Одиссеи.. Часть 1, Узел 5 - Преступление и наказание

Узел  пятый 
“Преступление и наказание”

Эпизод 1. “ПРЕСТУПЛЕНИЕ И НАКАЗАНИЕ”

Ещё раз нужно отдать справедливость
следствию. Всё было сделано не только
для того, чтобы поймать преступников,
но и для того, чтобы объяснить всё то,
что они натворили. И всё это было
объяснено, и объяснения эти нельзя не
признать и толковыми и неопровержимыми.
 (М.Булгаков “Мастер и Маргарита”)

Ночь была страшной. Ужасный ветер отплясывал с ржавой осенней листвой дикую польку, издавая жуткие воющие звуки; луна, пропадающая в облаках, ненадолго вырывалась из плена, чтобы хоть на мгновение осветить окрестности.
В полнолуние психи спали неспокойно. Среди ночи Тимур Аланов неожиданно проснулся. Он тихо опустил ноги на пол и, накинув на голое тело рваную телогрейку, которую неизвестно где взял, крадучись, подошёл к кровати Рыжова-Македонского. Тот бредил во сне:
- Король бьёт ферзя на Н 5, Слон - Е 3, шах. Пешка - Е 2...
- Рыба! - Шепнул на ухо “греческому полководцу” Тимур и залился смехом.
- Что? - Пробормотал спросонья Рыжов. - Какая рыба?
- Селёдка! - Сообщил первое, что пришло на ум, “кровожадный кочевник”.
- Тьфу! Опять ты Тимур со своими глупыми шутками! - Возмутился проснувшийся, наконец, второй министр Обороны.
- Т-ссс! - Приложил палец к губам Аланов. - Пошли!
- Куда? - Недовольно спросил Рыжов.
- Как куда? - Изумился Тимур. - Ты что, забыл? На дело.
- Ой, а может лучше не надо? Может лучше подушкой? Жалко всё-таки. - Второй министр Обороны нерешительно посмотрел на первого.
- Ты что, спятил? - Возмущенно зашептал “кровожадный кочевник”. - Какой подушкой? Как не надо? Пойдём-пойдём!
Рыжов глубоко вздохнул и, накинув одеяло на худые плечи, двинулся вслед за “железным хромцом”. Когда дверь за вышедшими из палаты министрами Обороны затворилась, один из сумасшедших внезапно сел на кровати, воскликнул: “Ага!” и почему-то радостно потёр руки.
Тем временем Рыжов и Аланов вышли на улицу. Полная выпуклая луна хорошо освещала окрестности и два спутника быстро нашли нужное место: в ветвях огромного дерева раскачивалась ветром длинная бечёвка.
- Давай! - сказал Аланов и опустился на четвереньки.
Рыжов ещё раз глубоко вздохнул, затем забрался на спину товарищу и впился зубами в верёвку. Минут пять он чавкал и урчал как довольный кот и, наконец, отгрыз кусочек столь необходимого предмета. Спрыгнув со спины Тимура, Александр показал тому порядочно измочаленный кусок бечёвки, и Аланов радостно заулыбался. После этого, обнявшись, оба сумасшедших вернулись обратно в палату, по дороге о чём-то перешёптываясь и хихикая...
В то же самое время Юлия Саламандровна Бэ сидела в своей каморке перед раскрытой сумочкой и терзалась сомнениями. Она то доставала, то вновь укладывала назад три вещи, видимо, никак не решась сделать выбор.
Первой вещью был старый складной самурайский меч с гравировкой “Ху До Шину от Хо Ши Мина”. Это было наградное оружие, подаренное начальнику мозамбикской разведки во время одной из официальных церемоний. Ху До Шину меч этот страшно надоел и поэтому, при первом же удобном случае, он сбагрил его Юлии Саламандровне. По счастью, старая разведчица не понимала китайских иероглифов и очень обрадовалась подарку.
Второй вещью был не менее старый, но ещё боевой маузер, подарок командарма Семёна Будённого подруге боевой юности.
И, наконец, последним предметом был обыкновенный шелковый турецкий шнурок. С его помощью на его Родине убирали неугодных вельмож. Удушение шелковым шнурком считалось одной из самых престижных казней.
Юлия Саламандровна вновь перебрала все три предмета, и, решительно сжав шнурок в сухоньком кулачке, вышла из своей комнатки, двинувшись в сторону десятой палаты.
