Харальдо значит Храбрый гл. 1-2

                Глава 1
                Рыцарь и оруженосец

 - Пап, мы что -- опять драться будем?
 В голосе Альки: тревога.  Ну да, я не супермен, но и наши противники -- не чемпионы капоэйро.  Обычные грубияны -- эдакие мачо в красных рубахах.  Вонь изо рта и нежелание держать себя в руках.  Ох, чую, проявят они свою скотскую натуру...
 - Не драться, а защищать слабых, - поправил я. - Мы рыцари, это наша прямая обязанность.
 Алька посмотрел с выражением: опять ты за свое?  Морщинкой разрезан широкий и чистый лоб, скорбный излом бровей, а глаза -- голубые, от мамы -- тревожно прищурены...  Когда Алька такой, он слишком похож на Рени... слишком -- поэтому я поджимаю губы.  Как бы не было больно...
 - Конечно, - сказал Алька, - мы -- рыцари.  Рыцари в драных джинсах!
 Это он зря.  Джинсы вполне еще ничего.
 - Над нами смеются, папа.  Тебя считают странным...
  Он, кажется, уже со всеми соседскими мальчишками успел подраться. И частенько бывал битым.  Чокнутый папаша, что может быть хуже... Но Алька держится.  В нем есть стержень.
 - Я знаю.
 - Папа, ну хоть в этот раз! - Алька меняет тактику.  Я сам его научил. Не можешь войти в окно, ломись в дверь. - Пожалуйста?  Один раз, а?  Зато потом я слова не скажу -- хоть ты с самим Роном ван Дайком пинками обменивайся!
 Рон Ван Дайк -- чемпион по топо-гата в тяжелом весе.  Черный, подвижный и злой как черт, когда доходит до боя.  Последнего соперника уложил в первом раунде -- такого в голову залепил, что беднягу два месяца из комы выводили...  Может, действительно...
 Один раз, Алька?  Один?
 Молчим, друг на друга смотрим.
 - Рыцарем нельзя стать однажды и навсегда, - говорю наконец, - Рыцарем нужно быть.  И каждый раз... каждый! -- доказывать: да, я достоин.
 Алька опять посмотрел так, что у меня сердце захолонуло.  Эх, Рени, Рени...
 - Пап?
 - Да.
 - Будь здесь мама, ты бы не пошел.
 Перехватывает дыхание.  Нечестный прием -- я это знаю, Алька это знает, но, кажется, сейчас он готов на все.  Предчувствие?  Страх?  Отчаяние?  Когда-нибудь я объясню Альке, что готовность спасать любимых ценой их свободы -- немногим лучше предательства.  Когда-нибудь, Рени, я объясню это сыну... если переживу сегодняшний вечер.
 - Это нечестный прием, - говорю. Губы как замороженные. - Стыдись.  Рыцарю недостойно...
 - Чхать!
 Такой у молодежи жаргон.  В моем детстве сказали бы "плевать!" -- и были бы поняты.  О, времена... о, мать их, нравы...
 Черный юмор.
 ...- Ты боишься, Харальдо?
 Алька поднимает голову -- его трясет дрожь. Я кладу руку на плечо сына и чувствую под пальцами лед.  Он боится, но не за себя -- за меня.  За странного, чокнутого, вечно лохматого, часто небритого, всегда непонятного...  За самозванного рыцаря, однажды принявшего обет: защищать обиженных и оскорбленных...
 За отца.
 - Харальдо, - в моем голосе торжественность. - Помнишь, что означает твое имя?
 Под теплом ладони дрожь стихает.
 - Прадеда звали Харальдо, - говорит Алька хмуро. - И он умер.
 Черный юмор -- это у него от меня. А глаза -- глаза Рени...
 - Харальдо -- значит "Храбрый" на древнем языке алессийцев -- наших с тобой предков, веками защищавших покой страны.  Гордись своими корнями, сын.  Благородство рода...
 - Ага.  Я -- Храбрый, а тебя зовут Ольвейго -- что значит: лепесток подснежника.  Ничего себе имечко!  Пап?
 - Да.
 - Не надо, - тихо говорит Алька, превращаясь из насмешника в мальчишку с глазами старика. -  Слышишь, давай не сегодня... нехорошо у меня вот здесь, понимаешь?  Помнишь, ты рассказывал про двоюродную тетку Цириллу... она предчувствовала, когда родственники заболеют... или еще чего...  Так вот.  У меня, кажется, тоже... Предчувствие.
 Насколько помню, тетка Цирилла предвидела смерть близких, а никак не болезнь.
 - Я должен идти, Харальдо.  Я и так уже задержался... Прости.  Ты идешь?
 Алька угрюмо молчит.
 На пороге я не обернулся.  Дурная это примета -- оборачиваться.

 ...Ночной лабиринт Санта-Лоче -- не лучшее место, чтобы хорошо провести время.    Зато чтобы прятаться, таиться, бить из-за угла, или, как в моем случае, выслеживать -- самое подходящее.  Этих троих я заметил еще утром, когда они раплачивались за комнату в отеле...  За одну комнату на троих мужчин.  Прежде чем переехать к Пато, мы с Алькой жили в "Императоре" около недели -- и я прекрасно помню: в стандартном номере двенадцатилетний мальчишка и тридцатилетний мужчина помещаются с трудом.  Даже не будучи крупного сложения...
 А тут -- трое.
