Tуман роман. Главы 5-6 1 2

Глава 5.
Сквозь ураган.

,,И нет того задорней перепляса,
И кто скорее - в этой скачке опоздавших нет.
А ветер дул, с костей сдувая мясо
И радуя прохладою скелет"".
 В.Высоцкий.

 РаботЈнка нам попалась приличная. Как я уже сказал, кто-то не
поленился самым добросовестнейшим образом заковать гусеницу в кольцо и
нам пришлось изрядно попотеть, расклЈпывая упорно не желающие разлучаться
друг с другом звенья. Телешов и я сидели на еЈ перегнутом сегменте, не
давая тому принять механически наиболее выгодную для него позицию, в то
время, как над ним раскорячился Егор, мерно взмахивавший и опускавший на
отведЈнный ломиком загиб одного звена кувалду, звук которой всякий раз
приятно отдавался у нас в ногах колокольным звоном, взбирающимся по
позвоночнику к самой голове. Загогулко интенсивно разминался (мог бы,
впрочем, и не заниматься глупостями), ожидая своей очереди помахать
кувалдой. Загиб медленно-медленно выпрямлялся, гусеница начинала
позвякивать и подЈргиваться.

Тем временем все остальные занимались самым лучшим делом на свете (с
нашей точки зрения, конечно): не помогали нам стучать кувалдами на самом
туманопЈке при тридцатиградусной жаре. Метелицына, Пашков и Прохоров,
выслушав приказы Маркова, изготовили автоматы и разбрелись в разные
стороны караулить стоянку. Местность тут была не слишком удобная -
какая-нибудь гипотетическая банда запросто могла бы накрыть тут всех с
левого фланга, от многоэтажек, пасмурно супящихся на дорогу всего в ста
метрах поодаль, но так же невидных путникам, как и высокая стелла
вшестеро дальше, на площади Юбилейной, которая отлично просматривалась
отсюда в дотуманные времена.

Как раз эту позицию занял Пашков - здоровенный громила с лениво-хищным
взглядом, торчащей во все стороны кустистой бородкой, высокой копной
жирных чЈрных волос, с подплывшим жиром мощным торсом, густо заросшей
волосом бочкообразной грудью, на которой мешковато висел пятнистый
грязно-серый облегчЈнный бронежилет. Его кривые мощные мускулистые
волосатые ноги с грязным ,,маникюром"" крепко упирались в землю, а пальцы
жЈстких квадратных рук с безотчЈтной силой мяли самокрутку, набитую
,,морЈным"" табаком и, словно горящая смола, дававшую угольно-чЈрный
столбик дыма, к которой он время от времени с наслаждением прикладывался,
неторопливо щупая взглядом выступавшую перед ним из тумана местность. Он
не переоценивал свои возможности в случае внезапного нападения тварей, но
знал, что может сделать немало в случае нападения людей благодаря своему
отменному знанию восточных единоборств и соседней котельной, прикрывавшей
его с северо-запада. Ему очень не нравилось два семиэтажных дома на
северо-востоке, поскольку входы в них были затянуты чем-то напоминавшим
то ли паутину спайдера, то ли вск\"атил, а ни от спайдеров, ни от
яттесумов ничего хорошего, конечно же, ждать нечего. Против каждой из
вышеупомянутых тварей у Пашкова был свой приЈм, который он разработал на
основе техники тех же восточных единоборств,- получилась не такая
эффективная как кунг-фу, но всЈ-таки вполне сносная система. Он гордился
даже не столько ею, как тем, что придумал еЈ он сам, он, который не
получил того образования, как все эти умники из Управления, а до всего
доходил сам, собственным умом и не был тупой скотиной, как все эти
скотики-спецназовцы, выжившие исключительно благодаря их мощной
мускулатуре.

Хмыкнув от приятного осознания собственного достоинства и смачно сплюнув
себе под ноги, милиционер внезапно весь вздрогнул от неприятного чувства:
что-то двинулось у тех самых ,,проблемных"" домов, какая-то белая тень
ловко переметнулась на четвереньках от ближнего из них к дому поодаль -
белая собака, сказал бы Геннадий, если бы интуитивно не чувствовал:
,,какие там собаки, все собаки подохли давно, это человек!""

Так-так-так, щЈлкнул он предохранителем, з-замечательно... чтобы не
сказать большего. Вот тебе и вывезли всех, вот тебе и Великая Чистка...
Дикари, не зря их в казарме инструктировали, не зря же Димка говорил. Ну,
пока всЈ-таки паниковать рано, докладывать не побегу, много чести всякой
пакости, что на четвереньках бегает, людей пугает.

Но всЈ-таки он подвинулся ближе к полуразрушенной котельной, ловко
примостился в переплетении искорЈженных труб, толстые ржавые змееподобные
туловища которых не взял бы в случае чего и огонь лЈясла. Конечно, куюф
всегда остаЈтся куюфом, но куюфов раз-два и обчЈлся, наполняясь
паническим страхом, думал Пашков, осматривая своЈ новое убежище. Дорога и
два дома отсюда была как на ладони: пробежать несколько метров по грязной
рассохшейся земле, местами покрытой какой-то коричневой коростой,
обогнуть газетные стенды, на которых ветер шевелил чудом сохранившие
обтрЈпанные нити старых газет, и всЈ, ты уже около замерших машин и этих
идиотов ассенизаторов, расстучавшихся здесь кувалдой на открытом месте,
убеждал себя милиционер, хотя на самом деле никуда в случае нападения он
бежать не собирался, только пока не отдавал себе в этом отчЈта.

Владислав Прохоров обосновался спиной к папиросному ларьку, отгородившись
от суетного шума расслабившихся ради привала участников экспедиции и
звяканья кувалды за спиной. Участок у него был простой: куда ни кинь
взглядом - вагоны, вагоны, вагоны со вспоротыми брюшинами
представлялись ему, препарированным зелЈным червяком уходя вдаль. По ту
сторону полотна виднелась полузакутанная в туман остановка, на которой
ярко сверкало что-то коническое, словно консервные банки, сваленные в
кучу, с которых смыло и выжгло бумагу этикеток. Покуривая марихуану,
парень скользил взглядом по белевшим под днищами вагонов черепам, для
чего-то считая их и прикидывая, какой из них женский, какой мужской, а
какой детский. А муки сколько из них получилось бы костной, уму
непостижимо, трепетно удивлялся спецназовец, переминаясь с ноги на ногу
на присыпанном у сильно вмятой вовнутрь стенки тЈплом бугорке земли.
Ценный продукт, мечтательно подумал он и словно попробовал эту муку,
сладко поводив во рту языком. Витамины, кальций. Нет, всЈ-таки у
кого-то башка не так варит, вознегодовал Владик. Вот зачем, спрашивается
едем сейчас на Сельмаш? За глупостью какой-то, за листовым железом,
пояса укреплять. А нет бы подсуетиться, подкормить жителей ПосЈлка,
генофонд улучшить, чтоб потом расшириться по всей земле и самим кивъевам
с куюфами дать прикурить. Он вообще привык практично рассуждать обо всЈм,
Владислав Прохоров. Про него в спецназе говорили: ,,жид не жид, но
кто-то такой в роду точно лежит"", подразумевая еврейское происхождение
Прохорова. Ибо тот был, что называется, разбитной парень, умевший извлечь
выгоду буквально из воздуха именно ради выгоды и даже не задумываясь об
этом, как мы не задумываемся при ходьбе, что всякий раз падаем при этом
вперЈд, всякий раз вовремя предотвращая соприкосновение туловища с
землЈй, выставив вперЈд соответствующую ногу. Нашли его ещЈ в первые
годы Великой Чистки - он откручивал колесо у оставленного на минуту без
присмотра БТР-а чистильщиков. Не знаю уж, для чего оно ему было нужно, но
то, что для чего-то оно точно потребовалось, это определЈнно, ибо
ненужного он при себе не держал. На Гремучке его имя было известно не в
ряду последних среди торговцев оружием и боеприпасами, а в наше время
выгоднее этого может быть только байстрюковый бизнес. Женат он был в
четвЈртый раз, методично (отнюдь не злонамеренно, а так уж - по складу
характера выходило) разоряя перед новой женитьбой очередную жену и
складывая жетоны в свой тайничок. Болтали, что их там не меньше, чем у
некоторых старкропов участков, только он этого никогда не афишировал.
Однако правда выходила наружу во всЈм: и Чхеидзе ему пару раз улыбнулся,
проходя по рынку, и с врачами Управления он был на дружеской ноге, а в
нынешнее время такая дружба стоит ой как дорого. ПричЈм не какая-то
формальная, а капитальная - Владислав по разу в год тщательно
обследовался в поликлинике, имел все положенные прививки. Питался
опять-таки по лучшему разряду, во-первых стакнувшись с распределителями
через родство одной из жЈн-богачек, а во-вторых располагая достаточными
средствами, чтобы несколько раз на день осчастливливать кучей жетонов
продавцов таких послетуманных редкостей, как свежая рыба,
высококачественное мясо, первосортные конфеты, печенье и прочие
деликатесы, потихоньку разворовываемые со Складов. Закупки его потом
всегда обрастали легендами и мифами, приобретая невероятные размеры и
преувеличенные затраты. На доме его стояла сигнализация, воду он пил
словно сам Сапогов - не иначе, как бросив в неЈ предварительно
дезинфицирующую таблетку, пользовался контрацептивами - словом, на
первый взгляд могло показаться странным, что такой человек, как он,
добровольно отправился в Туман на безвыходное дело.

А на самом деле всЈ тут было просто и логично. Инстинктивно он
чувствовал, что Туман представлял сейчас непочатый край ресурсов, на
которые поселковые дельцы в массе своей не обращали почти никакого
внимания и никак не исследовали; Прохорова очень интересовали загадочные
дикари, о которых принесла весть последняя неудачная экспедиция,
будоражили россказни о потерпевшем под мостом через Стачки крушение
составе, который якобы вЈз золото и оружие и следовал из Ростова на юг,
который стерегут стаи свирепых лЈяслов; но больше всего его воображение
будоражили рассказы некоторых смертоходов о том, что недалеко от дачного
они видели большое чЈрное масляное озеро с горючей водой, возникшее само
собой из-под земли. При мысли, что то могла бы быть нефть, у спецназовца
захватывало дух, и наконец он не удержался и решил проверить свои
гипотезы на месте, пустившись в путь не так, как эти ходоки-одиночки, а
более основательно, в составе солидно оснащЈнной экспедиции. Кто не
рискует, тот не пьЈт шампанское, думал он, когда шЈл записываться к столу
учЈта добровольцев в казарме.

Теперь он думал так же, только примечал многое новое, куда более выгодное
на его взгляд, чем преувеличенные рассказы странствующих мразматиков.
ВосхищЈнный взгляд его перебегал с вагона на вагон, скользил по стенам
домов, лепившихся по ту сторону полотна, перебегал по упавшим столбам
электропроводов, примечал всЈ наиболее ценное и редкое и оценивал,
оценивал, оценивал. Сколько здесь было ресурсов, о которых в ПосЈлке
давно стали дефицитом: стекло, арматура, щебень, наконец, почти не
тронутые коррозией рельсы и медные провода. ВсЈ это стоило только
упаковать, доставить в ПосЈлок и на Гремучке это всЈ разойдЈтся в
считанные часы. Куда ехать дальше, зачем? К чему ещЈ стремиться, когда
богатство лежит прямо под ногами, его нужно только подобрать первым и
пустить в оборот... Прохоров крепился, внутренне вскипая от радости,-
не хотел, чтобы заметили его необычное возбуждение, потому что улыбку,
просившуюся ему на уста, могли заметить и вопросить о причинах столь
редкого послетуманного явления. А он не желал ни с кем зря делиться своим
будущим богатством, а также врать без веских на то причин.

Впрочем, его могла заметить разве что Метелицына, которая прогуливалась
не столь далеко, то наискось, у левой бровки дороги, то переходя через
неЈ на другую сторону и с недоверием косясь на угловатую мускулистую
фигуру парня, сидящего за ларьком. По левой стороне дороги в сторону,
обратную движению колонны, на подступах к многоэтажным домам начинались
чахлые парки и садики из гнилых деревьев, лишь кое-где нарушавшихся
неожиданной зеленью выжившей растительности. Сами дома подступали здесь
ближе всего к дороге и были хорошо видны. Ольга рассматривала ближний,
левее от нее с жадным, удивившим еЈ саму любопытством, внутренне трепеща
при виде его чудовищных разрушений: когда-то она жила вот в таком же
точно. Смотревшийся издали относительно целым и чуть ли не готовым под
ключ, вблизи он являл огромную трещину, делящую его сверху донизу чЈрной
извилистой молнией, упирающейся внизу в груду битого бетона, из-под
которой торчала какая-то ветошь. Фасад дома угрожающе накренился вперед,
над дорогой, поскольку швы на угловых стыках расползлись, а местами
недоставало целых блоков. Ни одного целого стекла не было видно в нЈм. У
каждого из четырЈх подъездов под проржавевшими козырьками навесов серели
кучи ломкого грязного мусора; Ольга знала, что то был за мусор. Многие
деревья внизу были расщеплены рухнувшими с огромной высоты каменными
глыбами. На дороге около дома задирала кверху капот вжатая за переднюю
часть в землю ,,Волга"", обгоревшая и проржавелая; рядом с ней, на
дереве, раскачивалось порядка десяти верЈвок различной длины,- сначала
женщина приняла их за остатки паутины спайдера, но, со всей осторожностью
подойдя поближе, поняла, что это самые натуральные верЈвки, истлевшие на
концах, но все же некоторые из них сохранили на себе петли.

Метелициной стало немного скучно, она поковыряла ногой землю, добираясь
до костей, вросших в грунт, но черепов не нашла, а потому совсем потеряла
интерес к этому то ли месту казни, то ли массового самоубийства, и,
подозрительно покосившись на нависшую над ней массивную плиту фасада,
отбежала назад. Нигде не было ни единой души, и это ей даже не нравилось.
Ольга бы с удовольствием пристрелила бы кого-нибудь, поскольку
чувствовала, что в ней вновь ворочается нестерпимая тоска, которую не
удалось заглушить ни наркотикам, ни алкоголю. Тоска, благодаря которой
она ещЈ жила, тоска по мужу, его ласковым тЈплым рукам, по детям, тоска
по нормальной жизни, по работе, на которой не надо было выслеживать
убивать, по миру без чудовищ... Тогда было так хорошо. А сейчас... сейчас
ещЈ лучше, сказала она себе. Да, лучше. Тогда у неЈ не было той свободы,
а теперь она многое могла себе позволить. Вот только это отчего-то совсем
еЈ не радовало, но это, вероятно, было с непривычки. Ведь она родилась
задолго до появления Тумана, что многое объясняло.

Тем временем механики Волков и Егоров тоже вылезли на свет божий,
распахнув передние люки, чтобы размять ноги и осмотреть машины снаружи.
Впрочем, Волкову также хотелось ,,прошвырнуться насчЈт девочек"", чтобы
,,пенис не отсох от воздержания"", как он любил говаривать в минуты
хорошего настроения Диклову, ,,такими словами, чтобы дурак п\"онял, по
приколу"". Костя Волков считал себя очень хорошим и добрым человеком, а
все остальные люди делились для него на три категории: тЈлки, козлы и
большие козлы. Козлы, впрочем, могли быть обоего пола, сексистом механик
не был. То есть вот такой получался трЈхступенчатый зоопарк его
мировоззрения, поменьше марксовой пятичленки, что и говорить, да ведь
Костя на лавры Маркса и не покушался. Понятно, что он делал с тЈлками, а
вот про ,,козлов"" придЈтся объяснить поподробнее. С козлами Волков мог
выпить, попохабничать и поперекидываться пошлостями, а вот с большими
козлами разговор был короткий - кулаком в ,,хавло"" или пулю под сердце.
Такая схема возникла у Волкова не вдруг, а в результате непростой
эволюции, ибо у него был врождЈнный порок сердца и ещЈ до Тумана он
услышал от врача фразу: ,,Будете нервничать, батенька, долго не
проживЈте."" С тех пор над оскорблениями козлов он только весело смеялся
и оскорблял их в ответ а на творимую ими похабщину стал смотреть
жизнерадостно и с юморком; больших же козлов за оскорбления он убивал с
хохотом и нескрываемым весельем. Любил покладистых девочек с большими
сиськами и дырками, хэви метал и хард рок, а также покурить конопли и
маковой соломки. Наркотики посильнее считал ,,дурью для педиков"" и
искренно презирал героинщиков, кокаинщиков, элэсдэшников и прочих им
подобных, твердя своему приятелю-козлу, что ,,ты руби, пахачок, эти
мухтары отодвинулись от природы, за то им втебляшится по третье число,
ага-не ага?"" За всю его жизнь ему не приснилась ни одна из его жертв, а
ведь он был душегуб не из последних, угробив за время своего пребывания в
посЈлке тридцать ,,он-козлов"" (родительный падеж множественного числа
современного неологизма ,,он-козЈл"), пять ,,она-козлов"" (родительный
падеж множественного числа современного неологизма ,,она-козЈл") и десять
,,тЈлок"", не удовлетворивших его в сексуальном плане или наоборот,
слишком распалив в себе садистские наклонности от их жарких ласк.

Конечно, ему с такими жизненными ценностями в ПосЈлке было самое что ни
на есть раздольное житьЈ и никуда бы он оттуда так и не сорвался до самой
смерти, да вот слишком уж нагло, зверски и со множеством улик растерзал
свою последнюю любовницу, что не спасли и милицейские связи, и он, когда
ему предложили на выбор расстрел или спецзадание, он отправился в
экспедицию. Тут ему уже успели повстречаться большие козлы в виде
капитана Маркова и ассенизатора Голощапова. Эти подонки превратились для
него из козлов в больших козлов, оскорбив его и его дружка, козла
Гаврилова и он занЈс их в начало длинного списка тех ,,мухтаров"", для
которых у него было припасено ,,по пуле в чайник и корзиночка для яиц"".

 - Эй, па... е..., Сашенька, ты там где?- крикнул он весело Диклову,
приседая на грунте, разбрасывая в стороны кривые жилистые руки. В люке
показалось осунувшееся вечноиспуганное лицо ,,салаги"".- Ты задумал
небось отдохнуть, я... почесать на досуге? Так ты брось это мне, слышишь!
Хто тогда укропа допустил без атаса? Сейчас смотри кругом, да увидишь
Маркова-Голощапова, свистни или пЈрдни там, что там у тя лучше
получается, да погромче и позвонче, а то ведь если не услышу, сам
узнаешь, что может статься с двумя воздушными шариками и ливерной
колбасой в мешке с ежами.

Хохоча во всЈ горло необыкновенно удачной шутке, Волков подмигнул
стоящему у кормы Гаврилову и под жгуче ненавидящим взглядом Диклова,
брошенного с бесстрастной грязной физиономии, направился к скатам машины,
отвинчивая на ходу пробку у бутылки с байстрюком. Ветер дул ему прямо в
лицо, всЈ усиливаясь, и ему было приятно это ощущение. Он глотал
нажимающие на него спереди толстые упругие струи ветра, высматривая
поблизости какую-нибудь девчонку ,,с сиськами и дыркой побольше""... Его
поиски увенчались успехом: у заднего люка этой же машины сидела на земле
Картушина,- выбралась подышать свежим воздухом, а то что-то теснило
ей грудь в затхлом воздухе заднего отсека, слегка подташнивало, да
немного кружилась голова -, да и Шелковская тоже сначала робко, а потом
смелее выглянула наружу из задней распахнутой двери, перекинула через
край туловище на руках и отошла чуть подальше, скрестила руки на груди и
стала ловить взглядом что-то высокое и невидимое остальным по левую
сторону дороги.

Елена же ни на что не обращала внимание, целиком погружЈнная в свои мысли
и бездумно разглядывая собственное израненное тело. На улице оказалось
прохладно, свежий ветер холодил лицо и высушивал пот, проступивший в
жарком пекле машины. Саднила голова, открылась недавняя резаная рана на
икре ноги, ещЈ щипало на спине в двух местах. Бедра она аккуратно
залепила сама себе длинными белыми полосками лейкопластыря, которые
отчего-то одновременно и притягивали к себе взгляд и резали по глазам
одновременно. Вроде бы раны были и небольшими, а стоять всЈ равно не
велели: сразу протягивались вперЈд ищущие опоры дрожащие руки и
подгибались ноги в коленях. Но по сравнению с теми ранами, которые
остались на еЈ душе, всЈ это было пустяки. Душа у девушки болела так, что
хоть криком кричи, особенно когда она находилась одна, никто и ничто не
отвлекало еЈ разговором или посторонним движением.

