Записки рыболова-любителя Гл. 15-18

15
В то время как раз я начал вести дневник. Он сохранился. Первая запись была сделана 29 января 1959 года. Мне два месяца как исполнилось пятнадцать лет. Кончились зимние каникулы, началась третья четверть девятого класса.

Из дневника.

29 января 1959 г.
Иногда у меня возникает желание записывать свои мысли, но вот именно - иногда, поэтому не знаю, буду ли вести дневник регулярно.
Я давно уже решил развивать в себе физическую силу и силу воли, но оказывается - это чертовски трудное дело. У меня так много срывов, особенно по части силы воли. Вот, например, зарядка: раньше я ежедневно занимался ею и обливался, а теперь вот уже сколько дней не могу возобновить занятия. Правда, сегодня я её более, менее делал, но на гантели времени не хватило...
В распределении времени у меня тоже ерунда получается. Больше половины времени чёрт знает на что идёт, и потому времени на всё не хватает. Нужно следить за собой, чтобы ни минуты времени не терять даром, особенно, если есть такие дела, которые всё равно, рано или поздно придется делать.
Но насчёт силы воли можно много писать, посмотрю, что будет дальше на деле. Сейчас очень поздно, пора спать, а писать хочется, но сразу всё не напишешь. Читаю Ефремова. "На краю Ойкумены" - понравилось очень, а рассказы его заставляют уважать профессию геолога. Я точно не знаю, кем стану, но пока отдаю предпочтение горным профессиям. Ну, хватит. Остальное после, пора спать.
30 января.
Зарядку делал - хорошо, в распределении времени - плохо. Настроение весь день было плохое, в голову лезла всякая чушь.
6 февраля.
К нам в класс поступил новенький - Рабинович. Он мой коллега (он так выразился) - собирает марки* и увлекается фотографией. Учится хорошо (одна четвёрка), и вообще, парень умный, но, по-моему, немного задаётся и ставит себя выше наших ребят. Посмотрим, что это за фрукт.
* Марки я начал собирать в восьмом классе под влиянием дяди Вовы и занимался этим делом очень серьёзно и с большим энтузиазмом до студенческих времён. Марки буквально очаровывали меня, и я с наслаждением разглядывал их, раскладывая в кляссере.
А силы воли у меня нет. Прямо зло берёт: когда пишешь, всё понятно, а вот на деле не получается. Дальше - почему я тут за три года ни с кем не сдружился? У меня есть здесь товарищи, но не друзья, как Сашка Шабров или Валерка Милин в Ленинграде, да и вообще там у меня много настоящих друзей, а здесь таких нет (кроме, пожалуй, Толика Волосовича). И девчонки наши мне не по душе, не то что в Песочной или Сестрорецке. У нас в классе мало народу - восемнадцать человек всего, но мы между собой только лишь соученики и всё, а настоящей дружбы нет.

20 февраля.
Повезло же мне с этим радикулитом! А ещё собираюсь быть геологом. Нужно закрепить своё здоровье. Как следует надо взяться за учёбу и пр.
"Жить надо дерзко, смело, красиво. И к чёрту сопливых нытиков. Кто не горит, тот коптит - таков закон. Да здравствует пламя жизни!" /Н. Островский/
"Только вперёд, только на линию огня, только через трудности к победе и только к победе - и никуда иначе." /Н.Островский/
"Воспитание не только должно развить разум человека и дать ему известный объём сведений, но должно зажечь в нём жажду серьёзного труда, без которой жизнь его не может быть ни достойной, ни счастливой." /К.Д.Ушинский/
"Я ничьих мнений не разделяю - я имею свои." /И. С. Тургенев/