 Вожак, судя по татуировке на затылке -- бывший морпех, среднего роста, но очень крепкий, шея бычья, стрижка короткая, площадкой.  Глаза черные... взгляд с характерной оловянностью -- знавал я таких типов, вскроют тебе живот и тем же ножом хлеб порежут.  Остальные двое выглядят похоже, только один выше ростом, а другой сложением пожиже.  Все в красных рубахах с широким воротом, в традиционных светлых штанах.  И веет от них зверьем...
 Но главное не это.  Я ЗНАЮ, что сегодня что-то случится.
 Альке я говорю: чутье.  По родственной линии, от тетки Цириллы и родной бабки.  Может и так, но голос у моего чутья -- негромкий, чуть хрипловатый, вечно насмешливый...  Голос моей ненависти.
 - Шакалы вышли на охоту, - сказал голос утром. - Извини, не хотел отвлекать тебя, дружище, - от этого "дружище" меня коробит.  Голос знает, но ему плевать. - Однако подними задницу и прогуляйся.  На твоем месте я бы посетил их номер, взяв гарроту.  Лучшие решения -- простые решения...  Но ты ведь чистоплюй!
 Верно.  Я чистоплюй.  Ольвейго Каньес, рыцарь Граале.
 Трое тем временем свернули налево -- в переулок, оставив позади робкое освещение главной улицы.  Я остановился под плакатом "Мой народ будет жить счастливо!", с портретом президента Альенде.  Бывший полковник смотрел мудро и устало...
 Я осторожно выглянул.  Переулок как переулок.  Обшарпанные подъезды, мусор, надписи на стенах -- и почти никакого света: слева глухая стена, в доме справа окна темные.  Свет горит только в зарешеченной шахте.  Приятная неожиданность -- в таких домах, оказывается, даже лифт есть.
 Мои подопечные нашли нужный адрес и теперь совещались.  Вернее: бывший морпех, вожак, отдавал последние указания, жестами дублируя приказы.  В руках появились шоковые дубинки -- средство запрещенное, но часто используемое...  Меня передернуло.  Это уже серьезно.
 - На твоем месте, - неожиданно врезался голос.  Я вздрогнул. - я бы дождался пока они закончат.  Добрался бы до отеля раньше и устроил засаду.  Хоть с палкой, хоть с ножом...   После выполнения задания, возвращаясь в убежище -- бойцы хоть на миг, но теряют бдительность...  Даже профессионалы.
 Это заставило меня испугаться по-настоящему.  Не советы убийцы -- хотя никем иным мой советчик не является, а то, что голос заговорил вновь.  Чутье на низменность человеческой натуры у него отменное...  Какая-то подлость?
 "Слышишь, давай не сегодня... нехорошо у меня вот здесь, понимаешь?"
 Понимаю, Алька.
 Но я -- рыцарь.  Моя прямая обязанность: защищать слабых.
 Громилы вошли в подъезд.  Я бесшумно зашагал вслед, на ходу доставая из-под плаща деревянную палку.  Длиной около восьмидесяти сантиметров, в сечении ближе к овалу -- страшное оружие, если знать как ей пользоваться.  Сунул руку в карман, зачерпнул пригорошню мела, тщательно натер ладони.  Плащом обмотал левую руку, превратив в щит.  Ткань плаща прорезинена, можно не бояться электрошока...
 Вперед!
 Стук сердца в висках...
 Я ступил на лестницу, держа палку наготове.

 В критических ситациях мир воспринимается по-другому.  Тьма кажется хищной, тишина -- зловещей, а выщербина на ступенях -- дурным предзнаменованием.  Обычные вроде бы вещи становятся символами, к который долгое время будет возвращаться воображение.  Царапина на стене: пластик вскрыт небрежным взмахом стального когтя -- знаю, что никакого когтя нет, но сердце бухает в ожидании... 
 В ожидании чудовища.
 Кстати, где они?
 - Следующая дверь направо, - насмешливо подсказал голос.  Ему бояться нечего, он среди своих.  Чудовища -- его стихия.  На секунду ненависть...
 - Отвечай!
 Криком хлестнуло по нервам, я чуть палку не выронил.
 Вперед!
 Вот она, следующая дверь направо.  Замок взломан, номер расплывчатый -- белое на темном, полоска света в коридор падает...
 - Отвечай, сучка! - голос мощный -- наверняка вожак. - Последний шанс...  Считаю до трех: раз, два...
 Ногой -- в дверь.  Если они бывшие солдаты...
 - Ложись! - ору с порога. И палкой замахиваюсь. - Граната!
 Легли.
 Точно, солдаты.  Гражданские бы пару минут соображали: что, да где...  А у этих рефлекс: кричат "ложись!" -- падай и руками голову закрывай.  Армейская выучка.
 Сердце: бух, бух, бу-бух...
 Щурюсь, обстановку оцениваю.  Лампа свисает на длинном шнуре: свет -- яркий, ослепительно белый, очерчивает круг на полу.  В центре круга -- стул с жертвой. Привязана.  Единственное, что разглядел -- женщина или девушка: волосы темные и длинные, лицо белое -- глаза мои к свету еще не привыкли.  В окружающей тьме шевелятся чернильные тени...
 Бух, сердце, бух.
