Я никому не позволю обижать женщину! Посвящаю Ork McKeen

До Дня Защитника Отечества оставалось всего две недели, сидел без денег, а тут вдруг пришли гонорары за давнюю статью - и сразу из четырех газет: казахской, литовской, испанской и аргентинской.
Заехал в их объединенную реакцию, и вот - иду по улице упругой походкой отставного военного, карман распирают пачки манатов, литов, песо и песет.

Собрался, было. к киоску, а после, с покупкой - домой, но глотнул вдруг февральский, почти весенний ветерок,  и планы мои изменились. Пошел я не в свой дом, а в соседний, нашел второй подъезд, поднялся - пешком - на восьмой этаж. Не люблю эти расписанные малолетским паскудством, воняющие мочой,  лифты.

Адрес мне дали друзья. Я знал о русоволосой женщине в скромном халатике, открывшей мне дверь, почти все. Все, что мне нужно. Хорошая, рабочая семья. Очень достойные люди. Муж - страстный автомобилист -  мечтает об иномарке. Жена старается, мечтает сделать ему такой подарок к 23 февраля. Даже марка автомобиля мне известна. Дэу Нексия. С каждым дневным визитом она все ближе к цели. Если и вечер задействовать, все бы вышло быстрее, но … Муж приходит с работы к 19 00. Она хочет, чтобы подарок был ему настоящим сюрпризом. Остается - утро и день.

- Проходите. - Говорит мягко, с достоинством. Я огляделся. Комната заботливо прибрана. Занавески, салфетки на серванте сверкают крахмалом. На шкафу - черно-белая, четкая  фотография мужчины средних лет со строгим, волевым лицом. Знает ли он об…этом? Вряд ли. А может быть и знает, но во всем доверяет жене, их отношения честные, прочные, проверенные временем, полные взаимного уважения.

- Чаю хотите? -

Я киваю, и мы молча пьем горячий чай из оранжевых, в белую крапинку, пиал, обжигая пальцы. Пальцам больно, но я не опускаю чашку -  женщина передо мной спокойна, пьет неторопливо, хотя ей так же горячо, как и мне.

Она разделась у тахты, я - на кухне. Квартира - однокомнатная.

Управились мы быстро. Постельная акробатика - удел циничных подлецов. Ни на один момент я не переставал чувствовать уважение к этой женщине. 

Женщина приняла душ, а когда помылся я, она подала мне аккуратно сложенное, чистое полотенце и тут же вышла из ванной.

Нам не понадобилось неловких вопросов - друзья уже назвали мне тариф. Я отсчитал всю сумму - вполне скромную. Женщина встала у комода, собираясь положить мои деньги в красивую коробку от шоколадного набора.

Тут мне в голову пришла мысль.
- Минутку! -

Она отчего-то вздрогнула, сжала в ладони стопку рублей. Сдержанно улыбаясь, я подошел к ней, с ласковой твердостью вытянул из ее кулака деньги и положил к себе в карман. Женщина смотрела на меня молча, в уголках глаз заблестели слезинки. Теплая волна нежности к этому, в общем-то, незнакомому мне человеку вдруг захлестнула меня.

- Да Вы что,  самом деле ?!  - Я смотрел в ее серые внимательные глаза, а руки мои сами вываливали из кармана на стол, стоящий посреди комнаты, литы, песо, песеты и манаты. - Вот! -

- Что это?!-  Ее дыхание участилось. Наверняка, она впервые в своей простой рабочей жизни видела столько валюты.

Я выбрал из кучки три пачечки радужно-пестрых манатов.

- Вы ведь Дэу Нексия покупать собираетесь? -

Она кивнула, даже не удивившись, откуда мне это известно.

- Казахской сборки? - Продолжил я.

И вновь - кивок. Я улыбался во весь рот.

- Так это - казахские деньги! Они Вам больше понадобятся! - Левой я взял ее за руку,  правой вложил ей в ладонь валюту, а после сомкнул ее пальцы на пачке купюр. Женщину как-то странно передернулась.

- Мне… мне говорили… люди… там лучше доллары… или рубли… хотя бы…-

Я разулыбался еще шире.

- Да ладно Вам! Машина - казахская? -
- Да…-
- Так и деньги - казахские! - Тут я рассмеялся. Вот непонятливая!

Но она не торопилась присоединиться к моему веселью. А…ладно! Женщина…  Позже - поймет.

Убрала в коробку деньги и стояла, не поворачиваясь.

- У меня тут еще есть. - Сказал я. - Еще валюта. -
- Я сейчас не могу, устала…-
- Да не сейчас! Я ж еще могу зайти - в соседнем доме живу! -
- А что там у Вас? -

Я с готовностью протянул ей ворох разноцветных банкнот.
- Это… валюта? -
- Конечно! Не рубли же… -
- Да…- Проговорила она. - Не рубли… -
- Тут литовские есть… А что? Литва сейчас - другое государство!  Аргентинские… Ис… - Ой, нет! Про песеты промолчу. Мы летом с женой на Коста-Браву собрались. Там пригодятся.
- Ну… я не знаю. Я сейчас не могу. -

Я сам открыл коробку и уложил туда пачки, предварительно отделив песеты. - Все. Забудем об этом до следующего раза. -
- А Вы… когда? -
- Зайду еще раза два…три…Четыре…-
- Хорошо. - Остановила она меня. - Вы…извините. Муж скоро придет - надо ужин готовить. Приходите. Только звоните сначала - может, кто еще здесь будет… - Женщина едва заметно покраснела.