8 апреля.
Снова вернулся к этой тетрадке. Постараюсь вести записи регулярнее. Взялся снова писать под впечатлением дневника молодого журналиста Виктора Головинского (в "Комсомольской правде"). Он погиб, принимая участие в изыскательской экспедиции в Восточных Саянах. Он определяет значение дневника так: "....давать себе строгий отчёт о своём месте в жизни - это будет задачей моего дневника". Вот отдельные его мысли, которые я разделяю:
"Надо верить в себя." "Прежде всего выдержка: купание по утрам, железный подъём." "Нужно так экономить время, как это делают рабочие на производстве". "Человеческую волю развращает малейшая уступка своим слабостям. Если ты что-то решил, а потом немного отклонился от этого решения - всё пропало." "Главное - воспитание в себе светлого жизнерадостного взгляда на жизнь. "Ничто нас в жизни не может вышибить из седла", - вот идеал." "Работа, особенно творческая, -это чудесно, но мне противен талантливый инженер-изобретатель, у которого нет способности наслаждаться дождём, греблей, бродяжничеством, шахматами или музыкой, смехом детей в саду или рыбной ловлей, спором о "Войне и мире" или боксом, встречей с новым оригинальным человзном или достижениями микробиологии."

Есть и здесь хорошие девчонки. Ирку Родионову я знаю с седьмого класса, а с Аней-Галей познакомился через Толика Волосовича. Обе - медики... С такими девчонками можно дружить. С Толиком я хоть и дружу, но отношения у нас бугристые. У него слабая воля, но вообще он неплохой парень.

10 апреля.
Вчера и сегодня хорошо поработал утром с гантелями и резиной. Сегодня плечи и грудь даже больно напрягать. Много занимался сегодня. В школе по литературе и геометрии получил четвёрки. По геометрии, по-моему, отвечал на пять, но студентка-практикантка всё-таки поставила четыре. Ну и ладно. Главное - знания, отметки - это бухгалтерия.
Выл вчера у Ани, относил книгу. Как много и выгодно она отличается от девчонок нашего класса, с ней можно говорить о многом, мы спорили о живописи, о Маяковском. Проспорил ей на "американку", зато у Ирки выспорил пинцет (для марок), обещала принести, если достанет.

13 апреля.
Я стал лучше бегать - 100 метров за 13.9 сек, по сравнению с осенью - неплохо. Тем более, что я бежал с больной ногой, и ещё сейчас больно ступать, похоже, растяжение.
Вчера был у Ани, сидел с ней на подоконнике и читал, мимо проходили ребята с нашей школы, и ещё вечером, когда шли с Аней, встретил их. Сегодня лезли ко мне с пошлыми вопросами - какие сволочи, я не ожидал, что наши ребята могут быть такими. Ну, да плевать на них. Они не стоят и одной сотой Ани.
Перечитываю  то, что написал - какой жаргон и почерк! Нужно всё писать именно таким почерком, как эти два предложения.

17 апреля.
Дома у меня в последнее время сплошь инциденты: ругаются, что много "болтаюсь" по вечерам, поздно "заявляюсь" домой, ничто, мол, меня не интересует кроме гулянья. Разве это так? ... Из-за этого я дома хожу хмурый такой, как индюк. В школу иду, так там директрисса ест. Особенно я зол на нашу практикантку по математике. Она очень мелкий человек. Дело не в том, что она несправедливо ставит отметки, а в том, что она не понимает ребят: если сделает ошибку, начинает выкручиваться; благоволит к одному Рабиновичу, а его не любит ни один человек в нашем классе. Нина Ивановна (наш классный руководитель) на меня тоже злая. А я, когда на меня злятся, подаю к этому лишние поводы, но подлизываться никогда не стану.
У меня хорошее настроение лишь с медиками. Медицина помогает мне держать свою волю в руках, теперь я лучше веду себя в отношении наших девчонок, не так груб с ними.
Сегодня работал на солнце в одних брюках. Сезон загара начался 17 апреля, сезон купанья - 3 апреля, когда я в брюках свалился с тарзанки в речку.
Сегодня много проволынил с уроками, по крайней мере, три часа выбросил на ветер. Сейчас 22 часа, а у меня на совести ещё черчение.

