Д

Плыть было тяжело, хвост не слушался, а правый плавник ныл и подёргивался. Вокруг в тёмно-синей мгле царило безмолвие и бездвижье. Это не было такой уж большой глубиной для обычно ярких и подвижных рыбёшек, однако не было как их, так и более крупных представителей подводного мира. Создавалось впечатление, что даже растения, которые всегда стелились, мягко следуя наиболее сильным течениям, замерли в каком-то странном, отнюдь не свойственном им оцепенении.

Хотелось сделать глоток воздуха, но всплывать не хотелось. Ещё немного можно продержаться, уговаривал он себя и мчался вперёд, пытаясь высмотреть хоть что-нибудь движущееся. Уголками глаз он замечал иногда мелькавшие внизу тела тех, которые ещё совсем недавно были ему друзьями, врагами, пищей, причудливо изогнувшиеся на песчаном дне и отражавшие тусклый дневной свет перевёрнутыми
вверх животами.

Он чувствовал, что скоро и его постигнет таже участь, но эта мысль промелькнула и исчезла позади, а вперёд гнало другое - чувство ОДИНОЧЕСТВА. Он плыл уже несколько дней и не встретил на своём пути ничего ещё живущего, хотя о некоторых растительных видах этого нельзя было сказать однозначно. И вот это нежелание поверить в своё АБСОЛЮТНОЕ ОДИНОЧЕСТВО заставляло его всё быстрее и быстрее изгибать уже слабоподдающиеся плавники.

Нет, больше терпеть нельзя. Одно быстрое, гибкое движение, и его тело находится уже всего в паре метров от поверхности. Ещё секунда - и он уже парит, выброшенный из когда-то гостеприимной стихии.

Впереди, на сколько хватает взгляда, видна лишь сплошная серость, которая поглотила собой линию горизонта и не оставила никаких шансов увидеть над собой небо. Прямо из этой серости выпадали белые бесформенные хлопья, которые были отнюдь не снегом, и, кружась, оседали на поверхность океана, создавая рыхлую массу, которая с каждым часом пропускала всё меньше и меньше света.

В те недолгие секунды, когда его тело парило над поверхностью, он успел почувствовать как начала зудеть кожа в тех местах, где на неё опустились хлопья, и как, срывая их, пронёсся удушающе горячий воздух.

Возвращение в воду было облегчением, однако зуд в лёгких усилился и ещё сильнее заныл правый плавник, заставляя его двигаться не по прямой, а по пологой дуге.

За всё это время он не заметил никаких признаков окружающей жизни и чувство одиночества ещё сильнее кольнуло его куда-то в брюхо, между плавников, и в ответ на это болезненно свело судорогой внутренности.

Он всё ещё не желал соглашаться с тем, что видел......

С каждым прыжком, глотком воздуха сознание его всё более и более затуманивалось. Внутри всё жгло, ныло, тело наливалось ватностью, тяжелело, контролировать его становилось всё труднее. Апатия ко всему окружающему давила на него, стесняла движения, так, как будто он попал в особо густое скопление гибких морских водорослей.

Прошло ещё немного времени, которое для него уже не имело никакого значения, и ощущение собственного тела покинуло его. С какой-то стороны это было даже к лучшему - ушла боль, горячее щекотание в лёгких, и у него создалось впечатление, что он - лишь мозг с ещё живущими зрительными органами, удивлённо созерцающими на всё более и более убыстряющееся движение водной глади вокруг.

Через пару секунд эти органы с ещё большим удивлением заметили тёмную мглу впереди и ещё немного позже они, вместе со стремительно рванувшимся телом, проделали свой последний прыжок.


Океан медленно бросал свои тяжёлые волны о скалистый берег, на котором лежало ещё слегка содрогающееся тело ПОСЛЕДНЕГО дельфина. Ветер с той же монотонностью забрасывал его всё падающими и падающими хлопьями, срываясь внезапно куда-то вдаль. Он нёсся вперёд как одинокий дельфин, пролетая над тем, что когда-то, совсем недавно, было травой, деревьями и маленькой деревушкой на берегу большого, бездонного океана............


P.S. Названия из одной буквы несут определённый смысл, в этом случае всё ясно: "Д" - Дельфин.