ленки. У последней несколько отлегло от сердца – по крайней мере, голодной смерти вдалеке от родины теперь боятся нечего.
- Хорошо, но мало, - подытожил Лен, когда они оказались на улице. – Интересно, сколько стоит сейчас авто?
- Очень много. Твоих денег не хватит, - урезонила его Ленка.
- Значит, мне надо больше, - последовал вывод. – И у меня смутное предчувствие, что моему горю кое-кто может помочь. Они пошли по тротуару вдоль чугунной ограды банка прогулочным шагом.
- И как ты рассчитываешь найти хоть одного из своих командиров? – поинтересовалась Ленка, попутно глазея по сторонам, впитывая в себя впе-чатления от пребывания в Америке.
- Однажды я был дома у полковника Брайана. Это ведь был почти что мой друг. Так, по крайней мере, считал я. Это недалеко, сразу за городом, - подумав, он поправился: - Вернее, раньше было за городом.
- Тридцать пять лет! – Ленка покачала головой. – Ты уверен, что он сейчас жив, этот твой полковник?
- Ему тогда было лет сорок. Ну и теперь…
- Семьдесят пять, - договорила Ленка за него и усмехнулась. – Кто в наше время доживает до такого возраста? А вообще-то, ты везунчик. Тебе же просто потрясающе повезло с банком. Мало ли что могло случиться. Да самое обычное дело, если бы он закрылся лет десять назад. Так нет ведь – работает. Я удивляюсь, как это ты еще не торжествуешь и не прыгаешь от радости.
- Я торжествую, - угрюмо кивнул Адамс. – И прыгаю. Но только… про себя. Знаешь, мне надо отдохнуть – приготовиться к генеральному сраже-нию, так сказать.
Ленка едва сдержалась, чтобы не запрыгать от радости.
…Они сняли номер в довольно непрезентабельном, но “ничегошном”, как выразилась Ленка, отеле. Заказали ужин, и девушка даже почувствовала себя как дома. Не без сарказма она подумала, что с десятью тысячами долла-ров в сумочке любой цивилизованный уголок земного шара она могла назвать домом.
Адамс не подавал поводов для беспокойства. Большую часть времени он пребывал в раздумьях, иногда разговаривал с ней, но, в общем-то, вел себя совершенно нормально. Чего нельзя было сказать о Ленке. Она не могла быть в его обществе самой собой, она как бы играла роль, и все время боялась пе-реиграть. И все не могла избавиться от ощущения, что Адамс, бросая на нее загадочные лукавые взгляды, видит ее насквозь. Порой у нее даже захватыва-ло дух от чувства, что вот сейчас он скажет: “ну все, поиграла - и будет, детка. Давай, колись, что там у вас с Леном на уме”. Но пока это были только ее до-мыслы, может быть, от излишней мнительности, свойственной многим жен-щинам.
В полутемном номере они уселись в удобные огромные кожаные кресла. Между ними стоял столик с остатками ужина и светильниками – ими-тацией под свечи. Адамс сидел в полосатом бело-красном махровом халате, свежий и чистый после душа. Гладко зачесанные назад волосы блестели.
- Почему тебе обязательно надо отомстить? – вдруг спросила Ленка. – Ты же говоришь, что у тебя есть дом. Тебе не хочется жить спокойно?
Адамс внимательно посмотрел на девушку сквозь полумрак комнаты.
- Знаешь, - вдруг сказал он, - иногда у меня появляется такое чувство, будто я знаю тебя всю жизнь.
“Ну еще бы, ведь так оно и есть”, - подумала Ленка.
- Так, наверное, бывает у многих, - продолжал он развивать свою мысль. – Где-то я слышал, что это память прошлой жизни.
Ленка вздрогнула – он и сам не понимал, наверное, насколько близок был к истине сейчас.
