Похоть

  Вчера  было  всё  старое.   Сегодня  грозились всемирным  потопом   на  завтра,  запланировали глобальное  самоубийство.  Ссыпалось  в   горловину прошлого:  вчера,   сегодня,   завтра,  но  ни  одна  из  угроз  не  оброс-ла  жизнью.
   Люди  повыползали  на  потёкшую, смазанную грязевым  дождём  улицу.  Щурили  подлые подслеповатые  глаза  на  небо  цвета  сушеной клюквы.  Скандалили  между  собой:  кто  из-за нового  подстреленного  президента  пускался  в склоку, кто-то  рвал  соседу  рубашку  на  груди, матюгами  благословлял  на  счастливую жизнь, вспоминая  как тот,  паскуда,  к  его  жене похаживал;  а  кто  из-за  протечки  на  потолке багровел  и  щипал  врага,  который,  душа сволочная,  в  его  заново  отремонтированной квартире  весь  потолок  загадил.
- Ты,  мне   мозги  не  парь.  Пятно  видел?  Бабки  гони  за ремонт!
   На  земле  ужас.  Под  землёй  истерия.
   Сползаем  на  эскалаторе  в  метро.  В  вагоне  старик  в пожёванном  пальто,  в  красном  пионерском  шерстяном шарфе,  в  кепочке   Ильича  (ви-дно  добытой  прямо  из  гроба)  -  сухонький  такой,  низенький,  не  бритый.  Замёрз  он  на середине  вагона  с  тетрадью  раскрытой,  обтянутой  об-ложкой из  газеты,  на  которой  ещё  можно  было  разобрать   слога:   «Рек-ла-ма  плюс».  Заглядываем  осторожно  через  плечо,  чтобы  не  дай  Бог  не  разбудить.  Читаются названия,  выведенные  коряво  красной  пастой:  «Три храма», «Слово»,  «Надоело»,  «Шип»  ...  Страница  159.  Строчка  бегут,  бе-гут, бегут  стихотворные  строчки.  Руки  у  старика  подёргиваются,  в  лице  возбуждение  и   счастье  лютое,  того  и  гляди,  стриптиз устроит.  Не дай Бог!  То   читает  с  листа  и  тетрадь  клокочет  в  его  руках,  как  кипящее  молоко,  а  то прищуривается,  прикладывает  святыню  к  груди,  так  что  клетки  тетради переползают  на  пальто  и  декламирует  наизусть  без звука.  Читает  для  людей  свои  великие  строчки  и  мла-денчеством улыбается,  и  в  улыбке  виднеется  вызов: «Каждый  враг  -  мне  брат»,  а  иногда  бормотание  его  облекается  в  звуковую форму  и  можно  разобрать: «Апр.  Апр.  Б.  Б.  Б».  (Непереводимая  игра  слов).
   Рядом  со  стариком  женщины  обменивались  впечатлениями:
- Шампанским  хорошо  закусывать  ..
- А  лучше  -  водкой  с  пивом.
Остановка  «Площадь  Мужества».  Нет.  Постойте!  Её  же
затопило.  Да  и  обрубков  рук  с  факелами  не виднеется. «Лесная»  -  зелень  и  похоть.
   Дверки  приоткрылись,  образовав  маленькую  щёлочку,  и  в вагон за-глянул  лохматый  панк.  «Лажа»  -  плюнул  он   и,  заметив,  что  место  ещё  есть,  запихнул  неопрятное  тело внутрь.  Разбил  компанию  женщин.  Одна  по  правое плечо,  другая  на  левом  повисла.   Положил  свой  нос  в  тетрадь   размахивающему  рукой  старику  и  стёр  своим  шнобелем    половину  стихотворения  «Круглое»,  оставив  только  «Круг...» и  «точку».
   Двое  вырылись  из  земли,  пробив  головами пространство.  Бегом  по  улице.  Отшлёпаем  ногами  дорогу.  Где  же  мой дом?  Не  узнавала  девочка  местность  и  радовалась  свои  крыльям,  и  желанию,  что  сжигало  её  жи-вот  и  заставляло  гореть тело.  Молодость.  Весна.  Шестнадцать.  Мальчик  кружился рядом.  Громко  топал,  неуклюже   расставляя  ноги.  Джинсы  рва-лись   у  ширинки  по  шву  и  бежать  было  неудобно,  изнылась  змея в  штанах.  Нырнуть  в  постель,  порвать  одежду  и  овладеть девочкой,  его  девочкой.  Быть  её  господином.   Возвышаться над  ней.  Младенец.  Он  видел  это  только  в фильмах  боялся,  что  не  получится,  но   так  жжётся  ...  Любил  ли  он девочку?  Вряд  ли.  Скорее  хотел.  Нужна  ему  только,  чтобы  лишить себя  девственности,  а  потом  ...  Стоит  ли  вообще  думать,  что может  быть  потом?  Будет  ли  оно  вообще?
