Глухонемая любовь

Ее звали Лолита. Она была моим солнцем, угасающим каждое утро и возрождающимся на закате, когда, приходя с работы, привычно пинала меня в бок. Она была моим романом, читая  мне на ночь сказки братьев Гримм, которые всегда вызывали у меня приступы тошноты. Она заменяла мне маму, папу и иногда даже их обоих. Я любил ее. Я любил свою Лолу, когда она намазывала мне уши повидлом и когда больно колотила по голове вантузом за то, что я съел ее новую помаду. Я любил ее даже, когда она приводила домой соседа Гришу, которому всегда нравилось засовывать мне в нос зубочистки. Я любил, когда их было меньше двух.
Мы познакомились с Лолой на троллейбусной остановке. Она была в своем любимом оранжевом до колен свитере и темно-синих галошах, в которых, как я потом выяснил, она обычно носила зарплату.  Лола была одна. Она нервно курила и, казалось, ждала чего-то. Я заглянул в ее полные никотина глаза и увидел в них отражение своего носа, который пока еще не знал пыток зубочистками. Лолита почти не смотрела в мою сторону, оставляя мне время для того, чтобы окончательно влюбиться. И тогда я понял, что уже не могу жить без ее темно-синих галош. Мне захотелось немедленно рассказать ей о своей любви, о детях и о ценах на докторскую колбасу, но те звуки, которые я издал вместо этого, повергли Лолу в пучину изумления. Ее лицо изображало новые эмоции со скоростью примерно 10 хлопаний глазами в секунду. Потом она закричала.
Игра мне понравилась. Мы бежали по улицам города и оставляли позади километры рельс и тонны небоскребов. Нам было весело. Лола бежала впереди, а я делал вид, что не могу ее догнать. Она что-то непрерывно кричала мне через плечо, но голос был истерическим и непонятным. Прохожие провожали нас взглядом и радовались нашему счастью, нашей бесконечной любви и ценам на докторскую. Бег кончился у нее дома. Лолита, уставшая, сидела на диване и рыдала от радости, а я лопал на кухне куриные котлеты. С тех пор мы жили вместе.
Лола называла меня так, как еще никто и никогда. В нашей жизни было много счастливых дней, и почти все они заканчивались вантузом или братьями Гримм, после которых я мирно засыпал, утопив квартиру в результатах рвотного процесса. Мне всегда снился один и тот же сон, где я стоял перед Лолой, которая печально качала головой и, вздыхая, произносила: “Ах, если бы в этом городе троллейбусы ходили регулярно!..”
Наяву было все по-другому. Лолита исправно заменяла мне маму и папу, в то время как я следил за торчащей из своей груди пилочкой для ногтей. Она варила нам обоим кашу и делилась своими проблемами о взаимоотношениях с дядей Гришей. Мы вместе гоняли с нашего огорода голодных студентов, а потом долго смотрели на луну и мечтали о том, чтобы Билл Клинтон женился на Монике. Когда Лола запирала меня в чулане, я выл от скуки и царапал наманикюренными когтями дверь. Через неделю она обычно открывалась.
Одним прекрасным зимним утром я посвятил Лоле стихотворение:
"Пусть урод я последний,
Но ты самая красивая. Ты умеешь варить кашу.
Ты знаешь все мои эрогенные зоны,
И умеешь возбуждать их вантузом.
Я тебя люблю.
Я познакомился со всеми твоими крысами,
Когда сидел один в чулане
Темной лунной ночью,
А тебя не было рядом."
Лолита никогда не читала его, потому что я не умел писать. И она никогда не услышит моего порыва, так как я не в состоянии его выразить; все мои слова есть страшный кривлявый лай. Мне никогда не передать ей свои чувства. По крайней мере, до тех пор, пока не изобретут таблетки для телепатии. Я надеюсь только на научно-технический прогресс.
Вчера Лола сказала, что хочет уйти от меня к Грише. Она стояла посреди комнаты в своем любимом оранжевом до колен свитере и темно-синих галошах, а в руках был чемодан. В ее никотиновых глазах я увидел свои, готовые вот-вот взорваться от горя. Я только что вернулся с прогулки и собирался неплохо провести вечер в обществе куриных котлет. Но Она все испортила.
Я разозлился впервые. Я думал, что она никогда не смогла бы променять меня на человека, но теперь понимал обратное. Ярость застелила сознание, все перемешалось, и я больше был не в состоянии себя контролировать. Лола икнула последний раз в жизни.

Эпилог. Иногда приходит вечер, и я задаю себе один и тот же вопрос: а был ли когда-нибудь конец? Ответа не нахожу. Мне кажется, что любовь дана только высшим существам. Они могут делать с ней, что хотят, но когда чувство уходит – это безвозвратно. И за минуты блаженства человек согласен страдать годами. Испытал ли я это? Не знаю. Но я хочу попробовать все сначала, однако, уже в другом качестве. Давным-давно, еще на заре нашей с Лолитой любви, мы смотрели в кинотеатре фильм “Собачье сердце”. Теперь я раздумываю над тем, как может выглядеть гипофиз. Наверное, он очень дорогой.

(без Лолы я не могу открыть холодильник; что делать?)

15/02/99