- А что касается мести, - переменил он тему, - так это не месть. Ско-рее, чувство собственного достоинства. Понимаешь, я не прощу себе, если оставлю тех, кто подписал мне смертный приговор, без наказания. Меня это гложет, сжигает изнутри, заставляет думать, действовать, вообще двигаться – жить. Да, я живу только благодаря тому, что ты называешь чувством мести, хотя это и не месть. Ведь я потерял себя, потерял свою жизнь. Мое время – шестидесятые. Я не знаю, как попал сюда, в самый конец двадцатого века, но понимаю, что здесь что-то не так. Я изменился внешне – разве я не вижу это-го, когда смотрю в зеркало? Я стал моложе, что вообще не поддается объяс-нению. Я никогда не верил в сверхъестественные силы, но тут поневоле при-ходится их признавать, потому что иначе не объяснишь то, что со мной про-изошло. Но я не хочу жить! Я боюсь жить здесь, где я – я это вижу – чужой. Ты говоришь: “У тебя есть дом и десять тысяч баксов, почему бы тебе не за-жить спокойно”. Хочешь, я подарю тебе дом, отдам деньги – мне все это не нужно. Я понимаю, что каким-то чудом остался в живых после авиакатастро-фы не для того, чтобы жить спокойно, а затем, чтобы расплатиться с “креди-торами”, своими командирами, отомстить за тех парней, чьи головы увез к себе на родину когда-то давно чернокожий парень Джеймс. И за себя отом-стить, за себя – погибшего, потому что я все-таки умер. Я остался там. А сей-час… Я не знаю, что это – сейчас. Может быть, иллюзия? Может быть, имен-но так выглядит потусторонний мир? Ведь я привык сталкиваться с трудно-стями лоб в лоб, и мой лоб, набитый шишками, всегда оказывался крепче. И только потому я оставался жить. Но однажды не выдержал. А теперь мне вот так, запросто, предоставляется возможность отомстить. Вот я и думаю: мо-жет, это действительно “тот свет”? Я молю Бога, хотя никогда не верил в него – молю, чтобы мои палачи были сейчас живы. Мне хочется, наконец, узнать правду о себе, и я ее узнаю, чего бы мне это ни стоило. Но это при условии, что сейчас, спустя тридцать пять лет, есть кто-то живой из тех, кто принимал участие в той заварушке… Один – мне нужен только один, и я успокоюсь. Я не вижу впереди ничего, что люди называют будущим. Мое будущее утонуло в океане вместе с обломками самолета. То, что я сейчас – это импульс, это одно только голое желание наказать виновных. Но – я чувствую, я даже не чувствую, а знаю, - оно угаснет, как только возмездие свершится. Импульса, а, стало быть, и меня, больше не станет – я достигну своей цели и растворюсь в ней. Именно так и будет.


США. 16.06.99 г. Северов.
[
- О, - Лен только что проснулся и стоял в одних трусах посреди ком-наты. – Где это я?
Вопрос был задан в пустоту, но натолккнулся на Ленку, сидящую в кресле с чашкой кофе в руках.
- Никак Северов собственной персоной? - невозмутимо поинтересо-валась девушка. Феноменальные перевоплощения Лен – Джонатан на нее уже не оказывали шокирующего действия, как раньше.
- Ну да. А кто же еще? – Лен огляделся.
Он стоял в большой, просторной, и даже слишком просторной спаль-не, где преобладали коричневые тона. Огромная круглая кровать, два “дутых” кожаных кресла, в одном из которых величественно восседала Ленка, дву-створчатый с аляповатой резьбой шкаф под красное дерево, приземистый тя-желоватый на вид столик между креслами и несколько картин на стене – вот все, что составляло обстановку помещения. Сквозь окна, забранные жалюзи, была видна улица – снующие туда-сюда люди и машины. Под потолком мед-ленно вертелся огромный трехлопастной вентилятор.
- Соединенные Штаты Америки, город Лос-Анджелес, отель “Палм-стрит” приветствуют вас, Лен Владимирович! - не без пафоса провозгласила девушка. – Мне остается присоединиться.
- Как?! – Лен явно не ожидал услышать подобное.
- А вот так, - Ленка встала, подошла к нему и чмокнула в щеку. – Рада тебя видеть.
Он пробормотал что-то бессвязное и нахмурился:
- Да ты хоть расскажи, что произошло.
- Ну, ты для начала оденься, кофе попей – короче, приди в себя, па-рень! – Ленка засмеялась и поставила пустую чашку на столик. Потом обняла Лена и прижалась щекой к его лицу. – Ты не можешь себе представить, как я по тебе скучала.
- И сколько мы не виделись?
- Тысячу лет. Шучу. Ну, два дня. Сегодня – третий.
- И что я успел натворить? – чувствуя недоброе, поинтересовался он.
- Ничего страшного. По крайней мере, бить никого не стал. Ну, по-тратил все свои деньги на оформление туристических виз и дорогу сюда – это, пожалуй, самое страшное.