   На  земле,  на  газоне  лежал  люк.  Именно  на  земле, а  не   на асфальте.  Асфальт  был  порван  и  дыру  ещё  не   заштопали.  Этим  занимались  двое:  один  урчал  из  дыры,  а  второй засовывал  шланг. Глубже. Глубже. «Хва-тай конец!». «Поймал!».
   Не  заметили.  Мальчик  перескочил  через  голову рабочего,  обсыпав  его  из  брючины  с  ног  до  головы  весной  и похотью.  Побежали  быстрее.  Желание  вело  себя  нагло  и  уже  выдавало  своими  пятнадцатью  санти-метрами  в  джинсовом чехольчике  неуправляемого  подростка.  С  разлё-ту  пробили дыру  в  двери  парадной   и  попрыгали  по  ступенькам,  сменяя этажи  и  людей,  подсматривающих  в  глазок  за  прелюдией  к   животному  соитию.  Вот  в  этой  квартире  на  четвёртом этаже  (девочка  знала)  спит  вечным,  пьяным  сном  Венера   Михайловна,  сиплая  бабуся,  которая  часто  прогуливалась перед  обедом  по  двору,  не  прерывая  алкогольного  храпа,   встречала  девушку  почмокиванием  губ  и  заиканием: «По  - по  -  по  -  по  -  драсла,  голубка».  Теперь   её  взгляд  девочка прихлопнула  у  себя  на  спине  и  жестоко  раздавила.  Разбился дверной  глазок  и  потекли  ста-рушечьи  глаза  кровью.
   На  этом  месте  не  должно  быть  двери.  Все  двери  должны быть  от-крыты.   Они  лишь   только  съедают  время  и заставляют   мучаться  тех,  кому  очень  хочется.  Впрыгнули  в замочную  скважину  ключом  (сначала  девочка,  а  потом мальчик)  и  оказались  в  квартире.  Разбрасывая  по  стенам одежду,  они  упали  на  пол.  Девочка  пыталась  доползти  до кровати,  но  мальчик   ее   поймал  ...
   Вчера  ничего  не  получалось.  По  дороге  в  постель  мальчик мучался  боязнью,  что  мужчиной  ему  не  стать.  Под  одеялом долго  возились.  Хрипела  беззубая  тахта.  Одеяло  слетело,  обнажив  перемолотые  усталостью  голые  тела.  Мальчик потерял  резвость.  Он  думал,  что  всё  так  просто.  Природа найдёт  сама,  как  проникнуть  в  свою  противоположность,  чтобы  дать  целое.  Но  в  самый  ответственный  момент лепестки  наслаждения   оказались   замкнутыми,  а  тело мальчика  потеряло  силу  и  упругость.  Бессилие  завладело мальчишкой,  лишив  его  уверенности  в  себе  и  превратив  его в  груду  грязного  белья.  Отвалился  от  девоч-ки,  в  глазах которой  досада  и  злость  сверкали  игривыми  каплями,  и виновато  сел  на  край  постели,  обжав  руками  колени.
- Как  тебя  зовут?  -  донеслось.
- Лёха
- Лёха,  давай   посмотрим  мультики.
   Она  радовалась  мультяшным  картинкам,  а  он злился. Человек  с  униженным  самолюбием.  Разглядывал  пальцы своих  ног,  которые  вдруг  на-чали  потеть. «Приятная»   неожиданность  -  потеющие  «лапти»  и  неудовлетворённая девушка,  которая  так  и  не  познала  радость   сексуального удовольствия.  Лежит  в  одеялах  и  смеётся  над  жуткими шутками  рисо-ванных  кроликов,  а  у  самой  на  душе муторно.   Мальчику  захотелось  похоронить  её  в  одеялах,  как  причину своей  неудачи,  но  он  только  гордо  встал  и  отправился  в туалет,  где  долго  наказывал  животное,  которое  его подвело.  Массировал  правой  рукой  мягкую  плоть,  словно  зефир,  не   желающую  твердеть.  Всё  было  тщетно.  Упал  на  горшок  и захотел  заплакать,  но  не  получилось  -  отключили воду.  Какой,  ужас.  Стал  разглядывать  плакат,  пришпиленный  к двери.  Голая  девчонка  скалилась,  раздвинув   ноги  и выставляя  напоказ  всю  свою  беззащитность.  Она  издева-лась своим  языком  над  мужским  достоинством мальчика.  Предлагала  взять  его  змею  в  рот,  но  это  вызвало  в  нём злость,  и  он  ударил  ей  в  морду.  Сорвал   с  двери  её похотливую  улыбку.
