Я люблю вас!

Когда Катя вошла в комнату, Ленка лежала на кровати, уставившись в потолок. Скользнув взглядом по перевернутым альбомам с фотографиями, Катя устало спросила:
- Что, опять?
Вместо ответа Ленка шмыгнула носом и перевела на соседку опухшие глаза.
- Ну и дура! – бросила Катя зло, - сколько раз я тебе говорила – не смотри ты на них. Глаза сломаешь! Честное слово, было бы из-за чего изводиться…
- Легко тебе говорить – еле слышно выдавила подруга – ты никогда никого не любила.
- Не любила, - подтвердила Катя – и если ты все это называешь любовью, то надеюсь, со мной этого не случится. Глупости это все. Вот скажи, что тебе дают твои метания. Хоть раз они закончились чем хорошим?
- Ты знаешь… я сегодня поняла, что могу жить без него… Могу… Потому что в сердце он со мной. А большего мне и не надо.
- Ага, ты мне это в прошлый раз уже говорила…
- Правда? А может быть и говорила… Но я действительно могу… Ты не переживай, я справлюсь… Чуть-чуть полежу, и будет все в порядке.
- Знаю я твои «чуть-чуть»…Значит так – поставила Катя точку в разговоре, - чтобы это в последний раз. Иначе я их порву и выброшу. Поняла?
Она кинула сумку на свою кровать и принялась переодеваться.

Катя и Лена жили вместе всего четыре месяца. С тех пор как переехали в студенческую общагу, поступив в университет. Впрочем, знакомы они были давно: вместе учились в школе. Правда, тогда не особенно дружили. Слишком разными были они по характеру. Различия не сгладились и теперь, но, оказавшись в чужом городе, девчонки научились мириться с ними. Никого ближе друг друга у них все равно не было. Так и получилось, что Катя узнала страшную Ленкину тайну. Ленка влюблена была в их беспокойного Даньку, который и знать не знал о своей победе на этом фронте, потому что в силу своего характера особой внимательностью не отличался. Впрочем, об этом ведь и никто не знал. И Катя бы не знала, не случайся с Ленкой подобных приступов апатии, когда она могла по двое суток ничего не делать, уперевшись глазами в потолок. Она не ела, но что гораздо больше Катю удивляло, умудрялась при этом и не засыпать в горизонтальном-то положении. Кате-то стоило едва голову к подушке склонить, и становилась перед глазами темнота…
Как-то потребовав объяснений, Катя получила в ответ запрятанные под подушкой у Ленки фотографии. Их было много. Но на всех был Данька: такой уж он был человек, что везде успевал. Прочие однокласники менялись. Не было там разве что самой Ленки – она как правило находилась по другую сторону фотоаппарата. Да еще Катю там найти было сложно.
Ленкины приступы случались не чаще двух раз в месяц. Но и этого хватило, чтобы Катя запретила ей смотреть и даже близко подходить к фотографиям. Она запрятывала их подальше… но Ленка всегда находила. И смотрела, когда Кати не было дома. Тогда Катя пригрозилась порвать их вовсе… Но не порвала… И знала, что никогда этого не сделает.
И дело было не в Ленке и не в Даньке, хотя и в них тоже. Потому что дело было во всех, кто на этих фотографиях встречался… А может быть единственно в Кате.

Катя никогда не была любимицей в классе. Не была душой коллектива. Потому что все ее считали злой. И совершенно справедливо считали. Она и сама так думала.
С ней редко заговаривали. Потому что во всем ей виделся подвох и отвечала она больно и колко. Ребята говорили, что она свой язык каждую ночь усердно точит…
Когда собирались что-нибудь устроить, она была последним человеком, к которому обращались за помощью. При том, что она никогда помогать не отказывалась и никогда не подводила. Но всегда встречала просьбу суровым "зачем?".
Однажды ей пришлось случайно увидеть, как выбирали возможного участника очередной игры знатоков. Такие у них проводились частенько, в рамках методических «недель» по разным предметам. Катя была известна своей эрудированностью, но стоило кому-то заикнуться о ней, как Данька махнул рукой:
- Да ну ее… лучше Ленку: она хоть и не блещет умом, зато покладистее.
И так оно и осталось. Катя тогда ничем не выдала своего присутствия, а Данька, как обычно, ничего не заметил. Но этот жест преследовал Катю во всех страшных и просто неприятных снах. И ситуации менялись, и люди, и даже Данька появлялся в этих снах не чаще остальных, но кто-нибудь обязательно махал на нее рукой. И хотелось биться головой в стену, но стены не было. И хотелось поругаться с кем-нибудь, но ругаться было тоже не с кем.

И зловещим казалось ей даже то, что всех звали как придется по ситуации: то Ленкой, то Леночкой, то Еленой, например. А то и вовсе по фамилии обращались. И только к ней всегда – Катя. Даже на Катьку никто не осмеливался.
Особенное было у нее положение. Такое, к какому она, казалось, и сама стремилась. Но между тем…

Каждый вечер, когда только Ленка засыпала, Катя открывала те злополучные альбомы, вглядывалась в каждое знакомое лицо, словно здороваясь с каждым. И сквозь слезы шептала: «Я все равно люблю вас». Оставаясь порой в комнате одна, когда Ленка уезжала на выходные домой, она целые дни просиживала над фотографиями. И когда вставала, чувствовала, как предательски дрожат колени. И ей казалось, что она кричала, хотя получался у нее едва лишь тихий шепот: «Я люблю вас, хотите вы того или нет!».

Но как прежде приходившие во сне махали на нее рукой.