Дурачок
Разговоры за столом сразу прервались. Всем стало неловко.
Иван Сергеевич был человеком робким. Публичных выступлений не любил и даже боялся. А тут вдруг завелся с полоборота.
- Не стоит идеализировать царскую Россию, - сказал он. - Простому народу во все времена жилось плохо. Не случайно кучка большевиков смогла поднять широкие народные массы против самодержавия...
- Жид? - осведомился бородач.
- Нет, - опешил Иван Сергеевич. - Русский.
- Русский? Чтой-то носик у тебя... А звать как?
- Иваном Сергеевичем.
- Ну, с "Иваном" все ясно, а от Семеновича до Сергеевича один шаг, - непонятно сказал бородач и выпил стопочку. - А как фамилии родителей?
Сердясь на этот какой-то дурацкий разговор, Иван Сергеевич все-таки ответил:
- Отец - Петров. Фамилия мамы в девичестве - Каменева.
- Знаем мы ваших Каменевых... А как фамилии предков по материнской линии?
- Ну, ее отец, значит, Каменев, а ее мать - Воробьева...
- Воробьева?! - еще сильнее оживился бородач. - Шперлинг? Очень, очень интересно! А дальше? Как фамилия родителей ее родителей?
- Я откуда знаю! И вообще, вот вы пьете, так и пейте себе на здоровье!
- Нет! - заорал бородач. - Я этого так не оставлю! Вы называете себя русским человеком, а пращуров своих, корней не знаете!
- А вы что, знаете?
- Представьте себе, знаю. По десятое колено.
- Назовите.
- Извольте!
Бородач выпил еще стопочку, закусил грибком, откашлялся и выдал. Это было поразительно! Емко, четко он выдал анкетные данные своих предков с указанием продолжительности жизни и профессии. Когда он закончил, весь стол, слушавший с огромным интересом, разразился аплодисментами. Страдалец земли русской раскланялся, как артист, сел и кивнул Ивану Сергеевичу:
- Так-то, Ваня!..
Этот кивок добил Ивана Сергеевича. Как оплеванный, пришел он домой и поклялся, что обязательно узнает о своих предках. В самом деле, сколько ж можно быть Иваном, родства не помнящим?
Где находится городской архив, Иван Сергеевич не знал. Поэтому сел он, простая душа, за стол и написал письмо в госбезопасность. Так, мол, и так, уважаемые товарищи, знаю, что у вас на всех есть досье. Так что не могли бы вы помочь мне, Петрову Ивану Сергеевичу, тридцати двух лет? Я ничего не знаю о своих дедах-прадедах. Очень прошу не отказать в просьбе. Дата. Подпись.
Жена его, узнав о случившемся, сразу в крик ударилась.
- Что я такого сделал? - пролепетал он.
- Ты не Иван, родства непомнящий! - орала жена. - Ты самый настоящий Иванушка-дурачок! Уж лучше б ты каким-нибудь Абрамом был!
- Почему?!
- Потому, дубина стоеросовая! Они от КГБ шарахаются как черт от ладана! Мимо пройти и то боятся! Не то, что письмецо чиркануть!..
"Да ладно, - подумал Иван Сергеевич, но ничего не сказал. Ему вдруг стало очень страшно. - Все равно письмо не дойдет..."
Дело в том, что адреса он не знал и поэтому ограничился тем, что написал в графе "Куда" название родного города, а в графе "Кому" всего три буквы - КГБ. И бросил в почтовый ящик.
Оказалось, что в некоторых случаях почта работает на удивление оперативно. Не прошло и двух дней, как Ивану Сергеевичу позвонили. Он только что пришел с работы и снял трубку, стоя в расстегнутой шубе, в шапке набекрень и босиком.
- Петров Иван Сергеевич? - осведомился голос.
- Да. Кто это?
- Это не важно. Ждем вас в семь часов вечера у нас.
- Э-э... У вас, простите, это где?
- Вы что, забыли, куда письмо писали?
- А-а-а!.. - Иван Сергеевич задохнулся воздухом.
- Комната 211, - сообщила трубка. - Явка строго обязательна.