 ...Легли удачно: длинный почти у моих ног, справа от двери; вожак -- в центре, за стулом, ногами ко входу -- в прыжке упал, опытный... зараза... Последний под стол закатился, что у стены -- тоже, чувствуется, не на кухне служил.  Ох, как бы они меня, такие опытные, в бараний рог не скрутили...
 Уже головы поднимают.
 Ближайшему палкой -- по затылку.  Бедняга клюнул носом в пол и задышал ровнее.  Честный бой?  Я может, и рыцарь, но не дурак.  Достаточно с меня и двух противников...
 Вскочили.  Тот, что из-под стола вылез, дубинку подхватил и боком ко мне придвигается.  Он -- слева, вожак справа -- набычившийся, руки обманчиво расслаблены: в правой -- пусто, в левой -- пусто, но уж больно характерно ноги ставит.  Рукопашник, колониальная морская пехота...  Колени, локти, грязные приемчики.  В ближний бой с таким только смертник ввяжется...
 Или рыцарь.
 Хорошо, что Алька дома остался...
 Бей!
 Дубинку я на плащ принял, палкой вправо отмахнул, не глядя -- лишь бы вожак дал мне пару мгновений. Под руку коротышке -- ногой.  Рр-аз!  В мягкое.  Не жалко, выживет...
 Коротышка всхлипнул и согнулся.  Я танцевальным движением скользнул ему за спину, однако не успел.  Бедро выстрелило болью -- зацепил меня морпех чертов: колени -- как камень, лодыжками кирпичи впору ломать...  Падаю, кувыркаюсь через плечо.  Встаю за стулом...  Кое-как, но -- встаю.  Девушка шевелится, бедро разламывается изнутри...
 Предчувствие, значит?
 Коротышке в затылок... палкой... Н-на!
 ...Только он не упал.  Сознания лишился, но не упал.  Какая-то сила подхватила краснорубашечника и швырнула на меня.  Вожак, армейская косточка...  Сообразил, как рыцаря единственного преимущества лишить.
 Падаем.  Я, стул, красотка, к нему привязанная, да коротышка без чувств -- в такой последовательности.  Шумно падаем.  Девушка вскрикивает, я палку роняю, коротышка молчит... и то ладно.
 Упали.  Рухнули так, что дыхание перехватило, а я головой приложился.  Пол то голый...  В ушах звенит, на левую руку тяжесть навалилась.
 Рывком выдернул плечо из-под девушки, на колено встал и -- едва успел прикрыться локтями.  Голенью по рукам, с бокового замаха... 
 Черт! 
 Опять лечу.
 ...Кувырнулся через голову, оттолкнулся левой ногой -- правая онемела -- рывком выпрямился, встал и, заваливаясь назад, спиной приложился о стену.  Падение остановилось.  Я собрался, готовясь к последней схватке.  Ох, скрутил меня морпех... зарр-аза... куда там Рону Ван Дайку.  Без всякого топо-гата.
 Бух, сердце, бух.
 Вожак зашел слева.  Лицо сосредоточенное, без тени торжества или усмешки -- словно работу выполняет.  Без особого вдохновения, но тщательно и серьезно.  Не похоже на обычного громилу, а, Ольвейго?  Совсем не похоже.  Раньше надо было думать...
 - Эмилио!
 Кто?
 - Эмилио, беги! - закричала узница, извиваясь и пытаясь взглянуть на меня через плечо.  Липкая лента -- хорошие путы, не разорвешь, не ослабишь... - Это копы, слышишь!
 Это я-то -- Эмилио?
 Морпех скосил глаза...  Удар основанием ладони...
 Н-на!
 Хрустнуло.  Вожак на мгновение замер -- глаза остекленели, нос стал короче и толще, а переносица исчезла совсем -- потом стал падать...
 Лицом вниз.
 На меня.
 ...Теперь я понял, что значит: непреднамеренное убийство.

 Пульс не прощупывался.  Я отнял два пальца от горла трупа и тщательно вытер о джинсы.  Больше не носить морпеху ярких рубах и традиционных светлых штанов...  Разве что на собственные похороны.  Впрочем, в гроб он может лечь и в мундире.  Колониальная армия -- это, конечно, не Военно-Космические силы, но почести воздадут...  Даже если морпех -- бывший.
 - Ты его убил? - спросила пленница.  Теперь я мог рассмотреть ее получше.  Лет двадцати четырех - двадцати пяти.  Впрочем, в наше время медицина творит такое, что на глаз возраст определить затруднительно...  Ростом с меня, гибкая, волосы черные, ниже лопаток спускаются... мягкие черты лица.  Губы резные, смешливые морщинки в уголках, карие глаза...
 У Рени были синие.
 - Да, - сказал я, поднимаясь с колен.  Правое бедро уже опухло, а предплечья -- начали болеть.  То ли еще будет, дорогой идальго.
 - Тогда развяжи меня, и сваливаем.
 Запросто. Стоп, а как же...
 - Полиция? - она, кажется, удивилась.  Я усадил девушку на стул и теперь растирал ей лодыжки, восстанавливая кровоток. - Ты что, головой повредился?  Эти трое -- из Эрмандады.
 Тайная полиция Альенде.  Да... вляпался.  Говорил мне Алька...
 - Но я убил человека... сеньора?
 - Сеньорита. - вообще-то я рассчитывал на имя. - Ты убил зверя.  Одного из подонков Киро Лафонта...  Знаешь такого?
 - Нет.
