Записки рыболова-любителя Гл. 18-22

Название улицы оказалось - Светлая. От других она отличалась отсутствием фонарей. Собственно улицы как таковой не было, булыжная дорога вела между глухим забором и небольшим парком в тупик, где три двухэтажных немецких дома по два-три подъезда в каждом, образовывали четырёхугольник с внутренним двором. Окна одного из них выходили в парк, который представлял собой скорее просто бугор с большими, старыми деревьями. В этом доме, на первом этаже (мы установили это по высунувшимся из-за занавесок любопытным физиономиям наших беглянок) и жила одна из подружек - та, симпатичная, которую мы сразу же прозвали - Капюшончик.

Капюшончика звали Света, фамилия её была Косинова, училась она в шестом (а не в седьмом, как почему-то записано у меня в дневнике) классе 20-й школы, что в самом конце Красной улицы. Родилась она 26 мая 1946 года, значит, в тот день - 7 ноября 1959 года ей ещё не было тринадцати лет, а мне через две недели исполнялось шестнадцать. Но все эти данные удалось установить гораздо позже, уже зимой, и нам со Славкой пришлось убить немало вечеров, чтобы подкараулить подружек и попытаться с ними познакомиться. Знакомство это состоялась примерно так:
- Девочки, а девочки! Ну что вы так бежите? Мы вам ничего плохого не сделаем.
Молчание, девочки, рядом с которыми мы пытаемся пристроиться, ускоряют шаги.
- Девочки, а девочки! Ну как вас зовут?
Девочки по-прежнему молчат, но убегают не слишком быстро.
- Девочки, а можно мы с вами погуляем?
Девочки молчаливо соглашаются, вцепившись друг в друга. Мы уже идём рядом с ними, заговариваем зубы, но без особого успеха. Правда, нас не прогоняют, это уже достижение.
Когда мы встречаем их в следующий раз, мы здороваемся, да и они вроде бы уже чувствуют себя нашими знакомыми, хотя их имена так нам пока и неизвестны. Мы-то сами, конечно, представились. Далее идёт игра в "отгадай, как зовут", и мы, наконец, отгадываем, что одна из них - Света, а другая - Люда.
... Теперь мы уже кидаем камешки в окно Капюшончику, она выходит в подъезд и сообщает, когда они с Людой смогут выйти погулять.
... А вот и мне в окно стукнул камешек - девочки зовут погулять. Мы гуляем, т.е. ходим вчетвером по улицам и болтаем о том, о сём.
Наконец, нас со Славкой отлупили на Мастеровой. Проводив Люду, а потом Капюшончика, мы вышли со Светлой на Мастеровую и увидели "шоблу" (синоним - "кодла") - группу разновозрастных пацанов и парней, которая незамедлительно направилась к нам. Мы со Славкой рванули по Мастеровой в разные стороны, "шобле" пришлось разделиться. Меня сбили с ног подножкой сзади, когда я уже был на освещенном перекрёстке Мастеровой и Красной, бить меня здесь было опасно - мог сбежаться народ, поэтому, когда я вскочил и побежал по Красной, меня не преследовали. Около дома я обнаружил, что плащ мой распорот, похоже, что разрезан, но чем и как, я так и не понял. Минут через пять к моему дому со стороны Чекистов подошёл Славка. У него под глазом расплывался фингал - всё-таки успели зацепить свинчаткой на резинке.
На следующий день в школе наш классный руководитель Нина Ивановна Жук ("Нинушка", как мы её звали), выговаривала мне:
- Стыдно, умный мальчик, собираешься быть студентом, а занимаешься только тем, что бегаешь за девчонкой, в которой ничего кроме смазливости нет!
Откуда она всё знала? Словами её, особенно насчёт смазливости, я жутко оскорбился, однако смелости возразить не хватило и я промолчал.

19

Из дневника.

