Любимая зима

Никогда раньше зимы Райка не любила, но тут… поистине черствым должно было быть сердце, чтобы такой красоты не полюбить! Хотя… пожалуй, не мало очарования этой зиме прибавило то, что эта зима была последней. И казалось, знала об этом не только Райка, но и сама владычица крепких морозов и белого серебра. И надо же было дожить до двадцати пяти лет, чтобы понять, насколько прекрасна жизнь, насколько дорого сердцу все вокруг. Понять и потерять…

Последний раз радоваться солнечному лучу, скользнувшему по лицу, или ласковому ветру, потрепавшему по щеке и донесшему дыхание чего-то несбыточного, приходилось Райке когда-то давно, в детстве. Так что она даже и не помнила точно, как это было, запомнилось только чувство, такое огромное, что казалось, вместить его в себя невозможно. Поэтому оно выливалось через края переполненной души, и поднималось к небу легким облачком. И казалось, что и сама полетишь сейчас за ним в бездонное небо. И хотелось обнять весь мир разом, даром что рук не хватит…
Но это было давно. Еще до того, как умерла мама. До того, как отец стал спиваться, а Райке приходилось выискивать чего бы где раздобыть на обед себе и сестренке… Отца было жаль. Но мама была тем стержнем, на котором держалась его жизнь. А когда ее не стало, даже любовь к детям, особенно к Райке, до невозможного похожей на мать, не могла удержать его. Скатывался он тем быстрее, чем ниже. Райке едва исполнилось восемнадцать, когда, в очередной раз напившегося, его сбила машина. Так они остались сиротами. Хорошо, Райка уже год как работала, не то, сестренку бы ей не оставили… И так важные чиновники заставили побегать да подоказывать…
Потом сестренка вышла замуж, едва лишь в возраст вошла подходящий. А муж увез ее далеко, так что с Райкой они и не виделись почти. И тогда только Райка узнала, что на мать похожа не только внешне…

Провожая сестренку в дальнюю дорогу, впервые почувствовала Райка боль в запястьях. Да внимания как-то не обратила. Подумаешь, в запястьях! Вот иногда как прихватит в груди, так и не дышится… А это…
А на следующий день оказалась в больнице. Мамина болезнь долго не проявлялась, но жила в Райке и ждала своего часа… У Райки не было родственников – сестру она не стала возвращать с дороги,- так что про свою болезнь она узнала все, да от доктора. А доктора – народ не шибко сентиментальный. Да и к лучшему. Не знаешь, не обережешься. 

Тогда Райка и решила поменять свою жизнь. Конечно, недолгий век мало обрадует, но может хоть что-то успеть сделать, чтобы потом хоть кто-то добрым словом вспомнил. Так она пошла учиться дальше. Не так все просто давалось, да и девчонки все младше ее уже по годам, не то что по жизни… Особенно много подруг не завелось. Но были. Да ни с одной Райка не делилась судьбой своей. Им-то зачем. И так, может, наплакаться успеют… Как-то и подруги были для нее вроде младших сестер.

Но доучиться Райка тоже не успевала. В очередной раз оказавшись в больнице (Как уж это приходилось от подруг скрывать!.. Только б не волновались по-напрасну. Все равно ведь ничего не сделать), она оказалась перед фактом, что лета ей уже не застать… И стало вдруг неимоверно холодно… И хотелось разбить что-нибуть, поломать, растерзать… Она даже едва не выбросилась с окна в палате… Но внизу гуляли дети, и, глянув на них, Райка вспомнила,  что и так терпеть этолт свет недолго… и вдруг захотелось жить. Захотелось дышать этим воздухом, греться этим солнцем, смеяться…

И вот теперь она влюбилась в зиму. Эта зима действительно дала ей много. Вдруг появился у нее Вася. Вася был необыкновенным человеком, хотя к двадцати пяти годам уже и перестаешь в таких верить. Райка не хотела, на самом деле заводить серьезных отношений, зная, как тяжело терять дорогого человека, и зная, что самой ей жить недолго. Но все получилось вопреки. И когда,  последним средством, рассказала она Ваське всю правду, он ничуть к ней не переменился – не стал ни жалеть, ни избегать. Только и сказал, что жизнь непредсказуема, и иногда тот, кому пророчат короткую жизнь, всех переживает. Так что и Васька мог по дурацкой случайности умереть раньше. Правда, такая вероятность Райку не порадовала, так что она попросила, никогда больше такого не говорить.
И вот сегодня, среди белого дня, взрослой девушке захотелось вдруг съехать со снежной горки (даром ни лыж, ни санок не было), да вываляться в снегу. И смеяться… смеяться как в детстве – заразительным серебряным смехом. Чтобы все вокруг улыбались ему. Верно где-то ее желание было услышано – она подскользнулась и поехала с горы. Внизу ей помог подняться какой-то незнакомый человек, отряхнул пальто, поинтересовался, не ушиблась ли она. И ее переполняло счастье. И радость за всех людей. За то, что есть среди них Вася и вот этот добрый человек. И подружки ее. И сестренка с мужем, которые вот-вот ожидали прибавления в семействе, и которые никак не понимали, почему бы ей не приехать к ним на некоторое время.

А потом она шла по Кружевной аллее. Она сама ее так назвала. Сегодня. Потому что выбеленнуе снегом и инеем ветви сплетались над головой невероятной красоты кружевом. И ветви лип, никогда не гнувшиеся под тяжестью плодов летом, сейчас едва не касались головы. И кружились в небе птицы: поднимаясь с деревьев с дружной песней, а потом снова оседая на деревьях, не пропустив ни одной ветви. Словно кто гонял живое одеяло с одного места на другое.
Из аллеи видно было жирное пятно на облаках – там пряталось солнце. Пятно это все ниже спускалось к горизонту. А значит, скоро весь город приобретет волшебный голубой свет. Начнется зимняя сказка.
Райке вдруг почудилось, что какая-то важная мысль в ее голове, словно солнце за тучами – ее не видно четко, но можно угадать. И важно угадать и понять.

И она поняла. Ей уже не успеть сделать ничего выдающегося, ничего, чтобы вспомнили о ней и через века, но уж один вечер она может подарить близким. Такой, чтобы им запомнился. Чтобы и через много лет вспоминали они его с улыбкой.
Мысль эта согрела ее, словно солнце прорвало в конце концов ватные путы и брызнуло в лицо прощальным янтарным светом.

Девчонки отозвались нехотя: зимой дом притягивает чем-то непреодолимым, что пропадает вместе со снегом. Пришлось прибегнуть к помощи Васи. Как уж он это умел – неизвестно, но ведь он был необыкновенным человеком. Так что один из ближайших вечеров они-таки выбрались в парк.
Неподалеку от Кружевной аллеи они слепили снеговика. А потом вдруг детство взяло верх над всеми условностями взрослых, и они бегали по парку, швыряя друг в друга снежками, и, поминутно падая, барахтались в снегу.
А после был чай с блинами и медом. И забытое детство заходилось от радости и блестело в веселых глазах.

Когда уже все разошлись, Райка вдруг почувствовала, что не боится теперь смерти. И жизни тоже. Говорят, если человек не боится смерти, значит он несчастен. Но Райка знала, что это не так. Потому что она была счастлива. И потому что все было необыкновенно. И жизнь, и смерть. Ведь смерти боятся, потому что ее не знают – страшнее всего в жизни неизвестное. А может быть и за этой чертой, за этим горизонтом скрывается свое солнце?