 - Странный ты, - она покачала головой.  На запястьях -- красные полосы от ленты. - Тебя Эмилио послал?
 Лодыжки постепенно обрели нормальный цвет.  Кожа бархатная, золотистая, форма ступней заставляет вспомнить античную Венеру...  Под пальцами тепло разливается, по затылку иголочки пляшут...  Болван!  Нашел время.
 - Зачем Эмилио меня посылать?
 - Присмотреть за мной.
 Интересно.  Что еще за Эмилио -- в придачу к Эрмандаде и мертвому вожаку?  Когда меня этим именем назвала: ясно, морпеха отвлекала, но такой субъект, похоже, на самом деле существует...  И заранее мне не нравится...
 Присмотреть?
 Босые ступни уютно лежат в ладонях...
 - Хорошо, - склоняю голову, - Я присмотрю за вами, сеньорита.

 Легко сказать.  Пешая прогулка окончательно доконала мое бедро -- я не шел, а едва тащился, но вызвать такси...  Все равно, что представить полиции документ, заверенный нотариусом: мы, нижеподписавшиеся, покинули место преступления во столько-то.  Дата, подпись...
 Не дождетесь.
 - Куда направитесь, сеньорита? - спросил я, останавливаясь передохнуть.  Нога -- как расплавленным свинцом залита, боль пульсирует. - У вас есть, где спрятаться?
 На лоб мне легла рука.  Вместо ответа?  Пальцы мягкие и прохладные...
 - Ты весь горишь.
 - Просто устал. - мертвецки, если быть точным. - Однако, сеньорита, вы не ответили.
 - Помолчи, пожалуйста.  Береги силы... ты плохо выглядишь.
 Зря мы выходили на освещенную улицу.  В темноте, думаю, я смотрелся бы лучше -- не таким помятым.
 ...Такси в Санта-Лоче -- особая песня.  Местная специфика, элемент экзотики.  Если на других планетах существует система общественного кредита, куда включаются расходы на штрафы, посещение уборных и транспорт, то здесь -- будьте добры платить наличными.  Песеты Государственного банка Госуаны, кредо Федерации -- звонкой монетой или хрустящей купюрой.  Живой водитель -- живые деньги.  И не забудьте чаевые.
 Вообще-то вызвать такси можно с любого телефона. Но я телефон не ношу принципиально -- ни в виде наручных часов, ни в виде брелка, а сеньорита свой дома забыла. Наверное. Потому что машину мы вызывали с уличного пульта, удалившись от мертвого морпеха примерно на квартал...
 Бесшумно подвалил желтый флаер с черными шашечками на боку.  Бортовые огни неярко светились.
 - Сеньорита, - я открыл дверь. - Прошу вас.
 Водитель не слишком обрадовался, обнаружив, что мы не туристы.  Местные горазды торговаться и знают цены...  Однако, насладившись зрелищем нашей посадки, он смягчился:
 - Куда? - прозвучало почти вежливо.
 Неудивительно.  Я забирался внутрь с грацией бегемота, сеньорита -- с гибким изяществом красивой женщины.  На месте таксиста я бы поставил момент на запись и каждый вечер крутил перед сном.  И посмеялся и эстетическое чувство потешил...
 - Куда?
 Только я собрался назвать адрес Пато...
 - Бар "Черный койот", - опередила сеньорита.  Мне осталось одно: закрыть рот и откинуться на сиденье.  Инициатива сегодня -- явно не моя привилегия...
 А убивать -- моя?


                Глава 2
                Лишний в любви

 ...Отпустив такси, мы огляделись.  Романсьеро -- исходя из названия, улица романтическая и музыкальная, однако старинное "Квартал красных фонарей" -- несет вполне определенный смысл.  Поэтичность не отменяет сути -- скорее,  подчеркивает: солдаты ВКС называют девиц легкого поведения "леди", а тех их "джентльмены".  Полное взаимопонимание, помноженное на иронию...
 Ночью Романьсеро полна туристов -- в основном из мест, наделенных менее приятным климатом, чем Госуана.  Они ходят, смотрят, веселятся и платят деньги.  Чувствуют себя гостями.  В принципе, я сам такой же -- маршрут наших с Алькой странствий пролегает от Земли до Третьего мира -- как именуются прессой колонии, не входящие в состав Федерации.  Абукерке, Эльдорадо, Новое Конго, Эрде -- мы везде побывали, везде оставили следы.  На Эльдорадо мне сломали два ребра, на Португалии -- проломили череп,  Новый Лиссабон -- казалось бы, штаб-квартира ООН! -- принес два лучевых ранения и отрезанную кисть.  Альке больше везло с транспортом: его дважды сбивал флайер и один раз -- автобус.  Слава медицине: мы оба живые и здоровые...
 Вернее, я стану таковым немного позже.
 - Черный койот, - читаю вывеску, выполненную в виде водопада, подсвеченного изнутри голубым.  Чудеса современной техники: вода, падая, образует буквы и растекается по мостовой, чтобы впоследствии слиться в радужные озерца.  По ним равнодушно шлепают прохожие -- подумаешь, водопад! -- а в стороны летят светящиеся брызги.  Я протянул руку.   Голубая капля просочились сквозь ладонь, но разбилась о землю.  Без труда можно представить: это моя рука -- иллюзия, а водопад существует на самом деле...
 В наше время реальность -- такая нереальная вещь.
