Около шахмат

Построение

(Расстановка фигур и пепельниц, проверка секундомеров)


Торжественный фуршет в главном зале Литературно-шахматного Клуба обьявили открытым.
Если бы хотя бы один посторонний одним глазком смог заглянуть в щёлку между тяжёлыми бархатными портьерами, он увидел бы зрелище, перед которым знаменитый Бал у Сатаны просто блекнет. Никакого электричества, только свечи... миллион свечей. Раскачивающиеся на нежном весеннем ветру китайские фонарики в саду, гигантские с толстыми фитилями горящие среди камней и струящейся воды декоративного бассейна... в миниатюрных лодочках свечи колыхались, разбрасывая на поверхности воды брызги света...
Фрукты, отборные чисто вымытые фрукты росли прямо на деревьях, наполняя воздух яблочным сквозняком, персиковым уютом. Мандарины, странно яркие среди темно-зелёных листьев пахли "Новым годом в Стране моей родной" Александра Вертинского.

Но, к чему пересказывать, всё равно ни один посторонний не мог увидеть и услышать того, что происходило в Главном Зале.
А там происходило следующее...

Лео, облачённый в почти не ношенный фрак second hand, с фальшивой бриллиантовой запонкой на одной манжете и со стыдливо скрываемой за спиной второй манжетой, забрался на условный подиум, украшенный профсоюзной трибуной со следом от графина на лакированной сосновой поверхности, достал из крокодилового портфеля рассыпающиеся листки, водрузил на нос самодельное пенсне и стал водить пальцем по строчкам, пытаясь вжиться в образ лектора из общества "Знание":

Существует всего три истинные игры, мистически связанные с чередованием тридцати двух прогалин на свежевыпавшем снегу - это шахматы, шашки и чапаев. Любой профессиональный шахматист, даже такой белозубый, как Капабланка, тайно завидует шашистам, а те, в свою очередь - "чапаевцам". Зависть обусловлена наличием партнера - как правило, угрюмого и упертого индивидуума, зыркающего исподлобья, окуривающего тебя сигарами и норовящего съесть ферзя. ( в зале воспитанно засмеялись) "Чапаевцы" - мачо с хитиновым ногтем, не завидуют никому и не любят всех. Их дебют - везение, первый ход. Если повезет, угрюмый партнер сползет со стула со вмятиной во лбу, если нет - сползешь ты. (одобрительное но негромкое Хм :))) Чапаевцы гениальны a priori, это не нужно доказывать: сам ход (единственный во всей игре), не может не вызывать восхищения своей гениальной простотой. "Чапаевцев" любят женщины и ненавидят мужчины. (присутствующие мужчины удивлённо посмотрели на прекрасных литературных дам. Дамы, в ответ недоумённо пожали плечами, это, мол, не обо мне, я не люблю чапаевцев) Шашистов - меньше, и те и другие, но все равно, любой захудалый шашист даст фору самому гениальному шахматисту - в умении покорить публику, осмеять соперника и соблазнить крашенную блондинку из отдела спортивных новостей. Шахматистов не любит никто. Правда, и ненавидеть их особо не за что. Их ходы и вздохи труднодоступны, рассуждения невнятны и произносятся бесцветными голосами. Единственное, что оправдывает их существование в наших глазах - возможность доказать, что ненавистная машина не умеет думать, а если и обыграет гроссмейстера, то победа эта будет неинтересной дурной бесконечностью, состоящей из тривиальных нулей и единиц, а вовсе не искусством, на которое способны только мы - генетически родственный шахматистам вид.

В зале на некоторое время воцарилась тишина. Потом, словно опомнившись, все зааплодировали. Лео подарили бутылку отличного коньяка, завёрнутую для соблюдения традиций в букет мимоз.

После краткой проповеди католического Лео был обьявлен дринк-брэйк а затем Марлезонский балет.