Когда на следующее утро сумасшедшие проснулись весёлыми и розовощекими, один человек не принимал участия в их веселье, да и цвет его лица был весьма экзотичным - фиолетовым. Причиной столь неожиданной окраски Михаила Пешкина (а это был именно он) была верёвочка несколько раз обмотанная вокруг его шеи и хитро завязанная неизвестным криминалистике узлом.
Обитатели десятой палаты подняли такой вой, что ворвавшиеся в больничные покои санитары, глядя на множество указательных пальцев, направленных в сторону кровати, на которой находилось тело, сами чуть не спятили. Они растеряно глядели на труп, причём, Борис при этом страшно бледнел, а Глеб, наоборот, краснел, с остервенением стреляя глазами из стороны в сторону.
Наконец, братья очнулись и бросились за доктором. Пирогов пришёл спустя несколько минут, нервно постукивая карандашом по блокноту. За всю его долголетнюю практику подобный случай был первым, и теперь психиатр просто не знал что предпринять. Дело казалось абсолютно “глухим”.
- Я ловлю себя на мысли...- Неожиданно проговорил в тишине министр Внутренних Дел Андрей Рыбаков.
- И давно? - Перебил его Пирогов, что-то записывая в блокнот.
- Что давно? - Не понял Рыбаков.
- Ловите, давно?
- Нет, недавно.
- Так, хорошо. И как результаты? Поймали? - Главврач продолжал писать.
- Кого? - Удивился министр Внутренних Дел.
- Себя.
- Где?
- На мысли.
- На какой мысли?!! Хватит из меня делать идиота! - Разъярился Рыбаков. - Произошло убийство, а Вы тут вместо расследования  антимонии разводите!
Психиатр на мгновение оторвался от блокнота и внимательно глянул на министра Внутренних Дел поверх очков. “А не провести ли мне эксперимент?” - Подумал вдруг он, вспомнив свою любимую детскую книгу “Гениальность и помешательство”:
- Продолжайте, больной. – Разрешил  доктор.
- Так. - Промолвил важно Андрей Рыбаков. За неимением трубки он запихнул в рот ржавую трубу от самовара и, забив туда несколько выдернутых из матраца соломинок, затянулся. - Совершенно ясно, что Пешкина убил кто-то из своих, поэтому мы разберём все возможные варианты. Итак, Дмитрий Соловьёв-Разбойник - вор, фальшивомонетчик, насильник, домушник, карманник и мой лучший друг. Ему проще всех было выполнить это убийство - он уже имеет опыт и сноровку в таких делах, знает слабые места человека, а значит...
- Он!?! - Скорее утвердительно, чем вопросительно сказал Пирогов.
- Нет! Я же говорю: он - мой друг, поэтому все обвинения с него и с меня должны быть сняты. Жена Цезаря должна быть вне подозрений!.. Писарев. - Продолжал размышлять вслух Рыбаков. - Нет, он не мог Пешкина убить, он вчера опять был пьян. Может быть Император? Да, Олег мог лишить жизни Михаила, тот знал слишком много, постоянно к словам придирался, так что, мотив налицо.
- Олег!?? - Скорее вопросительно, чем утвердительно проговорил Пирогов.
- Нет, Император не мог. - Сам себе возразил министр Внутренних Дел. - Он при должности и не стал бы размениваться по мелочам. Хотя, если честно... Олег, скажи, а Пешкин не еврей?
Государь на секунду задумался, а потом произнёс:
- Нет, не думаю! Думаю, нет!
- Так я и думал - Олег невиновен, - констатировал с какой-то нечеловеческой грустью в глазах Рыбаков.
- А может это Монастырский? - Подсказал Пирогов, вероятно, вспомнив куриные ножки.
- Да нет. У него  никаких мотивов. Это опять не он и не Рома.
- Почему не Рома? - Спросил главврач.
- Он спортсмен , всю ночь вчера тренировался. При этих словах “знойный грузин” покраснел до корней волос своего русского лица. Он вспомнил, как вчера ночью пытался пробраться в пятую, женскую, палату для “тренировки”.
- И каким видом спорта ты занимался? - Подозрительно сощурившись, спросил психиатр.
- Баб клеи... Бобслеем, я хотел сказать. - Не растерялся Савин.