- Все деньги?! – Лен потрясенно вытаращился. Да это же все, что я заработал за полгода.
- Не волнуйся ты так. Не далее как вчера ты пошел и снял со своего счета десять тысяч долларов.
- Ты это серьезно?
- Вполне. Для их получения нужно было назвать пароль. Ну вот ты его и назвал.
- Значит… - лицо Лена просветлело, - что из развлечений ты предпо-читаешь?
- Американские горки, - ответила Ленка, даже не успев задуматься.
- Вот и отлично. Идем искать горки. Ну а по пути расскажешь и, же-лательно, в подробностях, обо всех наших злоключениях за последние двое суток.


США. 17.06.99 г. Адамс.
[
Большие чугунные узорчатые ворота были распахнуты. От них широ-кая асфальтированная дорога вела к шикарному трехэтажному особняку. Дом утопал в зеленом бархате тополей, фруктовых деревьев и кустов шиповника. Два высоченных кипариса вросли в землю по краям большого прямоугольно-го бассейна.
Один из множества желто-полосатых шезлонгов у водоема ожил и зашевелился. Из него выбрался здоровенный детина. Из одежды на нем были только узенькие плавки, волосатая грудь и кобура под мышкой. Он грациозно вышел навстречу посетителям и учтиво наклонил голову:
- Что вам угодно?
- Нам нужно видеть Фрэнка Брайана, - сказал Адамс и поправил пе-реброшенный через плечо пиджак.
Ленка приготовилась к тому, чтобы выразить кучу извинений.
- Подождите здесь, пожалуйста, я узнаю, не занят ли он, - кивнул здо-ровяк и пропал среди зеленых насаждений. Минуту спустя он приглашающе махнул рукой:
- Прошу вас. Хозяин ждет. Даже не спрашивал, зачем пришли. Види-те ли, он всегда рад посетителям. Добрый старикан.
- Да, спасибо, мы в курсе насчет его доброты, - сказал Адамс то ли всерьез, то ли пошутив, и все трое прошли по нескольким ступеням на про-сторную террасу.
В плетеном тростниковом кресле покоился седовласый старец – не такой уж и древний, и для своих семидесяти пяти неплохо сохранившийся.
- Прошу вас сюда, молодые люди! – крикнул он с дальнего конца тер-расы. – Вы как раз пришли к послеобеденному ланчу. Я даже еще не начинал.
Адамс с Ленкой подошли и сели в предложенные бамбуковые стулья. Им предоставилась возможность рассмотреть хозяина дома вблизи.
Фрэнк Брайан, разменявший последнюю четверть века, выглядел все еще респектабельным деловым человеком. Несколько лет назад написав ра-порт об отставке, полковник проводил время в свое удовольствие: активно отдыхал, много ездил верхом и путешествовал. Многие местные журналы знали его как автора нескольких десятков очерков, не лишенных заниматель-ности. Так что, летом девяносто девятого года, когда к нему явились неждан-ные, но радушно принятые им гости, он носил на лице жизнерадостный румя-нец, на теле – темно-синий спортивный костюм из эластика, а на голове – го-лубую тенниску, с выбивающимися из-под козырька вихрами цвета снега.
- Понимаете, все мужчины в отъезде, а остальные обитатели этого дома – женщины, и они на диете, так что мне приходится пировать в одиноче-стве, - полковник разглагольствовал, а молодые люди, сидящие напротив, ни-чего, кроме “здрасьте” пока не сказали. Но, видимо, его это не смущало. – А вообще здесь собираются десятки и даже сотни гостей. Можете не верить, но это так. Кстати, советую вам остаться сегодня допоздна и вы не пожалеете, даю слово. Сегодня мы отмечаем рождение моего первого правнука. Ну, как вам мое приглашение?
- Гм… - после недолгого молчания пожевала губами Ленка и, кое-как связывая слова, выговорила на незнакомом почти языке: - I speak English not well.
- Она говорит по-русски, - на всякий случай обронил Адамс на рус-ском языке.
- О, неужели гости из России? – Брайан просиял, по крайней мере, ви-зуально.
- Да, Старик, из России, - кивнул “охотник”, снимая темные очки.