20 апреля.
Вот это колоссально! Позавчера +20 С, а сегодня сильный северный ветер со снегом, температура - ноль градусов.
Страшно поругался с Ниной Ивановной, но она не права, как ни верти. Ей очень не нравится, что я, председатель учкома, в приятельских отношениях с Мишкой Савловским, по её мнению - неисправимым хулиганом и грубияном.
Хорошо провёл вечер у Ани вчера. Получил письмо от дядюшки, с марками. Больше ничего хорошего. Но будет. Надо быть оптимистом. Ведь и сейчас у меня есть друзья и в Ленинграде, и здесь...

21 апреля.
После вчерашнего ветра со снегом сегодня опять солнце и температура   +15 С!
Вызывали на педсовет, и хоть за нас с Мишкой стоял весь класс, и Нина Ивановна была во многом неправа, Мишка получил трояк по поведению, а я - строгий выговор за то, что не одёрнул его, когда в трамвае он грубил Нине Ивановне. Ещё будет разбор по комсомольской линии, и наверняка меня сгонят с поста председателя учкома, где я проторчал без малого два года. Трудно разобраться в этой каше, во многом я сам виноват из-за своего самолюбия и упрямства. Мама же считает, что у меня совсем нет самолюбия. Интересно, что она под этим понимает.

27 апреля.
Нужно добиваться уважения к себе, не терять своего достоинства - для этого нужно воспитывать себя и не поддаваться настроению.

3 мая.
... Дома считают, что я болтаюсь чёрт знает с какой компанией, что кто-то "затуманивает мне мозги". Я вчера выслушивал несправедливые упрёки, что дом мне не в радость, и что родителей я считаю "узурпаторами". Мама заявила, что она должна знать, с кем я "лясы точу". Она давно это бы знала, но приводить своих друзей ей на "ревизию" я не собираюсь. Плохо то, что я не могу возразить по-настоящему - у мамы слабое сердце и нервы.
Я не понимаю, как можно заявлять, что дружба мальчика с девочкой - хорошо, и в то же время говорить: "Рано в пятнадцать лет шляться к девчонкам". Я принял это вчера как оскорбление моей дружбы с Аней. И всё же, как ни обидны мамины слова, нужно держать себя в руках, трезво разбираться в своих поступках. Между прочим, мою способность разбираться в своих поступках мама отрицает...
...Быть может, позже мне понравится другая девушка, Аня - не красавица, таких людей нельзя ценить по внешности, это всё равно, что ценить книгу по обложке, но её душевные качества нельзя не ценить

9 мая.
Есть ли верная дружба? С мальчишкой - возможно, а с девчонкой? Место для ответа на этот вопрос я оставляю.
Да, есть. - 14.6.1959
Ишь, как быстро ответил. - 18.1.1960
Девчонки нашего класса сказали мне, что я очень переменился. Пожалуй. Не только я немного окреп физически, но и развил силу воли, вернее, начал развивать. Нужно ещё больше контролировать свои поступки.

28 мая.
Окончена учебная часть 9-го класса. Впереди месяц практики на "Автозапчасти". Нужно добиться 4-го разряда, на токарном это возможно.
Быстро пролетела четвёртая четверть. В мае я почти не занимался, но кончил неплохо. Гоняю в футбол до упаду. На меня нашла очередная спортивная лихорадка, а толком я не занимаюсь определённым видом спорта, это вообще-то плохо. Сейчас летом режим не строгий, и нельзя забрасывать зарядку, что у меня иногда бывает.