24 ноября 1959 г.
Вчера исполнилось мне шестнадцать лет. Я в классе самый младший... Наверное, заброшу к чёрту эту тетрадку, что-то ничего не пишется теперь.
Тем не менее на следующей странице в тот же вечер начертано:
"Всякий человек сам себя воспитывать должен"
И. С. Тургенев  "Отцы и дети".
и вслед за этим лозунгом:

Программа самовоспитания №1

 1. Сила воли (подчёркнуто дважды)(ни малейшей уступки слабости, не отклоняться от решен-ного)
 2. Физическая сила и закалка (спорт, зарядка, обливание)
 3. Скромность
 4. Честность
 5. Аккуратность (до пунктуальности)
 6. Экономичность действий
 7. Прямота
 8. Решительность
 9. Смелость
10. Внимательность на уроках
11. Терпеливость в работе

Принять и выполнять обязуюсь (и подпись)
24 ноября 1959 года

16 декабря
Вырвал лист. Была одна толковая запись (за 28 ноября) о фильме "Василий Суриков". Мне его жена очень понравилась, как человек, больше даже, чем сам Суриков. До этого ещё не видел, что такое настоящая жена. . . Хорошо играет Кадочникова.
Вчера ездили с Толькой Волосовичем на лыжах за парк поздно вечером. Сломал лыжу, потянул ногу, весь промок, но нисколько не жалею об этих четырёх часах.

10 января I960 г.
Пошёл семнадцатый год моей жизни.
Вчера я вернулся из Ленинграда, куда мы ездили на каникулы всем классом. Жили в гостинице "Московская". Побывали во многих музеях, в Пушкинском театре смотрели "Оптимистическую трагедию" (с Толубеевым - Вожаком и Горбачевым - Алексеем), в Мариинке "Жизель" и "Севильский цирюльник".( В гостиницу нас устраивал и билеты в театры доставал старший брат Сашки Шаброва, Володя, комсомольский работник. Он был туберкулёзник, без одного лёгкого, и вскоре умер. Это произошло после того, как у него украли чемодан с диссертацией.)
Наверное, стали дружнее.

По программе №1 хуже других идут пункты 3,4,6. По пункту 2 надо что-то придумать.

16 января.
Суббота. Сижу в своей натопленной комнатушке. Занимаюсь, повторяю. Иногда отвлекаюсь, чтобы почитать "Весны гонцы". Слушаю вальс "Оборванные струны". Музыка меня опять потянула писать. Жду Славку.
Славка пришёл. Вечер прошёл всё равно серо, как обычно все последние вечера. Когда напишу, что хорошо провёл вечер?

17 января.
Днём катался на лыжах. Вечером всё так же.
Закончил читать "Весны гонцы" Шереметьева и только на последней странице почувствовал большую симпатию к Огневу, у него надо кое-чему научиться. Хорошо, что книга первая, есть продолжение.

18 января.
Что же я могу о себе сказать?
С того времени, как появилась эта тетрадь, и даже раньше я в большей или меньшей степени работал над собой. Каковы результаты?
Они, конечно, есть, но сделано всё-таки ещё мало. Хорошее: легко встаю утром и делаю зарядку по привычке безо всякого внутреннего вынуждения. Достаточно сосредоточенно занимаюсь дома. Дома время не транжирю. В классе меньше выставляюсь, чем раньше. Изменил отношение к девчонкам и в некоторой степени сдружился с ними. Стал меньше поддаваться настроению. Появилась некоторая осмысленность в жизни: сознательно занимаюсь учёбой дополнительно к тому, что проходим, слежу за собой.
Над чем надо работать: зарядку делаю без гантелей и резины, не занимаюсь никаким видом спорта, совершенно не выработана внимательность на уроках. В школе к.п.д. процентов 15, тогда как дома примерно 60. Часто проскакивает высокомерие, зазнайство, эгоизм. Не хватает скромности, а иногда, наоборот, решительности и смелости. Работоспособность у меня очень низкая. Самое главное: настроению всё-таки поддаюсь, хотя и в меньшей степени, чем раньше. Не разберусь в отношениях с некоторыми девчонками. Плохо контролирую своё поведение, особенно в школе.
 