 - Это мексиканский бар, - отозвалась сеньорита за моей спиной, - Здесь неплохая текила -- врут, конечно, что с Земли...  Зато пить можно.  И вывеска хорошая.  Ты идешь или хочешь поиграть еще?
 Я повернулся, чувствуя смущение.
 - Оригинально, - сказал я, лишь бы что-нибудь сказать, - "Черный койот", мексиканский бар, текила, а вывеска -- водопад.  Ассоциации рушатся.  Хотя...
 - Вот именно: хотя, - передразнила меня сеньорита, - Много вас таких --специалистов-дизайнеров...  Тут все дело в контрасте.  Ты раньше в мексиканском баре бывал?
 - Да.
 - А название помнишь?
 Вообще-то у меня неплохая память...  Но...
 - Вот видишь, - заключила сеньорита, - А этот ты запомнишь.
 Память и не такие штучки выкидывает.  Голубой водопад "Черного койота" -- из ряда тех символов, к которым любит возвращаться воображение.
 Нас окатило светящимися брызгами.  Мимо, оживленно беседуя, проследовало шесть китайцев -- одинаковые, как жертвы клонирования.  Маленькие, черноволосые, одеты похоже...  Вообще, "гавайские" рубашки и шорты -- международная туристкая униформа, в таком наряде эскимос и конголезец покажутся близнецами.
 - Ты куда?
 - В бар, - сказал я.  Бедро разболелось нешуточно, в мышцах -- тяжесть, как после изматывающей пробежки, а предплечья ноют.  Нестерпимо хочется присесть... или лечь...
 Или -- упасть.
 - Верное решение, - насмешливо заметила серьорита, - Только не в этот. 
 - Почему?
 - Подумай.
 Я заставил себя напрячь мозги.  Таксист запомнит парочку: брюнетку лет двадцати пяти и тридцати с чем-то летнего мужчину -- по виду местных.  Еще он наверняка запомнит -- а если машина оборудована видеокамерой, то и запишет: девушка была в оливковом платье, открывающем ноги (чтобы определить цвет платья, мне пришлось посмотреть, а вот ноги вспомнились без труда), руки и изящного изгиба шею. Сумочка из темной кожи...  Что еще?  Волосы до лопаток, матовый блеск... 
 А я чем мог запомниться?  Если таксист не принадлежит к уважаемому племени "голубых" (или, гораздо грубее: "паджеро") -- только длинным серым плащом, да прической -- темные волосы собраны в короткий хвост.  Впрочем, с такими хвостами многие ходят, а вот плащ...  Это да, это примета.
 Значит, я сниму плащ, суну под мышку, и мы пойдем в другое место -- не в "Койот".  А таксист пусть...
 - Хорошо подумал?
 - Да.
 - А теперь сделай, как я скажу, - глаза сверкают, взгляд прямой и уверенный.  Такая паниковать не будет. - Пойдешь вниз по улице...  Справа будет бар "Джеральдо".  Простая вывеска под неон.  Возьми себе выпить и жди -- я подойду минут через двадцать...
 - Сеньорита, - усмехнулся я, - Вы не служили в армии?
 - Нет, - растерялась она.
 - Странно.  Вам бы взводом командовать... - прежде, чем девушка успела ответить, я приложил ладонь к виску -- в воинском приветствии, - Да, мой генерал... как прикажете, мой генерал!  Слушаюсь, мой генерал...
 На нас стали оборачиваться.  Кто-то уже навел камеру...  Туристы.
 - Хватит дурачиться.
 Так обычно говорила Рени...
   
 ...В "Джеральдо" посетителей оказалось немного.  Парочка влюбленных, две блондинки в ожидании страстного кабальеро (приезжие, взглянули -- синий лед, чуть не обжегся), да группа туристов, оккупировавшая стойку.  Бармен улыбается -- но с достоинством: мол, я не слуга, я хозяин, потчующий гостей.  Жилетка черного бархата...
 Автомат, стилизованный под позапрошлое столетие, играет что-то лирическое, с привкусом моря -- сквозь прозрачную крышку видно, как крутится сиди-диск.  Ртутный кругляш отливает различными цветами.  Белый, розовый, темно-синий, как окалина на металле...  Красиво.  Естественно, за стеклом -- иллюзия: настоящий антикварный сиди-проигрыватель может себе позволить далеко не каждый.
 Но все равно -- хорошо...
 Атмосферно.
 ...Я сидел за столиком, помешивая соломинкой коктейль (что-то ультрасовременное, с названием подстать жуткому вкусу) и размышлял.  В сущности, на этом все может закончиться.  Обещанные двадцать минут истекли -- и если она не появится...  Прости, идальго.  Бывает.  Я не знаю ее имени, она не знает моего.  Мы вообще ничего друг о друге не знаем.  Хотя...
 Я знаю: есть Эмилио, которого ищут копы.  Причем не простые, а тайные, которыми заведует некий Киро Лафонт.
 Она знает: Эмилио мог послать кого-то присмотреть за ней.  Человека, который вступит в бой без разговоров...  Я подхожу?  Пожалуй.  Рыцари вообще немногословны.
 Знаю: ее привязали к стулу и о чем-то спрашивали.  В грубой форме.  И лишь мое вмешательство...
 Она знает: я убил человека.
 Знаю: я этого не хотел.  Рука сама нанесла удар... 
 Сама?
 Оправдываешься, Ольвейго?!