   В  спальне  злилась  девочка,  плюясь  в  телевизор,  где  ковбой  из  порно  -  мультфильма  насиловал  женщину.  Она хотела,  чтобы  этот  никуда  не  годный  мальчишка  сотворил  с ней  то  же  самое,  но  он  сегодня  был  ни  на  что  не  способен  -вялый,  медлительный,  лишённый  сексуального  задора.  На том  они  и  расстались.  Недовольные  друг  другом.  Мальчик поплыл  домой  невозможно  усталый,  ничего  не  чувствуя между  ног  -  всё  умерло,  атрофировалось.
   Вчера  ничего  не  получалось.  Сегодня  пообещали  друг  другу  и  свершилось.  Слишком  сильно  было  возбуждение  и жжение  внутри.  Маль-чик  разбросал  по  телу  девчонки нетерпеливые  поцелуи,  погладил  жаждомое  и влажное.  Приготовился  к  бою.  Остриё  впереди  себя.  Сегодня  он рвался  отомстить  за  свою  вчерашнюю  неудачу.  Овладел девочкой.  Потекло  что-то  тёплое,  но  этого  он  не почувствовал.  Ему  было  всё  равно.  Вперёд  к желаемому.  Торопливые  движения.  Скользкие  простыни.   Дикими глазами  пожирал  женщину.  Тридцать  секунд  борьбы.  Выход.   Долгожданные  толчки  оргазма.  Глаза  заклинило  в сладострастном  вздо-хе,  а  веки  грозно  дрожали.  Животное заплевало  своей  похотью  все  тело  девочки,  которая недовольно  закапывалась  под  одеяло.  Но всё  равно,  что чувствовала  она  -  ведь  он  герой.  Победитель  своей  немощи. Толчки  прекратились.  Свет  перестал  быть  светом.  Мальчик рухнул  на  порванную  простынь,  чтобы  наконец-то  со  всей полнотой  ощутить  се-бя  мужчиной   с  таким  крепким  другом между  ног.
   В  постели  лежали  вперемежку  руки,  ноги,  туловища,  головы  и  поло-вые  органы  (мужской  и  женский).  Движения  не  было.  Их  умертвило  похотью,  словно  от  взрыва  ядра разбросало  кусками  по  полю.  Никто  не  подавал  признаков жизни.  Близился  вечер.  Родители  с  работы.  Прыжок   с балкона.  Девятый  этаж.  Смерть.  Мужчина  не шевелился.  Глаза  мертвы.  Созерцает  свои  внутренности.  Вспоминает весеннее  бешенство  улиц,  по выползавших  людей параличных,  чумных,  словно  собак  сифилитичных.  Старик  жевал страницы  со  своими  стихами, ползая  по заблёванному  метрошному  полу  вагона,  рисуя  своей  спиной  картину мирского  сумасшествия.
   Когда  бывший  мальчик  раскопал  в  себе  силы  дотянуться до  парт-нёрши  и  заглянуть  ей   в  лицо,  сердце  его  полопалось шрамами.  На  месте  детского  лица  был  наложен  грим старческого  маразма.  Кожа  -  смор-щенный  персик  с  толстым слоем  пудры.  Из-за  морщин  не  видно  глаз  и  губ.  Нос выступал  скалой  -  изрытый  динамитными  шашками,  с открытыми порами.  Любой  проникнет.
   Мужчина  оторвал  крепко  вцепившуюся  в  него  старуху,  и бросил  грубо,  а  из  зеркальной  стены  за  ним  наблюдало  и наслаждалось  его  ужасом,  собственное отражение,  изуродованное  убожеством  старчества.  Изо   рта  капала  слюна  похоти,  и  бледные   боро-давчатые  губы  шептали:
Может  ещё,  мальчик?
   Потекла  вязкость  по  ногам  ...