В душе шЈл яростный спор двух совершенно одинаковых по значимости начал,
каждое из которых заявляло на себя большие права. Первое кричало и
стонало о прошлом, о маленьком шестиэтажном домике и уютной маленькой
квартирке на третьем этаже с серыми обоями в цветочек, с лучами рассвета,
окрашивавшими в розовый цвет стену, противоположную изголовью еЈ кровати;
оно взывало к багрянцу осенних деревьев, пламенеющему внизу,
расчерченному аллеями асфальта и холодному вечернему ветерку, колышущему
белые занавеси на балконе и стремительно несущему вдаль белые невесомые
паутинки; к мягкому мерцанию ночных звЈзд ясной безлунной ночью; оно
звучало криками малышей во дворе, прыгающих через скакалку; в нем
проносились омытые первым весенним дождЈм трамваи, сверкая краснью и
жЈлтью перемежающихся полос и острый запах листвы, распускающейся на
ветвях; вдруг выявлялись цветы с влажными стеблями, безвольно никнущие в
хрустальной матово блестящей росинками вазе и будто прислушивающиеся к
ней, придвинувшей к ним стул и вглядывающейся в них, прищурив глаза, как
бы пытаясь понять их суть; оно показывало Лене маму, раздвигающую гардины
и улыбающуюся ей, маленькой и заспанной, стоящей на пороге кухни; отца,
что-то строгающего во дворе у сараев на верстаке, мечущего вокруг себя
пахнущую смолой ярко-жЈлтую стружку и вдруг просиянного мгновенной
радостью: ,,Дочка, уже встала? В магазин?""; кота Ваську, маленький
пушистый комочек, когтящийся на полати в прихожей и внезапно с громким
мяуканьем кубарем скатывающийся оттуда, всего в паутине и отчаянно
чихающего; и наконец тот глубокий воздух летнего вечера, тот удивительный
тЈмный, как вишнЈвое варенье воздух, наполненный пряными и прохладными
ароматами ночных цветов, приглушЈнными шорохами и шелестом листвы
деревьев на ветру, когда свинцовые тучи бегут с востока, наползая на
клонящееся к закату солнце и предвещая грозу. Второе начало говорило за
себя спокойно, размеренно и рассудительно, но сквозь это спокойствие и
рассудительность (так не свойственное первому, бурному и нерасчЈтливому!)
прорывалось скрытое нетерпение иного рода - нетерпение нетерпимости
ничего иного, кроме него самого, жажда залить все той кровью, которая
брызнула из тела Шеболды на пол; заполнить воздух теми стонами, которые
издавали призывники в камере с засаром и воющими криками жителей ПосЈлка,
которым приснился кошмар; мЈртвыми синюшного цвета телами, которые каждый
день сваливали с грузовика в кучу в шестом районе застроек для корма
свиней Чхеидзе; яростным гневом, бьющим молнией в мозг и грязной,
выхолащивающей душу бранью людей, дерущихся за кусок хлеба на пятачке
раздачи; сарказмом, пошлостью и похотью спецназовцев, покуривавших во
время раздачи наверху на БТР-ах и сплЈвывавших вбок, казалось, остатки
ещЈ оставшейся в них совести; мокрыми и побитыми камнями крестами на
Новосеверном кладбище и деревянными табличками с вырезанными и
прокрашенными буквицами и цифирками, зачЈркивавшими чью-либо жизнь;
тускло-рыбьим блеском жетонов, полученных ею за кровь других людей, в
мешочке у пояса, тянущими при ходьбе к земле; страхом, вспыхивавшем во
взгляде тех несчастных мальчиков, изловленных в железный капкан
военкомата, и всех, кто примечал девушку на улице в форме с сумкой с
красным крестом и пилоткой с маленьким изображением чЈрного шипатого
кольца; тонко-трепетным дрожанием под еЈ немеющими пальцами век
умирающих, беспомощно-устало распластанных около истерзанной пулями стены
внутреннего двора Управления ,,изменников""... - Выбирай, выбирай,
выбирай!- твердило каждое из них, причЈм второе всЈ более нагло и
настойчиво, чувствуя поддержку реальности, разбухая и распрямляясь внутри
еЈ, тесня первое, радостно подсовывая на глаза девушке желтовато-белые
черепа, приутопавшие внизу в песке насыпи.- Двум нам тесно в тебе, уже
тесно!- Как зачарованная, девушка смотрела на черепа, которые промельками
сменяли полустЈртые временем воспоминания о лицах родных и знакомых.
Немые, думала она, теперь немые. Черепа не умеют говорить... Она не
плакала, слЈз не было, и комка в горле - тоже. Мелкими судорогами сводило
только мускулы лица, да безотчЈтно сжимались и разжимались в кулаки руки,
загребая в себя песок...

Вдруг зашуршала под чьими-то ногами галька, Картушина обернулась на шум,
размышления оборвались. Подходила Шелковская, лицо которой выражало
какое-то странное чувство, которое Елена никак не могла назвать, ибо
почти не встречала его и до Тумана, а тем более в Тумане. Вам скажу по
секрету, что то было выражение искреннего сострадания чужой боли.

 - Больно?- шепнула Картушиной Шелковская, присев около ней на
корточки. Лену вдруг охватило ознобом: ветер высушил и разъединил еЈ
волосы, которые стали развеваться и лезть ей в глаза, осушил капельки
пота на спине, плечах и груди, и теперь ей стало почти холодно. Она сухо
кивнула и невольно вздрогнула от такого же внутреннего озноба недоверия и
мгновенно замкнулась в себе, ещЈ не зная, что, собственно говоря, хочет
от неЈ незваная собеседница. Она плохо знала Регину, а то, что ей
запомнилось из рассказанного о Шелковской, было не в пользу последней:
говорили, что та была лесбиянкой, развратницей и токсикоманкой.
,,Господи, только б она не стала ко мне сейчас приставать!"" - с тоской
взмолилась про себя Елена.- ,,Ну, уходи же, уходи, чего сидишь!""

Но Шелковская вовсе не торопилась уйти, а сидела молча несколько минут,
меняясь в лице и глубоко и шумно дыша, очевидно сама того не замечая.
Вдруг она снова заговорила и, ещЈ не поняв смысла произнесЈнных ею слов,
Елена вдруг почувствовала, что те словно с размаху ударили еЈ, с силой
вырвавшись или вытолкнувшись чем-то из самых глубин самого сокровенного
для собеседницы, не находя там больше места и теперь помчавшись очертя
голову вверх, ко рту, а из него в рассекаемый языком и губами воздух,
разя своей неуклюжестью и искренностью и раздирая своей неожиданными
грубостью и неуместностью.

 - Я... я... я просто, поговорить пришла, ты не думай такого... Я думаю
ты поймешь, ты же Святая, так тебя прозывают... Ты только не смейся, я
говорить почти не умею... не умею так красиво, как ты... я в словах так
как-то путаюсь. Я по поводу вон тех шивысэ, которые нам повстречались...
точнее, не о них я совсем, я о том, что со мной станется... Я свою смерть
чувствую... свою и ещЈ чьи-то, но не твою... Они стоят там, впереди по
дороге, не очень далеко...- Трясущимся пальцем девушка указала вперЈд, в
клокочущую муть тумана, скрывавшую от них продолжение улицы Нансена.
Указывала и говорила, не глядя на Елену, судорожно сжимая и разжимая
челюсти, словно не говорила, а пережЈвывала слова: - Довольно всЈ это
страшно, конечно, но ещЈ и понятно, что не изменишь никак. Ибо она не
только там, она и во мне зреет... Я чувствую, как она растЈт во мне,
словно куколка бабочки ,,мЈртвая голова"", развивается, готовится ко
встрече со второй половиной. Вот как оно... Страшно то, что я поняла, что
сама как игрушка, которая вот-вот сломается... А и наигрались же мной
вдоволь! Я много видела и слышала мерзостей, сама говорила и делала много
сволочного и мелкого, били меня смертным боем, насиловали... больше
десяти, кажется, раз... Да я сама тоже... больше ещЈ... а вот теперь...
чЈр... нет, вот теперь, когда понятно, что я игрушка, в которой кончается
завод и от которой потерян ключ, которая скоро в последний раз
продЈрнется своими конечностями и замрЈт навсегда... мне захотелось
чего-то... Умереть, а потом жить вечно... рождаясь вновь и вновь... Любви
огненной, распутной, жаркой... А затем чистоты, той кристальной
раннедетской, от которой мы все уходим, взрослея, вернуть тот
нравственный стержень веры... или найти его... Чтобы он был! Хочу детей,
но страшно подумать, как я их буду воспитывать! Кого можно здесь
воспитать?? И кого я вообще воспитаю? Нет, упаси бог! Хочу чего-то
такого, о чЈм никогда не смогу подумать плохо. Разве справедливо то, что
всего этого у меня нет? Ну хоть что-то бы дали, честное слово!..
Хорошо... это хорошо, конечно, я ведь не спорю... неясно, как удалось
добиться того, чтобы мир стал таким чудовищным местом, каков он сейчас. И
откуда же незамутнЈнная капля добра в жирной пучине мерзости? Или это
наоборот... или они равны, но нам не понять, что они взаимопроникают и
всегда сопутствуют друг другу?.. Я хочу умереть, чтобы узнать о том, что
будет после смерти и чтобы понять, что и кто я была при жизни. Ведь раз я
жила, то чему-то служила. Ведь так просто меня смахнуть с доски не дадут,
правда?! А если скажут там, что была мразью, то может полюблю те муки,
которых сейчас страшусь... Может они станут мне утешением, что хоть через
муку свою непомерную я, жалкая и убогая, послужу Свету??? Ведь если
сильно полюбить ад, он может стать раем. Ведь я же люблю этот ад, земной,
проекцию,- полюблю и въяве...- Она всхлипнула, не отрывая взгляд от
какой-то точки там, впереди на дороге.- А я готова... ты не думай...-
лихорадочно шептала она и Картушина поняла, что та говорит не столько в
общем-то и ей...- Я не от чего не отказываюсь! Люблю вражескую смерть,
деньги, пир горой, водку, любовную похоть, сотрясающую тело. Почему???
Скажешь мне, почему?! Я не знаю, не знаю ничего...

 - Регинаа-а...- с хрипотцой прошептала завороженно глядящая на неЈ
Елена, на глаза которой наворачивались слЈзы.- Уйди, а? Такое
впечатление, что ты раздеваешь передо мной душу... Мы почти незнакомы, а
потом тебе будет стыдно, ты меня возненавидишь... Я тоже когда-то думала
о похожем, но о подобном никому не скажу, даже любимому, если мне его
даст будущее.

Метелицына услышала, вздрогнула и виновато посмотрела на Лену.

 - Да, я с-сейчас уйду.- пробормотала она, слегка заикаясь.- Я
т-только скажу ещЈ немного, ладно. Ты не тревожься, я не... мне теперь
недолго уж, они тянутся, я чувствую... А ты, может, другим скажешь... Вот
три часа назад убили мою сестру. Вертихвостка и нимфоманка она была
первосортная, но красивая баба. На год меня младше. Очень я еЈ любила в
детстве, такая она была... бойкая, смелая, жизнь в ней била ключом.
Маленький такой человечек была! ВсЈ хотела потрогать... Как я еЈ в три
годика за попку кусала...- Даже сейчас при этом воспоминании губы
Регины против еЈ воли расплылись в улыбке, а глаза блеснули
насыщенно-карим огнЈм.- Ну здоровая была, как... корова, что ли?
Сильная, любого второго мужика могла заломать. А уж в постель уложить
почти любого. А вот решили еЈ убить какие-то злодеи, и гниЈт теперь еЈ
тело, большое, красивое, что мужикам очень нравилось. Пришло еЈ время,
так ли? Как это осмыслить?..- Глаза девушки поблекли, на них набежала
мутная наволочь.

Где же она, справедливость? Зачем было выдумывать слово такое, если ему
ничего не соответствует? Звери мы - и пусть звери, пусть будет борьба
за существование вместо милосердия и справедливости. Зверюге - звериная
жизнь и звериная смерть.

Да ведь я и признаю, что зверюга! Хитрая зверюга, мощная, способная
постоять за себя при случае, перервать врагу глотку, урвать кус пожирнее
да послаще и слопать его втихаря, переманить самца и устранить
конкурентку. Но тут,- девушка постучала себя по лбу.- тут моЈ
прибежище и мой яд. Прибежище от перевоплощения в зверя и яд для встречи
со зверем без комплексов. Мне вдруг захотелось понять... Это так
утешительно. А ты...- Она внимательно посмотрела на Елену: - Ты тут
лучшая, в этом походе, среди этих образин. Ты почти одна, в котором я
пока не чувствую куколки смерти. Хотя чувствую, что там, на дороге,стоит
и твоя смерть, что немного странно для меня. Не достанься ей, девочка,
хорошая моя... Какое милое, честное у тебя лицо, подружка! И слова
плохого да грубого ты никому за весь поход не сказала. Береги это и... И
запомни меня, вот такую!- вдруг выпалила она с жаром и встала,
выпрямилась во весь рост, расправив плечи, просияв спокойной нетщеславной
внутренней гордостью, плавно поведя головой с правильными очертаниями:
сильная, красивая, отчаянная.- Это я, Регина Метелицына, человек, стою
и живу сегодня, семнадцатого мая, на матушке Земле. Стою и живу сейчас, в
данный миг, кто поспорит. Живу, как никто никогда не жил и жить не будет!
{\it Этот миг - мой!} И что же, этого мало? Я умру, а моЈ теперешнее
изображение полетит в вечное странствие через космос, от звезды к звезде,
от планеты к планете. Что же, мало этого мига?.. Как много! А сколько уже
таких мигов мне дали прожить!!! И за что, за что?! Наверно, всЈ время в
кредит, ибо ничего я не совершила такого, чтобы гордиться этим
по-настоящему... Ухожу!- вдруг махнула она рукой, чувствуя, что еЈ
лицо опять кривится в жалкой гримасе и качнулась было идти прочь, но
вдруг обернулась и неожиданная болезненная усмешка искривила еЈ лицо. И
она мучительно выдавила несколько слов, которые, видимо, дались ей в
несколько раз труднее, чем вся предыдущая тирада: - А ведь... я
действительно... лесбиянка, не соврали тебе... Прощай, в последний раз
говорили... здесь...- Лицо еЈ стало страшным от какой-то внутренней
борьбы, она повернулась и зашагала прочь, как слепая или как пьяная,
спотыкаясь и качаясь на ходу из стороны в сторону.

Провожая еЈ взглядом, Лена недоумЈнно нахмурила лоб, не вполне поняв, о
чЈм тут ей втолковывала Шелковская. Возможно, ударилсь в панику после
атаки шивысэ. Так ведь нет, сколько похожих атак было на ПосЈлок: ну,
может не столь многочисленных, и противостояли им большими силами, но всЈ
же... Испугала, психованная, подумала вдруг Картушина и перед еЈ
внутренним взором внезапно выявились тени так живо описанных лесбиянкой
Смертей, ждущие впереди караван. Мистицизм какой-то, так не бывает.
Хотя...

Крепыш КрахмалЈв бодро прогуливался вразвалочку невдалеке от насыпи,
сосредоточенно жуя что-то грязное и не слишком вкусное, зажатое в правой
руке и с животной непосредственностью созерцал вагоны, зелЈно-бурым
потоком выползающие на время из тумана и вновь исчезавшие в нЈм. Они
нравились ему просто своим присутствием и строгой упорядоченностью,
упрямой, несмотря на авари и все постигшие их разрушения, нацеленностью
на что-то, он и сам не понимал толком, на что. Вот люди, например,
которые ехали в них, давным давно разрушились и рассыпались, разошлись
косточками по желудкам койров и кивъевов, а черепами раскатились по
укромным уголкам и лежали себе там, потеряв смысл происходящего и утратив
понимание своей предсмертной цели поездки. Стороннему наблюдателю,
взявшему их отдельно от всего остального, было бы совершенно неясно, кто
они были такие до смерти и чего, собственно говоря, хотели от жизни. Так,
разворошЈнное кладбище. А вот вагоны, даже разрушенные и перевЈрнутые,
по-прежнему упрямо целились на запад, словно надеясь ещЈ, что колЈса их
соприкоснутся наконец в рельсами и завертятся по мановению волшебной
палочки и они доползут-таки до населЈнного пункта ,,А..."" Хотя,
пожалуй, ,,населЈннный"" в данном случае - не совсем правильное слово.

Обдумывая всЈ это и ещЈ многое другое, КрахмалЈв энергично менялся в лице
в согласии со своими мыслями: когда он думал о плохом, то хмурил брови и
утолщал губы, грустнил глаза; при весЈлых мыслях его гладко выбритый
подбородок опускался вниз, обнажая два ряда ядрЈных белых зубов; а если
мысль была философская, он медленно и со значением обминал губы, клонил
глаза долу, острил нос, оттягивая кожу на нЈм книзу и чуть сокрушЈнно
покачивал головой. Это уже укоренилось в его поведении, как привычка,
поскольку искони, ещЈ со дней учЈбы в РАУ он искренне и непоколебимо
считал, что такая мимика складывает о нЈм у окружающих впечатление как о
незаурядном, а то и попросту умном человеке и привлекает внимание женщин.
ПричЈм он не отличался большими запросами и довольствовался одними лишь
мыслями обо всЈм этом, не обращая внимание на то, как эти
продекларированные им принципы претворяются в жизнь. То есть, он не
замечал, да и не хотел замечать, по правде говоря, что из-за этого
гримасничанья все женщины экспедиции и добрая половина еЈ остальных
членов уже сочла его круглым идиотом, и с такой мимикой успех он мог
снискать разве что у фотографа, иллюстрирующего учебник психологии. Вот,
например, сейчас, когда он откусил большой шмат своего неведомого бурого
яства, его лицо выражало весЈлую задумчивость,- но уже через секунду оно
посерьезнело, налилось тоской, а затем последовательно отразило страх
неуверенности, глубокую печаль, деловую озабоченность и наконец
полуленивое согласие с собой, чуть разбавленное томной грустью. Думал же
в этот миг Виктор о своих родных, точнее о своей родной, любимой женушке
Ирине КахмалЈвой. Его ,,сладенькая пампушечка"" осталась там, в ПосЈлке,
а он поехал зарабатывать деньги для нее и для их будущего Виктора
Викторовича. Какие всЈ-таки бывают люди на свете, страшно подумать!
Распустить слух, что будто Ира ему изменяет, да и с кем - с обходчиком
каким-то, Телешовым или как там его... Одним словом, с тем, что сейчас
вон там на гусенице сидит, широкоплечий да голубоглазый. Как это она ему
может изменять, интересно, если он вот здесь сидит, а она там? Да и что
за Телешов такой, сопля на палочке, ничего больше! А ещЈ болтали, что
Ирка у него на шее висит, а сама ничего делать не хочет. Глупости какие,
надо же. Да ведь всяких идиотов опровергать - мочит не хватит. Ему то
ничего, как с гуся вода, а вот Ирочка могла и обидеться, она такая
ранимая...

 - Что там, кивъев что ли, ВитЈк?- с опаской спросил у него, видя,
что тот задумался с выпученными глазами, невидяще глядящими в сторону
насыпи, сморщенным лбом и перекошенным слева направо ртом Дудкин,
изготовляя на всякий случай автомат.- Вот уж не удивился бы, если б
тут под землЈй их целое гнездовье оказалось, черепов-то сколько
насыпано, как гороху калЈного...

 - Эх Боря, Боря, недостаЈт тебе гуманитарного воспитания, не посещал
ты в детстве кружков поэзии, не зачитывался Толстым и Достоевким,- с
нравоучительно-мудрой гримасой внушительно изрЈк ему КрахмалЈв, еще одной
из черт характера которого было умеренное слововоблудие, причЈм он не
гнался в этом вопросе за количеством, предпочитая ему, и не без
оснований, качество: - Обязательно тебе везде и во всЈм видеть только
плохое, злое, дотуманное. Мрачный ты человек!

 - Ну а ты что, весЈлый что ли?- с сарказмом спросил Дудкин у
Виктора, черты лица которого постепенно приобретали гордо-таинственное
выражение.- Да тут самый весЈлый человек ничего смешного не увидит.
Трупы тут везде да разруха, чего ж тут ещЈ думать? Так все рухнулось
капитально, что вон уже и металл в труху рассыпаться начал.

 - А что если взглянуть на всЈ это с другой стороны?- заявил
пулемЈтчику спецназовец.- Во всяком деле есть две-три стороны
минимум! Вот взглянуть на это с юмористической точки зрения, ибо юмор,
как известно, продлевает жизнь.

 - Они, пожалуй. побольше нашего знают, чт\"о на самом деле продлевает
жизнь.- сострил в целом склонный к компромиссам пулемЈтчик,
снисходительно опираясь на свой ручной пулемет, чтобы послушать, ,,что
там будет дальше плести этот дурачок"".

 - Так вот, исходя пусть не с юмористической, так из светлой
стороны!- загадочно начал ,,дурачок"", для пущей внушительности
помахивая перед носом у Дудкина растопыренной пятернЈй.- Но ты должен
перво-наперво включить воображение.

 - А у меня его нету,- съязвил Борис.- ОбделЈн боженькой при
зачатии.

 - Ну, ты ври, да не завирайся!- уверенно прервал его КрахмалЈв,
протягивая ему навстречу теперь уже два пальца из пятерни.- У каждого
нормального человека есть достаточно воображения, если только он,
конечно, не лентяй. Знаешь ли ты такой факт, что мы на самом деле видим
предметы окружающего мира в перевЈрнутом состоянии, а наш мозг
переворачивает это неправильное изображение на сетчатке, соотнося его с
действительным положением в природе? А ты говоришь - воображения нет...

 - Ну-ну,- буркнул не поверивший ни единому слову ,,дурачка""
пулемЈтчик, но разговор тем не менее стал его понемногу увлекать.- ВсЈ
ясно...

 - Так вот, поднапрягись-ка и представь, что Тумана больше нет,-
незлобиво улыбаясь, продолжал увещевать его спецназовец.

 - Га-га-га!- реготнул Дудкин от души, тщетно попытавшись себе это
представить.

 - Стой, стой, чЈ ты зубоскалишь!- перебил его скривившийся от
лЈгкой обиды КрахмалЈв.- Не можешь сам представить, я тебе
представлять это буду. Так вот, говорю, тумана нет, раннее утро,
прохлада, луна ещЈ светит, в домах по обочинам - вот в этих самых -
огоньки сверкают,- люди готовятся на работу идти. Снежок мерцает
искрами, а состав мчится в ночь, рассекая тЈплым могучим стальным телом
ночную прохладу. В светлых чистых купе люди с чистыми лицами пьют чай с
лимоном из чистых стаканов, смеются, спят на накрахмаленных простынях,
смотрят телевизор, говорят по телефону...

 - Да, ага! А потом - бац!- и туман! По паравозу каменюкой из
космоса, а состав - под откос, пассажирам шеи набок,- не утерпел
Дудкин, пренебрежительно взмахнув рукой.- И твой снежок покропят
красненьким, но не вином... И конец его белому сверканью. Нет уж, лучше
не трави ты мне душу такими россказнями. Отсверкались, друг ты мой
ситный, отсверкались мы...- Он снова махнул рукой, ещЈ более
безнадЈжным жестом отстраняя от себя столь ярко, внезапно и больно
воскрешЈнные в его памяти воспоминания, воскрешЈнные неуместным всплеском
поэтической души КрахмалЈва, и хотел было с досадой отойти, но вспомнил
что-то и, не удержав любопытства, спросил: - Ну а где же тут ты видишь
,,пусть не юмористическую, так светлую сторону"" их гибели?- Он ткнул
пальцем в сторону спокойно прислушивающихся к их разговору черепов, точно
росших прямо из земли, как некие диковинные растения.

