Конец демократии

Честно скажу: ни на какие выборы идти не хотелось. Во-первых, на улице грязь по уши. А, во-вторых, судя по слухам, итоги выборов 12 декабря в целом уже известны. Чего, спрашивается, я пойду грязь месить? Однако после обеда я оделся как миленький и отправился на избирательный участок.
Почему? Все очень просто. На мое решение повлиял фильм «старики-разбойники», который днем показывали по каналу «Россия». Фильм этот старый, немного наивный, но смотрится приятно - как, впрочем, все картины Эльдара Рязанова. Рассказывается в нем о двух друзьях, которые достигли пенсионного возраста, но на покой уходить не хотят.
Одному пенсионеру повезло. Небесталанный изобретатель (одна лестница-трость чего стоит!), он и по достижению пенсионного возраста остался на любимой работе в конструкторском бюро. Другому все говорят: «Иди на пенсию, иди!..», а он упирается. Чтобы остаться на прежнем месте, готов даже совершить преступление века.
 Короче говоря, этот фильм, показанный в день выборов, являл собой кукиш за пазухой. Я  оценил намек, сделанный телевизионщиками, и решил, что обязательно пойду. А то еще выберут не того, кого надо. Без меня.
Избирательный участок находился в корпусе химфака РГУ, который стоит как бы на отшибе, - сразу видно, кто идет голосовать, а кто уже выполнил свой гражданский долг. Так вот, идущих было всего двое: я и старичок с палочкой. Ну, если и палочку считать, то тогда, конечно, да - к избирательному участку по асфальтированной дорожке между клумбами шло аж трое. Лишь на ступеньках химфака мне встретился один избиратель. Женщина бальзаковского возраста, покидая химфак, глянула сперва на старичка, потом на меня, и в глазах ее мелькнула искорка, словно говоря:
- Не одна я такая, значит, дура! Вот еще двоим дома делать нечего!..
К моему удивлению,  в комнате, длинной и узкой, кроме членов избирательной комиссии, сидящих за столами, было не менее десяти человек. Я быстро отыскал нужный столик и протянул паспорт.
- Распишитесь, - сказала член комиссии, найдя мою фамилию в журнале. Журнал был огромный, не менее метра в размахе страниц. - Распишитесь в графе вверх ногами, - предложила она, чтобы не переворачивать этот талмуд.
Я не возражал. Мне было все равно. Я подумал лишь, что раньше, если б я расписался в какой-нибудь графе вверх ногами, такую выходку посчитали бы за оскорбление партии, правительства и советского народа, прислали бы телегу на работу, поставили бы на учет в КГБ...
- Кто в этом списке от партии Жириновского? - спросил какой-то явный работяга справа от меня.
Ему показали, и я отошел в сторону, держа в руках бюллетень. Ручек, конечно же, не было, но я предусмотрительно прихватил с собой. Тут выяснилось, что не помешало бы прихватить с собой так же и письменный стол.
Побродив по участку в поисках чего-нибудь плоского и твердого, расположенного горизонтально, я пристроился на подоконнике. Для этого, правда, пришлось дождаться, пока освободит место тот юркий старикашка, что шел впереди меня. Нехорошо, конечно, заглядывать через плечо, но мне было интересно, что хочет от правительства этот божий одуванчик, увешанный орденскими планками, как елка игрушками. Старичок был «за» новую конституцию и «за» коммунистов. М-да, последние мозги ему явно вышибли во время взятия Берлина...
Добравшись-таки до подоконника, я первым делом проголосовал против новой конституции. Я не доверил бы такую полноту власти даже Иисусу Христу, не то что простому смертному. Кроме того, во всех странах конституцию принимают на века, а не в угоду политической обстановки. Не понимаю, почему Россия должна быть исключением из правил?
Потом я принялся лепить крестики в квадратиках «Против всего списка». Только в одном месте моя рука пару секунд висела над бюллетенем в нерешительности. «Может, в самом деле, проголосовать за Владимира Волковича? - подумал я. - Не от большой любви, а на зло остальным. Все равно Ельцин пообещал разогнать тот парламент, который будет ему мешать...»
Приняв таким вот образом участие в российской политике, я отправился обратно. С большим интересом буду дожидаться итогов. Хотя с еще большим интересом я узнал бы, во сколько миллиардов рублей России обошелся этот акт «демократии».
1993