Ле Хаим!

   Израиль. Ришон Ле Цион. 12 мая 2002 года.

   Она устало перевернулась на спину и пустым, отсутствующим, взглядом посмотрела на потолок. Там белели квадраты то ли пластика, то ли похожего на него материала, закрепленные длинными полосками железа. Утопленные лампы дневного света, отдушины кандиционеров и рваные дырки.
   Битое стекло давило под лопатку и она нехотя отодвинуась немного в сторону, подальше от окна. Оттуда в любой момент могло прилететь неизвестно что.
-Ат маргиша беседер?
   Голос Ицика больно резанул по ушам и она закрыв глаза кивнула ему. Можно ли чувствовать себя нормально сейчас? Возможно. Все возможно. Только бы он не включал радио. Если он не включит сейчас радио, то за сегодня, загадала она, уже ничего не случится. Ничего не случится... Усмехнувшись собственным детским мыслям она перевернулась на живот, отодвинув в сторону винтовку. Пылающее солнце отражалась в грудах битого стекла и нестерпимо резало глаза. Каска, забытая на проходе накалилась и она толкнула ее прикладом в тень.
   Ицик все-таки включил приемник. Удивительно близкий и четкий голос дикторши тревожно рвал тишину, рассказывая о боях на подступах к Хайфе, контратаке израильских танков у Цомета Гейа и падении Бен-Гуриона. Ицик тихонько застонал и она дернулась подумав что он ранен.
-Соф а сипур. Зеу, анахну мэтим.
   Она понимала далеко не все о чем говорила дикторша, но суть была ясна – главная артерия страны, аэропорт Бен-Гурион, захвачен. Но для нее это уже давно не имело значения. Все было потеряно немного раньше. Она посмотрела на Ицика, в грязном рваном хаки, на Сашу, в новенькой, песочного цвета, униформе, на двух датишных, в кипах, свернувшихся рядом с кассами супермаркета. Странно, раньше она считала что с началом войны датишных тут след простынет. А вот они, сидят с винтовками на коленях, пожилой читает Тору. Он словно почувствовал ее взгляд и оторвал глаза от книги. Усталые, красные, грустные. Рушится мир. У нее наверное такие же. Вот только ее мир уже разрушен.
   Она улыбнулась датишному, но тот отвел взгляд и уткнулся в книгу. Да, вот из-за таких, как она, гоев гибнет Страна. Где вы были, русские, когда мы умирали в Войну Судного Дня? Вы, русские... Усмехнувшись она вытерла беретом пот со лба и осторожно выглянула через битую витрину на улицу. Саша подтянулся поближе. Он немного прикусил нижнюю губу и внимательно смотрел на тело израильского солдата лежащее метрах в двадцати от супермаркета, на стоянке возле разбитой машины. Она не разбиралась в марках автомобилей, но эту узнавала сразу – «Фольцваген» Жук. Когда-то они даже хотели купить именно такую.
   Выстрел щелкнул совершенно неожиданно и она пригнула голову. Не солдатка. Просто не солдатка. Не учили воевать. Кровь текла по щеке капая на битое стекло. Порезалась когда прозвучал выстрел. Поймала встревоженный взгляд Саши и не целясь выстрелила в сторону домов. Датишные грозно, и немого жалобно, начали шептать на нее, но ей они были уже не интересны. Там, в двадцати метрах, в сорока шагах от нее лежал солдат. Внезапно она осознала, что может думать только о нем. Ни об арабах в домах напротив. Ни об датишных надеющихся на чудо. Ни о бледном шестнадцатилетнем Саше в новенькой форме. Ни об семье в Украине.
-Саша, он может быть жив?
-Не знаю. Я.. я правда не знаю....
   Где-то на Голланах сейчас может так же лежать ее муж... Она опустила голову в небольшую лужицу собственной крови и вспомнила о порезе. В прошлой жизни она очень боялась крови. Сейчас нет. Сейчас уже нечего бояться. Потому что ничего нельзя изменить.... Вот только этот израильский солдат. Его можно вытащить оттуда. Скорее всего он мертв.
-Саша, постреляешь, я сбегаю за этим парнем?
-Ты с ума сошла... – он опустил глаза и костяшки его пальцев сжимающих винтовку побелели. – Он мертв. Его убили. Ночью. Он правда мертв. Он умер.
-Мне нужно его вытащить, Саш.
   Ицик обозвал ее всеми грязными словами из иврита и русского которые он знал. Он долго и громко кричал про разных дур, про арабов в соседних домах, про то, что их выручат и про то, что этот парень давно мертв и никому не станет лучше от того что рядом с ним будет лежать еще один труп.
-Беседер, тишках ми зэ, Ицик.
   Но он не успокаивался и продолжал бурчать что-то гневное и грубое. Она не злилась на него. Просто забыла и закрыла глаза. Голос дикторши прорывался отдельными фразами. Штатовская и британская авиация наносят штурмовые удары по танковым колоннам противника южнее Ирусалима. Уличные бои в Холоне, на подступах к Тель-Авиву. Контратаки кадровых войск на Голланах. Голланы. Голланы. Она старалась не думать о конверте в нагрудном кормане военной рубашки. Просто не думать. И мысли покорно отступали. Иногда она даже забывала об этом письме... Нужно вскочить, пробежать сорок шагов, и вытащить этого парня...
   Она смотрела только под ноги. Высокие шнурованные ботинки взлетали и отталкивались от земли как ватные. Она споткнулась об перевернутую тележку из супермаркета и полетела на землю стесывая об асфальт руки. Ударилась головой об крыло автомашины и совершенно спокойно подумала что зря не одела каску. С третьего этажа супермаркета кто-то из израильтян выпустил несколько коротких очередей. Из домов занятых арабами зацокали пули по мраморным плиткам здания. Это довало еще несколько секунд и она выскочила и бросилась вперед. Добежала, упала рядом с солдатом, прижалась всем телом к корпусу «Фольцвагена» и втянула парня под прикрытие машины. Солдат был мертв.
   Обернувшись она увидела как Ицик и Саша из ветрины беспорядочно стреляют куда-то немного левее домов. Она не успела заметить ни человека с гранатометом, ни то как он выстрелил. Она просто смотрела как выплевывают огоньки стволы винтовок в оконных проемах супермаркета.

* * *

Он погиб на Голланах вечером 6 мая. Она погибла в пригороде Ришон Ле Циона днем 12 мая. 16 мая пал Тель-Авив. 18 мая часть гражданского населения с помощью американского флота были эвакуированы из Хайфы. Город, удерживаемый обескровленными остатками ЦАХАЛа, пал 22 мая.