 - А вот где.- Лицо спецназовца находилось в редчайшем для того
состоянии полного мимического спокойствия, когда он ответил
пулемЈтчику.- Они-то хоть пожили, как люди и умерли, не
побарахтавшись перед смертью в дерьме, как мы. А нам ещЈ ох как придЈтся
подЈргаться и погадить, прежде чем упокоимся в тулове какого-нибудь
паршивого гаеса или в жарких объятьях кивъева. Для меня тут-то и есть
самый юмор, ну а для тебя светлый смысл, по-моему, слишком очевиден. Это
как умершие младенцы, понимаешь? Они не нагрешили потому, что просто не
успели.- И, многозначительно подмигнув осмысливавшему его ответ
Дудкину, быстрым движением сунул с прищЈлком в рот последний кусочек
своего кушанья.

Борис ещЈ немного постоял, покачался в раздумье и побрЈл обратно к машине
за фляжкой с водой. На душе у него было муторно из-за бредней
,,дурачка"". Опять ведь он за свое, сколько ж можно эту мразматическую
чушь молоть? Для чего человеку дан рот? Для того, чтобы держать его на
замке и открывать только в случаях крайней необходимости, желательно
вообще только для приЈма пищи. Вот в былые времена святые богомольцы
ходили себе, ходили, да молчали себе на уме были; сразу видно - умные
люди. А у этого язык без костей. Да я и сам виноват, раздраконил его...

КрахмалЈв ещЈ немного постоял на одном месте, крутясь с пятки на носок,
потом зачем-то спустился вниз по насыпи, поближе к черепам. Опустился на
корточки, повздыхал, гримасничая, как обычно.

 - Не ценили мы дотуманную жизнь, не знали, как следует ею
пользоваться, пока возможность была!- проговорил он, обращаясь к
черепу. Череп спокойно смотрел на него чуть шевелящимся под ветром жЈлтым
песком, высыпавшимся из глазниц, словно не понимая, что это ему нужно,
этому странному живому. Вздохнув, КрахмалЈв встал, ещЈ раз с тоской
осмотрелся кругом.- Меня бы этого в то время. Уж я б там развернулся!
А теперь... Э-эх! Проклятое время. Туман.- Спецназовец вздохнул и
вдруг с неожиданной злобой пнул ногой что было сил череп, к которому
только что обращался; тот с готовностью отлетел, неожиданно лЈгкий и
сухой, стукнулся об острый завиток железа, вывороченный стоймя из верхней
части упавшей набок цистерны, бок которой был испачкан мелом, словно
кто-то не так давно затЈр на ней меловую надпись. Затем повернулся и
пошЈл обратно к машине... и вдруг остановился, как вкопанный. Надпись! Он
обернулся, подбежал к цистерне, попробовал белый порошок пальцем. Точно,
мел! Но кто сделал эту надпись, ведь всего несколько часов назад шЈл
проливной дождь, и если даже надпись появилась на бочке вчера, то сегодня
еЈ бы просто-напросто смыло! Да, подумал Виктор, спуская автомат с шеи к
поясу и пятясь назад, насупленно осматривая порушенные заборы и
разломленные крыши частных домов по ту сторону дороги... Да, это
находка... Это находка. Здесь были люди! Вот как!..

Немного левее возбуждЈнного КрахмалЈва, сделавшего своЈ потрясающее
открытие, примостился на груде тЈплых камней Олег Пурпуров, формально
перебинтовывающий лодыжки, а реально наблюдающий за Ольгой, которая
крутилась у него прямо перед носом, рыская по дороге туда-сюда. Да,
такую телуську он бы оттянул за милую душу, вон какие у неЈ ж... и
сиськи, даром что ли им пропадать. Она только небось не согласится, не
пара ей механики всякие, так {\it она} думает, ну и ошибается крупно.
Ишь, ишь, жеребица, так ляжками и виляет, палец на курке. Она думает, по
прежнему будет голой бегать, поселян стрелять, как дома? Ох разубежу я еЈ
сегодня вечерком, сладостно подумал он. Списана в утиль Сапогом, так не
изволь обижаться, когда втихаря получишь сзади дрыном по башке и х... в
ж... Посмотрим, на что она годится, думал Олег, яростно бинтуя ногу, а на
его квадратноскулом лице плясал алый, цвета крови, отсвет Тумана
просвечивая сквозь свисающий со лба огненно-рыжий клок волос, так
называемый чуб. Впрочем, я точно не помню,- кажется, это слово не
нужно объяснять, оно было и до Тумана, а не родилось в ПосЈлке.

Только что перебинтовав мускулы, Пурпуров окончательно выпрямился и
сделал движение встать, как вдруг ему на плечо сзади легла чья-то рука.
Мгновенно сработал инстинкт самосохранения, подкреплЈнный интенсивными
занятиями в школе спецназа. Неведомый хлопатель по плечам со сдавленным
криком перелетел через Олега и, корчась, захлюпал уже перед ним, потирая
растянутую и чудом не сломанную руку. Это так подкрался к механику
незадачливый Демьяненко, думая поразить того внезапным появлением, но
театрального эффекта не получилось. Кончив корчиться, милиционер сел
перед хмуро глядевшим на него Пурпуровым и посмотрел на него, как мать
смотрит на любимое дитя, только наоборот.

 - Ну и чего тебе надобно, укропче?- вызывающе осведомился наконец
механик, когда поединок взглядов несколько затянулся.

 - Нервишки шалят, Олежка?- ласково-злобно задал ответный вопрос
милиционер, с усилием вставая.- Зря, зря. Ты ж тут среди друзей, чего
тебе переживать. А вот укропать не советую, гадюка! Оч-чень не советую.
А я вот чего к тебе, кореш: ты - как это - небось знал заранее, что
будут сегодня кушать на ужин шивысэ?

 - Ты что, бухой, что ли?- непонимающе уставился на него
Пурпуров.- Чего ты там буровишь? Что там я знал и чего не знал, тебе
какая забота? А ну пошЈл отсюда, да побыстрее, а то у меня на редкость
плохое настроение, и сели ты не поторопишься, то я им с тобой щедро
поделюсь.- И нацелил в грудь милиционеру воронЈное дуло своего
автомата.

Демьяненко застыл, не в силах оторвать взгляд от невозмутимого и
квадратно-правильного лица Пурпурова, чей чЈткий контур отчЈтливо
вырисовывался на фоне бурлящего над склоном тумана.

 - Ты чего это у-удумал?- прохрипел он, но голос подвЈл и
милиционер слегка заикнулся.

 - Это не я удумал, а ты, только вот, видать, сам не знал, что,-
спокойно объяснил ему детина, сморгнув серыми глазами.- Сперва
рассчитай свои силы, а уж потом будешь лапками за плечи мужиков лапать.
Пойди вон Метелицыну лапни, она те башку мигом оторвЈт. Ну, что зыришь?
Чурбан, б...! Пристегнули тебя к нам, дохлую курицу, подраться даже не
умеешь как следует. И уродится же такое непотребство, а! Сдох бы ты до
Тумана, ,,кореш"", кучу хороших людей сейчас обрадовал бы. Обуза ты
каждому встречному и поперечному. Туда же, разбираться пришЈл! Я тебе не
домкрат, чтоб на танки втаскивать. В длину прыгнуть как следует не может,
а ещЈ укроп. Да ты и не укроп, я тебе скажу, а самый настоящий жмых.-
,,Жмыхом"" в ПосЈлке называли ,,укропа"", которого выдвинули на службу в
милиции не благодаря его выдающимся физическим данным, а по блату.-
ПшЈл вон, жмых позорный!

 - Я тебе покажу жмыха, гнида спецназовская,- в бессильной злобе
чуть слышно прошептал Демьяненко, но вопреки сказанному покорно
повернулся и побрЈл прочь, негромко всхлипывая от стреляющей и слишком
медленно утихающей боли в руке.- Я вот вернусь, я прямо так Любе... я
ей так... я скажу!- ЧЈртов поход, в нЈм всЈ не так, даже эти
спецназовцы как с цепи сорвались, а ведь были такие покладистые и
угодливые в ПосЈлке, тот же Пурпуров без мыла лез, а теперь что же? Как
усмирить их без обширных связей, оставшихся там, за Зоологической?

Он шЈл, обдумывая планы беспощадного мщения один коварнее другого, в
которых в конце не оставалось ни одного из его смертельных врагов;
Чхеидзе, которому он по ошибке набил морду вчера после веселого
,,сейшена"", начальник охраны Павлиньего УмЈта и Пурпуров валялись у него
в ногах, плакали и молили о пощаде, а затем их четвертовали, варили
живьЈм в кипятке и лили в рот серную кислоту... Он пошЈл к обходчикам,
чтобы сорвать на них злость, если они ещЈ не расковали гусеницу, но те
уже справились с этой задачей и в ещЈ большем бешенстве жмых отошЈл к
БТР-у Саблиной, но тут ему в нос ударил неприятный запах, а глазами он
встретился с задумчивым взором Эльзы Донцовой, на которую едва не
наступил; та обогащала природу органическими удобрениями -отходами своего
организма -,сидя прямо у переднего колеса...

...Воспользовавшись остановкой, саблинцы решили немного перекусить; Хэй
извлекла из своего вещмешка скатерть из грязной тряпки и со множеством
дырок (Тут я должен раз и навсегда сделать необходимое отступление.
Описывая все события, происходящие в Тумане, я всЈ-таки остаюсь жителем
дотуманья, то есть взываю к таким чувствам, категориям и качествам
которые могут совершенно отсутствовать, быть нивелированными и
претвориться во что-либо иное у вас, уважаемые читатели (а забавно
всЈ-таки говорить неизвестно с кем, в этом прелесть лирических
отступлений!) Так вот, говоря о том, что скатерть была из грязной тряпки,
я никоим образом не хочу обидеть женщин (теперь пошли такие обидчивые
женщины!), а имею в виду только то, что скатерть {\it дотуманным жителям}
показалась бы грязной тряпкой, а в настоящее время она была чище, чем
исподнее многих мужиков экспедиции,- впрочем пример довольно неудачный.
Закругляясь с этим первым и последним (хотя кто знает!) отступлением,
хочу польстить и вам, досточтимые читатели, указав на такую деталь:
описывая вам картину событий в терминах более цивилизованного общества,
чем наше теперешнее, я тем самым выражаю робкую, но тем не менее всЈ-таки
надежду в ваше благоразумие и в благоразумие ваших родителей, сумевших
создать цивилизованное и просвещЈнное общество после всего того, что мы с
ним натворили.), расстелила еЈ на полу, в то время, как Донцова и
Погодина быстро разложили на ней немудрЈную еду: обветренный кусок
хлебного каравая, несколько пакетов с супом, сало, лук и соль. Когда
собрали на стол, к ним присоединилась и Саблина с Александровой, до этого
расслабленно лежавшая в кресле и созерцавшая сквозь полуприкрытые веки
деятельность обходчиков, насевших на упрямо вертящуюся у них в руках под
ударами кувалды гусеницу, сейчас донельзя напоминающую свой прообраз из
животного мира. Вдохнув запах супа и разрезанного на тонкие ломтики сала,
она внезапно почувствовала волчий аппетит и энергично приступила к еде
вместе с остальными членами экипажа, сдвинув с ними свою голову в кисло
пахнущем полумраке рубки.

 - А здорово всЈ-таки работают,- глубоко вздохнула возлежащая всем
телом на ещЈ тЈплом от не столь давней стрельбы пулемЈте, Погодина,
задумчиво жующая политую супом краюху хлеба, а второй массируя себе между
ног, в то время как глазами она, приняв эстафету у механика, следила за
движениями облитых потом обходчиков у левого бока самоходки: - Скоро
пожалуй поедЈм. Эх, какая симпатяшка вон тот, светловолосенький мущинка.
Только зря он грудь бреет, я волосатых люблю.

 - А они тебя?- хмыкнул Александрова, которой что-то колкое попало
между зубами, всосанное вместе с очередной ложкой супа.- Да не трогай
ты м..., весь аппетит из-за тебя пропадает. Тр... тебе надо срочно, вот
что я тебе скажу, а то у тебя и так трусы не просыхают, а скоро вообще
при ходьбе из тебя брызгать будет.

 - Кх-кхаа-хх...- чуть не поперхнулась от смеха Донцова, лениво
заглатывающая подносимые к бледногубому разинутому рту сверху тонкие,
просвечивающие в свете Тумана розовые ломтики сала и вдруг, буркнув
животом, вмиг поскучнела.- Что-то срать захотелось... Я приду щас,
девчата.- И она медленно, стараясь не перегибаться в пояснице, полезла
по лестнице наверх, к люку.

 - Как бы она не отошла в походе,- неодобрительно пробормотала ей
вслед Алла.- Что-то она совсем плохая стала. После той случки она
совсем не своя.- Ей, наконец, удалось извлечь языком острый белый
предмет, глубоко завязший в десне между передними верхними зубами.-
Ах, твари, чего в суп засунули... Видали?

 - Да это же кусок твоего зуба, что ты нам тут втуляешь?-
присмотрелась к демонстируемому предмету Хэй, полоская рот остатками
супа.- Кариес заел, что ли?

 - Ну, кого кариес, а кого и сифилис,- отпарировала Александрова,
шумно полоская во рту остатками супа.- Ты когда аптечки раздашь,
говори? Там ведь поздно будет.

 - Там они где-то, иди да ищи,- неопределЈнно махнула рукой
кореянка в сторону кормы БТР-а. Там, короче, много мешков, знаешь ли...
Да, впрочем, я знаю, конкретно, для чо тебе аптечка, тебе нализаться
охота, там ведь пузырЈк спирта положен... Так ты не трудись сильно,
разыскивать ещЈ их. Во-первых, спирт тот, конкретно, разбавлен водой из
Темернички уж не знаю сколько раз. А во-вторых, пойди, короче, дай тому
же механику любого БТР-а,- вон один себе пару ищет, видала,- воон,
,,птичья головка"" со стрижкой Јжиком. Он тебя и угостит после оргазма.

 - Я тебе щас последний оргазм устрою, узкоглазая сука!-
взбеленилась Александрова.- Ты думаешь что если ты последним
расстрелом командовала, так уже пупком земли сделалась? Самая завидная
миссия - не командовать чьим-то расстрелом, а не присутствовать на
своЈм собственном, чтоб ты знала. Хоть короче, хоть конкретно. Вот тебе
пример, чтобы спесь сбить немного. Тебе сколько положили за день похода?
Столько же, сколько и нам - полторы тысячи жетонов. Иметь зоркое око в
Управлении ещЈ ничего не значит, ты вот прояви себя так в походе, чтоб
тебе так, как Климентовой-Убийце платить стали, вот тогда ты будешь
человек.

 - Это ты на что намекаешь, я чо-то не врубилась, что ты Убийца,
конкретно?- прищурилась на неЈ чуть посеревшая Лита, задышав чаще и
глубже.- А ты знаешь, что это запрещено указом Сапогова номер...

 - Ты лучше свой номер обуви не забудь, перед смертью мне скажешь,
чтобы белые тапочки впору были,- хрипела, всЈ больше и больше
разъяряясь, светловолосая милиционерша.- И не суй мне номера эти Ј...
в уши, я не хочу помнить мерзятину всякую, это ты мясцу тупому будешь на
семинаре по БЖДТ втулять. Я тебе хочу такое сказать: ты хочешь
неприятностей, или как... Ты хочешь, чтобы я у тебя влаг...

 - Слушайте, да заткнитесь вы, развылись тут, как Часовой, поесть
спокойно не даЈте,- прикрикнула на них раздражЈнно Саблина, растолкав
наконец языком по щЈкам некстати битком набившийся во рту хлеб.- Ну
зуб да и зуб, выбрось и замолчи, а вы завелись тут на пол-часа...

 - Да подружа, она ведь не зуб, а, конкретно, аптечку ей подавай. Вон,
две медсестры едут в других машинах, а ей аптечку пучит! Это для чего,
короче? Больная она или чо?- негодовала Хэй.

 - В самом деле, для чего тебе аптечка, Алла?- спросила уже немного
сбитая с панталыку Саблина, поворачиваясь к в момент раскрасневшейся и
распарившейся и замершей в срезе своей зреющей злости Александровой.

 - Да ведь положена же аптечка в походе, надо каждому иметь! Радиация
здесь, да и вообще, может, принять какое-нибудь лекарство
потребуется.- Пробормотала смущЈнно та, подавляя в себе гнев, и ей ни
с того ни сего стало стыдно за свою просьбу...

Наевшаяся Хэй довольно пропыхтела снова прислонилась к стенке, обильно
потея и похлопывая себе по животу. Вдруг, вспомнив что-то, еЈ рка
перебежала повыше, старательно ощупывая грудину и добираясь до смуглой
почти идеальной формы груди...

 - Нет, конкретно, мяса на груди много,- наконец изрекла она, с
лЈгким кивком-проглотом подавляя отрыжку.- Ну никак не поверю, что в
грудь вернее, чем в тыкву!

 - Ну не веришь - не надо, я тебе вот докажу, как привал будет.
Испросим у толстож... позволения поохотиться и я тебе любого с одного
выстрела в грудь завалю. Спорим на пятьсот жетонов?

 - Спорим лучше на полтора куска, только не на мужика, а на бабу,-
оживилась азартная Хэй.- Мужика, ясное дело, всякая дура замочит, хоть в
грудь, хоть в башку. Спорим?- Она протянула Саблиной смуглую потЈртую
руку и нарочито-добродушно.- Аньчик, не дуйся, разбей!.. ЗамЈтано!

 - Плакали твои денежки,- злорадно заметила выпрямляющаяся
Александрова, нарочно посильней ударившая по руке кореянки.-
Саблина - снайпер классный! А если продует, я ей половину проигрыша из
своего кармана отдам, не так обидно будет.- Хэй злобно сверкнула
глазами, но промолчала, потирая ушибленную руку.

Донцова тем временем выбралась наружу и побежала было к обочине, но тут
еЈ схватило так, что не дай бог никому другому, и она плюхнулась на
корточки тут же у борта БТР-а, поспешно стягивая с себя как нарочно
льнущие к худым костистым бЈдрам трусы. Потом, чуть раскачиваясь, приятно
овеваемая ветерком, она стала ходить по большому, и думы еЈ текли легко,
покойно и плавно, как никогда; но вряд ли стоит пересказывать их тут, ибо
они касались почти исключительно механических процессов, сопутствующих
отделению кала из человеческого организма вообще и организма Эльзы в
частности, и ещЈ также потому, что в книгах такого рода размышлениям
традиционно уделяется мало времени, а рвать со всеми традициями
отечественной литературы разом мне как-то не резон. Наконец еЈ мысли
приняли несколько иное, более удобное для повествования направление, а
именно - она стала раздумывать, где бы разжиться достаточно мягкой и
широкой бумажкой, и чем яснее становилось, что раздостать еЈ, пожалуй,
что и негде, тем больше ей хотелось всЈ-таки стать еЈ обладательницей.
Окончательно справив свои дела и попрыгав на поджатых задних ногах вокруг
самоходки к немалому развлечению давно заприметившего еЈ Гаврилова, она
приблизилась к запримеченному ей предмету, торчащему из-под подмявшего
это под себя правого переднего колеса. Обыкновенный старый кожаный
портфель, конечно, но в таких вот портфелях в былые времена часто можно
было найти всевозможные бумажки, а именно бумажка ей и была нужна сейчас,
она не могла согласиться в данный момент ни на что, кроме бумажки. Рванув
ручку портфеля, она не смогла высвободить его из-под многотонной глыбы
машины; тогда она вцепилась в ручку обеими руками, рванула посильней и
ручка оторвалась, высвободив, однако, вместе с собой и застЈжку. Эльза
плюхнулась задом на рыхлый асфальт, что послужило причиной непонятного и
даже странного постороннему спазма веселья, скрутившего Гаврилова,
который на время даже позабыл согласно намеченному умеренно издеваться
над Голощаповым,- в припадке неприкрытого веселья спецназовец громко
заржал и что было силы застучал кулаками по обшивке, что привлекло к нему
недоумЈнные взгляды упарившихся и разозлившихся около гусеницы
обходчиков. Но Донцова ничего не видела и не слышала, она была счастлива,
ибо из разорванного верха портфеля еЈ приветливо-маняще улыбнулся ворох
чуть пожелтевших, но совершенно неистлевших бумаг... Она потянулась к
ним, трепеща от восторга, обрывая и комкая часть верхнего листа с
одинокой сероватой надписью ,,Дело""...

Гаврилов, насладившись незабываемой живой картиной, которую ему
представила несчастная наркоманка, когда она встала, понял, что ничего
интересного больше не покажут и, бросив очередной испепеляющий взгляд на
нацеплявших раскованную гусеницу на место старой обходчиков, вдруг
почувствоал к ним ,,т\"аску и вилы, в натуре"" и пошЈл искать Волкова. Он
нашЈл того с полупустой бутылкой байстрюка, которую тот старательно
прятал за спиной, на коленях перед Картушиной, пьяно и непохоже на себя
бормоча той, срестившей на грудях руки и глядящей на него то
расширяющимися от страха, то сужающимися от презрения глазами, всякий
вздор:

 - Сударыня Святая, я ведь тоже человек! У меня большое душевное
горе... Я потерял облик человеческий! Ято-слышал, вам вот тут Шелковская
чего-то плела, так она совсем не то, она не по-правде, она -
подлизаться к вам, поскольку лесбийское семя уж она такое... Не знаете вы
еЈ! А я от - души, не то чтобы любиться... Хотя и любиться тоже можно,
а то вы ведь хоть и святая, а естество-то - оно требует возлияний.-
Он лукаво подмигивал и боролся с искушением вновь глотнуть из своего
пузыря и стремлением не нарушать произведЈнный трагический эффект.-
Оно так сказать тепла требует, телесного умиротворения. Я-то сам не
свят, но у меня есть и другие достоинства, а святость - то же удел
немногих. А каждый должен прилагать свои способности в положенном богом
месте.. и времени. А бога не видал никто, правда? Вот кто видал бога?-
Допытывался у Елены механик, постепенно придвигаясь к ней на коленях.

 - Я, я видал бога,- хохотнул сзади неожиданно подкравшийся
Гаврилов.- И бог велел передать тебе: ,,Ты унЈс мою бутыль с
байстрюком, и за это будешь в своЈ время ввергнут в геену огненную и
вечный мрак"".

Услышав голос товарища, Волков осунулся плечами и головой, уронив при
этом несколько капель пота со лба и подбородка на поджатые ноги
медсестры.