2 июня.
На заводе я всё ещё только портачу, толку пока мало. Смотрел с Аней кино "Отцы и дети". Поставлено замечательно, всё как у Тургенева. Впечатление ярче, чем от книги. Базаров, как он есть, - я хотел бы обладать таким характером, - бесподобен.
"Всякий человек сам себя воспитывать должен." /Тургенев. "Отцы и дети"./

16

Как видно уже из этой части, весь дневник - сплошные призывы к самосовершенствованию, прежде всего к воспитанию силы воли. Эти письменные призывы, обращенные к самому себе, были для меня чем-то вроде молитвы, средством самовнушения.
Тяга эта к самовоспитанию обнаружилась как-то вдруг, как раз тогда, когда я познакомился с Галкой, но не ясно - до того или после ...
С ней я познакомился осенью 1958 года, когда я учился в девятом классе, и вплоть до лета она заменила мне всех моих приятелей, в том числе и Тольку. Наше времяпровождение сводилось к разговорам и к чтению вслух в её комнате. Наши отношения были пропитаны какой-то томительной теплотой, мы даже целовались, но голова от этия поцелуев у меня не кружилась, и особенных восторгов я не испытывал. Но приятно было.

Весной я увлекся футболом, играл чаще вратарём. Играли самозабвенно, в любую погоду. Я бросался за мячами в грязь и приносил на штанах домой изрядное её количество. Мама всё отстирывала и при этом не ругалась - мои спортивные увлечения она всячески пощряла, как, впрочем, и любые другие, способствовавшие, на её взгляд, моему умственному или физическому развитию.
Много играл я и в настольный теннис. Стол стоял у нас во дворе, а соперниками были Сашка Чесноков, Вавка Караванов, Валерка Долгополов, Мишка Савловский. В футболе и настольном теннисе я своим сверстникам не уступал (а популярны среди них были ещё баскетбол и большой теннис, благо корты "Спартака" были рядом с нашей школой), причём в футболе я любил играть и в нападении, но ценился прежде всего как вратарь. В этом моём умении мне отдавали должное и в студенческие годы: приглашали играть за сборную факультета, а однажды за сборную немцев-физиков против немцев-нефизиков. Правда, в школе у меня был конкурент - Вовка Петров, который играл вратарём в юношеской команде "Балтики", я же был диким футболистом.
Осенью 1958 года я заинтересовался футбольными репортажами с первенства Союза, которые вёл Вадим Синявский, и даже стал записывать составы команд в тех играх, которые транслировались по радио. А следующим летом, будучи на каникулах в Ленинграде - Сестрорецке, я впервые попал на настоящий футбольный матч класса "А" "Зенит" -"Шахтёр". Игра проходила на стадионе имени Кирова, возил на стадион меня, Сашку Шаброва и своих сыновей Вовку и Кольку дядя Сережа Мороз. Матч захватил меня. Ленинградский "Зенит" (а мы, конечно, болели за него) по ходу игры проигрывал 0:1, затем 1:2, но всё же вырвал победу - 3:2! Решающий гол забил Лёва Бурчалкин, которого выпустили на замену в конце игры. Ему было в то время 20 лет, невысокого роста, рыжий, он играл на левом краю, был весьма техничен, как положено крайнему нападающему, а главное - заводной, азартный, неутомимый! Публика скандировала ему (он уже тогда стал её любимцем): "Бурчалкин, выручай!" И он выручил. И выручал ещё во многих матчах. Играл за "Зенит" лет десять и все эти годы был лидером, душой зенитовских атак. Я восхищался им и любил всем сердцем, в нём не было ничего пижонского, любовь к игре и преданность футболу чувствовались в каждом матче. Благодаря Лёве, я оставался верным "Зениту" и все последующие годы, когда "Зенит" барахтался на дне турнирной таблицы, правдами и неправдами удерживаясь в классе "А", переименованном потом в высшую лигу.
Когда летом 1957 года мы ездили в Севастополь, то по дороге день или два провели в Москве вместе с мамиными друзьями детства, бывшими сестроретчанами - Алькой и Севкой - Олегом Марковичем Белаковским и Всеволодом Михайловичем Бобровым. Они учились вместе с мамой в одной школе, Алька в том же классе, а Севка в параллельном. Одно время Алька ухаживал за мамой, приятельские отношения они поддерживали всю жизнь, и папа, по-моему, ревновал маму к Белаковскому. Все трое были одногодками, Бобров умер скоропостижно, через несколько месяцев после смерти мамы... Одно время Белаковский и Бобров вместе играли за футбольную команду сестрорецкого завода имени Воскова, а после войны связали свои жизни с футбольными и хоккейными командами ЦСКА (Бобров, впрочем, играл ещё и за ВВС, и за "Спартак", и тренировал "Спартак", но имя себе сделал в ЦСКА), Белаковский окончил Военно-медицинскую академию и впоследствии долгое время состоял врачом при футбольной и хоккейной командах ЦСКА и сборной страны, а Бобров - первый сестрорецкий хулиган, по маминым рассказам, стал суперзвездой советского футбола и хоккея, возможно, что даже самой яркой, в хоккее, по крайней мере.
В тот день мы ездили на бобровской "Победе" купаться на Москву-реку, а потом на Ленинские горы, где недавно был отстроен Университет, а внизу - Лужниковский стадион и Дворец спорта. Сохранились фотографии всей компании, которую я снимал не утерянным тогда ещё "Зенитом", в их числе - Бобров у своей "Победы" в длинных чёрных сатиновых трусах с корявыми коленками, перенесшими не одну операцию.
Знакомство с прославленными армейцами и даже поездки в одном автобусе с командой на игры (дублёров и основного состава) с "Зенитом" всё же не сделало меня болельщиком ЦСКА, также как и полугрузинское происхождение - болельщиком тбилисского "Динамо", хотя игра грузинских футболистов всегда импонировала мне своей элегантностью. А вот болельщиком "Зенита" меня сделал не столько ленинградский патриотизм, сколько отношение к футбольному делу Лёвы Бурчалкина, и в студенческие годы я не пропускал ни одной игры "Зенита" в Ленинграде.
Помимо хождений на игры "Зенита" и практической собственной игры моё увлечение футболом проявлялось в занятиях футбольной статистикой. В специальных толстых тетрадях я записывал составы команд и авторов голов (по отчётам в "Советском спорте") во всех матчах класса "А" в течение нескольких лет, и был большой докой по части того, кто с кем и как сыграли, и кто забивал голы.

