Ревность не порок

Ревность не порок

рассказ

Однажды, коротая время за картами в институтском общежитии, в комнате Максима Горевича, Виталик Чалей неожиданно услышал от приятеля:

— А Иринка твоя, еще та штучка!

Хорошо что в помещении не было посторонних.

— Ты думай, что плетешь! — грубо ответил Виталий, злобно хлопнув по столу картой.

— Мне-то что!.. Но… — Макс нарочно испытывал нервы товарища. — С таким, извини, сдобным телом… Тут каждый до чужих припасов охочий.

— Говори! — вдруг свирепо рявкнул Чалей и напряженно уставился на Горевича.

В этот миг тот пожалел, что затронул столь болезненную тему.

— Ничего особенного… так, — лепетал Максим, тасуя карты. Руки его подрагивали.

— Не тяни!

— Словом, ты б к ней присмотрелся… Повнимательней. Может, не с тобой одним по “общагам” скитается?..

— Что?!! — Чалей зверем бросился на приятеля, завалил на койку, одной рукой выкручивая воротник, другой сдавливая худой кадык, прошипел: — Задушу, сволочь! Кто?!. Имя, фамилия!

Ошарашенный и отчаянно перепуганный Горевич лишь тяжело дышал и беззвучно шевелил губами.

— Кто?!. — Чалей налег коленом на плоские груди Максима. — Ну!

— А подходи завтра… к нам… да понаблюдай… с какого укрытия. А сейчас не скажу ничего больше. Сперва остынь! — решительно закончил Горевич и попытался освободить ворот от твердой руки Виталия Чалея.

— В какой “общаге” это было, в вашей? — Виталик не отпускал беднягу.

— В нашей, но это просто слухи, не переживай… — дал идиотский совет Горевич.

— Где он живет, какой номер?.. — хрипел Виталий, нависая над придушенным приятелем.

— Не знаю! — не сдавался тот.

— Ну, спасибо за гостеприимство! Удружил, порадовал ты меня! — Чалей соскочил с Макса, схватил с крюка вешалки куртку и шапку, выскочил на коридор.

Первым порывом неутоленной злобы у него было — забегать во все комнаты подряд, разыскивая своих обидчиков. Он было даже вознес кулак, чтобы колотить в соседнюю с Горевичем комнату, но все-таки одумался, сунул руки в карманы брюк и торопливо пошел к лестничному проему…

С трудом дождался Виталий следующего утра.

В тот день, как назло, в группе Чалея с восьми до двенадцати проходила “лабораторная”. Парень отсидел на ней два учебных часа, с третьего ж втихую смотался. При этом попросил товарищей по бригаде прикрыть его отсутствие. Виталик предполагал вернуться под конец занятий — на зачет.

К Ирининой группе пришлось бежать чуть ли не через весь институтский городок.  Было начало апреля. Уже сошел снег. Земля оживала. От нее исходил дивный целебный запах. С поднебесья на Чалея лились живительные лучи уже высокого солнца… Ошалевший от ревности детина не замечал природной красы.

…Минут десять укрощал себя Чалей, наблюдая из-за коридорного изгиба, как один долговязый хлюст увивается около Ирины Воронец: они стояли поодаль входа в лекционный зал, отдельно от остальных студентов. Их взаимная благосклонность неумолимо резала Виталику глаза. Он сразу же вспомнил этого вихлястого красавца. “Мерзавка! — мысленно обругал парень свою любовницу. — Да со мною шутить не советую!” Он глянул на часы: до окончания большого перерыва оставалось около двух минут. Затем решительно выдвинулся из своего укрытия и стремительно пошел к упомянутой паре.

Приблизившись, Виталий с нарочитым нахальством втиснулся между собеседниками, обвил Иру за талию и чмокнул в розовую щеку. С полным неуважением к своему сопернику.

— Привет, — непринужденно поздоровался Чалей, стоя спиной к долговязому.

— Привет… — Воронец неловко посматривала то на него, то через его плечи — на нового поклонника.

— Пошли, отойдем на минутку, — не выпуская стан возлюбленной, Виталий хотел было направиться с нею в ближайший затишек. Но оправившийся после мгновенной растерянности Иринин кавалер дернул его сзади за плечо.

