Ошейник гордыни

               
 

«Как долго еще я буду блуждать по этим руинам?»,- подумал Александр. Он шел по бесконечному, как ему показалось коридору, какого-то полуразрушенного дома. На право и на лево, по сторонам, размещались двери, но ни в одну ему не хотелось входить. В доме было темно, но Александр все же мог разглядеть стены; ветхие, обшарпанные, в некоторых местах, где осыпалась штукатурка, зияли дыры и видны были деревянные, крест накрест положенные рейки перекрытий. Где-то от потолка до пола по стенам сочилась вода, подобно слезам березового сока. Обстановка представлялась довольно мрачная. В нескольких шагах, впереди, Александр заметил висящие на стенах картины «Очевидно портреты прежних хозяев»,- решил он, и, поспешил к ним, разгребая ногами мусор, как осенние листья.
Александр разглядывал первый портрет, на котором был изображен мальчик лет пяти с болезненно бледным лицом, довольно худым, но красивым. (Все это он разглядел, несмотря на мрак, царивший вокруг, словно его глаза освещали холст, как прожектора театральных пушек). Чем дольше Александр смотрел на портрет, тем больше сострадания в нем вызывал взгляд ребенка. Он даже почувствовал, в какой-то момент, как заныло сердце, а в горле встал комок горечи и обиды. Александр чувствовал, что ребенок становится ему ближе, роднее. Вместе с этим чувством усиливалась и боль в его сердце, как будто что-то совсем близкое, частичка его самого безумно страдает. Александр ощутил, как горячие слезы, не спрашивая у него разрешения, хлынули из глаз и, побежали по щекам, обжигая словно, пощечина. Скорбь, печаль, и отчаяние захватили его душу. Он рыдал, не помня себя, рыдал и испытывал облегчение, что-то высвобождалось в нем, какое-то чувство, прятавшееся все эти годы в глубинах его души – чувство раскаяния, неосознанного, но такого сладостного. Александр не заметил, как в экстазе покаяния переместился к следующему портрету. Теперь на него смотрело лицо женщины таким же взглядом полным скорби и разочарования, как и взгляд мальчика. И, несмотря на то, что во взгляде ее не было укора, Александр вдруг ощутил глубокое чувство вины. Ему хотелось просить прощения еще и еще, до исступления, до помешательства. Он встал перед портретом на колени и, закрыв лицо руками, разрыдался, давая волю своим чувствам и наслаждаясь слезами раскаяния.

Александр проснулся в одиннадцатом часу утра. Ему было легко и отчего-то тоскливо, заметив мокрую подушку, он стал припоминать чувства, пережитые во сне. Самого сна Александр не мог восстановить в своей памяти. Складывалось впечатление, что во сне он разглядывал, как в зеркале свою душу. Александр поднялся с кровати и направился на кухню. Закурив, он сел и не понимая начал набирать телефонный номер, не глядя на цифры клавиш. Он сидел, и ему казалось, что телефонные гудки доносятся откуда-то из другой реальности. Время растягивалось. Затем воцарилась тишина. Александру чудилось будто бы он телефонный провод, по которому проходит сигнал связи. Мысли его путались.… Вдруг он услышал далекий, знакомый, но давно забытый голос:
- Алло! Алло-о-о! Вас не слышно, алло! Перезвоните…
Александр положил трубку. Он не стал перезванивать, хотя его очень интересовало , как там она, как сын, ведь он не знал о них ничего вот уже пятнадцать лет. Но, что-то его останавливало. Возможно страх – страх быть непонятым и отвергнутым, а возможно и стыд. Александр сидел и не мог собрать воедино свои мысли и обуздать противоречивые чувства. Так он просидел целый день, а за окном журчали ручьи и щебетали воробушки – весна шагала смело, прогоняя больную зиму.