17

К спортивной части моей биографии можно отнести ещё занятия пулевой стрельбой и боксом в девятом и десятом классах. На школьных занятиях по военному делу я как-то очень легко выполнил норму третьего разряда по пулевой стрельбе из положения "лёжа", и меня стали посылать на соревнования (вместе со Светкой Минак из нашего же класса) защищать честь школы. Я стрелял уже по второму разряду (стандарт 3х10 из трёх положений: лёжа, с колена и стоя), но чтобы двигаться дальше, нужно было переходить на специальную, "целевую" винтовку, которых у нас в школе не было, и дело это я забросил.
К тому же я начал ходить на секцию бокса, скрыв свою близорукость. Заманил меня туда Боря Лукъянец, крепыш из восьмого класса, с которым мы вместе заседали в учкоме. Поначалу ездить нужно было далеко - на кольцо "единицы", а потом занятия проходили на чердаке большого административного здания на углу Советского проспекта и улицы Кирова (тогда это был Дом профсоюзов). Как-то после тренировки я возвращался разгорячённый под дождём и застудил поясницу. С радикулитом (или что у меня там случилось) я мучился довольно долго, в школе застревал, вылезая из-за парты, так как не мог ни согнуть, ни разогнуть спину. Интенсивными прогреваниями мама меня вылечила, но к боксу я не вернулся: потребовали медицинскую справку, а надежды, что пропустит окулист, не было.
Летние каникулы после девятого класса я проводил в Сестрорецке, большую часть времени у Шурки Санкина. Ездили с ним на моторке и на вёслах по Разливу, рыбачили, играли в настольный теннис. Встречался и с другими одноклассниками, ездил в Ленинград к Морозам, к Сашке Шаброву на дачу в Мельничный Ручей. По утрам, затемно ещё отправлялся зоревать с удочкой. Ловил на озере у завода, с мостков у водозабора. Хорошо ловилась плотва и густера на опарыша, вот только руки от него воняли. Днём, в жару купался у моста, в перерывах между купаниями валялся на травке с книжкой.
Бесподобно весело провели мы один выходной в такой компании: дядя Вова с тётей Тамарой, дядя Витя - тёти Тамарин брат с женой Жанной, Валерка, племянник тёти Тамары и дяди Вити, сын их сестры Лиды, года на два помладше меня, и я. В субботу с вечера собрались у Бургвицев, сложили всё необходимое для рыбалки и пикника, переночевали все вместе, а рано утром, на рассвете поплыли на лодке (на вёслах) через весь Разлив к Чёрной речке. Мы с Валеркой и дядей Витей рыбачили, дядя Вова чинил шалаш и разводил костёр, женщины готовили пищу. Когда солнце поднялось высоко и клевать перестало, собрались все на берегу, взрослые выпивали, но умеренно, под контролем бдительных женщин, а дурачились как дети - дядя Витя и дядя Вова слова не скажут без подначки, смеху было - животы надорвали. Потом купались, загорали, а вечером снова переход через весь Разлив на вёслах, гребли по очереди...
С Валеркой я несколько раз ходил по сестрорецким дворам пилить, колоть дрова - зарабатывал на марки и новый большой кляссер. Платили нам по три рубля (старыми деньгами, т.е. по тридцать копеек нынешними) за кубометр. За день мы перерабатывали кубометров шесть, т.е. зарабатывали меньше десятки на нос, но всё равно были страшно довольны заработком, да и сама работа нам нравилась.
С Валеркой же я впервые рыбачил на Сестре-реке с ночёвкой. Мы были вдвоём, без взрослых, днём дурачились, тогда я и утопил в речке свою польскую финку: мы швыряли её высоко вверх и смотрели, как потом она вонзается в землю, пока она не улетела в речку.
Хорошо помню, как мы мёрзли ночью, прижимаясь друг к другу в шалаше и пытаясь заснуть, и как до стона я мечтал о тёплой постели с крахмальным бельём, как хорошо и уютно сейчас дома, а мы тут мёрзнем, несчастные, когда же эта ночь кончится? Но настало утро, взошло солнце, и нам уже не хотелось домой - хорошо тут на речке!
Особенно запомнился день рождения у Ляльки Лозовской. Там я встретился с Серёгой Андреевым, будущим Лялькиным мужем, с Женькой Крюковым, моим первым сестрорецким соседом по парте, которого я перед тем больше четырёх лет уже не видел и который теперь мне очень понравился, показался просто замечательным парнем, а главное - с Наташей Денисовой, моей первой любовью с третьего класса. Впервые мы с ней танцевали, запросто и весело болтали, нежные чувства возрождались в моей душе. Какое-то время я снова начал мечтать о Наташе...

Из дневника.