 Каюсь.
 ...В моей голове живет голос.  Голос человека, который не раз убивал -- жестоко, страшно, порой бессмысленно -- и меньше всего на свете я хотел бы быть на него похожим.  Ольвейго Каньес -- убийца?  Не звучит.
 Но в одном голос прав: убийство -- это просто.
 Слишком просто.
 ...Как же, черт возьми, я устал.

 - Ола!
 Я поднял голову.  Так и есть.  Одна из блондинок решила: я -- тот страстный кабальеро, который не пропустит ни одной заезжей красотки.  Репутация -- великая сила.  Если ты француз -- утонченный любовник, если испанец -- темпераментом легко переплюнешь разъяренного быка.  Странствуя, на многое начинаешь смотреть другими глазами...
 - Ола, - соглашаюсь.  Пожалуй, "привет" -- единственное, что девица знает на испанском.  Если, конечно, у нее нет с собой транслайта...  Я бы на ее месте не взял -- экзотика должна быть экзотикой.  Ласковые слова вдвойне приятней, если слышишь их на незнакомом певучем языке.
 Смотрит.  Ждет, когда за свой столик приглашу.  Почему бы и нет.  Плохие эмоции имеют свойство запоминаться, а вот хорошие...  Буду незапоминающимся.
 - Прошу вас, сеньорита, - говорю нарочито по-испански, жестом дублирую. - Составьте мне компанию.
 - Грациас, - блондинка садится напротив меня с какой-то особой, медленно-гипнотической грацией.  Сложное движение разбито на набор простых и при этом четкое, выверенное от и до...  Где-то я уже видел подобное. - Сеньор...
 - Хуан, - представляюсь.  А как еще называться страстному кабальеро? - Хуан де ла Вега...
 - Хельга Свенссон.
 Ну еще бы.
 - Вы из Швеции? - перехожу на галакто с отчетливым акцентом, - А ваша подруга?  В Швеции очень красивые девушки.  Вы с Земли, я угадал?  Почему бы вашей подруге не присоединиться к нам?  Мне очень нравятся блондинки.  Вы надолго приехали?  Санта-Лоче красивый город, интересный город -- я могу показать его вам...  Недавно наша футбольная команда обыграла команду Басольеро два ноль...  Так вы с Земли?  Это хорошо, это здорово...
 Выплевываю слова со скоростью пулемета.  Обычно я нетороплив, общаться подобным образом для меня тяжело.  Но так говорит Пато, а уж испанца типичнее не рождалось со времен Санчо Пансы...  Приходится соответствовать. 
 - Мы с Земли, - успевает вставить Хельга, малость ошеломленная словесным потоком. - Я приглашу подругу?
 - Давайте, давайте... как говорите, ее зовут?
 - Ингрид.
 - Отлично!  Великолепно! - как бы не переиграть.  Впрочем, если моя догадка верна, она этого и не заметит.  Менталитет другой.
 Блондинка-скандинавка по имени Хельга Свенссон.  Черты лица некрупные, рот маленький, четко очерченный, а глаза огромные, миндалевидного разреза, синие-синие -- камень сапфир из диснеевского мультфильма.  Явно не натуральный цвет...
 А вот у Рени были темно-голубые -- природные.  Синими они становились, когда Рени злилась... или чувствовала боль...
 Подходит вторая блондинка, Ингрид.  На мой приглашающий жест едва заметно сгибается в поясе -- словно поклон намечает, спохватывается, замирает на мгновение...  Я обаятельно улыбаюсь.  Ингрид садится с уже знакомой гипнотической грацией, один в один повторяя движения подруги.
 - Разрешите вас угостить, красавицы, - щелкаю пальцами. - Как насчет вина?
 ...К моменту появления сеньориты мы успели выпить по паре бокалов и обменяться комплиментами.  Скандинавки Хельга и Ингрид раскраснелись, в движениях стали свободней -- однако даже флирт в их исполнении казался разбитым на этапы.  Прикрыть глаза, снова посмотреть на мужчину -- один этап.  Поправляя прическу, позволить мне любоваться нежной кожей запястья -- следующий.  Кажется, догадка подтверждается...
 - Ты чем это занят? - знакомый голос.  А уж тон... таким тоном -- звенящим, собственническим -- обычно говорит не менее, чем жена.
 Жена?
 Вскакиваю -- в ногу словно кусок ржавой трубы вбит... ничего, выдержу -- поворачиваюсь к сеньорите (лицо виноватое и слегка обиженное), выставляю перед собой ладони:
 - Дорогая, это не то, что ты думаешь!
 А глазами показываю: подыграй...
 - Вижу, - отрезала.  Взгляд -- Отелло впору, сейчас про молитву вечерную спросит...  И придушит, чего доброго. - Я все прекрасно вижу.
  Молодец!
  Сейчас устроим милый семейный междусобойчик, покричим, выкажем страстную натуру... а потом за тем дальним столиком -- возле сиди-автомата -- устроимся.  И всласть объяснимся.  Только уже как соучастники, скрывающиеся от полиции -- а не как гулящий муж объясняется с женой, застукавшей его на месте преступления...
 - Дорогая!  Не надо поспешных выводов, умоляю.  Это же я, твой Рикардо -- твой любимый Рики...
 Хлоп!
 Крепкая у нее рука, однако...  В голове -- звон.
 - За что?!