*****

 Я шел домой по моему двору, где я вырос, где прошло мое детство, и чувствовал, что жизнь стоит того, чтобы ее жить. Стоит, ведь есть такие люди, как эта женщина, имени которой я пока не узнал, и ее муж, имя которого я вряд ли узнаю. Честные, безгранично преданные друг другу работящие люди, соль нашей земли. Я почувствовал, как что-то мокрое побежало по моей щеке, поднес ладонь к лицу и смахнул слезу.

Киоск - на углу моего дома, на пути к подъезду. Рублей у меня осталось прилично, и я решил отметить этот день, выпить с женой по сто грамм.

И вдруг… День мой с того мига изменился бесповоротно.

Я увидел, как бьют женщину…

Били жестоко, наотмашь, с матом и воем.

Несчастная пыталась отбиваться, неловко взмахивала большими руками в дворницких перчатках, но силы были неравны, оппонент - подлее, хлестче, проворней. Большой вязаный берет сбился на затылок, седоватые волосы прилипли к вспотевшему лбу. Долго ей не продержаться…

Я почувствовал, как тело мое метнулось вперед, зазвенело, словно стальная пружина. Схватил беднягу за ворот грязного  оранжевого жилета и оттолкнул на безопасное расстояние. Женщина не удержалась на ногах,  осела в снег. Ладно! Главное - она уже в безопасности.

Кулак мой почувствовал, как подались внутрь поганой пасти вонючие зубы, горячая влага оросила набитые костяшки пальцев. Хорошо! Теперь - ногами.  Под колено. В живот. Круговым - Маваши! Йя-а! - в ухо. Сбил с ног. Оглянулся на мгновение. Спасенная мною женщина уже скрылась. Хорошо. Теперь я за нее спокоен.

Ярость не унималась. Я пинал распростертое тело, топтал его каблуками, наклонился и ударил ребром ладони в сероватое мерзотное горло. Послышался хрип и - одновременно - визг тормозов.

Милицейский газик остановился в трех шагах от меня. Два автоматчика, невысокие, краснолицые, вышли из машины и теперь смотрели на меня, спокойно, внимательно, и - так же сдержанно - на разорванное тело у моих ног.

Наконец, один из них, нарушил молчание, прерываемое до этого лишь глухими стонами и хрипом.

- Мужик… Ты это… Дай рублей двести и вали отсюда. -

Я достал две сотенные и передал их сержанту. Прочитав вопрос в моих глазах, его напарник махнул рукой в сторону распростертого, уже замершего тела. - А… Это что ль? Иди. Сами разберемся. -

Молодцы, ребята. Тоже, наверное, из военных. Хотя… Молодые. Мужчины сейчас рано взрослеют. Молодцы, ребята.

- Ты … давай… -

Ладно, ладно. Иду. В последний раз, уже почти упокоившись - лишь кулаки остались сжатыми добела - я окинул взглядом поверженную мразь.

Невысокая, немолодая. Тощая. Из-под взлетевшей к дворницкому жилету юбки виднеются несвежие шерстяные рейтузы, омерзительно-розового цвета. Редкие немытые волосы разметались по снегу. Половина головы превратилась в открытую рану - каблуки у меня подкованные. Рука с  обломанными ногтями, покрытыми дешевым лаком, неестественно подвернута назад - я ее точно из пазов выбил.

И не жалко. Напоследок, я сплюнул на этот ворох грязной одежды и кровавого рваного мяса. Поднял кулак к груди и отчетливо, на весь наш тихий двор, произнес:

- Я НИКОМУ не позволю обижать женщину! -

Менты молча смотрели на меня.  Я повернулся и пошел домой.
Уже у подъезда, нагнулся к газону, зачерпнул окровавленной ладонью горсть талого снега, стал мыть руки. Новой порцией снега отер от засохших бурых брызг мои армейские ботинки.

Распрямившись, я запрокинул голову и долго смотрел в пронзительно-голубое, уже весеннее, небо. Взгляд мой упал на фасад соседнего дома, стал искать ЕЕ окно. Восьмой этаж. За зеленоватой шторой блекло светился почти незаметный в начинавшихся сумерках огонек.

Наверное, они с мужем сидят за столом, он ест суп, а она сидит рядом и молча, с тихой, проверенной годами любовью,  смотрит на его сильные умелые руки, спокойное, мужественное лицо, которое в праздник осветится почти детской радостью при виде нежданного подарка.

Завтра я опять зайду к ней. И послезавтра. И еще пару раз.

В окне второго этажа стояла моя жена. Она смотрела и улыбалась.

Я улыбнулся ей в ответ.

Я люблю тебя, жизнь!