У парадного подъезда

По Большой Садовой неторопливо прогуливался пенсионер. Был он грузный, седовласый, а на груди и на спине у него висели две картонки с надписью «Ельцин и Чуб - убийцы стариков и детей».
Увидев пенсионера-«сэндвич», я и глазом не моргнул. Опять, значит, на площади Советов, напротив здания областной администрации, митинг…
Перейдя на другую сторону улицы, я сразу увидел то, что раньше заслоняли от меня деревья и городской транспорт. На площади у памятника собрались человек пятьсот, не меньше. В основном это были люди старшего поколения, доведенные до отчаяния падением жизненного уровня и хронической невыплатой зарплат и пенсий. Впрочем, в толпе можно было увидеть и людей относительно молодых - тридцати-сорока летних. Их лица красноречивее любых слов свидетельствовали о нужде. Плакаты и транспаранты, возвышающиеся над головами, винили как столичную, так и местную власть.
Два динамика, укрепленные на памятнике, далеко разносили слова выступающих. Трибуной служил постамент. Я втиснулся в самую гущу и весь обратился во слух.
Организаторы митинга, а среди них был, в частности, и первый секретарь горкома КПРФ Николай Коломиец, рассказали собравшимся, что за две недели, прошедшей со дня последней акции протеста, делегатам не удалось пока встретиться с главой администрации Ростовской области Владимиром Чубом: их не пустили дальше приемной. Отметив, что подавляющее большинство донских средств массовой информации с пониманием и сочувствием отнеслись к прошлой акции, коммунисты осудили появление критической корреспонденции в «Вечернем Ростове», вынеся «резолюцию», что «собака воет, а караван идет…»
В своих речах выступающие были весьма радикальны. Ростовскую областную администрацию и Законодательное собрание, которые, по их мнению, не справляются сор своими обязанностями, предлагалось отправить в отставку, отдать под суд или проверить их профессиональное соответствие - иногда и то, и другое одновременно…
Митинги оппозициии бывают на Дону чуть ли не каждый день. Я не стал бы писать об этом столь подробно, если б не одно «но»: меня поразило, что на постамент, желая выступить после коммунистов, как тараканы из щелей, полезли бывшие диссиденты и политзэки, депутаты, считающие себя демократами, и какие-то офицеры…
Устроители митинга, к счастью, выступать «постронним» не дали.
Товарищ Коломийцев, когда его достал бывший полтзэк Сергей П., даже сделал объявление, что слово на митинге получат не болтуны, которые намерены использовать трибуну для саморекламы, а только тот, кто привел с собой на митинг хотя бы полсотню человек…
Это меня настолько шокировало, что я немедленно выбрался из толпы, и увидел стоящего в стороне Геннадия Эскина. У председателя «Демократического Дона» было кислое и задумчивое выражение лица. Казалось, что он то ли осуждает своих соратников, то ли раздумывает, попробовать ли самому пробиться к микрофону…
Я подошел к нему и сказал:
- Здравствуйте, Геннадий Семенович.
Он вяло кивнул мне, продолжая смотреть на постамент.
- Как вас теперь называть? - спросил я. - Господин Эскин или товарищ Эскин?
Подколка была дурного толка. Я б на его месте психанул и просто послал бы куда подальше… Председатель «Демократического Дона» избрал третий путь.
- Ну, разумеется, не товарищ, - сказал он и тяжко вздохнул. - Но какой из меня господин, если у меня сейчас на правой ноге из носка два пальца торчат…
1997