Пролетарская революция и ренегат саша
Самый неопытный игрок среди нас был Саша. И самый азартный. Он дико хохотал, когда удавалось выторговать несколько шекелей, забывая при этом брать ренту с проходящих по его полям.
Язва-Максим не упустил случая напомнить брату об оплошке, когда ушел с контролируемой территории. Взывать к справедливости было бесполезно. На уговоры жестокосердный брат не поддался. Папа хранил нейтралитет. В ход пошло последнее оружие - слезы.
Плакать Саша любит и умеет. Он плачет с увлечением, слезы вызывают слезы, и чем дальше, тем жальче становится ему себя, униженного, оскорбленного и покинутого всем миром. Негодяй - старший брат смеется, папа утешает, но совсем не так, как хочется. И Саша сбегает под стол, рыдать.
Я объявляю Сашу недееспособным. Услышав незнакомое слово, Саша замирает. Мы с Максимом делим его карточки и деньги. Поняв, что его попросту вытурили из игры, Саша стучит под столом ногами, визжит и поднимает такой шум, что приходит мама.
- Прекратите этот бардак! Я отдохнуть хочу!
Саша затихает в испуге, но переждав грозу - мама скрылась за дверью - продолжает канючить вполголоса.
Его хныканье надоедает мне.
- Саня, хочешь мы снова примем тебя в игру?
Но гордый сын отвергает компромисс. Тем более, что мироед - старший брат по-видимому, не отдаст незаконно отобранное имущество.
Слезы по-прежнему сочатся из Сашиных глаз. Он неутешен. Что же придумать?
- Сашенька, - говорю я ему - давай ты станешь у нас коммунистом.
Саша ошарашен. Такого ему не предлагали никогда в жизни.
- Это как? - Он вылазит из-под стола, вытирая слезы.
- Я дам тебе самую красивую, красную, фишку.
Саша согласно кивает. Красная фишка и ему нравится.
- Мы поставим ее сюда, в тюрьму, на вечное сидение.
- Я не хочу сидеть в тюрьме! - Саша вновь готов заплакать.
- Захочешь - выйдешь. А пока пособирай деньги. Ругай меня и Максимку, как хочешь. Если ругательства будут смешные, мы станем платить тебе.
- Сколько?
- Сколько наругаешь. Ну что, согласен? По глазам вижу, что да.
И Саша становится коммунистом.
Несколько ходов он сидит в тюрьме молча. Привыкает к должности.
- Что-то тебя не слышно, коммуняка. - Говорит Максим, бросая кости.
- Жопа! - огрызается Саша, - и тут же получает из банка
пять шекелей. Немного, но вдохновляет. Когда кости бросаю я, он
с подсказки Максима робко говорит мне:
- Дурак, - и я щедро отваливаю ему "Голду".
Саша аккуратно присовокупляет десятку к своему бедному богатству, и голос его крепчает. Правда, ассортимент его ругательств недостаточно богат. Соответственно, уменьшается и плата. Теперь "жопа" стоит только шекель, а за "дурака" не дают ничего.
- Девальвация - говорит политически и экономически грамотный Максим.
И ответ Саша показывает ему средний палец, и за этот неприличный жест вдруг получает сразу сотню шекелей. Ошарашенный столь щедрым гонораром, он вываливает на нас с Максимкой все неприличные слова на иврите и арабском, которые он уже выучил.
Игра движется. Сашино состояние растет. Он сыпет ругательствами, как из пулемета. Максим предлагает:
- Пусть ругается только после броска кубика. А то уши вянут.
- Хорошо - соглашаюсь я.
- А за ругательства не во время будем штрафовать. На пятьдесят шекелей. А то у него много денег накопилось.
Саша робко протестует, но поскольку протесты были выданы перед броском кубика, я штрафую его согласно новым правилам. И громкий голос всего прогрессивного человечества на некоторое время замолкает.
- Саша, - предлагаю я. - Скажи: "Пролетарии всех стран, соединяйтесь!"
- А сколько ты мне за это заплатишь?
- Десять шекелей.
- Мало. Пятьдесят. - Саша хочет восполнить убытки от недавнего штрафа. Я соглашаюсь. перед тем, как мне бросать кости, Саша произносит сакраментальный призыв, и получает гонорар. Перед Максимкиным ходом он исполняет гимн Советского Союза. Потом мы услышали все песенки про Ленина и про Партию, которым учили Сашу в детском садике. После жалостливого стишка: "Камень на камень, кирпич на кирпич, умер наш Ленин Владимир Ильич", Саша посчитал скопленные деньги и сказал, что хочет
ввыйти из тюрьмы и вступить в игру.
Провокатор-Максим невинным голосом попросил брата исполнить "А-тикву". Саша встал по стойке смирно, будто при поднятии флага и спел гимн сионистского государства. После второго куплета я провел внеочередной пленум ЦК, отстранил Сашу от должности за предательство идеалов, а Максим конфисковал все его имущество. Саша закричал:
- Это не честно! Это не по правилам! Я ведь все-таки работал, пел!