 - Призывает к себе горн,- пробормотал он, не поднимая головы.-
Горн призывает к себе... меня. И я повинуюсь.- И он в самом деле
покорно поднялся с земли, бережно, но сильно влекомый мощными объятьями
Гаврилова.- Ибо потерял облик человеческий.- Заметил он нехотя, но
с чувством крайней необходимости и не в сторону Елены уже после довольно
продолжительного молчания, во время которого Гаврилов, завладев
байстрюком с усилием разворачивал его в обратную сторону.

 - Это уж точно, что потерял облик человеческий, так нализаться
полбутылкой байстрюка ещЈ суметь надо! А всЈ эта жара, е... еЈ сверху,
снизу и накосяк!- пропыхтел он над Волковым, переваливая тушу того
себе на спину за руку и таща прочь от облегчЈнно переводящей дух
девушки.- Чего ты тут слюни пускаешь, перед этой тЈлкой фригидной, она
ведь так и умрЈт нетр..., пошли отсюда, нам наркоша из сучьего БТР-а за
чинарик с коноплЈй отсосЈт каждому. Ну, взбодрись, чего ты тут
разнюнился, я тебя прямо не узнаю!- Продолжал он увещевать горько
плачущего у него на груди механика, с максимальной скоростью (чтобы
Марков не заметил) ведя того обратно к машине.- Щас мы тебе будем ушки
массировать, поросЈнок ты этакий... А ну, шланг, освободи проход, что ты
тут торчишь, как г... в п... вые..., твоя миссия выполнена!- Рявкнул
он довольно смотревшему на них Диклову, лицо которого опухло от недавних
побоев и тот мигом скрылся внури, точно его ветром сдуло...

...Остановка вряд ли длилась более получаса, иначе сюда точно уж
наведался бы кто-нибудь из тех же самых птиц-бритв,- те как-то чуют
человека, то ли запах, то ли тепло, то ли страх... Марков не торопил нас,
видя, что мы делаем всЈ, что можем, но какое-то время тревожно бегал
вокруг нас с видом Пятачка под деревом, у которого наверху висит на
воздушном шаре Винни-Пух,- разве только не приборматывал: ,,Кажется,
буря собирается, кажется, буря собирается"", а потом куда-то побежал,
кажется, вызванный Егоровым.

Ну да мы и без него видели, что буря собирается: ветер все крепчал, а
когда мы около десяти часов вечера с чувством подступающего вот-вот
облегчения заклЈпывали звено наконец водворЈнной на место гусенице,
исполняя тем самым заключительные па нашего стремительного ,,танца с
кувалдами, ломами и зубилами"", деревья в ближайших палисадниках стали
прямо-таки трещать от напиравшего на них разогнанными тугими стенами
дувшего с востока ураганного ветра.

 - Уфф-ф, ну, хватит с неЈ,- брякнул в последний раз по гусенице
Телешов.- До Воронежа, как грицца, доедет, а до Киева м\"ы не
доедем... Ну а теперь можно немного и отдохнуть.

Однако тут же, словно почуяв нутром окончание ремонта, откуда-то сбоку
возник Марков, поймавший на ходу последние слова обходчика.

 - Какой отдых, обходчик Телешов! Хотите, чтобы нас тут всех камнями
забило, или чтобы дорогу завалило? А ну за дело! Вы с Голощаповым поедете
в самоходке, а Метелицыной передать, чтобы перемещалась в Саблинский БТР.

 - Отделим зерно от плевел, товарищ капитан?- развязно ухмыльнулся
Телешов. Таковы уж они, обходчики, что с них взять. Одно слово -
невоенный народ.

 - Р-разгорорчики,- заревел, обрадовавшись поводу, капитан.-
Смиррна! Убрать за собой инструменты! А вы, Телешов, пока остальные будут
прибираться, марш к корме, проверить, как там Баева, чтобы не скучалось.

 - Ооо!- протянул восхищЈнный Егор, и руки его зашевелились, как
живые, в предвкушении сего славного мига.- Вот это я понимаю, задание.
Спасибо за него, товарищ капитан! С восторгом исполняю!- наклоняясь за
брошенной куда-то исчезнувшим тунеядцем Загогулко кувалдой, я невольно
проследил за ним, когда тот вприпрыжку бежал к корме самоходки. И тут:

 - По машинам!!!- раздался над самым ухом неистовый ультрарЈв
Маркова, больно ударив по барабанным перепонкам и нервной системе, и,
судорожно вцепившись в кувалду, я разогнулся и поспешно пошЈл следом за
Егором. Качурин у меня за спиной торопливо сгребал в сумку зубила, ключи
и короткие ломики пополам с пылью.

Когда я достиг самоходки, Егор стоял и смотрел на неподвижно лежащую на
скамейке Баеву; глаза той были закрыты, лицо бледно, но видно было, что
та дышит, к тому же на висках у неЈ проступил пот.

 - Слушай, а по-моему она того...- трагическим тоном сказал Егор,
сделав вид, что совсем по-другому истолковал вышеупомянутые
симптомы.- Надо проверить пульс.- И он потянулся, вопреки
заявленному, не к руке и даже не к шее, а к груди деувушки.

 - Смотри, как бы она тебе искусственное дыхание не сделала. От слова
,,дыхательный аппарат"",- нарочно пошумнее уложил я кувалду на
металлическом полу, и тут же механик очнулась от болезненной дремоты и
так взглянула на Телешова, что тот чуть отшатнулся и сделал над ней
помахивающее движение уже неосторожно далеко протянувшейся рукой.

 - Жарко, наверное, барышня?- лживо сказал он.- А вот я вам
ветерок сделаю... Межпрочим, кэп осведомляется о вашем драгоценном
здоровье.

 - Отвали, ассенизатор,- сказала та и, морщась, пошевелилась,
расправляя затекшие члены.- Лучше уже, так ему и скажи. А ещЈ скажи,
что будет тем лучше, чем тебя поменьше буду видеть, уж больно морда у
тебя похабная.- Тут она заметила меня и взгляд еЈ немного
смягчился.- Почему остановка?

 - Авария, но мы еЈ уже ликвидировали. А теперь была команда по
машинам,- бросил я, выскакивая наружу и берясь за закраину люка.-
Ураган близко, так что устройтесь поудобнее и держитесь покрепче.

 - Закрывай еЈ, закрывай,- торопил меня Телешов.- А то я так не
могу, когда око видит, а зуб неймЈт. Эх, барышня, я-то с добрыми
намерениями, думал, что больно вам, хотел природную анастезию сделать, а
вы - ножом по железу по чувствам моим благородным...- И захлопывая
дверцы люка, я заметил, что по губам девушки скользнуло некое подобие
улыбки. Бегом направляясь к передней рубке, я позавидовал Телешову,
огибавшему в это же время машину с другой стороны - умеет же человек
найти подход к женщинам!

Повсюду вдруг разом заметались, закричали люди, на ходу забрасывая
автоматы за спину и припускаясь к машинам. Я потыкался в разные стороны
перед самоходкой, пока не нашЈл люк, уже прилично заметЈнный сверху
песком, не сграбастал его и не полез с ним наверх.

Ловко избежав столкновения с перископом, который с затаЈнной надеждой
поджидал всЈ это время мою голову, я плюхнулся в кресло механика,
разъеденное в нескольких местах и щетинящееся из дыр пружинами во все
стороны.

 - Старт!- приказал Марков, елозя у окон просмотра между креслом
механика и пулемЈтом, и я поспешно толкнул вперЈд рычаг газа. Выбросив
тучу камней и пыли из-под задней гусеницы, самоходка рванулась вперЈд.
Новая гусеница не отвалилась, и я был просто счастлив от такого
немудрЈного события. Вдруг машину пробрала дрожь и я с огромным трудом
качнул еЈ влево, чтобы не ухнуть вместе со всем личным составом в
неожиданно выпрыгнувшую на нас справа глубокую ямину, из которой точно уж
было не выбраться, хоть нацепи по три новых гусеницы на все колЈса.
Марков тоже пребывал в исключительно приятном расположении духа,- на
последней остановке не потеряли ни одного человека, что само по себе было
не то чтобы совсем исключительно, но само по себе не так уж плохо,- и
поэтому счЈл, что может немного побалагурить со мной и Телешовым: -
Впереди пока всЈ чисто, парни, но бдительности не теряйте, поскольку
всякое может статься. Ну что ж, первое крещение есть, ребятушки, так
скяять дебют!- Ухмыльнулся он и от этого его некрасивое бородатое лицо
с багровым шрамом, ведущим от уха к середине подбородка, стало ещЈ
несимпатичнее.

 - Ох, кэп, точна!- с жаром похватил Телешов, подделываясь под его
тон.- Давно я так сердце моЈ не тешилось, с тех пор, как себя помню, а
себя помню, как на свет народился,- ух, как я тогда повеселился! Ну
так а только-то потеха была! Я зырю - шивысэ летит, весЈлый такой,
словно байстрюка только что нализался. Тут его кто-то из автоматика
пульками - рраз, а он и лопни с натуги сердяга. Но ведь они, шивысэ,
напористы и своего не упустят,- втор\"ой следует за первым, а мордочка
у него: ну точь-в-точь, как с шара какого Јлочного срисовали...

 - Кхгэмм,- кашлянул капитан, сожалея о своей минутной слабости,
вызвавшей в ответ насмешку.- Ладно, наводчик, заряжай лучше, да и дело
с концом.

 - Вот насчЈт того, что дело с концом, я согласен,- закивал Егор, но
всЈ же потянулся за снарядом - командир всЈ-таки есть командир,
особенно в походе.

Я уловил их разговор краем уха, так как в оба глаза следил за дорогой. А
дорога того требовала, ибо по мере нашего продвижения на восток она
становилась всЈ хуже и хуже. В общем-то уже сейчас это материальное
явление нельзя было назвать дорогой, а скорее более или менее ровным
пространством, свободным от домов, ибо проплешины асфальта на ней стали
вскоре столь фрагментарны, что ими можно было пренебречь. А вот
многочисленными глыбами и останками машин, заполонившими дорогу,
пренебречь стало, увы, нельзя. Приходилось вовсю показывать, на что я
способен, как водитель, на что очень сильно обижались колЈса и противно
гудел мотор. Впрочем вскоре эти звуки стал заглушать другой куда более
грозный звук - свист ураганного ветра, мчащегося нам навстречу. Впервые
я обратил на это внимание, когда, перемолов гусеницами очередной
,,жигуль"", стоящий на перекрЈстке с улицей ПодтЈлкова, чуть въехал на
мост через проспект БудЈнновский и остановился, чтобы не провалиться
с машиной в один из открывшихся тут многочисленных проломов. Здесь была
развилка улиц - от Нансена вниз ответвлялась дорога, шедшая по дуге под
уклон, на проспект, некрутой подковой изгибавшийся тут к западу и просто
нашпигованный ржавыми автомобилями, большая часть которых стояла с
приоткрытыми дверцами. Вот тут-то я и услышал ,,ноктюрн на гармони
ржавых автомобильных дверей"", ибо проносившийся внизу ветер вздымал в
воздух палки, мелкие камешки, плохо приставшие к грунту кости и прочий
мусор, расшвыривал их во все стороны на своЈм пути, веял оборванными
телефонными и электрическими проводами, запутывая их около столбов, и
мимоходом хлопал и играл дверями машин. О, как душераздирающе те скрипели
и визжали! Вы себе вряд ли можете это представить; словно души их бывших
владельцев внезапно слетелись к ним посетовать на свою безвременную
жестокую кончину и обсудить новые трудности, с которыми они столкнулись в
загробной жизни. Эта адская какофония служила предвестником того, что
скоро ураган сможет поднимать в воздух камни, соприкосновение с которыми
на полной их скорости не способствует повышению жизненного уровня. Я
вдруг некстати вспомнил, как вчера в мою смену у второго пояса Згурскому
во время урагана летящим камнем раскроило череп... Так что же теперь
делать? С одной стороны, на мосту должно быть побезопаснее, ибо всЈ ж
таки высоко, не всякий камень туда долетит. А с другой стороны, если
самоходку сдует вниз ветром, то... Впрочем, насколько отсюда было видно
перила у моста более-менее сохранились, так что это как раз
маловероятно. Вероятнее другое - что попросту опять что-то приключится
с машиной, а застрять на мосту вдесятеро опаснее остановки на твЈрдой
почве.

Искривившись на своЈм боевом посту влево согласно уже выработанному во
время атаки шивысэ алгоритму, я тем самым постарался максимально низвести
давление на себя воздуха, со свистом вырывающегося из дыр в лобовой
броне. Однако я пока медлил: очень уж зловеще смотрело на меня во все
свои ячеистые глаза сито моста, по которому в дотуманное время я и пешком
пройти оказался бы, а не то что вести машину, полную людей, воображающих,
что водитель знает, что делает. А тем временем машина, похоже, попала под
обстрел невидимого сторукого Бриарея, ибо по крыше часто замолотили
многочисленные, но пока ещЈ не слишком крупные камни, под наиболее
увесистыми из которых жалобно дребезжал держащийся на честном слове люк,
и я поминутно ожидал, что тот вот-вот свалится мне на голову: так,
только во много раз слабее, барабанит град по оконной фрамуге.

Наконец, видя, как маленькими смерчиками начинают закручиваться на земле
средней тяжести булыжники, а туман медленно чернеет от поднимающейся
пыли, которая вытягивается в нЈм длинными продольно извивающимися и
постепенно перемешивающимися слоями, я решился и потихоньку пустил машину
вперЈд. Нас сразу же сильно закачало из стороны в сторону и продвигались
мы чудовищно медленно,- но последнему обстоятельству я был даже рад,
ибо мог не спеша объезжать обширные разломы в мосту. К счастью, между
двумя из них оставалось как раз достаточно места для самоходки. В
согбенном состоянии я, прищурившись, глядел в прорезь разбитого
смотрового окошка - теперь меня уже радовала его узость -, а по
стеклу очков с неприятным пощЈлкиванием стучали пролетающие сквозь щель
мелкие камешки. Инстинктивная любовь к своим ,,вторым"" глазам заставляла
меня поминутно бороться между необходимостью наблюдать за полотном (если
можно так выразиться, конечно) дороги и кричащей потребностью уклониться
от могущих в любой миг расколоть очки камней. Снизу, с боков нарастал
дополнительный, так сказать ,,довесочный"" к вою урагана шум: грохотали
камни по вышеупомянутым автомобилям, скучившимся и замершим навеки
внизу,- и если раньше они просто скулили и скрипели, словно сонм
падших душ, попавших в неуютный ад вместо привычного безбедного земного
свинства, то теперь они словно осыпали проклятьями своих инфернальных
мучителей, поджаривающих их на медленном огне, и проклятья их были
настолько чудовищны, что нам, простым смертным, было дано услышать вместо
них только эти ошеломляющие грохочущие звуки, издаваемые сминаемым и
рвущимся под ударами камней металла. Навстречу самоходке в изобилии
летела всякая мерзость: палки, камни, кости, даже небольшие куски железа.
Один железный лист приземлился в точности на самое большое отверстие в
лобовой броне, и в рубке стало на время не так шумно; но вскоре, во время
затишья между порывами ветра, лист лишился своей невидимой опоры и
соскользнул вниз, под неблагодарно кромсающие его гусеницы. Мне камни не
очень досаждали, а вот Маркову и Телешову приходилось от них туго,
особенно когда свалился вниз спасительный лист. Они с грехом попоплам
закрыли снарядый ящик, и подорваться на собственных боеприпасах, которые
могли до этогоо сдетонировать от любого меткого попадания камня, нам,
вроде бы, теперь не грозило. Но после этого укрыться им самим попросту
стало негде, поскольку единственным уютным уголком в рубке после атаки
прожорливых шивысэ оставался мой, а мне сейчас мешать не следовало по
вполне понятным причинам.

Сначала они крепились, снося молча тумаки и уколы судьбы, воплотившейся в
ураган, мчащийся на нас сквозь туман. Но когда берцовая человеческая
кость с маху стукнула Телешова в скулу, он рассказал кое-что пикантное о
родне человека, которому та когда-то принадлежала. Вскоре настал черЈд
делиться пожеланиями и предостережениями летающим объектам капитану,
которого полуоглушил крупный камень,- и если бы камень предварительно
не зацепился о край люка, то командование экспедицией скорее всего
перешло бы к Ольге. В конце концов они легли плашмя на пол головой в мою
сторону, точнее говоря попытались это сделать, ибо вытянуться во всю
длину в рубке получилось бы только у Дени Де Вито, если верить
американскому кино. В общем, они замерли в двусмысленной позе ,,бегуна на
старте, ставшего на оба колена"" и так принимали все остальные выпавшие
на их долю сюрпризы.

Я же их тоже не баловал, пытаясь добиться от самоходки того же, что может
не всякий прыгающий танк. Неколько раз машина чуть не проваливалась в
зияющие воздушные омуты, целыми продольными блоками кроша плохо вынесший
испытание временем бетон, но, каким-то чудом балансируя на визгливо
скрипящей облепленной остатками бетона паутине стального каркаса, сквозь
которую со свистом рвался вверх обезумевший воздух и даже чересчур хорошо
было видно ржаво-пыльный ужас кладбища машин внизу, и, страшно
качнувшись напоследок вперЈд-взад, этим кивком словно соглашаясь ещЈ
немного продлить безумные проделки своего водителя, медленно двигалась
дальше. При таких акробатических номерах машину сильно встряхивало, и я
слышал, как обходчик с капитаном в унисон затравленно и злобно хрипели,
сдерживая рвущуюся у них из сердец затаЈнную любовь к водителю. Но мне
было не очень-то до них. Теперешняя переделка была даже пострашнее
приключения с шивысэ, думал я,- там опасность хоть видно было, а тут
пока вроде едешь нормально, а потом как провалишься ни с того ни с сего
вниз с семи метров - и поминай, как звали! Последнее меня никак не
устраивало, я хотел добраться живым до конца этого идиотского похода,-
это была моя программа-минимум; впрочем, какими только вздорными идеями
не бывают порой напичканы головы людей!

А ураган всЈ набирал мощь, его чЈрные крылья постепенно увеличивали
амплитуду своих колебаний и всЈ сильнее били по ползущей среди обломков
камней, как улитка; чем дальше,тем больше росли препятствия на пути, и
наконец встретилось на первый взгляд непреодолимое. Ворох металлических
балок выдавался застывшим взрывом в сторону проезжей части из
вывороченной фермы железнодорожной части моста, а по полотну дороги были
словно спички рассыпаны вырванные из креплений рельсы и шпалы, образуя
вкупе с обычным бетонным крошевом щетинящиеся ,,ежи"" естественного
происхождения. Разогнавшийся на высоте ветер свирепо атаковал это
крошево, вороша его неплотно пригнанные компоненты и взвихряя пыль и
грязь, покрывавшие груду плотным слоем, но по существу не мог ничего с
ней поделать. Подьехав к груде поближе, я остановился. Чуть нависая над
нами, та несколько смягчала неистовство ветра, но яростный вибрирующий
грохот внизу достиг, какзалось, своего апогея, бесцеремонно проникая во
все уголки машины и терзая слух и, казалось, даже само осязание. УдивлЈые
остановкой два пассажира передней рубки удивлЈнно подняли на меня головы.

 - Дальше... ехать нельзя,- проревел я в лучших традициях Маркова,
сплЈвывая заметаемую в машину пыль и набивающуюся повсюду пыль, от
которой у капитана и Егора волосы были и так уже покрыты густым
грязно-бурым налЈтом.- Мост завален! Надо разбирать завал или
повернуть, а потом пальнуть по всей этой ерундистике. О чЈрт!-
Последнее испуганное восклицание вырвалось у меня оттого, что самоходка
вдруг дрогнула и накренилась чуть назад; раздался громкий треск
ломающегося камня и машина вновь качнулась назад с противным скрипучим
шорохом, слышным даже сквозь шумное буйство урагана.- Да тут мост
совсем распадается на части, долго стоять нельзя!

 - Так поезжай!- прохрипел мне несчастный, синелицый от побоев,
рикошетами камней капитан, очевидно, не расслышавший начало моей тирады.

 - Нельзя дальше ехать, нельзя. Завал на пути,- терпеливо повторил
я, в то же самое время расширенными от ужаса глазами созерцая в отверстие
в левом боку машины панораму, открывающуюся по левую руку. Я подогнал
машину слишком близко к правому краю моста, не заметив, что неколько его,
с виду целых, бетонных блоков в этом месте были треснуты. И вот теперь
они рассыпались окончательно, а переплетЈнные прутья основы стремительно
гнулись под тяжестью стальной громадины, выгибались, как сетка на
пружинном матраце, и машина кренилась влево, кормой уже с хрустом ломая
жЈлто-белые каменные точЈные балясины перил... Заледенев, парализованный
ужасом, я смотрел, как медленно ниспровергаются вниз их изувеченные
обломки, чувствуя, как по лицу, спине и животу струится широкими
струйками холодный пот. Сейчас скувыркнЈмся, подумал я, и, точно в
подтверждение моих мыслей, люк, последние полчаса только и ждавший, как
бы улизнуть со своего боевого поста, решил, что сейчас самое время и,
чуть скрипнув по обшивке и выстучав по ней сверху вниз морзянкой что-то
вроде короткого, но скверного ругательства, выражающего всЈ, что он
думает о нас и об этой треклятой экспедиции, исчез навсегда. Самоходку
сильно занесло вправо и еЈ корма повисла теперь над краем семиметрового
обрыва, поддерживаемая теперь только непрочным, натужно вибрирующим
металлическим сплетением остова приказавшего долго жить бетонного блока
мостового покрытия, который, по счастью, всЈ ещЈ сохранял связь с
остальными звеньями моста. Ветер же словно обрадовался тому, что машина
развернулсь к нему своим широким боком, и он задул в него с утроенной
силой. С закраины люка мне на голову свалился некрупный, но увесистый
камень и я вскочил, словно очнувшись: да бежать же, бежать, пока ещЈ не
поздно! Телешов и Марков ничего не сообразили до сих пор, так я ведь не
такой идиот, как они. В люк и...