29 января.
Стоит ли об этом писать? Наверное, не стоит. Не пойму я тут ничего. Это о Капюшончике. Хожу ещё к её дому, сколько зря загубил вечернего времени. Не знаю, что делать? Как с этим покончить? Толку всё равно нет и не будет. Наверное, само пройдёт.
Исполнился год этой тетрадке.

10 февраля.
Судьба меня с ней столкнула, судьба же, наверное, и пронесёт её мимо меня.
Нужно научиться совсем отключать мозг, особенно, когда ерунда лезет в голову.

13 февраля.
Прежде всего я болтун. Когда на меня находит, и язык развязывается, меня уже не остановить. Может, иногда говорю и дельные мысли, но такие, которые не обязательно кому-либо высказывать.
Я много разоряюсь о Капюшончике: мол, дурочка она, глупая девчонка, а то, наоборот, - симпатичная девушка, но больше говорю плохого. То есть я её даже оскорбляю, хотя, может, кое-что плохого в ней, действительно, есть, но если я стремлюсь быть равнодушным к ней, это не значит, что можно болтать глупости, даже Славке, а тем более Тольке. Надо спокойно самому разобраться в отношении к ней; может, я вообще её не знаю. В душе я чувствую, что это мимолётное увлечение, которое пройдёт, едва лишь я уеду отсюда, а, может, и раньше.
Выдержанность у меня совершенно отсутствует. Вообще-то, конечно, дело всегда в одном: в силе воли - нет силы воли, нет и выдержанности, а есть расхлябанность, нет скромности, а есть зазнайство. Волевой человек никогда не должен падать духом.

15 февраля.
Вчера пришёл ко мне Толька. Сели играть в шахматы. Первую партию я проиграл молниеносно, во второй разыграл удачно дебют и начал наступление на короля. Положение у Тольки было матовое, и вдруг ко мне в окно залепили снежком. Я, конечно, сразу подумал - Капюшончика принесло. И в самом деле. Вышел я на улицу - зовёт в парк, на лыжах. Я пообещал, хотя лыж у меня не было. Пришёл домой, предложил Тольке ничью, которую тот с радостью принял, и отправил его домой, чтобы он приготовил себе и мне лыжи. Сам переоделся, тут пришёл Славка, он их тоже встретил, и пошёл от меня в парк - лыжи на прокат брать. Лыж он не достал, а мы с Толькой и Калюшончиком ездили на лыжах за парк. Катались в темноте, накатались до чёртиков. В парке ко мне приставали какие-то сволочи.

22 Февраля.
Быть может, мне нравится Капюшончик, но я стараюсь как-то подавить это чувство, правильно ли это? Рассуждая сухо и логично, я прав, но всегда ли рассудок обязан заменять чувства?
Ха! А вообще, какие у меня сейчас чувства: когда я дружил с Галкой, казалось и мне, и ей, что мы всегда будем верными друзьями, а сейчас? Главное, я порвал нашу дружбу, а не она. А ведь у Галки хороших качеств больше, чем у Капюшончика, но мне вчера было приятно с ней (Капюшончиком) гулять, хотя болела нога и шёл дождь.
Потом, отсюда я скоро уеду в Ленинград учиться, и всё пройдёт само собой, но тогда получается, что я хожу к Капюшончику для пустого времяпровождения. А Капюшончик ещё девочка, сейчас я ей нравлюсь, меня не будет - что, мало хороших мальчишек, да и не обязательно хороших? А откуда я взял, что я хороший мальчишка и нравлюсь Капюшончику? Карусель у меня в мозгу...
Я не пессимист, пессимизму и в некотором отношении даже оптимизму я предпочитаю здравый смысл (с наклоном всё-таки к оптимизму). Так, чёрт возьми, если здраво рассудить, почему бы и не подружиться с Капюшончиком, если это не пойдёт в ущерб занятиям? Может, кому-нибудь из нас это и пойдёт на пользу... Всё же я сомневаюсь... В чём? Да, а вот пошла мне на пользу дружба с Галкой? Калюется, пошла. Вот если я не дружил бы с Галкой, то вряд ли теперь бы особенно рассуждал. Совсем закренделял.
Развёл я муру на двух страницах. В честь чего это? Займёмся-ка лучше делом.