11 сентября 1959 г.
Прошло три месяца, даже больше, как я не прикасался к этой тетради, и вот она снова попала ко мне в руки. Сначала хотел выкинуть её, но потом раздумал, только вырвал один лист. Многое переменилось за эти три месяца, и я уже по-другому смотрю на свои прежние записи, в них есть кое-какие правильные мысли, и только поэтому я сохраняю пока их.
Быстро прошло лето. Казалось, недавно сдавал на разряд токаря-универсала, пролетела практика, каникулы, и вот уже десять дней отучились, получены первые отметки. Лето провёл в Сестрорецке. Что больше всего запомнилось?
Конечно, рыбалка у Чёрной речки на Разливе, весь этот день, проведённый вместе с Бургвицами и Анисимовыми очень весело. Утренние рыбалки у завода, купание у моста, настольный теннис у Санкина, стадион имени Кирова, футбол "Зенит"-"Шахтёр", Сашка Шабров. День рождения у Ленки Лазовской - особенно... Неожиданно встретил там и Наташу Денисову. Вспоминаю наше знакомство: я пришёл в третий класс сестрорецкой семилетки (это было в самом начале марта 1953 года, почти семь лет тому назад), и в первый свой учебный день в Сестрорецке возвращался из школы вместе с ней домой, стрелялись в снежки с Ленькой Голиковым (который дразнился: "Тили-тили-тесто, жених и невеста!.."). Тогда были совсем малыши, а сейчас я уже ученик выпускного класса...
У Галки со дня моего приезда я был всего один раз; встретила она меня сначала как-то безразлично, а потом у неё настроение немного поднялось. Я думаю, что она обиделась на меня за то, что я пришёл к Ирке в день приезда - туда затащил меня Толька Волосович, а к ней только через три дня. (Я чувствовал, что поступаю не по-товарищески, но ходить к Галке так часто, как раньше, не хотелось).
Так, значит, я - ученик десятого класса! В классе у нас отношения тоже переменились, мы стали дружнее, да так ведь и должно быть - всё-таки десятый класс, да ещё такой маленький: 16 человек (9 девчонок и 7 мальчишек). Отношения с Ниной Ивановной у нас пока налажены, и вообще в школе у нас в старших классах дружеская атмосфера, особенно у нас в десятом. Ходили вместе в кино, много играем (мальчишки) в настольный теннис и в футбол (между прочим, на воротах я стою теперь гораздо увереннее, ребята хвалят, даже Санька Алейников). Собираемся в это воскресенье за грибами. Собираемся зимой съездить в Ленинград всем классом на каникулы, но пока это всё мечты, хотя вполне реальные. Ну, я расписался, и ещё бы писал, но вообще - спать пора.

31 октября
Достал эту тетрадь, пишу эти строчки, что ещё писать - не знаю. Настроение под музыку: слушал хорошую песню - что-то хотелось высказать, хотя бы в тетради, вспоминается всегда хорошее, когда хорошая музыка. Но песня кончилась...
Сегодня суббота, я сижу дома, особенно ничем не занят, слушал футбол, читал "Братья Ершовы". Перечитал всё, что написал. То, что раньше считал серьёзным, сейчас смешно. Заметно, что хоть немного вырос. Всё же тетрадь не выкидываю.

18

Шёл последний школьный год, пора было думать о будущем. Чтение книжек Обручева и Ефремова в девятом классе и моя любовь к природе, лесу, рыбалке, а также романтические порывы сложили во мне убеждение, что самая интересная профессия на свете - геология. Учиться надо будет в Ленинграде (в любимом городе, не в Москве же), а значит - либо в Горном институте, либо в Университете. Никаких сомнений на этот счёт в десятом классе у меня уже не было, хотя Валерка Долгополов всячески агитировал меня за физику. Сам он собирался поступать в московский "физтех" (МФТИ). По физике мы с ним были первыми учениками в классе, с удовольствием занимались дополнительными задачками, чем радовали нашего учителя физики Леонида Павловича Волкова. Но решение стать геологом от этого не колебалось, в крайнем случае, можно быть геофизиком - такая специальность есть и в Горном, и на геологическом факультете ЛГУ.
В конце 50-х - начале 60-х годов по инициативе чуть ли не самого Хрущева начался производственный бум в школьном и студенческом обучении. Благодаря этому я и не стал геологом, а стал геофизиком, но и то - физиком не собственно "гео" - Земли, а специалистом по физике околоземного космического пространства. Но об этом позже. В старшие же школьные годы наша связь с производством состояла в том, что мы сами установили железобетонную ограду вокруг школы, построили школьный гараж из кирпича на три бокса, а в девятом классе еженедельно ездили на завод "Автозапчасть", где я сначала освоил профессию станочника, а затем токаря-инструментальщика, получив квалификацию токаря 4-го разряда.
К учёбе в десятом классе я относился весьма сознательно. Тщательно всё конспектировал и старался красиво оформлять конспекты. В этом я стремился подражать Саньке Алейникову, школьные тетради которого были заполнены каллиграфическим почерком с подчёркиваниями и рамочками. Мой же почерк был быстр и, пожалуй, достаточно разборчив, но явно не содержал эстетических достоинств. В своём стремлении стать волевым человеком (я тогда находился под огромнейшим впечатлением романа Джека Лондона "Мартин Иден"), я не пожалел усилий на выработку почерка не хуже Санькиного. Эволюцию моего почерка можно проследить по дневнику. Если бы я знал, во что мне это потом обойдётся!..
Последнюю учебную четверть в десятом классе я провёл без родителей: папа служил в Польше, в Свиноустье, туда уехали и мама с Милочкой и Любкой, а я несколько месяцев жил в нашей квартире под присмотром, весьма, впрочем, символическим, Лены Трауровой, телефонистки лет тридцати пяти (теперь вспоминаю, что фамилию ей дали в детском доме в честь траура по Ленину), которая поселилась у нас. К моему выпуску из школы мама, конечно, приехала - к началу экзаменов.