- Единственный, у кого есть причина убить Пешкина, это Николай Мазепа. - Продолжил следствие Рыбаков. - Коля! - Позвал министр Внутренних Дел. В ответ лишь раздался демонстративный храп. Тут сыщик преобразился. Он соскочил с кровати и, подкравшись к спящему, шепнул ему в ухо. - Горилка.
При этом магическом слове Мазепа неожиданно проснулся и оглядел присутствующих.
- Николай, - строго спросил Пирогов, - ты Пешкина случайно не убивал?
- Я? Пешькина? - Удивился Министр Иностранных Дел. - Нэт, нэ убывал. Зачем вин мнэ?
- Как, а Мозамбик? - Напомнил Андрей Рыбаков.
- Вин мой.
- А кровать?
- Так то вин на моей, а нэ я на яго. То есть нэт, я на яго, а вин нэ на моей. Или на моей? Я, - Коля ткнул себя в грудь, - на яго, вин - на своей. Или на моей?
Пирогов, внимательно слушавший этот монолог, сочувственно посмотрел на Мазепу и постучал карандашом по своему виску:
- Ну, вы с покойником были, прямо, как собака с кошкой в одной берлоге.
- М-да. - Разочаровано протянул министр Внутренних Дел. - Версия ни к чёрту! Выходит, скорее покойник...
- Покойник выходит? - В ужасе воскликнули психи, укрывшись одеялами с головой.
- Да нет, выходит, скорее покойник мог убить Мазепу, чем Мазепа покойника.
- То есть как? - Возмутился доктор. - Как Мазепа мог убить покойника, если тот уже был покойником?
- Элементарно, значит это не Мазепа! - Пояснил Рыбаков.
- Не Мазепа. - Расстроенным эхом повторил главврач. - Но кто же?
- Остаются только трое: Трутнев, Рыжов и Аланов.
Тут из-под кровати показалась всклокоченная голова Трутнева, который, гневно сверкая глазами, спросил:
- Я то здесь пичём?
- Ты вчера в столовую ходил? - Попытался уличить етти министр Внутренних Дел.
- Нет, я чевичка в палате замоил.
- Вот-вот, заморил! Садист!
- Нет, это не я! Это всё они, евеи поклятые! Это они похищают наших совеменниц! - Понёс какую-то околесицу Трутнев.
- А “Наших Современников” не похищают? - Внезапно обеспокоился Олег, нервно щупая подушку, под которой находился старый номер патриотического журнала.
- Да нет, - проговорил Пирогов, - Трутнев же животное, он не мог.
Тут в палату зашла нянечка. Она удивлённо взглянула на доктора, затем поочерёдно на санитаров и, наконец, на Рыбакова.
- Вот, Юлия Саламандровна, расследуем убийство Пешкина .- Похвалился главврач.
- Как? - Вскрикнула старушка, внезапно побледнев как полотно. - Пешкина? Не может быть! Это ошибка!
Она бросилась к Колиной кровати на которой находилось тело Премьер-министра и, отдёрнув покрывало, издала сдавленный стон. Всхлипывая, нянечка уткнулась в плечо Пирогову, а затем, борясь со слезами, что-то зашептала в ухо главврачу. Тот согласно закивал и, нагнувшись к Рыбакову, тоже что-то ему шепнул.
Больше сомнений у министра Внутренних дел не оставалось. Он повернул своё карающее лицо правосудия к двум обвиняемым и страшным голосом проговорил.
- Ну что, признаётесь? В глаза смотреть!
- Нет, нет! Я не убивал! - Завопил Аланов, вырываясь из рук санитаров. - Мы только пошутить хотели...
- Ха-ха-ха!!! - Раскатисто расхохотался министр Внутренних Дел. - Тебя видели вчера в два часа ночи на улице в телогрейке и трусах. Трусы опознали.
Пирогов воспрял духом:
- Он, точно! Всё Пешкина подбивал, чтобы тот меня обозвал.
- Нет, не я!.. Я не убивал! Эх, менты поганые!.. Подставили!..
“Опять по пятницам пойдут свидания
И слёзы горькие моей родни...”- Обречённо запел Аланов, которого поволокли к выходу санитары.
- Ну что, Александр, будем признаваться? - Грубо наступив на горло песне Тимура, обратился Рыбаков к Александру Рыжову, называвшему себя Македонским. - Ведь это ты завязал гордиев узел, не так ли?
- Нет-нет! Король бьёт ферзя на F 5, слон А 4,.. шах.
- Ма-ат! - Заревел доктор Пирогов.
