На закате
Ели лениво покачивали тяжелыми лапами, стараясь прогнать непоседу; они были слишком старыми для его забав. Ветерок ничуть не обижался и продолжал свои наскоки до тех пор, пока самая высокая елка не запустила в него небольшой, зеленой пока шишкой. Новая игрушка привела шалуна в восторг, он радостно подхватил ее, но силенок не хватило, не удержал, и шишка упала, погрузившись в ковер опавшей хвои, прямо под ноги старухи, сидевшей на маленькой, потемневшей от времени скамеечке.
Упади она чуть точнее, тут бы и пришел бабке каюк, а так она лишь посмотрела на нее безучастным взглядом и снова погрузилась в свои невеселые раздумья.
Старуха часто приходила сюда. Настолько часто, что ели привыкли к ней и считали своею. Приходила с того самого дня, разделившего ее жизнь на "до" и "после".
Губы ее беззвучно шевелились, шелест неугомонного ветерка заглушал невнятный шепот, но старухе было все равно, тот, к кому она обращалась, понимал ее без слов.
- Что же ты, а? А дед, как узнал, так с тех пор и лежит. Помрет, наверно, скоро… Совсем одна останусь. Что же ты ушел тогда, ведь последнее для тебя собирали, любили тебя, а? Ну, сказал бы, если что не так, зачем уходить-то? Маленький же был совсем, куда тебе идти? Как я тебя просила не ходить в лес, сгубит зверь или злой человек. А ты? Дома-то чем плохо было? Нарадоваться на тебя не могли. Как же мы теперь?.. Думали, скрасишь нашу старость. И дед…
Солнце, сумевшее между тем освободиться из переплетения ветвей, медленно, словно еще не оправилось от пережитого испуга, опускалось. Уставший от игр ветерок угомонился, по-собачьи свернувшись под бабкиной скамейкой. Приближалась ночь.
Старуха вздохнула, вытерла уголками платка покрасневшие глаза и поднялась, опираясь на палку. Окинув взглядом место, где несколько лет назад разыгралась трагедия, пробормотала тихонько:
- Как же ты так? Эх, Колобок, Колобок…
И пошла прочь, с трудом переставляя опухшие от ревматизма ноги.
25,01,2001
Свидетельство о публикации №201012500061