 - Ахх-хх,- судорожно захрипел я, высунув наружу одну лишь голову:
ветер с готовностью молотом ударил мне в лицо, оттолкнул к задней кромке
люка, сунул в рот и ноздри тучу мелкой удушливой пыли и напоследок
стегнул по кадыку небольшим, но острым камнем. Чуть не лишившись
сознания, я корчась сполз обратно по лестнице, с трудом переводя дух и
утирая слЈзы, выступившие на глазах от пронизавшей тело от шеи к спине
боли. Хорошо, подумал я, обретя вновь способность соображать, весьма
неплохо! Так тебе и надо, трусливая тварь, раз не соображаешь, где
находишься. Вылезать нельзя ни в коем случае. Заводить машину ещЈ
опаснее, гусеницы вмиг порвут и без того еле выдерживающую тяжЈлую глыбу
самоходки металлическую пряжу. В западне, подумал вдруг я, затравленно
глядя на поднимающихся с пола Маркова и Телешова, мы тут в западне. А тут
ешЈ эта усталость, эта чудовищная усталость сегодняшнего
кроваво-кошмарного дня, свинцом давящая на плечи и грузилами повисшая на
верхних веках. ,,Экипаж главной самоходки погиб при падении моста,
получив множественные переломы, черепно-мозговые и спинно-мозговые
травмы"", вдруг авансом услужливо мелькнул в мозгу заголовок
радионовостей Управления. Тоскливо осмотревшись в поисках какого-нибудь
чудесного спасения, я увидел, что в отверстие по левому борту со всей
неумолимой определЈнностью вырисовывается сулящий скорую встречу
БудЈнновский проспект, а нос самоходки ме-едленно плывЈт вверх, отчего
завал впереди слева кажется всЈ более и более незначительным, постепенно
уступая место вечнобурлящему нечто тумана, пронизанному рыщущими в
поисках добычи роями костей, камней и палок...

БТР Волкова шЈл вторым. Он таже прилично пострадал от шивысэ в предыдущем
бою и когда начался ураган внутри тоже стало крайне неуютно. Волков
внутри совсем раскис от выпитого байстрюка и вести машину был явно
неспособен. Гаврилов же понимал в вождении не больше, чем в квантовой
физике. К счастью (а точнее к несчастью), Диклов тоже умел водить с
грехом пополам, ибо когда-то пробовал стать развозчиком корма в ПосЈлке,
но безуспешно (койры задрали покровителя со связями в Управлении). А раз
умел, то и повЈл, не слишком деликатно усаженный в кресло водителя
Гавриловым и ориентируясь на полускрытую туманом головную машину. Однако
Александр не засиделся долго на руководящем посту,- да он и не мог бы,
наверное, справиться с управлением на мосту, который ждал их впереди. От
такого тяжкого испытания салагу избавил влетевший внутрь камень, стукнув
его по животу. Раскинув руки-ноги в стороны, Диклов с благодарным и чуть
ли не радостным вздохом погрузился в бессознательное состояние, дающее
ему возможность отрешиться от тревог и ужасов этого беспокойного мира.

 - Чмо,- ругнул бесчувственного парня Волков, всЈ это время мутно
глазея на судорожные дЈрганья салаги и купаясь в знании своего над ним
превосходства.- Полминуты не мог повести, шланг долбаный! Я вот щас
только посплю немного и покажу вам, как водят настоящие асы.- И,
разметавшись по полу ходовой рубки, он и в самом деле закрыл глаза и
приготовился ко сну. Гаврилов с досадой спихнул салагу с кресла ударм
ноги и тот загремел чем-то в углу, а затем в некоем подобии
растерянности уставился на дремлющего Волкова: даже он понимал
неуместность его теперешней сонливости.

 - Слышь, Костяк, а ведь ехать надо. Чуешь, нет?- нерешительно
потолкал он разомлевшего счастливца кулаком. Затем, обхватив за голову,
схватил того руками за уши, прижал те к голове и что было сил потЈр. Ему
говорили, что то был один из самых верных способов мгновенно протрезветь
после самой буйной ночной оргии.

,,Костяк"" же отреагировал на столь неделикатное обращение с собой
друга-,,козла"" спокойно и в то же самое время неадекватно. Приподняв
тяжЈлые от выпитого самогона веки, он неопределЈнно посмотрел над
согнувшегося над ним человека и внушительно-медленно сказал ему, словно
внутренне чуя, что говорит на века и за ним пишут:

 - Ты это брось! Я потерял облик человеческий, а ты тут с
диспутами!- после чего он окончательно погрузился в дремоту.

Вот уж когда Гаврилов, который и знать толком не знал ни про какие там
диспуты и с чем их едят, зато прекрасно понимал, что такое
военно-туманый суд и какой приговор он любит выносить, немножко
запаниковал и забметался по рубке. Когда его взгляд вдруг случайно упал
на мешком лежащего в углу Диклова, его вдруг осенило и он, бессознательно
приговаривая себе под нос: ,,Камнем его стукнуло, товарищ капитан, вот и
все дела! А я-то водить не умею, не для того брали! МоЈ дело маленькое,
из пулемЈта там, из автомата, да и ножом могу, если потребуется, ножом я
хорошо могу..."", поволок обвисающее у него на руках тело спящего
приятеля к креслу. Там он усадил его в расслабленную позу и посмотрел на
своЈ творение со стороны. ,,Не поверят,"" - подумал он после минутного
размышления.-,,А если так..."" - Он положил руку
безмятежно-покорного, насупившегося во сне механика на рычаг газа.-
,,Ага, так уже лучше! ЕщЈ вот так..."" - Он попытался зафиксировать
руку пьяного на рычаге,- та всЈ время норовила соскользнуть, а другую
положить на грудь: влетел, мол камушек, бац по груди, тот:,,А, сердце!""
и копыта откинул... на время, конечно. Во, здорово. ЕщЈ б он зубы
оскалил, как этот тупак амару, Диклов, а то как-то по-детски
получается, особенно для внимательного взгляда.

Кррак! В рубке раздался громкий сухой треск, ибо в неЈ влетел очередной
,,тревожный"" камень и врезался в челюсть механику распластанному на
кресле в точности перед прокушенной шивысэ дырки, внося тем самым
последний штрих в претворение в жизнь хитроумных замыслов ,,бича""
Гаврилова. Однако эффект был прямо противоположный экстраполированному.
Лишившись вследствие удара двух-трЈх нижних зубов, которые белыми
стреляными гильзами ловко выскочили изо рта и упокоились на полу,
спецназовец широко раскрыл стремительно трезвеющие глаза, во вращающейся
тЈмной глубине которых зажглись далЈкие костры диких предков, раздался их
охотничий клич и зазвучали тамтамы.

 - Б...! К... е..., ах ты м... шемя, х... тебе в шопу, два в уме!-
чуть шепеляво произнЈс он наконец, хватаясь обеими руками за
окровавленный подбородок.- Как же, б..., шука, понимахь эту х...?-
И он завертел головой в поисках пока ещЈ (по упущению) живого врага,
осмелившего на такое святотатство.

На своЈ счастье Гаврилов стоял за его спиной и довольно далеко и никак не
мог рассматриваться его потециальным обидчиком. Но на всякий случай он
решил не пускаться в объяснения, могущие ещЈ более разъярить собеседника
и сделал вид, что усиленно перематывает пулемЈтную ленту, которая в
таковой процедуре абсолютно не нуждалась. Взгляд Константина перескочил с
очевидно безвинного дружка на смирно лежащего слева от него Диклова
(лежащего, кстати, уж больно тихо,- может, и мЈртвого!), тоже не
годящегося в зубодробители, да и в любом случае не почувствовавшем бы
боли от тычка в целях снятия стресса. Пришлось сорвать зло на машине и
та, взревев, прыгнула вперЈд, как вспугнутая пантера из засады.

 - Н-да, ветерок-то свеж!- наконец осторожно заметил Гаврилов,
когда БТР выехал на мост, присаживаясь к пулемЈту и заправляя в него
обойму.- Осторожней, а то камни всякие, Костяк!

Костяк свирепо промолчал, сглатывая кровь и зондируя рану во рту на
предмет оставшихся в ней зубов. Проделав это, он установил, что лишился
двух зубов целиком и разом, а ещЈ один шатается и сильно болит. Такая
оптеря его сильно огорчила, и он стал вдруг очень осторожен, шарахался от
прорезей в лобовой броне, по делу и ошибочно, вдруг ,,почуяв"", что
приближается грозный каменный посланец. Ему было невдомЈк, по каким
опасным участкам моста он проезжал, ибо вел машину в полном убеждении,
что мост целый и хотел почему-то лишь догнать исчезнувшую куда-то из поля
зрения головную самоходку. Вернувшись после одного из таких колебаний к
окну обзора, он вдруг увидел еЈ, со странно задранным верхом,
балансирующую левее, у самого края моста. И тут же заметил рядом с ней
спрессованную землЈй и принеснными ветрами сучьями преграду из железных
рельсов, камней и бетонных плит.

Зрелище попавшей в неприятности самоходки согревало ему душу, он даже,
сладко сопя, немного понаблюдал за ней, после того как заглушил мотор.
Гаврилов принял этот избыток внимания за всплеск неожиданного сострадания
к чужой беде.

 - Влипли по самые яйца и яичники!- заметил он нарочито
неопределЈнным тоном, который при желании можно было расценить и как
насмешливый и как грубовато-сочувствующий.- Сами не выползут,
пожалуй!

 - А зашем им выполшать? Конеш досхославному укропу, укропке и их
ховаришшам. Вот эхо я нашываю гибелью ошиного гнешда в ошишшаюшшем
пламени кошхра,- резюмировал Волков после длительного молчания,
повисшего после этой робко прощупывающей реплики Гаврилова,
предварительно подумав, что, пожалуй, самоходка прекувыркнЈтся через край
во всяком случае не раньше, чем будут произнесены эти слова и он ещЈ
успет насладиться сим незабываемым зрелищем.- Нам куда было прикашано
ехахь, на Шельмаш. А прикаши надо выполняхь!- И он с шипом захохотал,
а затем вдруг посерьезнезнел и произнЈс: - А ну-ка неши шюда гранахы.

Гаврилов вытащил из-за снарядного ящика подсумок, туго набитый пузатыми
гранЈными лимонками.

 - Дейшхвуй,- скомандовал Гаврилов, приседая и съЈживаясь на кресле
как можно ниже, но, увидев направление замаха приятеля, схватил его за
руку и граната полетела вправо, перпендикулярно намеченному.- Хы куда
эхо мехаешь?!- ОшеломлЈнно спросил он.

 - Как куда?-Дмитрий удивился ещЈ больше.- Помочь им, чтобы не
мучились, разве ты не то сказал?

 - Да в завал мешай, што, не понимаешь?- вытаращился на него
Константин.- Шереш него ведь не проедем!- Под мостом плеснул
запоздалый взрыв плюхнувшейся в песок и скатившейся вниз гранаты.-
Шмохри, не машь больше!

 - Так бы и сказал сразу, а то баки мне забивал какой-то х..., я и не
врубился спервоначалу!- решил, что пришла его очередь озлиться,
Гаврилов, шаря в подсумке в поисках новой гранаты...

Егоровский БТР управлялся опытным механиком, который некогда возил самого
Лукьяненко, предшественника Чхеидзе, и для него пока в экспедиции не
прошло ничего экстраординарного,- он даже радовался, что пока всЈ идЈт
намного лечге, чем он ожидал, и что можно пока вести машину вполглаза,
копить силы для наиболее трудной части экспедиции.

Трудно было сказать, сколько Егорову лет - я бы одинаково не удивился,
узнав, что ему или двадцать пять или уже за сорок. Егоров родился задолго
до появления Тумана в небогатой многодетной семье и с детства был приучен
к тяжелому физическому труду и к самостоятельности. Отличался крайней
неразговорчивостью в сферах, которые не имели никакого отношения к
порученному ему делу; в Казармах поговаривали даже, что он и не
здоровался-то ни с кем, считая приветствие пустым сотрясением воздуха.
Если бы он любил потолковать с кем-либо на философские темы, то должно
быть сказал по этому поводу примерно следующее: ,,Здороваться? Какой в
этом прок? Пустое сотрясение воздуха, да и только. Ведь от того, что я с
ним поздороваюсь или не поздороваюсь, ни здоровья у собеседника не
прибавится, ни полней он будет чувствовать, что ему рады,- если он не
полный кретин, конечно, тогда - да. Но с кретинами-то уж точно незачем
здороваться."" Вот такая непробиваемая аргументация. У него много ещЈ
было причуд такого же сорта - довольно скучно все их припоминать, но
его терпели, поскольку он был безукоризнен и даже талантлив в выполнении
своей работы. Я думаю, что совим ценителям он напоминал автомат,
искусственный механизм, робота, наконец, который, как известно, во всЈм в
отдельности лучше и квалифицированнее, а потому и дороже ценится, чем
обычный человек, у которого вечно какие-то проблемы, куча детей и за ним
нужен глаз да глаз, чтобы не подсидел тебя же, не урвал твое тЈпленькое
местечко,- из той некогда многочисленной когорты тамагочи и не только,
по которым так затосковали люди сразу после появления Тумана. Да он и на
самом деле был таким, многие завидовали ему, восхищались, а некоторые
недозрелые мальчишки и девчонки - так те просто-таки напрямую
подражали, причЈм доходя в этом подражании до смешного. Например, у
Егоров был чЈрный пояс по каратэ, а в своЈм квартале (он по прежнему из
принципа жил в трущобах Призоорпачья, хотя легко мог переселиться в домик
похлеще Качуринского) он носил прозвище Кровавый Кулак (или сокращЈнно
Крокул); прозвище в самом деле было оправдано, поскольку такая уж у него
была особая манера: измолотив по недомыслию или незнанию напавшего на
него противника, он всегда убивал ударом кулака в голову, пробивая лобную
кость, так что таких вот покойников с проломом в середине головы даже
казармисты-трупосборщики вскоре стали называть не иначе как
,,крокуликами"". Ну так вот, многие мальчишки, а особенно девчонки этого
квартала просто помешались на Крокуле, выкалывали его имя поперЈк груди,
татуировали красной краской правый кулак, осветляли волосы... Ну,
конечно, он не был так популярен, как клан Убийц, в частности
Климетнова-Убийца, но был известен доброй четверти подростков посЈлка и
всем уважающим себя спецназовцам-казармистам.

Некоторые думали, что в экспедицию такого уникального субъекта заслали за
слишком уж тесные связи с высоко поднявшимся и выскоко же упавшим
Лукьяненко, но те поселяне, которые знали его поближе, прекрасно были
осведомлены, что Климент Егоров поехал в экспедицию в Туман абсолютно по
своей воле для повышения квалификации вождения автотранспорта, потому что
безработным он был пять минут - после возвращения Лукьяненко к своим
праотцам его бывшего шофЈра уже приглашали водителем и к Чхеидзе, и к
Гриценко, и к самому Сапогову.

Да и напарник у Егорова попался просто замечательный, ему под стать,-
Борис Дудкин. Этого уж точно знал все жители ПосЈлка с нормальным слухом,
поскольку о нем на Новый Год трубили по обе стороны Темернички, а
кое-кто из особо умных ещЈ и на праздник Лучшего Спецназовца ходил, к
Управлению. Началось все конечно, зрелищно - с чтения приговора и
публичного расстрела приговорЈнных к казни узников Тюрьмы (их всегда
стреляют только под новый год, так уж повелось при Сапогове), для такого
торжественного случая напоенных, накормленных до отвала, натешившихся
девочками, выбритых где надо и тщательно выкупанных. Всегда было так, что
спрашивали добровольцев - кто желает пострелять в нелюдей. Ну, отчего
же не пострелять в нелюдей, охотники всегда находились. Потом тела
убирали и начинались соревнования Лучшего Спецназовца. Тоже любопытная
традиция, раньше такого и не было, кажется, хотя, впрочем, не уверен, да
и вообще - некогда пересказывать, речь-то о Дудкине. Так вот, этот
самый Дудкин в начале этого года победил всех остальных конкурентов став
Лучшим Спецназовцем, получив десять тысяч жетонов премии и место в охране
Управления. Если про кого и ходила уйма всевозможных слухов по поводу
причины зачисления в состав экспедиции, так это про него. Вам моет
показаться, что лучший способ развеять все эти слухи - спросить у негшо
самого, да, скажу я вам, не таковский это человек, Дудкин, чтобы болтать
языком о чЈм не положено. Он, конечно не то, что каменно-непроницаемый
Крокул, а напротив, не прочь пошутить и побалагурить, так что вы ещЈ и
посмеЈтесь с ним по этому поводу и только уже отходя после приятно
завершЈнного разговора, вы снова зададите себе тот же самый вопрос,
который в начале хотели адресовать ему.

Сейчас Лучший Спецназовец ПосЈлка Пятого Года от Пришествия Тумана (таков
был его полный титул) занимался всЈ тем же делом, что и два с лишним часа
тому назад, когда поход только начался. Он обозревал местность вокруг
машины в единственный работающий в экспедиции перископ (стекло которого
было снабжено густой и прочной защитной сеточкой), выискивая поживу для
своего пулемЈта. Егоров же в данный момент сидел, по существу, сложа руки
и спокойно смотрел сквозь стекло окна обзора на то, как по какой-то,
очевидно немаловажной, причине уже пять минут простаивает впереди него
БТР Волкова. В машине было тепло, светло от искусственных лампочек и
снопа света, бьющего из окна обзора, и не то чтобы тихо, а как--то
спокойно, ибо во время боя с шивысэ машина нигде не была прожжена
насквозь,- и если бы не еЈ чуть заметное покачивание рубки от наиболее
сильных порывов ветра, то бушующего вовне урагана можно было бы вообще не
заметить, если не знать о нЈм заранее.

Наконец БТР Волкова ,,проснулся"" и резким рывком тронулся дальше. Тут же
за ним плавно воспоследовал БТР Егорова, ведомый его уверенными
мускулистыми руками. Ни один мускул не дрогнул на лице спецназовца, ни
одна реплика не разорвала влажное молчание замкнутого разогретого
помещения. Третий в рубке, наводчик КрахмалЈв лежал у пулемЈта, рассеянно
поправляя предусмотрительно заправленную в тот ленту, которая время от
времени настойчиво сползала с зарядного ящика на пол, и одновременно
мечтательно смотрел в окошко пулемЈтчика на нестрашный отсюда коловорот
Тумана и взвихрЈнных в нем пыли, булыжников и других иногодных предметов,
думал о катаклизме пушкинскими стихами: ,,Буря сглою небо кроет, Вихри
снежные крутя. То как зверь она завоет, То заплачет как дитя...""

Банг!.. Банг! Банг! Через неравномерные промежутки времени лопнули
впереди один за другим три разрыва гранат и Виктор встревоженно
приподнялся на колени, чтобы получше вглядеться в окошко,- что это там
такое вытворяют на несколько мгновений словно слизнутые Туманом две
головные машины? Опять взрывы - банг! банг! банг! банг! Мост глухо
дребезжал, протестуя против нового садистского истязания всем своим
истерзанным и местами освежЈванным до рЈбер телом. А вдруг это
нападение?! Сама мысль об этом одновременно и холодила с пят о кожи на
затылке и подогревала изнутри. Но тут впереди слева замаячил высокий,
одновременно и устремлЈнный в небо и приземистый силуэт... куюфа?? Нет, с
мгновенным облегчением перевЈл дух круглолицый спецназовец, бог миловал.
Это же... самоходка, раскачивающаяся на краю моста. Что там такое
случилось,- может, птицы-бритвы напали? Он оглянулся на Дудкина -
заметил ли тот -, но ничего у того не спросил, ибо уже начал постепенно
перенимать крокуловскую манеру общения двух своих молчаливых собратьев по
ремеслу и соседей по рубке. Дудкин всЈ заметил, ибо почти немедленно
произнЈс вслух, адресуясь к Егорову:

 - Марков на левом краю еле держится. Вытянем?

 - Вытянем,- чуть помедлив, тряхнул тот русой головой.- А где
волковская машина, видишь?

 - Нет, больше ничего не видно. Гранатами кто-то работал посередине
моста. Похоже, завал расчищали. Пыли столько подняли, ни зги не
различишь.

 - Ладно, трос бери, да быстрей,- там в мешке за сиденьем,-
прервал его Климент, заглушая мотор на минимально безопасном расстоянии и
чуть вперЈд от самоходки, почти в самом клубящемся пыльном озере
размЈтанного завала.- Закинешь им конец и сразу назад, поднатужься и
люк как раз правильно станет. За него не высовывайся, ветер сильный...

Дудкин немного помялся, недовольно кривя тонкогубый рот... Обязательно
ему это было делать, беззвучно-раскаивающеся спросил он спине Егорова.
Спина в ответ так же бессловно усмехнулась: ты увидел, тебе и помогать.
Назвался груздем, лезай в кузов, Лучший Спецназовец.

Вздохнув и прокляв себя за чрезмерную наблюдательность и словесное
недержание,- катализатором последней не в последнюю очередь стал
взгляд этого чудака КрахмалЈва - Дудкин быстро распаковал свЈрнутый
трос, распустил его бухтой, заготовил петлю и привязал нижний конец к
толстому стальному кольцу, приваренному к полу под нижней перекладиной
лестницы, а затем, уже решившись, безо всяких посторонних думок полез с
петлЈй по лестнице и с силой отжал вверх до упора люк, на котором
невидимым бременем лежал тщательный, тяжЈлый и непреходящий нажим
урагана. Тотчас ветер незванным гостем весело ворвался в чуть затхлую
атмоссферу рубки, неся с собой мелкие камешки, первую прохладу и капельки
ещЈ не вошедшего в полную силу дождя, в застопоренный люк нечасто, но с
отчаянной силой забарабанили камешки. Дудкина первым порывом потянуло
вниз, в рубку, подальше от удушливого вихря, вытанцовывающего по крыше
БТР-а, да и в душе звучало: ,,Назад, вернись назад, обалдуй!"" Но он
ведь был Лучший, а лучшие никогда не отступают пусть даже и от косвенно
данных обещаний!.. И он с усилием, до ноющей боли в мускулах цепляющихся
за верхнюю перекладину рук, рванулся вверх - высматривать в этом мире
неверных промельков нуждающуюся в помощи самоходку....