 - За дело.  Я его дома жду, ночей не сплю, страдаю, все слезы выплакала, - это из какой "мыльной оперы", интересно?  Несомненная цитата. - А негодяй Рики, тем временем, сразу за двумя ухлестывает!
 Хорошая из нас пара получается.  Ведем действие, подаем друг другу реплики, напряжение создаем -- два заправских, давно сработавшихся актера.  Очень даже натуральный скандальчик -- особенно для незнающих испанский...  Если бы еще нога не болела...
 - Дорогая...  Ничего же не было!
 - Ах, не было!  Значит, все еще впереди?  Рики, подлец, бабник, сволочь...  Скотина!
 Ей, что -- доставляет удовольствие меня обзывать?
 - Вега-сан, - вступает в разговор Хельга.  Она решительнее подруги -- и знакомиться первая подошла, и вела себя раскованней.  Но волнения не выдержала, раскрылась.  Проклятье, даже поклон отвешивает...  в характерной для японцев манере.  Такеда-сегунат?
 Угадал, только вот радости не чувствую.
 - Кто?! - в пылу перебранки моя "жена" не замечает ни поклона, ни обращения "сан".  А может, делает вид, что не замечает. - С какой стати, дорогой, ты стал Вегасаном? 
 - Клянусь всеми святыми -- она ошибается! - открещиваюсь как могу.  Кстати, на месте "Хельги", я бы воспользовался шансом сохранить инкогнито. 
 - Покажи, кто здесь Вегасан? - требует моя "супруга" у блондинки. - Этот?
 - Этот, - закладывает меня "Хельга", - Сеньор Хуан.
 Молодец.  И "сеньором" назвала и пальцем показала -- вполне по-европейски.  Сообразительные девушки мне всегда нравились...  Хотя под внешностью красотки вполне может оказаться древняя старуха или сопливый юнец.  Пластическая хирургия нынче творит такие чудеса -- психиатрия расхлебывать не успевает...
 - Ах, ты еще и дон Хуан? - с ледяной улыбкой продолжает сеньорита. - А эта -- донна Анна? - вспоминает сеньорита классическую литературу. - Или вон та, другая?  Или обе?  Что молчишь?
 - Сеньора Свенссон обозналась, - пытаюсь оправдаться.  Краем глаза вижу: бармен за стойкой усмехается, а посетители -- два мужика в "гавайках" и моложавые дамы -- следят за перепалкой с огромным интересом.  Кое-кто уже камеру наставляет...
 Туристы.  Что с них возьмешь.
 - Сеньора Свенссон ждала гида по имени Хуан...  Правильно, сеньора Свенссон?
 Блондинка кивает.
 - Гида, который должен был показать сеньорам город.  И приняла меня за него.  Вполне понятная ошибка.  Дорогая, успокойся!  Пойми, меня просили всего лишь показать дорогу...
 - Все дороги, которые ты знаешь, ведут в постель!
 Вот и объясняй ей что-нибудь после этого...
 
 - Они японки, - сказала сеньорита. 
 Заняв угловой столик вблизи от сиди-автомата, мы заказали вино и закуски.  Только я так устал, что кусок в горло не лезет.  Ей, похоже, тоже...  Зато скандал сыграли замечательный -- публика оценила.  Блондинки уж наверняка...
 - Точно, - соглашаюсь. - Такеда-сегунат -- слышали про такой?  Колония, основанная корпорацией "Иши-спейс моторз" -- там сохраняются... восстановлены традиции и обряды феодальной Японии конца шестнадцатого века.  Кто-то из шишек... вернее, сам сеньор Иши Масаки, глава совета директоров -- вспомнил, что его далекий предок принадлежал к клану Такеда.  Знаешь, кто такой сегун?
 - Король Японии?
 - Не совсем.  Сегун -- военный диктатор.  Императоры в ту пору были в роли интерьера -- вроде вывески-водопада у входа в "Черный койот"...  Яростная схватка за титул сегуна шла в конце шестнадцатого века.  Сражались все.  Вся Япония.  Множество кланов претендовали на теплое местечко -- в том числе кланы Такеда и Уесуги...  Угадай, кто победил?
 - Такеда?
 - Нет, - улыбаюсь.
 - Уесуги?
 - Опять мимо, - уже откровенно смеюсь. - Токугава.
 - Ах ты...
 - Стоп, - я поднял руки, прикрывая голову. - Не надо меня бить.
 - Почему?
 - Я спас вас, сеньорита -- помните? - уже замахивается.  Только не в ухо, богом прошу... - И еще я обаятельный.
 Добился своего.  Смеется.  Руку опускает, в глазах -- чертики пляшут.  Ох, Ольвейго... допрыгаешься.
 - Одного не пойму, - сказала сеньорита. - Как тебя, такого обаяшку, в колыбели никто не придушил?
 - Милостью девы Марии, думаю, - благочестиво складываю руки. - Так вот, сегунат...  Раз выиграл Имагава, остальные кланы, соответственно, проиграли.  Такеда в том числе.  С поражением тяжело смириться...
 - Значит, есть еще сегунаты?