Брайан вздрогнул и всмотрелся в посетителей. Давно его так никто не называл, да он уже и забыл это обращение, но когда-то, лет двадцать пять на-зад, не меньше, он, Старик, был первым человеком в южноафриканском шта-бе ЦРУ. Но он впервые видел этих людей – его фотографическая память фик-сировала и на долгие годы сохраняла все лица, имеющие хоть какое-то отно-шение к нему лично и к его работе. Но откуда этот парень знает его служеб-ное прозвище? Его и на свете-то не было, этого мальчика, в то время, как Ста-рик делал свои дела на Черном континенте.
- Не узнаешь? - покачал головой Адамс. – Говорят, я в последнее вре-мя сильно изменился. Еще бы – столько лет прошло. Ты, я вижу, тоже не веч-ный.
Фрэнк Брайан молча обдумывал услышанное и увиденное.
- Скажите, кто вы, мне так будет проще с вами общаться, - наконец предложил он. И откуда вам известно, что я владею…
- Русским языком? – подхватил Адамс. – Интересно все это не правда ли?
- Послушайте, - взял себя в руки полковник. – С вашей стороны вести беседу таким образом – просто неприлично. Я о вас не знаю ничего, вы же обо мне что-то слышали, ну и что тут удивительного? Тем не менее лично мы не знакомы – я бы вас запомнил.
- Да, - согласился сержант, - В таком виде я перед тобой еще не пред-ставал. Интересно, что бы ты сказал, если бы я пришел, как полагается, а?
- Как полагается – это как?
- Ну, - Адамс пожал плечами, - явился бы в форме, отрапортовался бы, доложил бы, что задание выполнено.
Брайан, нахмурив брови, разглядывал гостя.
- Нет, - покачал он головой. К вашему сведению, юноша, я уже более десяти лет не ношу военную форму. В то время, когда я отдавал распоряже-ния, вы были подростком. Хотя… Хотя это интересно. Продолжайте, - он по-удобнее расположился в кресле, приготовившись слушать.
- К сожалению, Старик, это не шутка. Я и в самом деле пришел доло-жить, что задание выполнено. И спросить, чем ты собираешься расплачивать-ся. Может, еще одним “пурпурным сердцем”, как обычно?
- Ну это уж слишком, молодой человек! – сухо высказался полковник. – Я не собираюсь выслушивать всякую ерунду. Больше чем уверен, что вы не заслужили ни одного “пурпурного сердца”.
Адамс поднял руку со спрятанным большим пальцем и растопырен-ными остальными.
- Четыре, - сказал он веско и жестко усмехнулся. – Что, молодо вы-гляжу? – он склонился над столом, чтобы быть ближе к собеседнику. – Только знаешь, Старик, я ведь пришел к тебе не для того, чтобы похвастаться награ-дами.
- Хорошо. Тогда для чего?
- Как? – Адамс выразительно выказал недоумение. – Разве я неясно выразился? Я пришел за наградой.
- Молодой человек, вы действительно не так уж ясно выражаетесь. О какой награде идет речь?
- Да, конечно, давайте по порядку, - согласился “охотник”. Кстати, для удобства общения: вы ничего не имеете против, если я стану называть вас Предателем, или, скажем, Продажной Шкурой?
Брайан нервно вздернулся. Румянец разом сошел с его старческих щек, ноздри раздулись, кулаки сжались, и весь он застыл в каком-то нелепом полусидячем положении между креслом и столом с яствами.
- Ну… Ну это уже слишком! Вон! – прошипел он и указал на кованые ворота. – Я никому не позволю называть меня такими словами!
- Успокойся ты, Старик, - радушно предложил Адамс. – Ты знаешь, всякая боль, причиненная тебе, приносит мне облегчение. Так что, отчасти я доволен. Но только отчасти.
- Я сказал…
- Сядь! – приказал, будто рубанул сразмаху, “охотник” и колюче ос-калился: - такие уж мы брезгливые! – он откинулся на спинку стула. – Я долго думал, Старик, как тебя наказать за предательство, за продажность, и, честно сказать, до сих пор еще не решил. Но, думаю, сложив усилия, мы определим-ся, - почти неуловимым глазу движением он выдернул из-под мышки “Кольт” и направил дуло полковнику в живот.
Поймав его быстрый взгляд в сторону бассейна, урезонил:
- На этого верзилу можешь не рассчитывать, он не успеет.
Ленка, за все время разговора не проронившая ни слова, вмешалась:
- Убери пистолет, Адамс! Мы же договорились.