23 февраля.
Концерт для скрипки с оркестром Кобалевского - хорошая вещь. Хорошо исполняет Ойстрах.

20

Весной мы с Капюшончиком уже гуляли вдвоём, а Славка гулял с Людой. Мы гуляли чаще всего в неухоженных массивах между улицей Дмитрия Донского и железной дорогой на Балтийск, часть которых занимали заброшенные немецкие кладбища, а остальная часть напоминала больше лес, чем парк. Бродить по городу не тянуло, не хотелось, чтобы нас видели. К Галке я ходить перестал окончательно, заходил лишь, и то редко, значительно позже, будучи студентом.

Из дневника.

7 марта.
Слишком часто встречаюсь со Светкой. Когда с ней гуляю, разговор у меня не клеится. С ребятами же, наоборот, излишне болтлив. Дважды проявил трусость, оба раза при Светке. Надо отвыкать от чувства дрожи в коленках. Пока, в основном, этим не доволен. О Светке, как и о себе, ничего хорошего пока приписать не могу.

5 апреля.
Наши все уезжают (в Польшу), и я остаюсь один. Это должно быть для меня испытанием - самостоятельно окончить школу, причём хорошо.

21 апреля.
Живу один. Сегодня приходила ко мне Светка, взяла книгу почитать. Посидела немного, поболтала всякую ерунду - всё-таки она ещё ребёнок, по-своему милый, избалованный вниманием мальчишек к своей персоне, да, однако, и я ещё не совсем взрослый. Почему-то охватило какое-то волнение, был с ней неприветлив, я не могу с ней быть таким, как с Галкой - с той я гораздо проще.

22 апреля.
Утро. Надо заниматься и долой всяких Калюшончиков.
(Приписка почти  через год: Железно!)

24 апреля.
Сижу, смеюсь (по поводу последней записи) и пишу, напротив сидит Капюшончик и спрашивает: "Чего ты хохочешь?" А я думаю: "Почитала бы ты эту тетрадку, не спрашивала бы". Капюшончик сидит и читает "Госпожу Бовари", а я занимаюсь химией, вернее, пишу эту чепуху. Дёрнуло меня заикнуться об этой тетрадке: разжёг Светкино любопытство, а почитать не дал, теперь надулась и уткнулась в "Госпожу"...

1 мая 1960 г.
Сегодня у меня ребята собираются, весь наш класс. Вчера Светка на меня надулась, сегодня я нахально отвернулся на демонстрации, не от неё вообще-то, а получилось... да, кажется, она и не заметила. Впрочем, какое всё это может иметь значение, видимо, уж суждено этой тетрадке быть ненужным хранилищем всей чепухи и мути, которую я вычищаю из мозгов.

6 мая.
... Светка мне нравится, но это никак ничего не меняет, и всё остаётся как есть.


8 июня.
Сегодня Капюшончик не пришёл. Со мной, видимо, ей скучновато и неинтересно. Характер у меня всё-таки, как правильно сказала мама, тяжёлый. Я-то на него не жалуюсь, но мало кому он по вкусу. Светке он тоже, наверное, не нравится, это чувствуется. Что-то много о ней писать стал.
__________________________________________

... Капюшончику я рассказывал о своих планах поступить в Горный, о мечте стать геофизиком-разведчиком, о прочитанных книгах, о прошедшем - а ведь вдруг оказалось, что оно прошло - детстве. Капюшончик казался мне очень симпатичной, очень красивой девочкой, я явно влюблялся в неё всё сильнее и сильнее... Я не считал её глупенькой, несмотря на то, что я кончал десятый, а она только шестой класс, с удовольствием занимался её умственным развитием и был вполне доволен её успехами в этом отношении.
Как-то в конце мая, было уже по-летнему тепло, я встретил её после школы, проводил до дома, мы поболтали и вдруг... она чмокнула меня в щёку, потом со всей силы трахнула портфелем по голове и убежала. По своей неожиданности это было похоже на удар током, по ощущению счастья - не похоже ни на что. Я шёл домой буквально как пьяный, переполненный восторгом. Что же это такое? - плавало у меня в голове...