... Я, напялив на себя наряд из воняющего маслом хлопчатобумажного мешка
с пррорезями для рук и глаз, устало сидел на своЈм месте, нехотя
прикидывая, сколько ещЈ вот так подержимся, ибо минимум три громких
щелчка - звука лопающихся металлических прутьев каркаса моста - уже
раздалось под давящим на них днищем вздыбившейся, но каким-то чудом всЈ
ещЈ сохранявшей равновесие машины. Ураган свистел и ярился вокруг уже не
так яростно, словно уступив мосту право на наше умерщвление. Тот,
впрочем, не спешил расстаться с нами - видимо ему хотелось сперва как
следует помучать жертвы. До этого я перепробовал уже все возможные
способы спасения, даже подполз к лобовым отверстиям, чуть высунулся и
попробовал зацепиться крюком от вещмешка, к которому был прикреплЈн трос
к одной из рельс завала,- но когда я посильней потянул за трос,
пробуя, хорошо ли он натянут, рельс неожиданно легко выворотился из столь
плотной на вид кучи мусора и поволокся к машине под моим
беспомощно-испуганным взглядом.

Марков и Телешов смотрели на меня во все глаза, мало что понимая в
происходящем кроме того, что случилось что-то очень скверное и,
очевидно, ожидая, что я сейчас вырабатываю высокоинтеллектуальный план по
избежанию нешуточных последствий, которые нам сулило это ,,нечто"". Я же
между тем размышлял о весьма сторонних и притом довольно странных со
здравой точки зрения вещах,- о том, в каком положении сейчас находится
раненая Баева в заднем отсеке, каково ей, не открыла ли она из
любопытства двери и если да, что из этого воспоследовало; о том, как при
будущем падении самоходки так ловко уцепиться за те же трубы на потолке,
чтобы в результате совершенно не пострадать; о том, что самоходка,
возможно, не падает как раз из-за урагана, мощные потоки ветра которого
поддувая снизу, удерживают еЈ корму как бы на воздушной подушке; наконец,
почему-то о том, что бы сказал об этом урагане покойный Згурский, не
показался ли бы он ему смехотворным по сравнению с тем, во время которого
он погиб. А что если пристегнуть ремни, внезапно мелькнула у меня совсем
уж дикая мысль, и я на полном серьЈзе оглядел растрЈпанные лохмотья
кресла...

Мои размышления были прерваны громким, гулко лопнувшим под мостом
грохотом разорвавшейся гранаты. Я подпрыгнул в кресле от неожиданности и
отшатнулся влево, в самый безопасный угол рубки. Марков и Телешов вновь
покорно распластались на полу, словно подданные на приЈме у китайского
императора. Следом гахнуло сразу два новых разрыва, куда ближе, сразу
запахло гарью и порохом и в рубку с противным визгом залетело несколько
осколков, поцеловавшись с потолком и вяло заметавшись по помещению. Затем
рубку запорошило пылью вперемежку с какими-то чЈрными хлопьями, и мы
закашляли и зачихали, в то же время оглушаемые новыми взрывами. Наконец
рявканье гранат прекратилось,- знаменуя это, сзади с треском
шмякнулась на пол перебитая трубка визуального обзора, а вослед сквозь
надсадный вой ветра послышалось размеренное урчание БТР-а. Вместе с этим
звуком в моей душе вспыхнула робкая надежда на спасение, и я,
переметнувшись поближе к орудию, с храбростью отчаяния высунулся из самой
большой лобовой пробоины и завопил что-то вслед быстро исчезающей слева
на мосту в тумане неопознанной машине экспедиции. Я тут же понял, что они
точно меня не услышали,- я и сам-то себя почти не услышал, такой
снаружи гремел хаос звуков. Но заметить-то самохдку под самым своим
носом могли, это ведь не иголка! Ну хоть бы буксир бросили, подонки!
Немного оправившись от уевшей за самое сердце горькой обиды, я увидел,
что завал впереди почти исчез и решил, что раз так, то ничего ещЈ не
потеряно, что за первой машиной пойдЈт вторая,- и тогда шанс ещЈ есть.

В самом деле, скоро туман раздвинул нос второго БТР-а, а затем он
появился целиком холодно поблЈскивая влажными от начинающего прыскать
дождя боками. В лобовую часть его время от времени врезались, трескаясь,
камни, оставляя сухие следы ударов, которые постепенно напитывались
влагой, тяжелели и скользили вниз. Я храня затравленное спокойствие,
судорожно поводя тоскливо ноющей грудью, смотрел, как БТР проходит мимо,
чувствуя, что он увозит с собой не только своих членов экипажа, но и мою
жизнь. Но тут машина вдруг остановилась,- или мне это только
показалось, что она остановилась, или это меня ввела в заблуждение туча
чЈрной пыли, яростно вихрящаяся на месте бывшего завала. Я поморгал и на
всякий случай продрал узкие смотровые щели в напяленном на голову и
туловище мешке. Остановилась, нкиакого сомнения! Пронизанный внезапно
закружившей в сумятице и куда-то унЈсшей все мои прежние мысли радостью,
я, раскрыв рот, смотрел, как синхронно приоткрывается люк машины и в нЈм
показывается человеческая голова. Я замахал руками и зажестикулировал,
чувствуя какой-то ком в горле и не в силах выдавить ни звука. Тут туман
мне навстречу прочертила какая-то длинная нечЈткая линия, метящая было к
задранному передку, но стремительно сносимая ветром назад и я отчаянно
потянулся к ней и вовремя сграбастал за конец, тут же чуть не выпустив
его из-за ослепительной боли, которой рванул схватившую руку
просвистевший в воздухе булыжник. Сочетая на лице кислую гримасу от
закипающей в жилах боли со счастливо поднятыми бровями, я мигом подтянул
к себе схваченную мной петлю и накинул еЈ на буксирное кольцо. Это ловкое
движение совпало с четвЈртым громким щелчком усталого металла и сильным
толчком дЈрнувшейся саоходки, отшвырнувшим меня назад, на инстинктивно
завопивших Егоров. Мешок сбился мне на глаза, и дальше я мог только
слушать, суматошно барахтаясь на спинах ошалевших от испуга людей, что
происходит вокруг.

Где-то под днищем с хрустом и дроботом сыпались камни,- видимо,
машина скользила вниз. Задрав кверху ноги, как игрушечный медведь, я тоже
заскользил,- к своему креслу, обдирая заднее место об автоматы,
закинутые за спину натужно изнемогающих подо мной от попутчиков. Таконец,
я упЈрся в него спиной и тут же новым резким рывком движение машины
застопорилось. Я безуспешно вертел и мял скособочившийся мешок, пытаясь
вновь обрести обзор. Тем временем машина медленно кренилась теперь уже
вперЈд под басовитое пение натянутого, как гитарная струна, троса. И
замерла, сомневаясь,- куда, вперЈд или назад. Взвыв от ярости, я
содрал-таки с себя чЈртов мешок и ударил кулаком по рычагу газа. Мотор
рявкнул, машина рванулась вперЈд и наконец выехала с треклятого края чуть
не ставшего для нас роковым моста. Развернув ещЈ дрожавшую мелкой дрожью
после последнего испытания машину вслед спасшему нас БТР-у, я отвязал
трос и тот исчез в тумане так же быстро и бесшумно, как и появился. С
искажЈнным сложным чувством лицом я повернулся к внимательно моргающими
на меня с пола капитану и обходчику.

 - Даю уроки езды на танке!- услышал я собственный, чуть срывающийся
голос и тут ноги, подавшись неощутимому и невидимому толчку, сами усадили
меня в кресло.

Однако вопреки только что произнесЈнному бахвальству, я несколько
последующих минут мог только отрешЈнно взирать на рукояти, кнопочки и
циферблаты панели управления и делать хватательные движения руками в
воздухе. Наконец Марков догадался подтолкнуть меня в спину и я, подавшись
чуть вперед, уцепился-таки за только что чудовищно далЈкие рычажки и
машина ожила, сдвинулась с места, залязгала гусеницами и направилась в
подорванный проход, словно с ней ничего и не случилось до этого, словно
она вместе с нами и не была в миге от гибели за несколько секунд до
этого.

Ураган же постепенно выдыхался, слабел и просачивался вниз мелким, но
неуклонно крупнящимся дождЈм, нЈсшим прохладу разгоряченным машинам и
людям, смывая пот, страх и ужас последних минут, успокаивая всЈ ещЈ
нервически пляшущую в тумане пыль и смачивая пышущую зноем, истерзанную и
осквернЈнную, жаждущую живительной влаги землю...

Глава 6
Смертоход.

,,И теперь вот, из-за крика,
Ни один не услыхал, -
Этот самый горемыка
Что-то бр\"атьям приказал...
Кровь уже лилась ручьями...
Так о чЈм же речь-то?""
 В.Высоцкий.

 Все пребывали в невесть откуда взявшемся хорошем настроении,
машины шли легко, хоть и несколько перестроившись, дорога улучшилась и у
меня даже появились свободные секунды, в которые я с интересом глазел по
сторонам, стараясь запомнить как можно больше, чтобы потом записать, ибо
сведения жителей ПосЈлка о послетуманном состоянии в этих местах
отличались крайней скудостью.

К сожалению, Туман не позволял широко обозревать местность, но дома по
левой обочине были видны очень отчЈтливо. Постепенно там стали появляться
не только многоэтажные, как раньше, но и частные полуразрушенные дома в
окружении чуть тронутых специфической мелколиственной зеленью деревьев.
Все они были обнесенны убогими покосившимися заборами с наглухо запертыми
ржавыми калитками, в которых уже бог знает сколько времени не
поворачивался ключ, и частью выглядели вполне сносно, - можно (но в то
же самое время и отчего-то очень неприятно) было даже себе представить,
что в них живут люди, - но многие были почти полностью развалившимися,
с то ли расхищенными то ли разбившимися стЈклами, с размЈтанными
неведомой силой насквозь прохудившимися крышами и с в немом бессилии
обрушающимися книзу стенами. Казалось, ничего не нарушало торжественного
спокойствия этих руин, только ветер негромко посвистывал в развалинах,
нежно приглаживая молодую, только-только проклюнувшуюся меж развалин
траву. Воздух стремительно напитывался каким-то особым запахом, присущим
свежепролившемуся в Тумане дождю.

Когда мы добрались до пересечения улицы Нансена с Мебельным переулком,
ураган окончательно выродился в противный тяжелый дождь, брызжущий
крупными чертящими в воздухе кривые каплями, как бывает только в тумане.
В отверстие задуло свежим, напоЈнным влагой ветром и я с удовольствием
вдыхал окачивающие одна за другой грудь и голову воздушные струи.

Внезапно домики слева чуть попятились от дороги и дали место обгорелым
развалинам заправочной станции, - большое эллипсовидное ядовито-чЈрное
пятно протянулась обрывком пиратского флага у самой дороги. Удивительна
была именно ,,ядовитость"" цвета выгоревшей проплешины, которую придавал
недавний дождь, промачивая очевидно свежий толстый слой пепла.

 - Это ещЈ что за диковина, пепла сколько? - пробормотал, не
удержавшись, Качурин, недоумЈнно почЈсывая затылок. - Кто же тут такой
костЈр мог запалить, причЈм, судя по всему, на днях?

 - Да не похоже что-то на костЈр, - осунулся лицом Марков, скребя
бороду. - Это куюфы тут резвились или лЈяслы.

 - Куюфы, лЈяслы? - без малейшей почтительности передразнил
милиционера Егор. - А что они тут жгли, скажи мне на милость,
разлюбезный майор, если эта бензоколонка рванула чуть ли не до Тумана.
Вспомни Великую Чистку, когда тут хотели заправиться! Разве что стадо
куюфов передралось с стаей лЈяслов, но какое ж тогда то было стадо,
сообрази-ка!

 - Ну и кончай умничать, сам тогда говори, что произошло! -
разозлился Марков не столько из-за слов, сколько из-за панибратского
обращения обходчика, который, строго говоря, вообще не обязан был ему
подчиняться, как человек сугубо невоенный и которого потому нельзя было
призвать за это к ответу.

 - Слушай, а кто тут командир, чтобы думать? - продолжал язвить
Качурин. - С таким кэпом как ты, мы много не навоюем, первый же
захудалый брорш нас всех по очереди слопает... Я думаю так, это -
,,дикари"".

 - Кто?!

 - Дикари, кто-кто! - отрубил Егор, с силой ковыряя в носу и вдруг
пронзительно чихнул и кашлянул одновременно, выплюнув чЈрный от копоти
сгусток слизи. - Которые замяли предыдущую экспедицию. Вот это они их и
жарили, разумеешь? Нарубили деревьев, костры развели, шашлыки из них
делали их и кушали... Там укр... милиционеров много ехало, а они знаешь
какие жирнющие!

 - Да иди ты к чЈрту, охламон! - уразумел наконец подначку капитан и
нахохлившись, отвернулся от улыбающегося до ушей обходчика. - Не
понимаю, что вы так милицию хаете, что она вам сделала? Она же порядок
поддерживает, от чудовищ вас охраняет, раздачу пищи гарантирует. -
Помолчав немного, наконец с горечью произнес он.

 - А ты когда-нибудь ел ту самую пищу, кэп? - живо переспросил его
Телешов, сверкнув на голубыми лезвиями глаз. - Не думаю, чтобы ел и
вряд ли когда попробуешь, так я тебе расскажу по секрету. Оно, конечно,
вкусно очень, да вот потом с непривычки блевать сильно хочется. А ещЈ
знаете чего вы нам гарантируете... Я скажу тебе, если не знаешь! Ты видел
когда-нибудь банду крокуловцев-беспризорников лет десяти-двенадцати,
которые людей отлавливают и едят?.. Голод вы нам гарантируете да нищету,
бандитизм и беспризорщину, защитники б...ы!

Я слушал Телешова со всЈвозрастающим удивлением, ибо никогда ещЈ не
приходилось мне слышать от него столь смелых и обличающих речей. Но ещЈ
больше мня поразила реакция Маркова на столь дерзкую обращЈнную к нему
тираду, ибо командир экспедиции не отреагировал совсем не в своЈм стиле.
Он не закричал, не замахал руками, бестолково разевая свой огромный рот в
приступах пустословия. Он ещЈ больше сгорбился, точно слова,
произнесЈнные Егором, давили ему на шею, и, провожая взглядом исчезающее
позади огненное клеймо на теле земли, почти шЈпотом произнЈс:

 - Неправ ты, обходчик. Ты всЈ это однобоко видишь, с плохой, тЈмной
стороны. А ведь многие люди в ПосЈлке теперь живут лучше, чем до Тумана.
А главное - живут... Без ПосЈлка же не осталось бы уже живых в
Ростове...

 - Ништяк, дикари-то выжили, за лоха тоже не держи! - отмахнулся
Телешов. - А вторую сторону всего дела дано видеть только таким
субектам как ты, - потому что она-то им и принадлежит, облаповшившим
всех остальных и отгородившихся от них укропами и казармовцами. Но
вас - не больше тысячи, что не так-то уж много. А остальные люди
ропщут, ты что, не знаешь? Даже каждый второй спецназовец недоволен, так
что прогнило что-то в вашем королевстве, капитан Марков.

 - Опасные речи ведешь, обходчик... - покосился на него капитан. -
За такое знаешь где можно оказаться?

 - Я вот тебя позабыл спросить, где! - в запальчивости выкрикнул
Телешов, но тут же примолк, сообразив, что и в самом деле наговорил
лишнего и закончил уже гораздо мягче. - И ничего такого в мом тоне
нету, чего не было бы до этого в действительности! А Стенкой меня пугать
нечего, скоро поставим туда истинных врагов ПосЈлка.

 - Не пойму что-то одного, кто кому нотацию читает? - спросил с
ехидцей Марков. - Преступник капитану милиции? Да ты знаешь, сколько я
опасных преступников на моЈм счету пойманных? Тебе и не снилось! А ты что
сдела за свою задрипанную жизнь - девку несчастную убил, герой е...?
Что она сделала тебе, скажи?

 - Не убивал я Карповых... - вмиг поджался в самом себе Егор. -
Ложь всЈ! Суд у нас в ПосЈлке, конечно, скорый, зато уж точно не правый и
ни в коем разе не милостивый. ВсЈ решает крепкий кулак, связи в
Управлении количество жетонов в кармане.

 - Ну так тренируй кулак, копи жетоны и завязывай связи, раз это и есть
по-твоему жизнь, чего ж ты хлюпаешь, как тряпка невыжатая? - хмыкнул
сожалеюще Марков. - Прояви себя сначала, заслужи доверие, а там и
отметят тебя, наградят, выдвинут.

 - Да-да, выдвинут, отгородят и наметят, это ты верно сказал. Я таких
ублюдков намеченных навидался при Управлении за это время...

 - Слушай, да ты оказывается бунтарь! - протянул капитан с отчЈтливо
просквозившей в его голосе ноткой непонимающего презрения. - Уж не
снайпер-протестующий ли ты, часом? Если и нет, то к тому всЈ идЈт, прими
мои соболезнования. Чего ты хочешь, конкретно, чтобы люди при встрече с
тобой падали на колени и кричали: ,,О счастье, только что рядом с нами
прошЈл великий обходчик Егор Телешов""? Так ты им телепатируй,
телепатируй это, они рано или поздно поймут!.. Мать честная...

И в самом деле, подумал я, может и не так сильно, может и не мать, но что
{\it честная}, так это точно. Мы как раз подъезжали к группе из
двух-трЈх относительно целых семиэтажных домов, - гигантов, с
гордостью взиравших с окружающего пустыря на окружавшие их карликов
частного сектора. И тут слева от нас в негустом кустарнике, застенчиво
опушавшем околицы частных домов, сначала промелькнуло несколько нагих или
настолько одетых, что это было почти не заметно, человеческих тел. А
затем мы увидели справа, ближе к многоэтажным домам, но всЈ ещЈ среди
невысотных застроек, на небольшом пустыре, не к месту пробороздившем
плотную обойму частных участков,картину, от которой лично у меня
захватило дух. Пустырь был расчерчен мелом, словно футбольное поле, но
только линии были совсем другие, в основе своей радиальними и
энциклицескими, и на поле разыгрывалась совсем не игра. Тонкие, непрочные
на вид леса кошмарно огромными костлявыми воронами нависали на полем, а
на них развевались чЈрные тряпки, расчерченные чем-то красным. По краю
поля минимум в восьми-десяти местах сверкали в огнях склонЈнных над ним
факелов искусственные круглые водоЈмы, - в некоторых из них отчаянно
барахтались непонятно как удерживаемые там человеческие фигурки. У
каждого такого непустого водоЈма располагалось ещЈ два человека, один из
которых сидел на скамеечке за столом, усердно склонив голову и, видимо,
что-то писал, а другой, судя по всему, разговаривал с притопленным.
Вторым объектом, привлекающим к себе внимание, было странное на первый
взгляд сооружение в центре пустыря, напоминающее крупную бесформенную
ржавую бочку, которую окаймляли более мелкие и потому не слишком хорошо
различимые отсюда приспособления. У этого сооружения никого не было
видно, но центральное его расположение позволяло догадаться о не
последней роли, занимаемой бочкой в творящемся у нас на глазах действе.
Но главным моментом во всЈй внезапно открывшейся нам панораме было
побоище, - или нам показалось, что то было побоище, - развернувшееся
чуть ближе по нашему ходу. Я остановивл машину, увидев, чо ехавшие
впереди БТР-ы тоже остановились и полуразвернулись влево.
Полуразрушенный старый дом на краю пустыря кишел чумазой белью как будто
человеческих тел: люди неразличимого отсюда пола определЈнно бились друг
с другом, ибо верещание и стоны, несущиеся из раскачивающегося от забора
к разрушенной стене с косо воткнувшимся перед ней в землю рамой разбитого
окна, клубка нагих тел, также одинаково высокие, выдавали муку и страх
схлестнувшихся меж собой насмерть живых существ. Некоторые из них
отлетали из клубка назад с огромной силой, падали на землю и по большей
части уже не двигались. Некоторые стремились, правда, отползти подальше,
но часто тут замирали и тело их сотрясали конвульсии. Однако несмотря на
их участь ожесточение толпы всЈ усиливалось, еЈ пополняли всЈ новые и
новые существа, и у меня просто глаза на лоб полезли, - так их было
много, не меньше сотни, козлами скачущих с козырька крыши прямо на землю
с трЈхметровой высоты, стройными деловыми группками спешащих из-за
ближнего к нам угла дома и по вышеупомянутому пустырю с невидимой нам
стороны улицы. В руках у существ, - я всЈ же не спешил пока причислять
их к людям, мало чего только не народится в Тумане, отчего волосы
дыбом! - виднелись по большей части палки, но некоторые размахивали
заострЈнными длинными предметами, а ещЈ две группки стояли чуть вовне
толпы, под деревьями и делали какие-то непонятно-приглашающие пассы
руками, словно предлагая толпе разойтись по домам. Однако толпа,
увлечЈнная и разгорячЈнная дракой, стонала десятками голосов, но
присасывалась край краю всЈ плотнее и плотнее, как искусанные в кровь
плотно стискиваемые губы. Но самое любопытное, что существа на пустыре ко
всему данному действу относились вполне спокойно и не прерывали ради него
своих непонятных занятий, лишь изредка посматривая в сторону драки,
словно любопытствуя, как там идут дела.

На говоря ни слова, мы все трое схватились за автоматы и поспешно полезли
в люк, чтобы немедленно же разобраться в этой чертовщине. Из передней
машины согласно выскочили КрахмалЈв и Дудкин, и даже из первого БТР-а
прибежали запыхавшиеся Волков с Гавриловым. Повинуясь условным жестам
Маркова, мы осторожно побежали вниз по склону и быстро рассредоточились в
складках местности метрах в десяти от побоища, пожирая то глазами. Мне
всЈ время хотелось себя ущипнуть - уж больно это напоминало сон. Вблизи
стало ясно, что сошлись на обильно окроплЈнной кровью, в остервенении
истоптанной многочисленными парами ног земле именно наши собратья по
разуму. Вот только разума в их лицах я что-то не приметил ни на грош.
Мертвенно-бледные маски испуга-злости-ненависти застыли на их лицах,
перемазанных кровью, тусклые глаза были выпучены, рты раззявлены в
непонятном крике, волосы развевались в пылу боя. Теперь я различил и
женщин, - у тех поменьше болталось плоти между ног, побольше на груди и
у них были длинные волосы и они рьяней и яростней наскакивали на
противника и громче визжали. Только тут я понял, что все они рубились
железными мечами, заслоняясь щитами-крышками от кастрюль, - больше
брони у них не было никакой - а поодаль стоявшие группы сжимали луки и
испускаемые ими стрелы почти что без разбору впивались в распаренные тела
отчаянно рубящихся или выброшенных толпой раненых. Теперь я понял причину
конвульсий последних, - их попросту добивали свои же, утыкав стрелами,
словно подстреленных оленей. Немного разобравшись с тем, что происходит,
я теперь уже не мог понять, зачем это происходит, а главное, откуда они
знают, когда настанет время остановиться, потому что лично я не различал
дерущихся, не понимал кто бьЈтся против кого. НедоумЈнно засматривая в
сторону залЈгшего неподалЈку Егора Телешова, я наталкивался на точно
такой же недоумЈнный взлЈт его густых бровей.