- Надо знать, какие песни петь - сурово возразил Максим.
- Ты сам меня попросил! - Саша затопал ногами, бесплатно обозвал нас всех "какашками" и снова убежал под стол.
Некоторое время оттуда доносились рыдания и ругательства.
- Тоже мне, Ленин в Разливе - сказал Максим, бросая кубики.
- Саша, мы снимаем с доски твою красную фишку - предупредил я.
- Снимайте, - раздалось из-под стола. - Хоть красную, хоть белую.
Белая фишка не играет. Это навело меня на новую мысль.
- Саша, хочешь много денег? - спросил я.
Саша недоверчиво выглянул из-под стола.
- Хочу. А сколько?
- Десять тысяч долларов - сказал Максим.
- А сколько это шекелей?
- Двадцать четыре тысячи шекелей - отвечаю я.
Заинтересовавшись новыми условиями,Саша возвращается к нам
из подстолья.
- Только в тюрьме я сидеть не буду - предупреждает он.
- Не будешь - я ставлю белую фишку на старт.-Ты будешь миссионером.
- Это как?
- Предлагай деньги мне или Максимке за крещение.
- А где деньги?
Я выдаю ему щедрой рукой пачку игрушечных банкнот.
- Пересчитай -предлагает Максим.
Считать не хочется.Саша смотрит на толстенькую пачку и говорит:
- Здесь не хватает.
Я добавляю еще две сотенных бумажки.
- Я хочу купить себе карточки. - Ставит условие новоявленный посланник Ватикана.
Я продаю ему самые дешевые, уже ни мне ни Максимке не нужные.
Довольный Саша раскладывает их перед собой и некоторое время удовлетворенно молчит.
Тут Максим влетел в дорогой отель и ему понадобились деньги, чтобы расплатиться со мной. Пришлось считать копейки и закладывать свои карточки.
- Саша, дай мне две тысячи. - Попросил он. - Я крещусь.
- Так много? - удивился миссионер.
- А что ты хочешь? Я тебе свою драгоценную душу закладываю. Нет, не две, три тысячи.
- Тысячу. - Торгуется Саша.
- Зачем тебе деньги? - спрашивает Максим. - Все монополии уже раскуплены.
После уговоров Саша выдает брату просимые тысячи. Максим доволен.
- Максим - предупреждаю я его, - Я эти деньги не приму.
- Почему?
- Потому.
Максим возвращает деньги Саше:
- Я передумал. Не хочу креститься.
- Почему? - Саша уже вошел в роль доброго пастыря. - Хочешь, я дам тебе еще?
- Нет, не хочу. - Максим умоляюще смотрит на меня, понимает, что не приму я эти деньги, и со вздохом возвращает их.
- Десять тысяч! - Размахивает Саша перед ним новой приманкой. Когда Максим отвергает и это, Саша пытается сунуть ему деньги исподтишка. Максим возвращает ему, но не все. Однако, я бдителен, и "христианские" деньги в игру не поступают.
Я тоже не желаю креститься. Работы у Саши нет, он от скуки
меняет белую фишку на зеленую.
- Ну, теперь тебе придется обращать нас в ислам - говорю ему я. Саша тут же меняет цвет знамени пророка на черный. Ура! Кажется, давно уже пора кончать затянувшуюся игру.
- Все! - объявляю я. - Ты теперь анархист.
Саша уже привык к политическим прозвищам.
- А что я буду делать?
- Петь песню "Цыпленок жареный..." - говорит Максим.
- Ага, и еще ходить вместе с нами по клеткам.
- Нет, - скулит Саша - у вас много монополий, вы меня быстро разорите.
- А ты не будешь нам ничего платить - милостиво разрешаю я, - Ты же анархист. Значит никаких законов не признаешь, денег никому не платишь.
- Ну, - говорит Максим - Так неинтересно. Вон у него сколько денег, подарок из Ватикана. Этак он до вечера играть будет.
- Не будет, - успокаиваю я его. - Как только Сашина фишка станет на "Старт", наступит конец света, мы прекратим игру.
- А что потом? - задает вопрос любопытный анархист.
- Там увидите.
Теперь мы с интересом следим за хождением черной фишки. Саша в восторге - он теперь в центре внимания. Он бросает кубики важно, не торопясь, особенно приближаясь к клетке "Старт". И не разу не забывает, пройдя эту клетку, взять двести шекелей, как полагается по правилам. Стопка "шекелей" перед ним растет.
Но вот наступил "конец света". Я спокойно собираю гору игрушечных денег и кладу в коробку. Восторг в глазах сынули гаснет, уголки губ опускаются вниз:
- Что теперь будет? - спрашивает он дрожащим голосом.
- Теперь мы пойдем играть в бадминтон.
- Ура!
И мы выбегаем во двор.
Свидетельство о публикации №201020900051