Из дневника.

9 ноября 1959 г.
В середине октября встретил девчонку на улице и почему-то обратил на неё внимание, понравилась, симпатичная, потом забыл, 6-го ноября она опять промелькнула передо мной, 7-го увидел её на демонстрации, долго ходили за ней со Славкой (Литвиновым, из нашего класса), зачем? Правда, узнали дом, где живёт, и всё. Сегодня видели издалека, потом потеряли, слонялись со Славкой по улицам, всё её искали, около её дома вертелись.
Знаю, где живёт - в каком доме, и в какой школе учится. Больше ничего: ни как зовут, в каком учится классе, ничего больше. Припишу ли я к этому ещё что-нибудь? Я могу выбросить её из головы, забыть, ведь мне не на что надеяться, но стоит ли это делать? Ну, что ж, поживём - увидим. Наверное, всё это пройдёт.
Приписка (через две недели): Я с ней познакомился, а что толку? Наверное, ничего хорошего. Подумаешь, симпатичное личико.

11 ноября.
Зовут Светой, учится в седьмом классе. Кажется, капризная и избалованная, а, может, другое, только что? В общем, пока что-то не нравится в ней, хотя очень симпатичная. Да я её всё-таки и не знаю как следует... Буду ли я геологом? Поступлю ли?
___________________________________

А дело было так. Седьмого ноября утром мы, как обычно в праздники, шли всем классом в колонне демонстрантов, которая медленно, с остановками двигалась к площади Победы. День был пасмурный, сырой, идти, а особенно стоять в колонне было скучно, и мы со Славкой Литвиновым слонялись взад-вперёд вдоль колонны, разглядывая демонстрирующих. На Почтовой наше внимание привлекли две девчонки, так же, как и мы, выскочившие из рядов колонны и прогуливавшиеся вдоль неё. Девчонки были не из нашей школы, а из двадцатой, шедшей где-то сзади нас. Одна из них - в зелёном пальто с капюшончиком, уже встречалась мне как-то раньше и прямо таки поразила меня своей очаровательной мордашкой с чёлочкой.
Развлечение было найдено - мы со Славкой стали целенаправленно двигаться таким образом, чтобы не отстать от класса и в то же время не потерять из виду эту парочку. Девчонки были явно младше нас, мы с такими обычно не водились, но тут нас потянуло к ним как магнитом. Похоже было, что они заметили нашу слежку и стали прятаться, игра становилась всё интереснее, мы их теряли, снова находили, но, наконец, на площади, где сливается несколько колонн, мы потеряли их окончательно.
Домой мы, как и все, попёрлись пешком, транспорт ещё не ходил, да и торопиться нам было некуда. Мы шли по Советскому проспекту. Уже в самом конце почти его нас догнал трамвай "пятёрка", и мы вскочили во второй вагон, чтобы проехать пару оставшихся до кольца (на Мастеровой) остановок. Едва мы сошли на кольце, Славка пихнул меня в бок: - Глянь! - из первого вагона выскочили "те самые", увидели нас и чуть ли не бегом бросились в боковую улочку, выходившую на Мастеровую, которую я раньше и не замечал. Мы, конечно, - за ними. Так было установлено, где эти девчонки (или одна из них) живут.