Общая картина битвы была примерно такой: сражающиеся лезли друг на друга
не без определЈнной системы, размахивая в разные стороны острыми
предметами и палками. Многие с негромкими криками падали, порванные
сталью или покалеченные дубиной, в муке скаля зубы, запрокидывая головы и
корчась, хватаясь за раненое место, на них тут же вспрыгивали ещЈ
держащиеся на ногах и лупили других таких же счастливчиков. При этом в
них сыпались стрелы с тяжЈлыми зазубренными наконечниками, причиняя
страшные раны. То и дело в центре боя оказывался тот или иной субъект,
правда ненадолго. Раз наше внимание привлЈкла одна девушка, светловолосая
и симпатичная на вид, если бы не всЈ таже уродливая гримася, искажающая
еЈ миловидное во всех других обстоятельствах личико вдруг вскочила на
стол, стоящий во дворе,быстрым движением поднесла руку к лицу, -
заметив это к ней бросились несколько врагов: женщина и два мужчины.
Девушка вдруг по собственной воле с размаху упала на столешницу, мощно
взмахнув мечом, прорубившим тела сразу трЈх подбежавших уже достаточно
близко противников. Окрошаемая брызжущЈй на неЈ кровью всЈ еще не
верящитх в свою смерть раненых, из которых женщина отчего-то как-то
странно завыгибалась, суя руку между ног, девушка замотала головой и
утробно завыла, по-видимому испытывая немалое восхищение - и не
только - и завертелась, словно подставляясь как можно полнее под этот
солЈный алый дождь. Но черз миг еЈ пришлось поспешно спрыгнуть на землю,
ибо в его деревянную крышку рядом с ней уже со стуком вонзилось несколько
стрел. Второй раз моЈ внимание привлЈк уже парень, сильно смахивающий на
девку из-за крупной мясистой груди и толстых ляжек, преследуемый на
периферии двумя врагами с луками. Тот поначалу ловко увЈртывался от них
за деревьями, но затем те догадались разделиться и через несколько
мгновений две стрелы уже торчали у него крест-накрест в грудной клетке.
Парень захрипел, потянулся к набедренной повязке, что-то нашаривая под
ней, а затем скорчился и перевернулся ко мне спиной, так что и я и не
понял, что он там стал делать, - впрочем, подбежавшие к нему лучники,
перевернув его ногой на спину, не стали больше тратить стрел, так что
скорее всего он был уже мЈртв. Однако меня заинтриговало это сходство
предсмертных жестов и я стал подозревать в них какой-то религиозный
подтекст, - может, это какое-то их своего рода крЈстное знамение. И
ещЈ один эпизод поразил нас: как группа из десяти набегавших из-за угла
,,правых"" попыталась было быстрым наскоком изрубить вражеских
лучников, - в процессе боя отделившись от основной массы сражавшихся, с
которой, впрчем, они никогда до конца и не сливались, они ползком
подобравшись к отряду лучников сзади метров на пять и бесшумно кинулись
на них, но были каким-то образом всЈ же обнаружены и почти все поголовно
расстреляны в упор, падая со страдальческими гримасами и в большинстве
своЈм конвульсивно скребя руками ниже пояса. Добралась до лучников лишь
уже немолодая женщина, несколько подпорченная стрелами, глубоко засевшими
в еЈ боках, правой щеке и левой ноге, но она всЈ-таки успела отхватить
саблей головы двум стрелкам, прежде чем еЈ удержали за руки и прикололи,
недоумЈнно вертящую головой по сторонам, ножами.

У некоторых из вас может возникнуть вопрос - а почему мы не попытались
прекратить всЈ это безумие? Ну, во-первых, лично у меня было такое
чувство, что ничего у нас не выйдет, они просто не заметят нашего
вмешательства и продолжат бойню. А во-вторых... я уже стал сомневаться,
стоит ли вообще вмешиваться, - такой энергичной и кипучей была эта
битва, так много погибло в ней людей, столь рьяно норовящих упокоить
навсегда друг друга, вылущить из собрата по разуму искру души и сознания,
что в мою душу закралось сомнение, - а вдруг тут творится что-то
необычайно для них важное, что-то такое, чего мы даже не можем понять,
без чего их жизнь потеряет всякий смысл?

Егор внезапно подполз ко мне ближе, толкая перед собой на приподнятых
рках автомат и пихнул в бок, показывая куда-то влево. Там, у дальнего
забора, полускрытое туманом, трепыхалось воткнутое на палке в землю
грязное полотнище буро-зелЈного цвета.

 - Они туда пробиваются, - шепнул он мне. Я, не поверив, присмотрелся
и принуждЈн был с ним согласиться, что, действительно, половина
сражающихся с исступлением в своих рыбьих глазах только и глядела на это
импровизированное знамя и только на время отвлекались на непосредственно
встающих перед ними врагов своих. - Приз их, похоже. Слушай, ты знаешь,
что там? Какой-то лысый жирный идиот в армейских шортах с властными
зенками сидит с мечом на коленях поверх небольшого бочонка, а вокруг него
несколько девок и парней с луками. Ничего не понятно! А тебе?

 - Мог бы и не спрашивать, - укоризненно глянул на него я.

 - Здесь же почти не оставалось людей со времени Чистки! Ну ладно еще
бы сто человек по району, а то в этом квартале только, - продолжал
жарко шептать мне на ухо обходчик.

 - Да не знаю! - прошипел я, невольно загипнотизированный картиной
боя. Тем временем сражающиеся уже успели изрядно притомиться, и теперь
больше уже попусту махали оружием, сверля друг друга злобными взглядами,
но бессильные нанести телу врага мало-мальски смертельный удар. Внезапно
по рядам равЈрнутых лицами вправо пробежала непонятная дрожь... опять...
и они кинулись бежать назад, к забору, ведущему в другие дворы, но не
врассыпную, а строго упорядоченным строем, затылок в затылок. Лучники из
обеих групп ещЈ немного порезвились на пехоте противника, подстрелив в
спину парочку бойцов, которые с воплями упали наземь, не сломав при этом,
одако, быстро заполнивший пустоту строй. Взглянув в сторону отступавшим,
я увидел, что их флаг исчез. Видимо, этим и объяснялась их столь
поспешная ретирада. Победтители не стали преследовать убежавших, а быстро
обшарили их недвижные тела. Лучники ходили по полю боя, подбирая с земли
и выдирая из ещЈ тЈплых трупов искровяненные стрелы. Стонущих и не
стонущих раненых прирезали и прикалывали ловко отработаннымм движениями.
Всего на поле битвы осталось около двадцати пяти тел, но там были и
раненые победителей (около пяти человек), которых они в первую очередь
поволокли к пустырю. Затем они вернулись и за убитыми и в несколько
приЈмов перетаскали их туда же, негоромко переговариваясь неуловимо
короткими и неразборчиво звучащими фразами, и которых я уловил только
странно искажЈнные слова ,,Да"" и ,,Нет"". Вскоре почти ничего не
напоминало о том, что только что на этом самом доворике расстались с
жизнью двадцать молодых людей (здесь я вполне логично, с моей точки
зрения, подразумеваю под людьми и женщин).

ВсЈ ещЈ очарованные непонятным действом, происходящим на наших глазах, мы
поползли за победителями непонятного сражения и залегли сразу за забором
у пустыря, прекрасно и во всех подробностях имея возможность видеть всЈ,
что там происходило. Нас же дикари в упор не видели или не хотели видеть.
Они возбужденно переговаривались о чЈм-то со стоящим у центральной бочки
высоким лобастым человеком, тщательно кутающимся в чЈрные засаленные
лохмотья и сверкающего лучезарной улыбкой. Его голос я мог разбирать
вполне отчЈтливо, хотя говоритл он намного тише своих почти голых
собеседников. ,,Да, дети мои, да, вы славно потрудились. Вот вам,
напитайте своЈ зерно небесное, дабы узнали вас там, куда приимут не всех,
но тех, кто пригоден к тому,"" - говорил лобастый, приветливо
похлопывая каждого по плечу и щедро рассыпая им что-то в протянутые
трясущиеся руки руки. -,,А ты, Анна, прикинь чресла свои подобающим
племени Уриа одеянием, ибо не настал черЈд плодоносить тебе."" - вдруг
строго обратился он к с усилием выдЈргивающей у его ног из своей ноги
стрелу вслипывающей от боли женщине, скинувшей было с себя для удобства
набедренную повязку и та, бросив на полпути уже немного подавшуюся
стрелу, покорно-торопливо схватила еЈ и прикрыла пах. -,,А теперь
бросайте зЈрна ада еретиков нечестивых сюда, дети мои, смелее,
смелее."" - Он шагал меж дикарей, протягивая перед собой подол совего
одеяния, распяленный на руках, и в него посыплись мелкие сверкающие
зеленью предметы, бросаемые мускулистыми руками его теперь смиренной, как
овечки, паствы. На лицах людей играло теперь безмятежное спокойствие
кретинов, но по крайней мере глаза сидели в орбитах, как и положено, а
рты даже пробовали улыбаться. - ,,Напитайте же свое зерно, дети, говорю
вам от Отца моего,"" - продолжил черный, закончив свой обильный сбор.

 - Давно так не забавлялся, - пробухтел мне с важной миной
преследующий меня Егор. - Точно ведь, я и забыл, КовалЈвку-то не
чистили, да и диспансер психиатрического отделения тоже.

 - Да тихо ты!.. - уже почти с ненавистью прохрипел я, стараясь
просто-таки вжаться в землю. - Вон идут сюда, пригнись, заметили нас
из-за тебя!

И в самом деле, по направлению к нам не спеша передвигались двое людей из
числа слушателей чЈрного старца, - девушка и парень, что-то осторожно
неся перед собой в вытянутых руках. На губах их мягко теплилась покойная
улыбка, но я не мог обмануться, - то была та самая девушка, которая так
лихо приплясывала тогда, в бою, на столе. Сейчас она была очень красива,
пожалуй, даже красивей Елены, - светлые волосы, необычайно светлая для
последних лет Тумана кожа, почти спокойные, до обидного тусклые глаза.
Они не видели нас, - нам просто, похоже, было не суждено удостоиться
этой чести. Сев у забора почти вплотную рядом с нами, девушка и парень
коротко и счастливо рассмеялись, взявшись за руки и взглянув друг другу в
глаза.

 - Миый! - сказала она приятным низким голосам, ласкаясь к нему одной
рукой, а другую заведя за спину. -Еоня аашо паучиось, авда?

 - Авда, миая. А ую тея, аешь? - ответил он, нежно созерцая еЈ и
лаская левой рукой еЈ нагую упругую грудь, отведя при том правую руку с
чем-то крепко сжатым в ней, в сторону. - Ы ак аашо илась еодя, я
уоался яя на ея.

 - Я аала эо, оому и елаа эу уу, у со оом, аиаешь, - смигнула она
несколко раз и погладила руку юноши и приложилась к ней губами. - А ы а
оошем ету у Уиаа, оо он ам оает Еу Ииы и ода оскеут оаавие а еу. Усим е
еесное аенсо, миый.

Она опустила руку под подобие юбки и вытащила оттуда шприц в аккуратно
заклеенной упаковке, и юноша, почти неотрывно глыдя на неЈ с ласковым и
любящим выражением лица, повоторил еЈ действия. Рядом со мной чуть
запыхтел неугомаонный Телешов и я понял, что ему, как и мне, неймЈтся от
всей этой неопнятности. Особенно раздаражала речь этих странных людей,
смысл которой надо было постоянно держать у себя в голове, сопоставляя
его с тем, что мне было уже известно, иначе его сразу терял. Распааовав и
ловко собрав шприц, девушка и парень ловко вогнали его казалось себе в
правый кулак, но на самом деле просто в чЈрную ампулу, зажатую у них там.
Шприц начал постепенно заполняться грязно-чЈрной маслянисто
поблЈскивающей жидкостью. Вытянув жидкость до отказа, они почти
одновременно чуть спрыснули еЈ себе в подставленные рты и опть же в
унисон вонзили шприцы в левое предплечье. По мере того, как пустел шприц,
посылая под кожу порции чЈрного зелья, менялось выражение их лиц, они
становились неземно-гордыми, ничего не ищущими. Отбросив пустые шприцы,
они механически потянулись друг к другу.

 - Ы... ео... иишь,.. еста? - спросил он, в промежутках своей
сверхинформативной и тяжкой по исполнению речи вылизывая языком грязную
потную грудь изо всех сил сдерживающей рвущийся наружу стон девушки.

 - Иу, ат, - сказала она, когда он вылизал еЈ обе груди, принялся за
верх еЈ живота, протянула обе руки и заключила его в объятья. - Ак ео
екано! - пробормотала она с придыханием, с неожиданной беспомощностью,
просквозившей в еЈ движениях, никак не согласующейся с поистине
демонической в настоящий момент гордостью еЈ взгляда, опуская голову ему
на согбенную спину. Так они и замерли в виде карточного домика и ьолько
плямкаяющие звуки мокрого языка, трущегося по коже, нарушали теперь
тишину.

Телешо посмотрел, как мечутся туда-сюда глаза девушки, формально
устремлЈнные на него, приподнял голову  увидел практически повсюду на
пустыре такую же картину - всюду возлежали, - в основном попарно, но
были и олиночки, - млеющие от непонятного зелья и забавляющиеся
по-разному люди, и только люди возле бассейнов не предавались всеобщему
упоению, продолжая свою, очевидно, крайне нужную, но на его взгляд
довольно однообразную работу. ЧЈрный что-то колдовал там, у бочки, почти
невидный за ею, накрапывал дождь, под которым равно лоснились спины
кайфующих людей и кучкой лежащих у центральной бочки трупов и
ничегошеньки больше не происходило во всем этом насквозь сыром,
непонятном и стрЈмном мире.

 - Мээ, ииы, - передразнил наконец в полный голос не слышащую его
пару Егор, несмотря на мои отчаянные знаки, приподымаясь на колени и
чувствуя, что сейчас смачно чихнЈт от долгого лежания на отсыревшей траве
под забором. - Я ж говорил, психи из КовалЈвки. Адаптацию тут проходят
к нормальной жизни по принципу ,,выпишем сильнейшего"". Адаптацию
проходите, да тЈлочка? - Покивал он с сочувствующим видом чуть не в
лицо тупо таращившейся в его сторону и в то же самое время в никуда,
постепенно спускающейся ниже и ниже ,,миой"" работающего уже над еЈ
бЈдрами парня. - Да не видят они нас, СанЈк, чокнутые! - Он щЈлкнул
девушку в лоб и хохотнул. - Ну и как оно, улучшение есть, али нет? -
Упорное молчание, лишь негромкое встанывание и передЈргивание головой и
плечами, когда парень переключился в одного бедра на другое. -
Простите, не понял, аыы или оыи? - Иронизировал спецназовец,
выпрастывая из дупла в прикладе автомата свой платок, который он там
всегда хранил. Он уже подносил платок к лицу, намереваясь чихнуть, как
вдруг тот замер, зажатый у него в конвульсивно сократившейся руке, ибо на
лицо девушки мгновенно вспрыгнула гримаса боя, только ещЈ более свирепая
и пронизанная на сей раз непоколебимой уверенностью в своих силах. Она
вскочила, выхватив из-за спины ловко скрываемый до того от нас меч и
взмахнула их над головой замершего в шоке Егора. К счастью, я был начеку
и ловко выбил у неЈ из руки оружие. Она, словно не заметив меня,
нагнулась за ним, не меняя выражения лица, но тут уж Телешов, оправившись
от минутной растерянности, стукнул еЈ прикладом по спине и она, охнув,
растянулась на траве, прижавшись к ней обслюнявленной грудью и сделав
напоследок несколько хватательных движений в сторону вожделенного меча.

Но всЈ равно это уже не имело значения. Ибо очнувшиеся, как по мановению
волшебной палочки, к нам бежали тридцать или около того человек,
размахивая мечами, палками и натягивая луки.

Мне же почему-то не хотелось без необходимости убивать этих людей,
словно они вдруг стали для меня и всамом деле несчастными сумасшедшими
или какими-то священными животными и я снова упал на землю, потянув за
собой Телешова. Парень, лизавший девушку, вскочил, лицо его кривила до
боли знакомая гримаса. Он выхватил лук, но тут в спину ему вошло сразу
полдюжины предназаначавшихся нам преострых стрел, наконечники которых
проткнули кожу у него на груди и вылезли наружу, глядя в разные стороны.
Парень замер, покривив губы и удивлЈнно взглянул на нас.

 - Не врЈт же пословица, - не рой другому яму, сам в неЈ
попадЈшь, - не удержался от мстительного упрЈка в лицо умирающему
Телешов, изготовив автомат к бою и дожидаясь, когда смертельно раненый
упадЈт. Тот так и сделал, но вот умирать пока явно не собирался, а
потянулся вновь к себе под набедренную повязку, и вытащил оттуда шприц,
уже собранный, наполненный желтоватой жидкостью. Громко и жалобно стоная,
он изловчился вонзить его себе в бок и вскоре после этого всхлипывания
прекратились и он уже спокойно лежал на спине, большими умиротворЈнными
глазами наблюдая за все дальше и дальше выползающими из его груди в небо
наконечниками стрел, ожидая конца. Но мы уже не следили за ним, теперь
уже обезвреженным. Нас интересовали мчащиеся к нам с разны сторон
тридцать дикарей. При виде блеснувшей мне в глаза  сквозь брызги крови из
груди юноши аспидной стали наконечников стрел я мгновенно переменил своЈ
мнение относительно стрельбы по этим людям и сразу же открыл прицельный
огонь. Заработали и автоматы Волкова, Гаврилова, Маркова и Дудкина. Трое
пучеглазиков остановились, борясь с рвущими их тело и толкающими вопреки
их желанию назад пулями и наконец упали наземь, причЈм  только впереди
бежщая женщина умерла, по-видимому, сразу, двое же других тут же
заскребли руками у пояса в поисках обезболивающего. Я ждал, что остальных
это не остановит, но ошибся, - те повели себя несогласно с предыдущим
боем и в полном молчании бросились на землю и затаились.

Я сразу почуял, что так ещЈ хуже, ибо они наверняка тихонько подползают
сюда со своими ножами и стрелами, а вот я ни увидеть их не могу - не
хватает сноровки, ни бежать нельзя - получишь стрелу в спину. Мы с
Егором подползли друг к другу и легли спина к спине, тем самым несколько
уменьшив потенциальную опасность, но большой уверенности это нам не
прибавило. Лежа таким вот образом, я мог видеть за забором всЈ те же
зациклившиеся в своих кривляньях тройки безумцев у чанов с водой, а также
ржавую конструкцию, по которой метались слабые тени черных занавесей.
ЧЈрный тип, похоже, куда-то исчез. Тишина, моросящий дождь и чуть
колеблемые ветерком кусты в лЈгкой опуши над нами. Ожидание полЈта
вибрирующей на тетиве нацеленной в тебя стрелы. Такого ужаса я давно не
испытывал, - собственно говоря, с тех пор, как мне попал год назад в
лапы нео-суффражисток ПосЈлка.

Чуть зашелестела впереди Телешова кусты и он мговенно застрочил туда.
Снова тишина - ни стона, ни боевых кличей. Но кличей не было и тогда,
вспомнил я, белесые дрались молча. Вдруг кусты у самого угла забора,
среди которых ещЈ порхали остатки рассечЈнных ветвей и зелЈные мочи
невесомые мотыльки обрывков листиков, раздвинулись и, невольно
обернувшись, я удидел, как оттуда показалась девушка, ползущая к нам на
коленях, при этом пригнувшись как можно ближе к земле и приподняв вверх
трясущиеся руки. Я чуть было не подстрелил еЈ, но вовремя увидел, что у
неЈ ничего нет в руках, и что лицо еЈ умоляюще-просительное. Кроме
буро-зелЈной рваной повязки на бЈдрах ничего не прикрывало еЈ
исцарапанную наготу.

 - Е ао, оауса! - сказала она робким тоном, смотря на нас как
провинившийся щенок, и смысл этих еЈ слов, несмотря на коверканность, с
какой они были произнесены, был довольно-таки прозрачен. - Я иалюс! Я
иноаа, о я иалюс! Оси, еуашиый ооин! А еас олю - ооги! - Она
остановилась в паре метров от нас, униженно-осторожно кланяясь нам в
ноги так, что в начале поклона голова еЈ не подымалась выше чем на
двадцать сантиметров над уровнем пола, а в конце - касалась земли, а еЈ
растрЈпанная бурая от грязи косичка-хвостик с каждым поклоном взметала в
воздух тучи лишь сверху подмокшей под дождЈм пыли.

 - Это ещЈ что за явление странной наружности? - выпучил глаза Егор,
к которому столь недвусмысленно обращалась аборигенка (ибо, как я вконце
концов понял, на меня она даже не взглянула). На время он потерял свои
ухватки Казановы и как-то не обратил внимание на нечто, не укрывшееся от
моего взгляда, - именно, на крайнюю привлекательность девушки, несмотря
на бледность и извоженность в грязи и крови, иначе говорил бы о ней
поласковей. - Что она хочет?

Я в это время переключился на осмотр окрестностей, опасаясь ловушки, и
потому не сразу нашЈлся с ответом.

 - Я так понимаю, просит у тебе помощи. Да вот только в чертовски
неподходящий момент, хочу сказать: нам бы сейчас самим помощь не
помешала. - Ох, не пожалел бы я сейчас и пяти тысяч жетонов (космически
огромная сумма для обходчика) тому, кто смог бы сейчас переправить нас с
Телешовым к БТР-ам в целости и сохранности, додумал я про себя. - Ну
спроси еЈ, как отсюда выбраться или успокой уж что ли. - Без особой
надежды шепнул я ему, видя чтто та продолжает свои раскачивания и
бормотания.