Из дневника

15 июня I960 г.
За эту тетрадку теперь вообще берусь лишь для писанины ненужной и обязательно связанной со Светкой. Зря я болтаю ей, что у меня такой уж плохой характер и в этом роде, это глупое самобичевание, совсем как Толстой: я гадкий, нехороший и т.д., но я занимаюсь самоусовершенствованием и пр.
Ну что мне в ней нравится? Только внешность? Не может быть. Ну, а что ещё? Не знаю. Но не может быть, чтобы мне нравилась в ком-нибудь одна только внешность. Опять чушь поехала. Дурак, ты, ваше благородие.

На следующей странице запись Валерки Долгополова (без даты):

Саша! Я, нужно сказать, случайно, утянул эту тетрадку, ну, и прочитал (уже не случайно). Нового я открыл в ней мало. В смысле твоих отношений и т.д. Единственное, что меня удивило, - это обилие черезчур громких фраз. Я сомневаюсь, что в этом-то и выражается твоя сила воли, да и твои мысли тоже. Чувствуется, что писал ты это "на зрителя", хотя в ней (тетрадке) и есть мысли, которые могут понравиться, например, последняя. Пишешь ты не всё, не прямо, а старательно обходя вопросы своего самолюбия.
Извини за неграмотность и небрежность. В крайнем случае ты ведь можешь сделать с этим листом то же, что совершил уже с двумя.

И мой ответ:

Я же сказал, что я от этой мути отрекаюсь, и зря ты старался рецензировать. Твоя рецензия так же украшает эту тетрадь, как и мои высказывания. А вообще ты рассудил мудро.
______________________________________


А тем временем подошли выпускные экзамены. Мы с Валеркой сдали их на пятёрки и получили серебряные медали. У меня в аттестат попала одна четвёрка из девятого класса, по анатомии, кажется. К выпускному вечеру мне пошили модный серый пиджак на одной пуговице с широкими плечами и лацканами, и чёрные брюки "дудочкой". После выпускного вечера под утро гуляли всем классом по городу. Помню, собрались около пустого постамента, оставшегося от памятника Сталину (статуя Сталина стояла сначала на площади Победы на том постаменте, где сейчас стоит Ленин, потом её перенесли сюда, потом как-то ночью и отсюда убрали), там, где сейчас памятник "Мать Россия" или "Женщина с капустой", как его именуют местные жители. Взошедшее солнце освещало новостройки Ленинского проспекта (тогда Житомирской улицы): ныне унылые четырёх-пяти-этажки раннехрущёвской архитектуры. Мы прощались, впереди была новая жизнь. Расставались без грусти, надеялись встречаться. В другие города уезжали поступать в вузы я, Валерка и Яна Снесаревская, остальные оставались в Калининграде, большинство собиралось поступать в КТИ...