1. Kc3

Первый выход Марлезонского балета.
На чёрно-белых клетках мраморного пола застыли живые фигуры. Одетые с ног до головы в чёрное или белое. В два ряда каждого цвета. Белые пешки были одеты в совершенно одинаковых ангелов - хранителей. Чёрные - в мелких рогатых бесенят. Ладьи были серафимы с четырьмя крыльями, огромные как мельницы. На левом фланге белых не хватало коня. Молодые люди в чёрных костюмах и очках, наводящие мысли об Абадонне что-то говорили в воки-токи. Прислушавшись, можно было разобрать " лошадь" и " уже едет" 

Из вежливости первый ход был оставлен за Лео. Развесив фрак на спинке кресла и закатав рукава, Лео подозвал к себе одну из белых пешек, попросил открыть рот и засунул в него виниловую капу. Скептически потрогав кулаком распухшую щеку фигуры, Лео шепнул еще что-то ей на ухо, сунул в карман белого хитона сложенную вчетверо записку и указал на игровое поле, после чего уселся в кресло, закурил что-то вонючее и заснул.

После того, как отзвучали фанфары, и был объявлен первый ход, фигура ферзя потеснила стоящую впереди пешку-ангела, выбралась на черное поле, достала из кармана листок, развернула его и стала монотонно зачитывать, шепелявя сквозь капу и изредка устремляя патетические взоры в сторону судейской коллегии:
-Размещая своё произведение...(Далее следовал текст авторского договора Прзы.ру)
Когда белая пешка закончила монолог, один из бесенят выступил вперёд и нижним слева занёс было кулак в направлении челюсти чтеца, но сзади подоспела вторая белая пешка-ангел с недвусмысленныой бейсбольной битой в руках. Бес слегка растерялся, оглянулся назад, требуя подмоги.
С чёрного фланга двинулся вооружённый трезубцем рогатый соратник чёрной пешки. Пауза затянулась. Явно ребовалось вмешательство более тяжёлых фигур. Собравшихся обнесли шампанским.   

Выход мраморного коня .

Я возвращаюсь, одинокий и уже по вечернему небритый, спешно съедаю булку с сосиской, сажусь в метро, чтобы попасть за город к ужину - я уже вторую неделю работаю шахматным конем на спортивной площадке в санатории "Бомонд" и скрываю это от Натали.
— Я не выношу лжи, не выношу лжи, не выношу лжи…— мотала головой Нататли.— Зачем вы обманывали меня?
— Я боялся…
— Как вы жестоки! — широкими ноздрями она жадно вбирала запах конюшни: прелой кожи, сырого сена, недоеденного овса и всего остального, отчего поначалу выворачивает наизнанку.
— Позвольте мне объяснить…
— Не позволю! — Натали копытом лягнула пустое ведро, которое с грохотом покатилось вдоль по длинному коридору, соединяющему стойла с манежем.
— Но у нас мало времени…
— Замолчите! Я вам верила!— она снова мотнула головой, и нечёсаная грива упала ей на глаза.
   Я отчаялся её уговаривать. Она понурила голову и повернулась ко мне крупом, а я был принуждён последовать за конюхом, который, взяв меня под уздцы, вывел из стойла и повёл туда, откуда доносился звук фанфар. Сначала я не узнал наш манеж. Приятной топкой смеси из стружки и опилок, в которой мягко утопали мои копыта, не было. Абсолютно ровный пол был разбит на чёрно-белые квадраты, совсем такие, какие однажды нарисовали мне на боку, когда я работал таксистом. Ко мне подбежал какой-то длиннобородый старик, похлопал меня по шее, потеребил гриву, заглянул в зубы. И вдруг закричал:
— У него такие же белые зубы, как у Капабланки! Лео, вы только взгляните.
   Усталый человек, сидящий вдалеке в глубоком вольтеровском кресле, приоткрыл один глаз и отозвался:
— Я же говорил, дарёному коню…
   Но тут я заржал, потому что неуёмный старикашка принялся исследовать другие части моего тела.
— Какой жеребец, то что надо! — восхищался какой-то отрок, неотступно следуя за стариком.
— Мой! — старик жадно обнял меня за шею, поцеловал и потянулся к моему уху что-то туда шепнуть.
Неожиданно для самого себя я перестал слышать все звуки, весь обмяк и направился по чёрно-белым клеткам к центру манежа. В ушах был только шёпот старика.