- Простите... А это не шутка?
- А вот не приди завтра - узнаешь, шутка это или не шутка!
- До свидания, - пробормотал Иван Сергеевич уже в короткие гудки.
Положив трубку, он разделся, облачился в старенький спортивный костюм и поволокся на кухню, где жена накрывала стол.
- Кто звонил? - спросила она.
- Мне вызвали в КГБ, - сказал он и опустился на табурет: ноги не держали. - Явиться нужно завтра в семь часов.
- Так, - сказала жена. - Довыпендривался, значит. - Она помолчала немного. - Учти, я в Сибирь за тобой не поеду! Я не хочу из-за твоего кретинизма деревья валить!
Не будем описывать все, что происходило в доме Петровых. Это все-таки сказка, а не трагедия. Скажем лишь только, что Иван Сергеевич на службу пришел с воспаленными глазами и весь день ничего не мог делать, а только шлялся как потерянный из уборной в курилку, а из курилки - в коридор, из коридора - в медпункт, где то просил измерить давление, то - дать таблетку аспирина...
За восемь часов служебного времени у него очень разыгралось воображение. Иван Сергеевич долго не мог войти в широкую двустворчатую дверь, справа от которой висела золотобуквенная табличка. Потом-таки собрался с духом и вошел.
Дорогу ему преградил человек в штатском, гладко выбритый и коротко постриженный.
- Вам к кому, гражданин?
Иван Сергеевич объяснил. Без лишних слов ему выписали пропуск и проводили в какой-то кабинет на втором этаже. Кабинет был обставлен скупо: двутумбовый стол, стулья, телефоны, шкаф с какими-то папками и книгами. Из-за стола поднялся мужчина в костюме и при галстуке. Что-то неуловимое - не то в осанке, не то в движениях - подсказывало, что носить мундир ему привычнее.
- Вы - Петров Иван Сергеевич? - спросил мужчина в штатском.
- Д-д-да...
- Присаживайтесь. Это письмо написали вы?
- Д-д-да...
- Что вас побудило написать его?
Сбивчиво, с пятое на десятое, Иван Сергеевич рассказал, как все было. Глядя в его серые глаза, гэбист, видимо, понял, что имеет дело не с дураком, шутником или диссидентом, а с тем редчайшим типом, который в наше время являет собой реликт.
- Скорее всего, Иван Сергеевич, вы стали жертвой мистификации, - сказал он внушительно. - Наверняка ваш знаток родословной придумал все, что рассказал. Заранее придумал, заучил наизусть и блеснул перед аудиторией.
Иван Сергеевич глотнул. Во рту было сухо.
- Придумал он или нет, мне без разницы, - хрипло сказал он. - Я хочу знать о своих предках все. У вас есть архивы?
- Иван Сергеевич, вы заблуждаетесь, - сказал гэбист. - Разумеется, у нас имеются архивы, но они очень специфичны. Там содержатся материалы о наших сотрудниках, о людях, имеющих какое-либо отношение к ведомству, и, разумеется, о всех, кто когда-либо попадал в наше поле зрения... О чем вы сейчас думаете? - спросил он вдруг.
- Н-н-ну... -- начал было Иван Сергеевич, обливаясь потом.
- "Что нужно от меня этому гэбисту?". Не отрицайте. Любой нормальный человек подумал бы именно так.
Штатский посмотрел в окно. Потом произнес:
- Когда-то, много лет назад, я тоже хотел узнать о своих родителях. Я, может...
Тут он осекся.
- И что? - спросил Иван Сергеевич. - Узнали?
Гэбист помолчал немного, озабоченно хмурясь.
- В общем, да. Я думал, что мои родители были репрессированы. На самом деле они погибли во время артналета в 42-м, и я загремел в детдом...
- Бывает, - сказал Иван Сергеевич.
В этот момент у него так, наверное, изменилось лицо, что гэбист стиснул зубы, а потом произнес медленно:
- Знаете что, Иван Сергеевич....
Что-то особенное было в его голосе. У Ивана Сергеевича, в предвкушении чуда, дрогнуло сердце.
- Что?
- Придите завтра в это же время.
- И что будет?