 - Как ни странно, нет.  Такеда-сегунат -- единственный в своем роде.  Видимо, остальные кланы не смогли передать свое генетическое наследие кому-нибудь вроде Иши Масаки.  Тот еще тип, между прочим...  Но к делу.  Сеньор Иши купил права на освоение планеты класса "Си" -- остальное, как понимаешь, сделали инженеры компании...  Они выстроили подземные города -- каждый размером с пару земных Нью-Йорков; увешали орбиту спутниками -- в том числе для защиты от метеоритной атаки.  У планеты класса "Си" нет атмосферы.  Кстати,  скачковый корабль не слишком отличается от метеорита.  Разве что более хрупок.
 - Даже так?  И что сделало федеральное правительство?
 - Ничего.  По закону об автономиях -- и не могло ничего сделать.  Иши заселил планету работниками компании, потом прошли выборы -- демократические, под надзором федеральных чиновников, все как положено...  А уже избранное правительство привело быт и порядки колонии в соответствие со вкусами сеньора Иши.  Все по закону.  Граждане Такеда-Сегунат спят на циновках, живут в деревянных домах и проводят чайные церемонии под светом искусственного солнца.  Кимоно, поклоны, самурайское воспитание...  Япония шестнадцатого века процветает и правит ею сегун из клана Такеда...  Кстати, секс в древней Японии контролировали очень жестко.
 - И люди не взбунтовались?  Это же кошмар какой-то.
 - Сеньор Иши, несмотря на завихи -- умный человек.  Или у него хорошие психологи...  Или все вместе.  Иши понимает: даже у раба должна быть отдушина -- в каждом доме стереовизоры, масса каналов.  А свой отпуск жители Сегуната проводят... вот примерно как наши блондинки...
 - Меняют внешность...
 - И пускаются во все тяжкие. 
 - Я их понимаю.
 - Ну еще бы, - говорю. - Конечно, понимаете...
 - Хватит издеваться!
 С чего она взъелась?
 - Этим тебя шведки привлекли, защитник справедливости?  Изголодавшиеся, доступные -- только помани, прыгнут в постель?
 Вот в чем дело.
 - Во-первых: они сами подошли, во-вторых: я не в том состоянии.  Нога чертовски болит, сам я весь в синяках -- не без вашего участия, сеньорита, между прочим...  К тому же я смертельно устал...
 - Ты забыл: в третьих.
 - Нет никакого "в третьих"! - черт, уже по пустякам раздражаюсь.  Усталость. - Будь я здоров, пошел бы со шведками.  И мне наплевать, что их зовут не Хельга и Ингрид, а Юми и Каори. 
 Ее глаза изумленно расширились.
 - Ты знаешь их настоящие имена?
 - А как, думаете, я догадался, что эти шведки -- совсем не шведки?
 - Как?
 Любопытство сгубило кошку.  Временное перемирие?  Отлично.
 - Во-первых...
 - Опять во-первых, - пробурчала сеньорита.
 - Будете перебивать?
 - Да!  В смысле: нет, не буду...  Обещаю.
 - Ловлю на слове.  Во-первых: что Хельга, что Ингрид -- двигаются по-особому.  Заметили?  Все движения заучены и тысячу раз отработаны.  Каждое выполняется в несколько этапов...  Так заведено.
 - Почему?
 - Древняя Япония -- страна ритуалов.  Ритуалы были для всего: даже как садиться, как ходить.  Хельга и Ингрид очень старались походить на скандинавок, но то и дело сбивались на семенящий шаг.  А как они садились за столик!  Песня.  Память тела гораздо прочнее памяти ума... 
 - Во-вторых, - продолжаю читать лекцию. - Флиртуют они по-другому -- не так, как вы, например...
 - Я с тобой не флиртую!
 - Кто-то обещал не перебивать?  Можно сменить внешность, но навыки изменить гораздо сложнее...  В третьих: им мешали роскошные формы -- японки обычно менее объемны... в определенных местах.  И последнее... самое главное.  Я их просто узнал.
 - Что-о-о?!
 Несколько мгновений я любовался выражением крайнего изумления на ее лице.
 - Я их узнал. - повторил я. - Видите ли, сеньорита...  Японцы очень любят национальные мультфильмы -- анимэ.  Их смотрят люди любого возраста, любого пола.  Существует даже традиция влюбляться в анимэ-героев, как в живых людей...  Не знаю, касается ли это наших шведок -- но то, что Хельга и Ингрид скопировали внешность анимэ-героинь -- несомненно.  Японская анимация отличается своеобразным стилем.  Огромные глаза, маленький рот, небольшой нос и плавный овал лица...  Я даже назову сериал, из которого взяты модели внешности. "Тэнжи -- лишний в любви-4" -- пародийная фантастика.
 - Ты смотришь мультфильмы?
 - Представьте себе.  Героинь "Тэнжи" зовут Юми и Каори -- из восемнадцати девушек, влюбленных в главного героя, только эти две -- блондинки.  Вылитые Хельга и Ингрид.  Я утолил ваш информационный голод, сеньорита?
 Я помедлил. Пора бы и познакомиться, в конце концов.
 - Как вас зовут?
 Неловкое молчание.  Что, Ольвейго?  Съел?
 Бывает.
 - Виктория, - ответила сеньорита наконец. Взглянула на меня в упор. - Виктория Альмейда.  Дизайнер интерьеров, в нерабочее время -- активистка подпольного движения "Свободная Госуана"...  С сегодняшнего дня -- в розыске.  И ты тоже.  Я утолила ваш информационный голод, сеньор "лишний в любви"?
 Утолила.
 ...А вечер, если подумать, не так уж плохо начинался.

продолжение следует
Шимун Врочек