2. Ход конём

— Буквой «Г», буквой «Г»! — кричал со своего места Платон, наблюдая, как его мраморный конь неуверенно и сонно преодолевает одну за другой чёрно-белые клетки.
— С3,— констатировал Лео, как только конь коснулся своей клетки.
За действиями коня Лео наблюдал в театральный бинокль. Но неожиданно он оторвал бинокль от глаз, надел на нос дедушкино пенсне и воскликнул:
— Что это??
Аристоша вырвал бинокль из рук Лео, приложил к глазам. Платон щурился и без бинокля. Все трое заметили, как чёрное поле с3 вдруг c лязгом канализационнного люка перевернулось и стало белым. То же произошло со всеми остальными чёрными клетками. Напротив, белые клетки превратились в чёрные. На шахматном поле началась неразбериха. В спешке и толкотне перепуганные фигуры стали прыгать на те клетки, на которые, как им казалось, они раньше не могли сделать ход. Ангелочки вспархивали беспомощно как куры, рассыпая по полу  длинные белые лебединые перья.  Рогатые бесенята переворачивали квадраты, ударяя в прыжке копытцами по самому их краю.
Тяжёлые неповоротливые ладьи -серафимы вышли из строя, предохранители в них повышибало и теперь они стали одинаково опасны и своим и чужим. Одна чёрная ладья рухнула, не удержавшись на переворачивающейся плоскости. Она придавила хобот слону. Слон был тот самый, что служил украшением стола на Новый год, но ради игры его раскрасили в белое театральным гримом. Он пытался освободить хобот. Сцена напоминала киплинговский дуэт слонёнок -крокодил. Платон поспешил на выручку слону.
Мраморный конь Платона ловил копытами чёрное поле с3, но как только занимал эту клетку, она тут же становилась белой. 
Вдруг фигуры отпрянули, освобождая путь надвигающимся чёрным коням. Тишина упала на плоскость шахматной доски. Слышен был лишь стеклянный треск мрамора: под тяжёлой поступью острых копыт пол трескался как тонкий лёд. Сквозь трещины проступала тёмная жидкость, окрашивая рассыпанные белые перья в страшный кровавый алый.
Жуткие это были кони. Кони Беспредела. Угольно-чёрные, слабо фосфорецирующие гигантские силуэты. В глазах их плавал призрачный свет. Шёлковые гривы завивались в дикие локоны. Огромные ноздри извергали спокойное синеватое пламя. Кони вдыхали воздух и выдыхали метан.
Геката, облачённая в доспехи, позаимствованные у Афины (подруги-костюмерши из Ла Скала), вела коней под узцы. Руки её в толстых кожаных перчатках крепко сжимали раскалённые железные цепи, которыми были взнузданы Кони Беспедела.
Мраморный белый конь Платона фыркнул и встал на дыбы. Платон чудом удержался на его спине.

Взгляды Платона и Гекаты встретились. Воздух, пронзаемый взглядами завибрировал. Кони угрожали друг другу. Ход был за чёрными. Геката отпустила одного из Беспредельных коней. Жуткая морда  потянулась, оскалив зубы к белоснежной шее платонова скакуна чтоб прокусить кожу и обагрить треснутый мрамор ещё одной кровью.
Вдруг чёрное исчадие шарахнулось в сторону от лазерного луча, выборошенного белой ладьёй.  Зрители повернули головы и увидели, что  приведённый в порядок серафим обеспечил защиту белому коню и его всаднику. Гигантская башня с гусеницами возвышалась над полем, расбрасывая четыре огненных луча на четыре стороны Света. Двигатели гудели, фигура была готова в любую секунду двинуться, сжечь дотла чёрного коня, вдавить  пепел в кровь и сравнять всё с землёй. Конь Беспредела завис в воздухе. Ход был начат. Дальнейшее развитие событий зависело лишь от того, какую клетку теперь расколет острое копыто. Выдувая из ноздрей струи пламени, он повернул голову и увидел беззащитного несчастного белого слона с придавленным чёрной ладьёй хоботом... Конь опустился на спину слона и в одно мгновение перебил ему копытами позвоночник. Слон рухнул...    
...To be continued....