- Ничего не могу обещать.
На следующий день Иван Сергеевич с трудом дождался конца работы.
- Скажите, - спросил мужчина в штатском, - вы действительно хотите узнать правду о ваших предках?
- Да, конечно. А что?
- Ничего. Слушайте внимательно. Записывать, разумеется, нельзя...
Прикрыв, словно от крайнего утомления, глаза, гэбист негромко заговорил. Иван Сергеевич узнал, что прабабка его, Хлопова Любовь Алексеена, приехав в Москву из провинции, поступила горничной в дом купца Алексеева. Было это еще до революции, году в 15-м.
Свежая, как персик, молодуха быстро привлекла внимание купца. Как-то вечером он с пьяных глаз силой овладел Любкой - проще говоря, изнасиловал. А через пару дней уступил своему подвыпившему приятелю. Тот, в свою очередь проиграл ее в карты. И так далее. В деревне был голод, возвращаться обратно - смерти подобно. Когда же Любка забеременела, Алексеев нашел ей мужа - сильно пьющего конюха Авдея Воробьева, который подался в белокаменную после того, как в его хлев пустили "красного петуха".
Через несколько месяцев родилась девочка. В честь крестной ее назвали Варварой. И хоть у Воробьевых впоследствии родилось еще трое детей - два мальчика и девочка, они не представляют интереса, так как умерли, не успев обзавестись семьей. Старший, Василий, в тридцатых годах работал надзирателем в НКВД. Он спился и умер от цирроза печени. Говорят, ничего человеческого не было в этом желтом, высохшем, как щепка, седом парне, когда его обмывали родственники. Другой, названный в честь деда Алексеем, пошел добровольцем на фронт и погиб во время штурма какой-то безымянной высотки. Не разобравшись в спешке, дело было перед 7-м ноября, командование погнало солдат в атаку по своему же минному полю. А девочка, Аня, была заживо сожжена кулаками, когда приехала с пионерской агитбригадой в село...
Зато первенец, Варвара, вышла замуж за комиссара Геннадия Каменева. Узнав, правда, что с происхождением у жены не все благополучно, он в двадцать четыре часа отправил ее по этапу. В лагере она узнала, что беременна. Родилась девочка.
Будущую мать Ивана Сергеевича с детства отличало плохое здоровье. Детство, отрочество и юность ее прошли в зоне. Вместе с матерью она вышла на свободу по амнистии 53-го года. Варвара Авдеевна всего год провела на свободе - в могилу ее свел туберкулез. Похоронив мать, дочь Людмила поехала в столицу, чтобы навестить деда с бабкой, которых она никогда не видела. Розыскать их не удалось: то ли они умерли, то ли уехали после того, как дочку "замели". Где они, где их могила - никому не известно.
До конца пятидесятых Людмила работала каменщицей, жила в общем бараке, вступила в комсомол, пыталась поступить в институт, но к экзаменам ее не допустили, в упор сказав, что с ее происхождением ей в институте делать нечего. Вот пусть поработает на целине, докажет, что достойна стать советским инженером, - тогда рассмотрим этот вопрос.
На целине она познакомилась со своим будущим мужем - трактористом Сергеем Дмитриевичем Петровым. Сергей Дмитриевич прожил трудную жизнь простого советского работяги и умер, так ничего и не узнав из подлинной биографии своей жены. А тридцать два года тому назад родился их сын - Петров Иван Сергеевич...
Из здания КГБ Иван Сергеевич вышел сутулясь и шатаясь, постарев лет на двадцать. Сотни прохожих, попадающихся ему по дороге, говорили, казалось, взглядами: "Ну и ублюдок же ты, братец!.."
Вы думаете, уважаемые читатели, что Иван Сергеевич повесился, не вынеся позора, утопился в ванной, выбросился в окно или каким-нибудь иным способом покинул наш бренный мир? Как бы не так!
Недавно я встретил его на вечеринке. Находясь в очень подпитом состоянии, он громогласно вещал, что приходится незаконнорожденным сыном "того самого" купца Алексеева!
Ему с почтительностью внимали.
Свидетельство о публикации №201020500028