Рыжов страшно побледнел и стал заваливаться на спину. Санитары, мгновенно подхватили второго министра Обороны и тоже потащили к выходу. Следом за ними палату покинули и главврач с нянечкой. Андрей Рыбаков посмотрел им вслед и с чувством собственной значимости промолвил:
- И что бы они без меня делали?.. А дело-то, в общем, пустячковое, хотя я и проголодался.
Порывшись в кармане, министр Внутренних Дел достал сухарик. - Сперва  вынь трубу-то изо рта, - посоветовал ему Писарев. - Ага! Спасибо, а я-то думаю, что это мне так говорить мешает. - Вот-вот, а я уж испугался, что это архангел с Ерихонской трубой “оттуда” пришел, - иронично проговорил министр Культуры, указав наверх. Рыбаков принялся за трапезу, а в палате повисло гробовое молчание. Психи переживали случившееся.

Эпизод 2. “КТО ВИНОВАТ?”

- Тайна... - начал он и замолчал, точно
не мог продолжать, потом собрался с силами
и сказал: - Понимаете, всех этих людей убил
я сам.
- Что? - сдавленным  голосом  проговорил
Чейс.
- Я сам убил всех этих людей, -   кротко
повторил  отец  Браун. - Вот я и знал, как
всё было.
(Г.Честертон “Тайна отца Брауна”)

Впрочем, повисшая в палате тишина была ничем иным, как затишьем перед бурей. Утреннее происшествие оставило в душах сумасшедших след более глубокий, чем три пустующих кровати. Каждый из обитателей десятой палаты задавался одним вопросом: “Почему?”. Ответить на этот вопрос мог только один человек. Человек, мощью своего интеллекта раздавивший гидру преступности, зародившуюся в Империи.
Этот монстр правосудия, казалось, не знал о своей великой роли и скромно посиживал на кровати. Психи не могли более сдерживать свои эмоции, и по министру Внутренних Дел ударила картечь их вопросов.
- Андрей, как ты узнал? Скажи, а!
- Элементарно. - Ответил Рыбаков, не меняя своей легкомысленной позы. - Я понял, что это заговор.
- Заговор? - Вскричал Олег. - Масонский?
- Нет, заговор министров Обороны. - Снисходительно объяснил министр Внутренних Дел. - Если хотите, военный путч. - Просмаковал он.
- Путч? - Ужаснулись обитатели десятой палаты. - А цель у него была какая?
- Цель-цель! Устранить Премьер-министра. Он им, видимо, помешал.
- В чём помешал?
- Не знаю, - пожал плечами Рыбаков, - это ещё предстоит выяснить.
- Хорошо, - подал голос министр Культуры Писарев, - предположим, что это так. Но что общего между преступниками? Тимур, я согласен, бандитских кровей, но Рыжов-то... Такой тихий, по-гречески говорил, в шахматы играл...
- Вот именно, в шахматы! - Торжествующе вскричал министр Внутренних Дел. - А какая была фамилия у Премьера?
- Пешкин. Ну и что?
- А то! Пешкина постоянно раздражало, что при игре в шахматы Рыжов бьёт пешки, поэтому...
- Он их воровал! - Крикнул внезапно осенённый какой-то мыслью Дмитрий Соловьёв-Разбойник. В запале он ударил кулаком по своей тумбочке, которая тотчас опрокинулась, и из неё высыпалась куча шахматных фигур, пустая бутылка “Наполеона”, патриотические листовки и многое другое. Министр Юстиции однако, не смутился и сказал:
- Вот, гад! Сам воровал, а меня подставил!
Психи бросились к находке и неожиданно стали отыскивать пропавшие у них предметы, хваля Соловьёва-Разбойника, и ругая покойника Премьера, на поверку оказавшегося вором. Только Андрей Рыбаков укоризненно глянул на Дмитрия, и тот поёжился от колючего взгляда министра Внутренних Дел.
Когда пропавшие вещи были разобраны, Рыбаков продолжил:
- Кроме того, есть ещё одно обстоятельство, благодаря которому я раскрыл дело.
- Ну? - Вся палата затаила дыхание.
- Я сам был свидетелем! - Торжественно произнёс Андрей.
- Неужели? - Задохнулись сумасшедшие.
- Ещё вчера я слышал перешёптывания этих двоих и решил, что они затевают что-то, поэтому и не спал всю ночь. Мои опасения подтвердились: около двух часов ночи Тимур разбудил Рыжова и вышел с ним из палаты.