21

Почти сразу после экзаменов, в конце июня мы с мамой поехали в Ленинград. Провожала нас Капюшончик, обещала писать - я тоже.
В Ленинграде остановились у Морозов.
Ещё зимой выяснилось, что ни в Горный , ни на геолфак ЛГУ меня не возьмут по причине несовершеннолетия. Брали только с восемнадцати лет для прохождения производственной практики на младших курсах - как раз в этом, 1960-м году придумали такое нововведение для укрепления связи обучения с жизнью, но я не унывал: специальность "геофизика" была и на физическом факультете ЛГУ, где возрастных ограничений - не было. Туда я и решил поступать, для чего целенаправленно готовился в последние месяцы учёбы в школе, налегая на физику.
Документы мы ездили подавать вместе с Сашкой Шабровым, сначала "к нему" - в 1-й медицинский , потом "ко мне" - в университет. Впервые я прошёлся по знаменитому длиннющему коридору главного корпуса ЛГУ через все 12 Коллегий, слева окна и портреты учёных между ними, справа застеклённые шкафы с фолиантами.
Я начал ходить в Лекторий на Литейном проспекте на лекции по физике для поступающих в ВУЗы и там познакомился с Серёжей Авакяном, моим будущим однокурсником и коллегой, ленинградцем русско-армянской помеси, как я русско-грузинской. Вместе мы ходили с ним и на консультации для поступающих на физфак, а незадолго до вступительных экзаменов вместе явились на медкомиссию в университетскую поликлинику, что на истфаке.
И вот здесь меня ожидал совершенно неожиданный и тяжелейший удар: меня забраковал окулист! Помимо близорукости он выявил у меня дальтонизм (с помощью таблиц Драбкина: я не мог с ходу разобрать рисунок, выложенный зелёными горошинами на фоне из горошин розового цвета, в глазах рябило и только, и так - со многими таблицами) и изменения глазного дна, и выдал мне бумажку, гласившую, что "на физический, химический, геологический и географический факультеты университета, а также во все технические ВУЗы" я   НЕ ГОДЕН, с чем я от него и вышел, пошатываясь. Никакие попытки уговоров ни к чему не привели.
Что и говорить, как я пал духом!
Спасибо Сереже.
- Не всё ещё потеряно, - сказал он, - иди к председателю медкомиссии, и отвёл меня к председателю, немолодой уже и строгой на вид тётке. Дрожащим голосом я изливал перед ней свою душу, рассказывал о своём увлечении рисованием, называл цвета всех карандашей, имевшихся на столе, только что не плакал.
- Ну, ладно, - сказала, наконец, председатель. - Благословляю вас на физику, - и подписала необходимую справку.

На время приёмных экзаменов иногородним абитуриентам давали места в общежитии. Дали и мне. Так в августе I960 года я впервые поселился в огромном шестиэтажном доме (до революции публичном) на углу проспекта Добролюбова и Зоологического переулка. Переулок выходил прямо на мост Строителей (тогда ещё деревянный, а рядом строился каменный), соединявший Петроградскую сторону со Стрелкой Васильевского острова. Перебегаешь мост и сразу направо, по набережной Макарова рядом с Пушкинским домом - физфак. С другой стороны общежития - мост через Кронверкскую канаву, а за ним - Петропавловская крепость.
Я живу в самом центре Ленинграда. Осталось только поступить на физфак, и о чём ещё мечтать?!
Поселялся в общагу я вместе с очень понравившимся мне парнем, Валерой, года на два постарше меня, собиравшимся поступать на истфак в археологи и ставшим моим заботливым опекуном в абитуриентском периоде. Вместе с нами в одной комнате поселились - Боря Вайсман, худющий как из концлагеря еврей, и добродушный хохол Миша. Боря поступал, как и я, на физфак, а Миша - на юридический. Поселились мы в 150-й комнате, где мне потом снова довелось жить на втором и третьем курсах. Комната была на шестом этаже, с балконом, который висел прямо на углу Зоологического переулка и проспекта Добролюбова. Внизу букашками ползали трамваи и автомашины.
Как ни серьёзно мы относились к экзаменам, вскоре в нашу комнату стали вхожи девочки, соседки по этажу, поступавшие на филфак, жившие в 140-й комнате, тоже с балконом, на углу Зоологического переулка и махонького дворика между 1-м (нашим) и 6-м общежитиями. Одна из них - Лена, хрупкая шатенка с чуть перекошенным ртом и добрыми глазами, - играла на гитаре и пела. Это было внове для меня - никто из моих знакомых не играл на гитаре, да и песен таких я не слыхивал - и очень понравилось. Подружками её были - тихая и умная хромоножка Надя и бойкая Люба Синицина, близорукая, всё время щурившая свои большие глаза, но очков не носившая. Эта Люба приглашала меня по вечерам гулять, но Валера меня от этих прогулок всячески отговаривал, оберегая мою невинность. Так я Любе и не поддался, правда, и попыток с её стороны было не так уж много...
Первым экзаменом была физика (устно), на которой экзаменатор меня легко купил на первом законе Ньютона: - Куда направлена результирующая сила, если тело в воде равномерно движется ко дну? - Почему-то обратив внимание только на слова "ко дну", а не на слово "равномерно" я бодро ляпнул: - Ко дну! - За это, несмотря на приличные ответы на остальные вопросы и правильно решенную задачу, я получил четыре балла вместо ожидавшихся пяти. Правда, я не очень расстраивался, так как конкурс на физфаке был небольшой: что-то около трёх человек на место до начала экзаменов, а на экзаменах, по слухам, отсевалось очень много народу. Самым сложным экзаменом считалась математика (письменно), которая шла второй. У меня же этот экзамен прошёл очень легко, все задачи я решил довольно быстро, одним из первых, и совершенно не "мандражировал", ожидая в течение двух дней результата. Действительно, я получил пять, а двоек было очень много, отсев начался. Математику (устно) я сдал на четыре, не помню уж, в чём оплошал, сочинение и немецкий язык - на пятёрки, набрал в сумме 23 балла из 25 возможных, а проходными оказались 18 баллов. Я - студент!
Наибольшее число трагедий имело место после сочинения. Несколько евреев-вундеркиндов получили по 2 балла и безуспешно пытались выяснить - за  что? Среди них оказался и Боря Вайсман, который на первых трёх экзаменах получил три пятерки и не сомневался, что поступит. Я потом встречал его. Он отслужил в армии и после этого всё же поступил в ЛГУ, правда, не на физфак, а на биолого-почвенный, на биофизику. Другие несчастливцы, главным образом, ленинградцы, вроде Валеры Немчинского ходили вольнослушателями на первый семестр, а затем всё-таки пробились как-то в ряды студентов. Остальные в нашей комнате - Валера и Миша поступили хоть и без блеска, но без особых затруднений. Мы разошлись по разным факультетам, разбросанным по всему городу, и после уж редко и чисто случайно встречались. Наши подружки тоже все поступили. Среди поступивших на физфак, теперь моих сокурсников оказались мои бывшие одноклассники: Серёга Андреев из Сестрорецка, Лариска Бахур и Костя Тимофеев из Песочной, которым я очень обрадовался, правда, все мы попали в разные группы и встречались только на лекциях для всего курса.

