Новый гоголь

Из одного моего знакомого талант прет как пружина из продавленного дивана - проглядеть невозможно. Более того, могу заявить со всей определенностью, что не встречал до сих пор человека, который являл бы собой столь блистательного рассказчика и литературного критика. Однако, подобно молодому Оскару Уайльду, Евгению Шварцу или Николаю Эрдману, двадцатитрехлетний Родион П... растрачивает свое красноречие и талант впустую. Он считает себя обыкновенным болтуном.
Как-то я не выдержал.
- Напиши то, - предложил я, - что ты только что рассказал. Готовая новелла!
- Да я писать не умею! - отмахнулся Родион. - Я никогда за сочинение больше трех баллов не имел.
- Ничего. Большинство наших великих писателей не умели писать сочинения. Как в молодые годы, так и в зените славы. Салтыков-Щедрин, например, написавший за дочку и получивший трояк, даже ездил в гимназию ругаться!
- Ко мне это не относится. Думаешь, я не пробовал? Как возьму авторучку в руки, так двух слов связать не могу.
- Со временем научишься. Попробуй для начала в магнитофон надиктовывать.
- Пробовал. Ничего путного не получилось. И не получится.
Тогда я попер буром как Станиславский.
- Не верю!
- Против факта не попрешь.
- Не верю!!
- Это твое личное дело.
- Из театра выгоню!!!
- Что?
- Ничего. Сколько раз ты пробовал писать?
- Ну-у... Раз пять, не меньше.
- Всего-то?!
Я достал из шкафа старую папку и показал ошеломленному Родиону рукопись десятилетней давности - недописанный роман, который, судя по всему, так никогда и не будет закончен.
- Смотри. Вот сорок шесть начал первой главы. И все разные. Вот три варианта второй главы. Меня не удовлетворил в конечном итоге ни один из них. Вот наброски шестой главы. А вот...
- Зачем ты мне все это показываешь?
- Чтоб ты увидел, как я пахал, чтобы  хоть как-то стало получаться!
- У меня нет столько усидчивости.
- Не прибедняйся. Все у тебя есть. Графоманщину же всякую читать у тебя сил и времени хватает, чтобы потом изощряться в остроумии.
- Это от человека зависит. Одни любят читать шедевры или известных авторов, а я больше всего люблю графоманщинку. Там иногда такие перлы встречаются!..
Ничего не добившись с первого захода, я возвращался к теме «Не закапывай свой талант в землю!»  во время следующих встреч и по телефону. Наши словесные баталии были бесконечны и очень напоминали знаменитую присказку о коле и о мочале. Часами, до хрипоты, я старался убедить Родиона в том, что у него несомненно есть литературный дар и что дар этот надо развивать, а Родион в свою очередь уверял меня, что я к нему слишком добр и пытаюсь отыскать изумруд в навозной куче.
- Неужели донская литература настолько обеднела, - вопрошал он, - что надо агитировать даже такую посредственность, как я?
- Не ломайся! - отвечал я. - Дай Боже другим быть такой посредственностью! Кроме того, отсутствие самомнения - верный признак таланта. Проговори, например, с нашими донскими писателями и поэтами. Сколько спеси! Можно подумать, что каждый из них по крайней мере Шолохов или Николай Доризо!
- Ты хочешь, чтобы еще одной спесивой посредственностью в донской литературе стало больше?
- А, ё-мое!!! Ну почему, почему ты так уверен, что обязательно станешь посредственностью? С твоими-то данными!..
И так далее, по кругу, до бесконечности!..
Примерно через полгода, когда я был близок к отчаянию, Родион вдруг согласился.
- Ладно, - сказал он. - Я попробую.
Целый месяц он после этого регулярно сообщал, как движется работа над романом, однако о чем роман и как он будет называться, сообщить отказался. Дескать, название он еще не придумал. О чем будущий роман, раньше времени говорить не хочет. Вот напишет - даст мне прочитать первому. Так сказать, своему наставнику и вдохновителю.
Еще через пару недель у меня появились нехорошие предчувствия. Я стал требовать первую главу.
- Она рукописная.
- Ничего.
- У меня жуткий почерк!
- Ничего, я  разберу!
Наконец он пришел ко мне в гости с тоненькой папкой под мышкой.
- А знаешь, - сказал мечтательно, опускаясь в кресло, - неплохой романчик получается. В школьную программу как пить дать войдет.
- От скромности ты, однако, не умрешь...- проворчал  я, развязывая тесемки. - Ну-ка, что у нас тут...
Роман начинался так:
«В ворота гостиницы губернского города N въехала довольно красивая рессорная небольшая бричка, в которой ездят холостяки: отставные подполковники, штабс-капитаны, помещики, имеющие больше сотни душ крестьян, - словом, все те, которых называют господами средней руки...»
- Мерзавец! - сказал я, возвращая рукопись.
- Ну как? Тебе понравилось? - осведомился Родион. Не без яда.
- Тьфу на тебя!
- Почему же ты не пляшешь вокруг меня как Белинский с Некрасовым: «Новый Гоголь! Новый Гоголь!..»?
С тех пор я махнул на Родиона рукой. Горбатого могила исправит.
А этот жулик взял с тех пор манеру произносить эдак томно что-нибудь вроде:
- Я тут собираюсь романчик написать. Криминальный триллер. Но у меня с названием проблема. Как тебе нравится такое: «Преступление и наказание»? Не слишком ли бульварно?
1994