Исповедь кандидата в масоны

Когда-то я полагал, что журналисту необходимы два качества: коммуникабельность и талант. После того, как меня пообещали застрелить, причем переточенный газовый пистолет уже был извлечен из кармана, я укоренился во мнении, что журналисту не помешает так же смелость вкупе с изрядной дозой безрассудства. Но в последнее время я считаю, что все вышеперечисленные качества, конечно же, нужны, но самое главное - иметь развитое, как бицепсы у Шварценеггера, чувство юмора. Этому прозрению я обязан донскому казачеству.
Так получилось, что примерно в течении двух месяцев я написал три статьи о донском казачестве (не считая всякой мелочевки), получивших скандальную известность. В первой статье рассказывалось о том, как казачки помогли церковникам оттяпать лучшую половину музыкальной школы имени Глинки на том основании, будто она построена на фундаменте храма Серафима Саровского. Во второй - о Петре Молодидове, окружном атамане, который поздним вечером, будучи изрядно под шафе (похоже, что казак без водки - все равно, что птица без крыльев), ломился в дверь квартиры бывшей жены, орал и сквернословил, а работникам милиции, пресекшим его хулиганские действия, пообещал собрать казачью сотню и вырубить ОВД Советского района под корень. И, наконец, третья - об охраннике Шевченко, который прямо в казацкой резиденции с пьяных глаз застрелил человека. Я занимался  криминальной хроникой и, разумеется,  не собирался закрывать глаза на происшествия, от которых Ростов  гудел, как пчелиный улей.
После первой же статьи меня осчастливил своим звонком человек, представившийся атаманом Нижне-Гниловской станицы. Именно там имеет несчастье находиться музыкальная школа имени Глинки.
- Как вас по отчеству? - первым делом поинтересовался он.
А отчество у меня, надо заметить, очень хорошее - Александрович.
- Давно у нас, на Дону, живете? - продолжал допытываться атаман.
Я сказал, что давно. Ростовчанин в третьем поколении.
- Ну вот, дончак! - обрадовался он. - Что ж вы, Александр Александрович, так землю вою не любите?
Я  поинтересовался:
- А в чем, собственно, выражается моя нелюбовь к родной земле?
- В среду будет Казачий Круг станицы Нижне-Гниловской, - сообщил он. - Приходите. Объясним.
У меня не было ни времени, ни желания посещать это мероприятие. Я сказал, что охотно уделю минут десять, если они заедут к нам в редакцию.
Атаман пожелал мне всего хорошего тем тоном, каким клянут смертельного врага, и бросил трубку.
После второго материала в редакцию внезапно прикатила целая делегация, но меня не застала. Журналисты вообще крайне мало сидят в кабинетах - волка ноги кормят. Радость общения с казацкой  делегацией во главе с самим Петром Молодидовым взяла на себя редактриса. Впрочем, как мне потом рассказывали очевидцы, все было тихо, пристойно. Никто не бродил по коридорам с лимонкой в руках (как это было, например осенью прошлого года, когда казачки захватили столь полюбившийся им Дом Политпросвещения, бывший особняк купца Парамонова), не кричал, не обещал высечь на городской площади...
Несколько коротких заметок об административной деятельности казаков (вернее будет сказать - о самоуправстве: как примут на грудь, так сразу же отправляются на ближайший рынок ловить спекулянтов с конфискацией,  так сказать, объекта спекуляции в свою пользу) спровоцировали наиболее горячие казацкие головы на два телефонных звонка. Звонки были, разумеется, анонимные и походили друг на друга, как близнецы. Мне, «жидовской морде», обещали выпустить кишки и советовали самому убираться с донской земли в Израиль. А потом вдруг наступила подозрительная тишина, больше похожая на затишье перед бурей. Не было ни телефонных звонков, ни «светских» визитов. Только я заметил, что часть знакомых славянофильской  ориентации при встрече на улице норовили пройти мимо или ограничивались коротким, ни к чему не обязывающем кивком. Поэт Бажен П., живущий от меня в соседнем доме, вообще обходил меня за квартал. Если мы встречались на автобусной остановке, он тут же уходил на ее противоположный край. Как будто я прокаженный. Нет, я, конечно, знаю, что у почвенников и казакоманов серому веществу просторно на бескрайних донских степях, среди полыни и чабреца, но, право же, не до такой же степени!..
В столовой, принадлежащей издательству «Молот», ко мне подсел малознакомый поэт. Я его как-то видел пару раз в литобъединении «Дон» при Ростовской писательской организации, и только. Положив около моей тарелки пачку листов с аккуратной машинописью, он принялся высказывать свое мнение по этому вопросу. Как я понял, евреев он очень любит и уважает - за талант, за ум, за сплоченность. У него друзей среди евреев ну просто вагон и маленькая тележка...
Я его слушал-слушал, а потом психанул. С тех пор я его больше не видел. Неужели он в самом деле отправился по указанному адресу?
Но пока были только намеки. То, что подразумевалось, не было высказано вслух, в лицо. Это сделал Юра К., писавший  корреспонденции для «Донских войсковых ведомостей» и рассказы из казацкого быта. Сам он горожанин, настоящих казаков, по-моему, никогда не видел. С таким же успехом я мог бы строчить рассказы из жизни африканских негров, угнетаемых мухой цеце, водкой и белыми колонизаторами.
- Как там жидо-масоны поживают? - спросил он с широкой улыбкой на лице.
Будучи уже знаком с принципом «Кто не с нами, тот масон», я нисколько не удивился. Сказал только:
- Юра, тебе пора сменить газету. В этих «Ведомостях...» ты скоро совсем свихнешься...
Он оглядел меня с ног до головы (как назло, я шел на пресс-конференцию и был в «тройке»), буркнул что-то и пошел себе дальше.
Я вспомнил, как кто-то в моем присутствии спросил его год назад о демократах - как он, мол, к ним относится? И получил в ответ: «Мой дед рубал большевиков, мой отец рубал фашистов, а я буду рубать демократов, жидов и масонов...». Так что мой совет сменить газету, похоже, опоздал.
Он выбрал себе очень непроворотную работенку. Если настоящего «демократа» отыскать очень трудно, но все-таки можно, то как быть с жидо-масонами? Я, например, полжизни слышу о том, что кругом жидо-масоны, но ни разу не видел ни одного настоящего жидо-масона, а так же атрибутов, присущих любой организации, - членских билетов, протоколов собраний и пленумов...
Впрочем, деваться некуда. Коль уж казацкая молва утверждает, что я крутой жидо-масон, то мне ничего больше не остается, как обратиться со следующим заявлением:
«Уважаемые жидо-масоны!
Сообщите, пожалуйста, размер вступительного взноса, адрес ближайшей первички и фамилию заворга. Инкогнито гарантирую.
С программой великого жидо-масонского заговора не знаком, но одобряю. Любить - так королеву, губить - так уж весь мир, чего уж мелочиться!
Цель вступления в жидо-масоны: если меня казаки и порубят, то хоть буду знать, за что...»
1993