22

По результатам вступительных экзаменов мне дали стипендию ("стипуху") - 29 рублей, но поскольку я относился к категории материально обеспеченных студентов (доход в семье больше 60 рублей на человека) - не дали общежития. Я хотел жить у Бургвицев в Сестрорецке, скандалил по этому поводу с мамой, но ею было определено, что я буду жить у Морозов на Удельной. Я поселился пятым в комнате площадью метров в восемнадцать квадратных, где жили тётя Люся с дядей Серёжей и их сыновья, мои двоюродные братцы - Вовка и Колька, один на два года, второй на семь лет младше меня. На ночь мне ставили раскладушку, тётя Люся кормила меня (превосходно причём, поесть Морозы любили, а готовила тётя Люся отлично) завтраками и ужинами, а обедал я в университетской столовой ("восьмёрке"): 35 копеек комплексный обед, хлеб бесплатно, да ещё капусту квашеную на столы выставляли, тоже бесплатно. Занимался я в читальном зале факультетской библиотеки и в Публичке - читальных залах Публичной библиотеки имени Салтыкова-Щедрина, что на Фонтанке недалеко от Невского, рядом с ААНИИ. Публичку я освоил ещё в абитуриентский период, и там мне очень нравилось - тишина в огромных залах, атмосфера какой-то торжественной серьёзности...
И закрутилась студенческая жизнь, в которой поначалу, на первом курсе в особенности, учёба занимала практически всё время. Лекции по общей физике в Большой Физической аудитории - профессор Кватер, сухой, невысокий, слегка пижонистый, читает не очень понятно; лекции по матанализу в Лектории на истфаке - доцент Широхов, круглый, толстый, лысый, в маленьких круглых очках, читает вдохновенно, очень четко, всё понятно, часто встаёт на цыпочки у доски, взмахивает руками и кажется - вот-вот взлетит; лекции по химии на химфаке, на   5-й линии Васильевского острова, куда мы тянемся с набережной Макарова нестройною толпой, - доцент Андреев, очень строгий дядька, часто сердится и изгоняет с лекций тех, кто, на его взгляд, недостаточно внимательно слушает, читает хорошо, во всяком случае достаточно громко и отчётливо; семинарские занятия на факультете по матанализу - ассистент Фадеев Миша, брюки дудочкой, девичье лицо, сын известного профессора-математика, невозмутимо реагирует на все шуточки вундер-девочек из нашей группы - Толчинской и Тимофеевой; лабораторные занятия в 1-й Физической лаборатории, - доцент Успенский, замдекана, вершитель судеб (успеваемость, посещаемость, стипендии, общежитие, академотпуска, отчисления и восстановления), учит нас определять погрешности измерений; обеды в "восьмёрке", трамваи, Публичка, снова трамваи, и конспекты, конспекты, конспекты...
Продолжая линию, начатую в десятом классе, я очень много внимания уделял конспектам лекций. Я пытался сразу на лекции
оформлять их чётко и красиво, подчёркивая и обводя в рамочки формулы. Но тут же я наткнулся на противоречие между необходимостью понимать то, что говорится, быстро это записывать (каллиграфическим почерком!) и красиво оформлять. Делать всё это сразу на лекции мне, естественно, не удавалось. Первым я принёс в жертву понимание. Чёрт с ним, лишь бы записать, потом разберёмся... Но и записывать, оформляя красиво, мне не удавалось без ущерба полноте записи. Пришлось искать компромисс. Вначале он был найден на таком пути: пишу, как получится, а уж затем в Публичке  переписываю красиво со всякими там рамочками вокруг формул и т.п. Сил и времени, конечно, на это уходило - прорва. А я ещё с таким же тщанием продолжал вести историографию футбольных матчей первенства Союза. Тем не менее с этими фокусами я благополучно проучился до первой зимней сессии и даже сдал её на пятёрки. Правда, сессия была сравнительно нетрудной: всего два экзамена - история КПСС и физика, гораздо труднее было сдать все зачёты.
На зимние каникулы я ездил домой, в Калининград.

