Машенька

Когда-то, триста тысяч лет тому назад, далеко-далеко в одной деревеньке жила-была девица Машенька. Красавица, каких свет не видывал. Ни тогда не видывал, ни после еще триста тысяч лет не видывал. И не слыхивал даже. И только третьего дня вроде бы люди сказывали, что-де в городе Благовещенске или Владивостоке есть девица, красотой сравнимая с Машенькой. Тоже, кстати, Мария. Или Елена, - не важно. Речь-то не о ней пойдет, а о той далекой прекрасной девице из одной деревеньки, что триста тысяч лет назад была на карты древние нанесена. Всем Машенька хороша была: и пригожа, и дело у нее всегда спорилось, а уж как песни пела, - заслушаешься. Бывало, выйдет после ужина в сад, как запоет вечернюю песню свою о счастье вечном и доле девичьей чудесной, - так все соловьи от зависти с деревьев падали наземь и больше не то, чтобы петь - чирикать по-воробьиному отказывались. Машенька соловьев жалела: крупы им выносила, медку наливала, просила только чтобы спели ей чего-нибудь, или хотя бы чирикнули по-воробьиному, но соловьи только головами мотали из стороны в сторону, а петь или чирикать отказывались наотрез. Крупу, однако же, с медом употребляли, поганцы.

И вышивать девица наша была мастерица, и даже пахать могла, когда батюшка ейный самогоночки попивал, и болезнью лютой на пару недель сражен бывал. А в те времена капельниц-то еще не было и кодирования не изобрели, рассол один. Смех, короче, да и только. Вот и приходилось Машеньке за плуг становиться. Да ей ведь только в радость - трудолюбивая была до смерти. Вот только один изъян у девицы имелся: больно влюбчива. И то бы хорошо было, да в кого ни влюбится, - беда с тем какая-то приключалась непременно. Ну, так себе беда, конечно: в общем, помирали все тотчас. Хватались кто за сердце, кто за голову и падали ничком бездыханные. Один старичок даже за поджелудочную железу схватился, но не помогла ему его железа, - тоже ничком бездыханный упал. А вроде ничего ведь был такой, крепенький старичок. Двух бычков еще мог лбами столкнуть детишкам на забаву. А детишки-то, кстати сказать, Машеньку побаивались. Как завидят ее, кудрявую, с плугом во поле, так и разбегаются в разные стороны. Сначала все на деревья запрыгивали, ворон пугали, прятались стало быть, а потом даже землянку особую вырыли. Чтобы с поля далеко не убегать, да и от Машеньки понадежнее укрыться - уж больно она детишек любила.
А люди, заподозрив, что неладное в их деревне творится, стали тоже от Машеньки хорониться. Даже избегать ее стали в каком-то смысле. Только один мужичок молодой однажды к ней тещу свою привел. Подлый был, видать, мужичонка, хитрый и не бескорыстный ни капельки. И как стал он Машеньке эту тещу нахваливать, так и полюбила ее Машенька всем сердцем, а мужичок-то обрадовался - спасу нет. И стал он Машеньку благодарить, подарками ее засыпать стал, да только Машенька его за это тоже полюбила. Так что правду люди говорят - не рой другому яму.
Без малого двадцать лет прошло таким образом. Исполнилось Машеньке аж тридцать осемь годков, когда ни баб, ни мужиков, ни детишек во деревне не осталось, даже кобыла последняя - и та богу душу отдала в Машенькин день рождения, не говоря уж о собаках и разных там свиньях с овцами. А Машенька-то неглупой была девицей, смекнула сразу, что дело неладно, да и загрустила. Шутка ли, одной-то во деревне жить. И полюбить-то уж некого. И подумала она тогда, что больше любить никого не хочет и не будет. Трудно ей было решиться на это, да одна радость-облегчение - любить уж некого.
И пошла девица в лес тогда. Чтобы не видеть никого и не слышать. Нашла в лесу старый дуб с дуплом и там поселилась. Ягоды собирала да траву съедобную с грибами. Тем и питалась, а потом, когда все в округе съела, подальше стала в лес уходить. И вот однажды повстречала она там Кащея бессмертного, на все сёла окрестные ужас наводившего.  Повстречала, как раз в тот момент, когда он на пеньке сидел и иголку все старался в яйцо запихнуть, аж взмок весь от усердия. Увидела Машенька, что Кащеюшка на все руки мастер, что дело у него спорится, да и полюбила его изо всех сил с первого взгляда, хоть и не верила в такую любовь всепоглощающую. Забыла, что не хотела больше никого любить, склероз уж одолевал - вот и полюбила. Сразу Кащей иголку засунул куда надо, яйцо в утку, утку в зайца, а зайца в ларец упрятал. И обрадовался Кащей-то, что любовь ему так помогла, да и Машенька ему очень приглянулась, однако ж, ненадолго обрадовался. И Машенька, как увидела, что ларец-то сказочный открылся, а оттуда утка, заяц повыскакивали, да яйцо из зайца вывалилось, разбилось и иголка, надо же, такому случиться - сломалась, тоже опечалилась и умерла.
И стали с той поры люди окрест жить счастливо и радоваться миру бескрайнему, да бытию веселому. Триста тысяч лет живут уже люди безбедно: ни Кащея тебе, ни смертушки безвременной от красоты Машенькиной. Красота, все-таки - страшная сила!
Вот только нынче люди сказывают, что эта самая Елена или Степанида, которая то ли в Благовещенске, то ли в Хабаровске объявилась, тоже соловьев крупой потчует ночами. Связь времен. Понимать надо!