Адамс! – как эхо, повторил полковник. Его словно ошпарило. Память мгновенно выбросила из подсознания целую кипу воспоминаний – даже слишком много, чтобы сразу осмыслить.
- Ты ведь знал одного Адамса, Старик, да? – продолжал играть на нервах “охотник”. Было это, правда, тридцать пять лет назад, но ты все равно его помнишь. Потому что в вечном долгу перед ним. Потому что продал его по двадцать баксов за килограмм, оптом. Он думал, что был твоим другом, настоящим другом, а на самом деле он был мясом, чем-то вроде свинины. Ты помнишь, как пятеро твоих “охотников” не вернулись из Мозамбика? Пом-нишь, конечно. Ну, скажи что-нибудь, - сержант поиграл дулом пистолета.
- От… откуда ты это знаешь? – прохрипел старик. Теперь он не вы-глядел ни весельчаком, ни здоровяком – просто очень старым человеком. – Тебя и на свете не было.
- Я Адамс! – проревел “охотник” прямо в лицо Брайану. – Тебе, мо-жет, рассказать свое последнее задание? Ну что ж, могу устроить. Нашей за-дачей было уничтожить Мбаве, африканского лидера. А ты продал нас, убийц вождя, его слугам, причем за большие деньги продал. Из всех только я остал-ся в живых. Я бы добрался до тебя раньше, но мой самолет разбился над океаном. А теперь я вернулся с того света, чтобы найти тебя и взять то, что мне причитается. Может быть, это будет твоя жизнь.

Брайан стал вдруг удивительно спокоен, только взгляд затуманился. Ленка первая догадалась о причинах “спокойствия” - старику стало плохо. Она быстро схватила со стола бутылку виски, вылила несколько капель на салфетку и прижала ее ко рту и носу полковника.
Тот шумно, с большим трудом, вздохнул и взялся за сердце.
Адамс на всякий случай убрал пистолет – не дай Бог, старикан от од-ного вида оружия окочурится.
Некоторое время все трое сидели молча, пока полковник приходил в себя. Но, похоже, после такого потрясения, окончательно оправиться ему уже суждено не было. Он не проявлял никаких эмоций, хотя понимал все, что слышал, и кивал изредка.
- Честное слово, Старик, я не хотел сделать тебе плохо, - признался Адамс. Побеждать приятно сильных людей. Когда-то ты был сильным. Теперь ты старик – просто старик, с маленькой буквы. Дай мне денег, и я уйду.
- Сколько? – еле слышно шевельнул губами полковник.
- Много. Очень много. Я ценю себя гораздо выше той цифры, в кото-рую вылились мы четверо этим негроидам. Торговаться не буду. Дай сто ты-сяч, и я уйду. Я бы попросил больше, но мне хватит.
Брайан взял со стола радиотелефон, набрал номер и сказал в трубку:
- Джерри, пожалуйста, чековую книжку вниз.
Секунд через тридцать верзила-охранник появился.
Адамс взял чек и передал его Ленке. Последняя, удостоверившись, что сумма указана верно, сунула бумагу в сумочку.
Адамс встал и кивком головы позвал девушку:
- Пойдем, нам тут больше делать нечего. Он прощен, а я спокоен, - он повернулся, сделал несколько шагов по террасе и вдруг упал.
Ленка подбежала к нему, подняла голову. Он лежал навзничь, весь бледный, без сознания. Ни пульс, ни сердце не прослушивались.
- Скорую! – в отчаяньи крикнула девушка, но, спохватившись, что го-ворит по-русски, повторила уже на английском: - Help!


США. 17.06.99 г. Северов.
[
- Уберите от меня эту гадость! – Лен сморщился и оттолкнул руку, настойчиво пихающую ему под нос пузырек с нашатырным спиртом. – Я в порядке, - встал, отряхнулся и посмотрел вокруг.
- Ну да, - упавшим голосом сказал он, - я, как всегда, все о себе узнаю в последнюю очередь.
Ленка улыбнулась. С ней рядом был ее Лен. Впервые это случилось не на границе сна и яви, а неожиданно и вдруг, среди бела дня. Это могло оз-начать только одно – Адамс ушел навсегда.
А в машину с красными крестами двое санитаров вносили полковни-ка в отставке Фрэнка Брайана – старческое сердце не выдержало, откачать его уже не удалось. Судьба рассудила справедливо: они с Адамсом умерли в один день.