— Эй, ты охамел, паря!

Чалей только того и ждал. Он выпустил талию Воронец и резко повернулся лицом к долговязому красавчику. С гадливостью в голосе спросил:

— А ты кто — ее хахаль?

Соперник засопел от злости и попытался схватить Чалея за отворот распахнутой куртки. Но тот ловко уклонился и хлестко ударил ребром ладони по слишком длинной и белой кисти нахала. Тот пошатнулся и едва сохранил равновесие.

— Гад! — лишь просипел он побледневшими губами.

— Виталик! — взвизгнула Ирина, заметив, как свирепо изменилось лицо ее любовника: Чалей, вероятно, готовился к прыжку на своего обидчика.

Девушка заслонила собой долговязого, который отчаянно хрипел и также порывался колошматить противника.

— Довольно вам! Уймитесь! — она выглядела прелестно в эту секунду.

Чалей искусственно обуздал желание немедленно расквитаться с долговязым и как можно спокойным голосом предложил:

— Ладно, приятель, давай отойдем к тому окну, — он указал рукой место, — на пару слов. Только слов — и не более.

— Вася, не ходи! — заголосила Ирина. В этот миг грянул звонок на занятия. — Пойдем в зал!

Но детина не мог спасовать на глазах столь прекрасной женщины перед не слишком грозным с виду Чалеем, который уже отдалился и, прислонившись к подоконнику, с пренебрежением посматривал в его сторону.

Новоиспеченный ухажер, по-видимому, все же уговорил Воронец остаться на месте и двинулся к Виталию.

— Ну, что ты возникал? — приблизившись, бросил он с показным высокомерием. Но голос был вибрирующий, несмелый.

Чалей ненавидел такой тип людей: красавчики, баловни судьбы. Подумалось: “Небось, и в армии не служил — ручки слишком нежные. Разве что в полковой хлеборезке отлеживался”.

— Слушай сюда, молодчик, — суровым полушепотом (чтобы не услышала Воронец) сказал Виталий. — Шлепай на лекцию, а через десять минут попросись выйти. Я буду ждать в курилке туалета. Если ты мужчина, конечно…

После этих слов он оставил огорошенного таким предложением соперника и, не прощаясь с Ирой, направился будто бы к лестнице. Переждал на пролете несколько минут и выглянул в коридор: Воронец и ее новоявленный кавалер, видать, были уже в аудитории. Тогда Виталик скоренько вернулся назад и спрятался в уборной.

…Долговязый пришел аккурат, как договаривались. На его лице были написаны ненависть и намерение как следует отдубасить соперника. Но внутренне он все-таки побаивался. За армейские годы Виталий достаточно насмотрелся подобных личностей среди молодых солдат: гнилые, бесстержневые — пустышки.

Пропуская мимо ушей оскорбительные слова по своему адресу, Чалей приблизился к неприятелю и внезапным броском головы вперед сбил того с ног: удар чугунного лба пришелся как раз в подбородок… Засим недолго, но со знанием дела, молотил красавца на грязном кафельным полу. Бил неострыми местами ботинок в мягкие части тела — дабы не осталось следов. Как в армии, по первому году службы, гвоздили самого Чалея… Детина скорчился в клубок и, прикрывая голову обеими руками, жалостливо охал и екал.

Согнав самую острую ярость, запыхавшийся от драки Виталий бросил сокрушенному противнику сверху вниз:

— Рук жалко о тебя марать… И смотри, чтоб к Воронец в радиусе ста метров не приближался… Понял?!

Несчастный, все еще закрывая от Виталика лицо и голову, пробормотал нечто нечленораздельное…

— Не слышу! Громче говори! — угрожающе наклонился к нему Чалей, встряхнул за воротник модной, но сейчас затасканной по грязному туалетному полу джинсовки. — Ну!

— Понял! — по-школярски четко ответил наказанный физически парень.

— Молодчина! И упаси тебя Бог еще когда меня рассердить… — многозначительно погрозив напоследок, Чалей покинул вонючую курилку институтского туалета.