 - А как?!. - Открыл было рот, но тут же с досадой осЈкся
обходчик. - Я же не умею по-ихнему!

 - Дебил? - разозлился я его непонятливости. - Старикан с ними как
говорил, на диалекте индейцев маори?

 - А-аа! - вспомнил наконец Телешов и пробормотал, стараясь, чтобы
вышло поневнятней (но куда уж ему с ними было в этом соревноваться!): -
Ты встань, чего ты бултыхаешься. Иди ко мне, здесь вон вские люди
нехорошие охоту устроили. - Девушка перестала кланяться, взглянула на
него с нерешительной улыбкой, словно боясь обрадоваться столь быстрому и
безвозмездному прощению. - ВсЈ в порядке, чего ты там боишься, иди,
иди. - Расцвел улыбкой Егор, наконец-то вспомнив про своЈ наипервейшее
увлечение в жизни и любовно оглядев еЈ замечательные формы.

Ободряемая таким образом, та тоже вся так и засияла улыбкой и поползла к
нему. Дальше я уже не смотрел на них, потому что мне показалось, что в
глубине сада, начинающегося вдоль дома сразу левее нас вдоль забора,
параллельного пустырю, произошло какое-то быстрое движение. Сзади меня у
с неудовольствием слышал какую-то суету, девушка вцепилась бо что-то и
восторженно задышала:

 - Ы ас эо? - спросила она с замиранием в голосе.

 - Да отпусти платок-то, чего ты в него вцепилась, нравится, что ли?
Вот я тебе его вокруг твоей ручки хорошенькой завяжу, если хочешь, -
расщедрился Телешов. Меж тем теперь я был уже почти на сто процентов
уверен, что за большой старой грушей метрах в восьми впереди нас в кустах
крыжовника что-то шевелится. - Ты не смотри, что он носовой, я ими не
разу ещЈ не сморкался... Чего ты, чего?..

 - Е не! Ея! Иаил ооит - ех! - зашептала та горячей скороговоркой,
в которой сквозил, как мне показалось, суеверный страх.

 - Фу ты какая пугливая, тяжело с тобой будет, чувствую! - обиделся
Егор. - Я же сказал тебе, ни разу не сморкался, ну и не верь. Ну
хочешь, себе повяжу вокруг руки... Так нормально? Ну вот, молодчина,
улыбнись, улыбнись.

 - Егор, сучий потрох, - не утерпев, выругался я, слушая их глупую
болтовню. - Да быстрей ты договаривайся с ней, нас тут сейчас
подстрелят, как кабанов, пока ты там с платочками будешь играться да
девке глазки строить!

 - Отсюда куда можно бежать? - спросил поспешно за моей спиной,
Телешов, осознав правоту моих слов, и голос его неожиданно гулко отдался
в моей спине, сдвинутой с его.

 - Е уу оше еать! - с молитвенной горячностью произнесла та. - Ила
оы уееть оеннаа! Уу с оой, ооди...

 - Таак, - заскрежетал я надсадно, ибо терпение у меня лопнуло. -
Яссненько, ппанятненько. Толку с неЈ, как от козла молока. Что она
лепечет, ни хрена не понятно.

 - Чего там неясного, она говорит, что не будет больше бежать. Со мной
хочет, - ответил мне приятель и я подумал, что в нЈм явно погиб великий
лингвист.

 - Трогательно. - заметил я не без сарказма и уже когда я
договаривал, меня начал разбирать идиотский смех: лежим, как идиоты,
битые десять минут среди белого дня на траве, с какой-то дикой девкой
разговариваем, а встать и уйти - о том и речи никай не веди. - Я это
попомню и в завещании напишу, чтоб еЈ положили с тобой в братскую могилу.

 - Ммммаааатттьь... -с неистовой силой и неожиданно гулко откуда-то
заревел вдруг голос Волкова и я, словно отвязанный этим криком с колышка
терпения, по наитию ринулся в сторону, изловчившись при этом пнуть Егора
ногой в спину так, что тот так и покатился по траве. На верхушке груши
метнулся что-то белое, перемазанное грязью, груши качнулись
назад-вперЈд и тотчас по земле в том месте, гда мы только что ждали
своей смерти, защЈлками-зачавкали впивающиеся в неЈ изъеденные ржавчиной
зазубренные гарпуны-сабли, снабжЈнные чЈрными ленточками, свЈрнутыми в
оперения. Наугад застрочив наверх, я почему-то сразу уверился, что не
попал, и, оледенЈнный волной неминуемого наказания за столь явную
дерзость, бросился бежать к сараю. Егор, пропуская вперЈд себя девушку,
бежал чуть позади и вдруг распахнул рот на бегу, заспотыкался, - из
рассечЈнной очередными гарпунами икры ручьЈм заструилась кровь. Я
подбежал к нему, подставил плечо и мы кое-как доскакали до сарая,
толкнули его хлипкую деревянную дверь и ввалились внутрь, где остро пахло
гнилью и плесенью. Девушка, вдбежав следом, проворно подхватила с замли
не замеченную нами двоими источенную водой и воздухом до ткаой степени,
что на грозила переломиться пополам по собственным весом саблю и тут же
кинулась обратно, на улицу. Не ожидавший от неЈ такой прыти, я уложив
обильно пропотевшего хрипящего от натуги Телешова у наиболее прочной из
стен, еле-еле успел схватить еЈ за щиколотку и, когда та повалилась,
потянул еЈ к себе. Та сопротивлялась с таким видом, словно еЈ защемило
дверью в автобусе.

 - Да куда ты, стой, там ведь убъют. - слабо пробормотал наконец Егор
и девушка прекратила свои не столь напрасные, как мне показалось на
первый взгляд, попытки освободиться от моей хватки. Она с огромным
изумлением смотрела на Телешова, пока я тщетно раздумывал, чем бы это
перебинтовать его располосованную в самом широком месте на целых три
сантиметра в глубину лодыжку. Наконец я попросту оторвал от его автомата
ремень и туго-натуго перетянул его рану. Девушка продолжала смотреть, не
меняя неудобной сидячей позы, устремлЈнной в сторону неплотно прикрытой
двери, и постепенно выражение еЈ лица смягчалось, на нЈм появлялоь
понимание.

Пробормотав что-то себе под нос, она вытащила у себя из-под набедренной
поязки и протянула ему в правой руке уже виденный мной шприц, наполненный
желтоватой жидкостью.

 - Еи, еи, оиель, - пояснила она озадаченно вертящему шприц в руках
Телешову. - Еи и иЈм!

Я взял у Телешова шприц и повертел его в руках, чуть спрыснул, а потом
внезапно решился и уколол обходчика в икру. Лекарство всасывалось быстро
и Егор тут же почувствовал, как боль в располосованной ноге бытро
улетучивается.

 - Да ведь я и встать теперь смогу! - восхищЈнно пробормотал он,
притоптывая ногами и в самом деле, несмотря на медленно сочащиеся из-под
наскоро затянутого на ране жгута алые капли, довольно твЈрдо встал на
ноги. Девушка обрадовалась этому как ребЈнок, заулыбалась, но тут же
нахмурилась и потянула обходчика за руку к двери: ,,ИЈм, иЈм!""

Я нмного отступил назад, недоумевая, чем всЈ это может кончиться. Егор по
инерции сделал несколько шагов вслед за девушкой, но тут тень сомнения
легла на его лицо. Почесав в затылке он покачал головой.

 - Да там же убьют, пойми ты! - уже не столь уверенно произнЈс он, с
долей смушения глядя на девушку. - Туда нельзя.

 - Ам ыые! - гневно воскликнула девушка, взмахнув саблей в опасной
близости от моего лица. - А оню ой ог!.. Эээ...

Не трудитесь гадать, что значили последние слова несчастной безумицы,
ибо это был стон, вырвавшийся у нее из горла после того, как я крепко
стукнул еЈ по загривку ребром правой руки. Осторожно выхватив из
безвольно разжавшейся руки саблю, чтобы потерявшая сознание не
порезалась, я ухитрился придержать и еЈ, аккуратно усадив к всЈ той же
стеночке-опоре, на место Телешова.

 - Да, вот так и думаешь, что всЈ на свете повидал, ан нет, не говори
гоп, пока не перепрыгнешь, - коменнтировал я еЈ приземление. - Таких
идиотов я ещЈ не видывал. Ты что это решился поучаствовать в их рубке, я
не пойму что-то, Егорша? Ты брось это всЈ, сразу, быстро и подальше! -
Остро взглянул я на него снизу вверх и тот отвернулся под моим испытующим
взглядом. - Ты же понял, что это как в Москве на Цветном, только на
открытом воздухе и без сексистских предубеждений. Тут главную роль играет
цвет трусов. Если ты в зелЈных, то ты вот с такими, как она, а если в
чЈрных, то с теми, как банщики с площади... Ты и вправду топать можешь?

 - В том-то и дело! - начал было восхищЈнно Егор, снова было
вознамаерившись молодцевато притопнуть, но видя, как я на него смотрю,
заметно поубавил пыл. - Могу. - Буркнул он.

 - Значит, пробираемся к БТР-у, - покачав пальцем, не посчитал
лишним ещЈ раз напомнить ему я. - ЕЈ заберЈм с собой, - хоть и тащить
еЈ, но все-таки так поспокойней будет, чем с ней в красноречии и
жестикуляции тягаться. Слушай, сними ты с руки этот платок, честное
слово, тебе и нам поспокойнее будет, - вспомнил я, наткнувшиь на его
импровизированную перевязь.

 - Кто из нас сумасшедший после этого? - хохотнул Егор, но платок
снял.

 - Да простит нас дама... - сложив руки вместе, пробормотал я с
лживо-набожным видом и всед за тем раздался треск разрываемой
набедренной повязки. Ничего себе! Вдоль пояса еЈ тянулась обойма из
шприцев, заполненных разноцветными жидкостями, в основном жЈлтой, но были
также и наполненные чем-то серым, фиолетовым, красным, ярко-розовым, а
в одном настолько явно в жидкости цвета воды из лужи плавали
нерастворившиеся пушинки грязи, что я с запоздалым раскаянием взглянул на
подсохшую капельку крови возле места недавнего укола на ноге
Телешова. - Подхватили!

Шатаясь под неожиданно увесистой, - не под стать еЈ габаритам -
девчоки, мы поволокли еЈ прочь из сарая, а затем вверх по склону, назад к
БТР-ам. Проверка моей догадки с цветами тряпок могла дорого нам всем
обойтись, но всЈ сошло гладко, и только когда мы, изнурЈнные (как минимум
я-то уж точно) тяжкой ношей, подковыляли наконец-то к своей терпеливо
дожыдающейся нас машине, сзади бухнул тяжкий взрыв и обернувшись, мы
увидели на месте сарая стремительно опадающий глыбами непонятного
кристаллического происхождения сине-белый водяной столб...

 - Ни фига шебе! - восхитился Волков, тоже вполоборота видевший
заключительную фазу этой метаморфозы. И далее выдал свою оценку
случивемуся, которой я отнюдь не разделял: - Шдохово! - Они с
Гавриловым не спеша поднимались по склону, попутно всЈ время
останавливаясь и зачем-то шаркая ногами по песку. - Шехо там у ваш
шлушилошь, ашшенишатохы, шехо рашшторошилишь так?

 - Тьфу ты, чур меня, чур! - дурашливо закрестился сначала сам, а
потом перекрестил подходящего спецназовца. - Это что зараза какая-то,
те там мямлили, эти тут шепелявят. Может, СанЈк, это мы чокнутые, а они
нормальные. А ну-ка, поравняемся на них! Ша вош, нашали на шаш шикахи...

Волков, видимо не оценил его юмор, ибо сразу помрачнел, подумав, что над
ним издеваются. Они с Гавриловым выползли наконец на дорогу и, не уделяя
нам излишнего внимания (даже не заметили приваленную к боку машины
девушку), повернулись к нам спинами и начали счищать с ног налипшую на
них какую-то особенную, тЈмновато-зелЈную с смазывающимися в полоски
прожелтинками грязь.

 - Это куда ж вы так вляпались, любезные? - примиряющим тоном спросил
я, в меру вежливо, чтобы не разозлить их и по необходимости развязно,
чтобы не прослыть средит них слабоумным, не стоящим ответа. - Видели
это сумасшествие в угловом дворике? - вдруг задал я ещЈ один вопрос,
испугавшись, что всЈ недавно столь бурно промелькнувшее перед нами
действо было, может быть, всего-навсего плодом моего и Егора больного
воображения.

 - Да видели, видели, - пробурчал наконец неохотно пулемЈтчик. -
Ничего такого особенного, это вам в диковинку, которые при смертоуборочке
мсцо не охраняли. Ну психи какие-то поцапались, какая нам разница. А вот
доме - какая там дерьмотина в полу... - Он не договорил,
поперхнувшись воспоминанием о внезапно подавшейся под ногами подгнившей
доске кухни, и о последовавшем затем падении в зловонный подпол,
заполненный жирно поблЈскивающими от стен в ворвавшемся в вечную темень
скупом луче света раздвоенными на концах гниющими кулями, увенчанными
поникшими разноцветными - чЈрными, льняными, рыжими, русыми -
короткими и длинными мочалками. Кули покрывали медленно ползающие по ним
белые червяки и они приутопали в зеленовато-желтой жиже, слишком уж
услужливо расступающейся под ногами, чавкающей и переливающейся от
непривычного волнения по чему-то губчатому, но легко рвущемуся под их
ногами до скользких твЈрдых трубок... Оттуда им с Волковым с трудом
удалось выкарабкаться по крутой лестнице, задрапированным чЈрным
полотном, расшитые просторные концы которого были до половины длины
покрыты зеленовато-бурой коростой.

 - Хам кладбишше под полом, - добавил сумрачно Волкова, вытаскивая из
подсумка фляжку с байстрюком и совершая невиданный с точки зрения всех
знавших его поступок - обильно окропляя себе ноги самогоном и тщательно
протирая их затем обеими руками. - Шохни покойников, штабелями
валяюхся, хниют, нихому не нушные. Вот шЈхт, ну шоть пошохонили бы их,
што ли! Хакого швинштва и в Пошелке я не видел, так шо ты не вхи,
дхухан! - Подпихнул он в плечо приятеля. - А хде наш кэп, ешше не
вехнулшя?

При этих словах у меня мурашки поползли по коже, потому что там, внизу, у
дома с подвалом-кладбищем, после всех произошедших убийств, ужасов и
непонятных происшествий, размеренно текла та же самая жизнь, что из
полчаса до этого: реяли черные знамЈна, всплЈскивали руками дергунчики в
ваннах, расхаживали вокруг Јмкостей их ,,сателлиты"", размахивая руками и
что-то с воодушевлением рассказывая ,,дергунчикам"", а ,,писцы""
прилежно склонились над своими рукописями. Какая-то мертвенно-бледная
не-жизнь тлела и у бочки посередине, но какая, было уже совсем плохо
видно.

Внезапно скопившийся внутри меня больно давящий гнойно-кровавый клубок
боли и страха лопнул гроздьями гнева, я схватился за автомат.

 - ИдЈмте порешим их! - пронизал туман мой отчаянный вопль. - Это
же не люди.

 - Тогда тем более зачем же? - раздался позади спокойный, тихий, но
веский голос, и я в изумлении обернулся, не угадав его обладателя. И
увидел присевшего на вывороченный из грунта метеорит странного человека в
коротких серых шортах, наглухо застЈгнутой рубахе с длинными рукавами и в
ветхом обтрЈпанном ,,петушке"", который спокойно смотрел на нас, скрестя
ноги, на которых лажал направленный к нам острием какой-то странный,
пульсирующий изнутри багряно-ртутным проблеском прибор. Лицо человека
было страшно худым - казалось, можно было пересчитать на нЈм все
лицевыЈ кости черепа, - худым но не тощим, ибо в человеке чувствовалась
большая физическая сила, а тЈмные глаза блистали странным задорным светом
из-под просоленного потом ,,петушка"", выглядывая из-за рубцов,
которыми было страшно обезображена верхняя половина лица. Босые ноги были
покрыты буграми мускулов, а рядом с ним была прислонена к камню гладкая
белая палка с торчащим в ней сучком, с которого свешивалась небольшая
котомка.

Волков и Егоров повскакали с мест, Егор же напротив, почувствовал, как у
него как-то защипало в ране и, округлив глаза, присел рядком с
бесчувственной девушкой, во всю пялясь на первого виденного им в своей
жизни смертохода. Никто и не подумал наставить на него оружие...

Смартоход же совершенно не замечал произведЈнного им эффекта, - он,
очевидно привык к нему или он был ему просто противен. Произнеся свою
первую реплику, он затем надолго замолчал и стал возиться со своим
приборчиком, точнее, стал ждать пока прибор отработает согласно какой-то
заданной им до этого чрезвычайно сложной последовательности операций,
вытаскивая между делом у себя из рукавов рубашки и расставляя рядком на
камне зеркальца, - пластинки и сложенные в пустотелые многогранники, в
некоторых из которых диковинным образом блистали какие-то тЈплые
искорки. Каждое из зеркал, для нашего разумения - спонтанно, выпускало
перпендикулярно каждой грани тонкий, трепещущий цветной луч красной
половины спектра, который косо уходил вверх, в туман, и постепенно вокруг
смертохода соткалась настоящая огненная корзина-паутель чуть вибрирующих
волокон. Тем временем в приборе утихло ртутное перемигивание кольчатых
поверхностей, всасвающих одна другую и загорелось пять огоньков - один
жЈлтый, три бордовых и один бордовый с жЈлтой крапиной. Смертоход
поорщился, словно от зубной боли, с маху сунул прибор в котомку, тяжело
обвЈл нас взглядом и зачем-то на сто восемьдесят градусов провернул на
голове петушок.

 - Уходите отсюда, - промолвил он наконец, остановив свой проедающий
до пят глаз на моЈм лице, отчего я вмиг задрожал противной мелкой,
невесть откуда взявшейся дрожью. - Тут вам не место. Или проезжайте или
пропадЈте.

 - Но нам нужно на Сельмаш, за листовым железом, - попробовал всЈ же
объяснить. Огнистая паутель над смертоходом чуть поколебалась от моего
дыхания, в ней вспыхнуло несколько бирюзовых, стремительно гаснущих
точек. - А ещЈ может спасем людей.

 - За листовым железом? - пееспросил смертоход, запрокинул голову и
помотал ногами. Когда он вновь посмотрел на нас, в его глазах ещЈ не
вполне угасли искорки смеха и ещЈ чего-то, чего - я не понял. -
Будет у вас и железо. Только проезжайте, а то вас там уже заждались. А
здесь стоять не надо. Здесь вам не место, вернее не всем. Вот она - она
должна остаться. - Указал он на бесчувственную девушку. Она не подойдет
вам.

 - Но она погибнет тут! - возмущенно выкрикнул из-за моей спины
Телешов.

 - Погибнет? - переспросил смертоход, насупив брови и невероятно
наморщив лоб, отчего шрамы стали ещЈ отчЈтливее видны на его голове. -
Как это - погибнет?! У нее почти нулевой энг... Здесь вам не место, -
настойчиво повторил он, - оставьте еЈ мне. Она принадлежит этим местам,
еЈ давно уже ждут в подвале... А вы проезжайте, тут вам никого не спасти,
попробуйте спастись сами. Колебание слишком сильное, вы не сможете никого
спасти, особенно ты, - и он, к моему вящему ужасу, указал прямо на
меня. - Но ведь ты не знаешь, что и не должен спасать. Твоя цель в
другом. Перестань ставить себе преграду и там - он указал в сторону
семиэтажных домов за пустырЈм - ты поймешь... Кто ты. Это ведь совсем
немало для такого дрянного похода за листовым железом, правда? - И он
вновь засмеялся запрокидыванием головы.

Вернувшись в свою обычную позу, он внезапно поскучнел, потянулся за
посохом, забросил на спину котомку. Посмотрел на нас, и глаза его странно
округлились, словно из налили изнутри подсолнечным маслом. Огоньки в
зеркалах пока горели, но паутина начала меркнуть.

 - Постой, не уходи! - взмолился я. - Ты же столько тут исходил,
столько всего знаешь. Расскажи нам что-нибудь о нашем пути. Он опасен?

 - А я не прощаюсь, пока ни с кем не прощаюсь из вас четверых, -
загадочно ответил смертоход, но вопреки сказанному встал и огоньки тут же
померкли и он неуловимым движением собрал их в горсть. - А путь... он
всегда был опасен, но ты не о том спросил. Я знаю твой настоящий вопрос и
скажу в ответ - не напрасно. Если дойдЈт хоть один и спасЈтся, это уже
будет не напрасно. Не оставляйте Землю им на откуп, они превратят еЈ вот
в этих, без энга... - Он вдруг испуганно тряхнул головой, прижал посох
к груди и слегка попятился от начинающей приходить в себя девушки, его
словно пронизал слабый электрический разряд, он вдруг быстрее молнии
спрыгнул с камня и припустился бежать длинными, чуть не четырЈхметровыми
скачками, вниз, каким-то шипом раздвигая перед собой Туман; тот злобно
вихрился за ним, клокотал, но не мог выместить на смертоходе свою
бессильную ярость. Человечек в наглухо застЈгнутой рубашке с длинными
рукавами и нелепой шапочке-,,петушке"" добежал до забора и, перскочив
через него, исчез, напоследок скрытый мстительным Туманом, за которым
всЈ-таки осталось последнее слово...

 - Блин, ну не, ты гля! - вымолвил наконец позабывший во время всей
предыдущей сцены закрыть рот Гаврилов, изумлЈнно вращая глазами. - Ни
фига себе, так вот он какой, смертоход!.. Никогда не видел такого
засранца в жизни. Ну, он крут... Кепи у него чего только стоит! Слышь,
Костяк, а ты когда-нить видел смертохода?

Волков промолчал, лапая автомат и пристально наблюдая за словно только
сейчас замеченной им приходящей в себя девушкой.

 - ЕЈ надо убрать! - заявил вдруг он. - Помните, что сказал
смертоход?...

Конец 5 главы и половины 6-й главы. Прошу прощения за некоторые опечатки, капитально последние полторы главы пока не проверял, практикуя быстрый набор.
                Автор.