- И что было дальше? - Нетерпеливо закричал кто-то из сумасшедших. - Ты видел, как они убили Пешкина?
- Увы! - Рыбаков глубоко вздохнул. - В это время открылась дверь и...
Обитатели десятой палаты вздрогнули от неожиданности, ибо в ту же секунду как министр Внутренних Дел произнёс эту фразу, дверь распахнулась, и на пороге появился главврач. С улыбкой он прогулялся по проходу между кроватями и, наконец, сказал:
- Что ж, Пешкина мы отправили куда надо, двух других - в карцер, но кровати долго пустовать не будут. Уж я найду вам сопалатников, будьте покойны!
- Да уж нет, - неудачно сострил министр Культуры, - сначала Вы!
Пирогов повернулся в его сторону и, пронзительно взглянув ему в глаза, не увидел в них, по обыкновению, ничего.
- А-а-а! - Только и протянул главврач. - Ещё утро, а ты уже глаза залил.
- Обижаешь, начальник! У него, как есть, с утра маковой росинки в глазу не было. - Вступился за Писарева Соловьёв-Разбойник.
- Да я чист, как стёклышко бутылки спиртзавода “Кристалл”, то есть я чист кристально! - Запальчиво ответил министр Культуры, стараясь двумя пальцами запихнуть горлышко коньячной бутылки в карман халата. Следует сказать, что несмотря на количество выпитого, Писарев всегда умудрялся сохранять удивительную способность трезво рассуждать.
- А ну-ка, - Пирогову в голову пришла великолепная мысль, - ну-ка, повтори три раза слово “экзистенциализм”.
- Эзг.. Эсзг... Экзг...
- А-а-а! - Вновь протянул доктор. - А говоришь, что трезвый! Живо под одеяло!
- Профессор, - жалобно спросил Роман Савин, с грустью наблюдавший за беседой главврача с Писаревым. - А что такое экз... эгс... гсестенцианализм?
- Не гсестенцианализм, а экзистенциализм. - Самодовольно улыбнулся доктор. - Это иррационалистическое направление в буржуазной философии, центральным понятием которого является экзистенция, как нерасчленимая сущность объекта и субъекта, определяющихся в основных модусах...- Пирогов не успел договорить, как раздался жуткий вопль всех обитателей десятой палаты.
“Какие всё-таки хлипкие эти психи.” - Подумал врач, выходя из палаты. Неожиданно у кровати Олега он споткнулся обо что-то и грохнулся на пол. От этого грохота и очнулись сумасшедшие, ставшие с интересом наблюдать за происходящим. Психиатр разразился такой бранью, что, казалось, рухнут стены и крыша. В руке он сжимал причину своего падения - натянутую между ножками кроватей измочаленную бечевку, глядя на которую  министр Внутренних Дел Андрей Рыбаков побледнел и, прошептав: “Нет, не может быть!”, забился в истерике.
Потирая ушибленное место, Пирогов вышел из десятой палаты и направился в сторону жилища нянечки. Утром, увидев труп Михаила Пешкина, Юлия Саламандровна, по мнению доктора, пережила эмоциональный шок, поэтому сейчас главврач шёл проведать, оправилась ли она от удара и, заодно, поблагодарить её за содействие следствию.
Когда эскулап отворил дверь, в нос ему ударил стойкий запах перегара. Сквозь дымовую завесу он заметил нянечку, сидевшую за столом и тщетно пытающуюся попасть вилкой в огурец.
Завидев Пирогова, Юлия Саламандровна попыталась встать, но ноги её не слушались, и после нескольких попыток она бессильно плюхнулась обратно на стул. Утирая правой рукой пьяные слёзы, старушка хрипло запела:
  “Ошибка вышла, вот о чём молчит наука,
   Хотели кока, а съели Кука!”
- Тьфу! - Сплюнул психиатр. - И эта туда же! - Главврач давно привык к пьянству в сумасшедшем доме. По окончании смены напивались все: завхоз, санитары и даже директор, но нянечку Пирогов видел в таком состоянии впервые. - Наверное это от стресса. - Решил доктор и, успокоенный этой мыслью, пошёл к себе в кабинет, продолжая почёсывать ушибленное место.
- “И вовсе не было подвоха или трюка.
  Вошли без стука, почти без звука...”- Донеся вослед ему пьяный голос нянечки.