Из дневника.

3 февраля 1961 г.
Вообще-то говоря, я отказался от этой тетрадки и отдал её Галке. Это было семь месяцев тому назад. И вот снова она попала мне в руки, и я снова пачкаю авторучкой её страницы.
Было очень интересно прочитать всё, что написано здесь; многое - смешно, кое-что - глупо, но есть немного и дельных мыслей. Не знаю, может, стоит сохранить эту тетрадку?.. Ну, ладно. Там видно будет.
Так что же хорошего произошло за эти семь месяцев? Летом занимался, поступил в университет. Осенью занимался и убеждался в слабости своих познаний, в декабре занимался, сдавал зачёты и дрожал перед сессией, в январе - сессия. На сессии повезло - сдал на "отлично", хотя знаю на "хорошо" с минусом, и то вопрос - знаю ли. Ну, ладно. Впереди весенняя сессия, посерьёзнее, шансов погореть куда больше, времени на мандраж достаточно...
И вот каникулы, о которых сентиментально мечтал во время учёбы. До их конца осталось два дня, не считая 6-го числа. Говорят, что быстро пролетают самые лучшие дни; я бы не сказал, что эти дни были "самыми лучшими", но пролетели они быстро.
Вообще в Калининград меня тянуло повидаться с нашими ребятами и, конечно, в первую очередь с Капюшончиком. Приехал 22-го января. Город подзастроился, но всё равно вид явно не блестящий ("не фонтан" - как сказал бы Валера Долгополов). Первым, кого я посетил в этот же день, был Славик. Он искренне обрадовался мне, выложил все свои и все калининградские новости. Пошли с ним на Светлую (вспомнили молодость!), впервые вызывали Капюшончика по-человечески, вернее, вызывал Славка...
В Ленинграде я часто представлял себе, как произойдёт наша встре-ча со Светкой, ждал чего-то необыкновенного. Но всё было довольно-таки обыденно, почти так же, как и в дни наших первых встреч, когда я жил здесь. Не находилось слов, словно и говорить не о чем. Но потом разговорились...
(продолжение следует)