Многоточия. части 1-3

Чудо – событие, описанное людьми
услышавшими о нем от тех, кто его не видел.
Элберт ХАББАРД
 

I. ГАРГАНТЮА И ГЕНСЕК
Подсобных средств у дворника Дементия имелось превеликое множество. Кроме приличествующих статусу метлы, совка, лопаты, «миноискателя», пары никогда не стареющих рукавиц и легкой одноколесной «тачанки», дворник был оснащен невообразимых размеров ситом, служившим для просеивания песка, свистком и настоящей дворницкой бляхой, вещью старинной, сердцу дорогой. Читателя прошу отметить тот факт, что в наш малопросвещенный век Дементий намеренно отверг все возможные и невозможные способы автоматизировать процесс наведения чистоты и порядка на вверенной его заботам территории и вел уборку по-дедовски, руками. И даже несколько с отличием оконченных ВУЗов не могли стать на пути у маниакального стремления моего героя к стерильной чистоте…
Он считал себя, что бы там не говорили, представителем самой древней профессии. Изо дня в день, убирая останки цивилизации, дворник пришел к радостному для самолюбия выводу, что как только люди были изгнаны из рая, то первое, что они начали делать, так это мусорить. Именно поэтому первым дворником он считал Адама, ученую обезьянку, пытавшуюся и сумевшую превзойти Бога, пусть даже это был всего лишь упоительный процесс размножения. И вот тогда завидущий старикан прогнал постигшего радость секса беднягу вместе супружницей на населенную разными тварями твердь, в эдакую коммуналку. А какая из Евы хозяйка? В раю ведь вся жизнь прошла… Ну и, понятное дело, Ева, почти девушка – первый раз замужем, - с обязанностями справлялась не особенно. Приходит Адам уставший с работы, а в пещере не метено, около дома тоже… бивни и огрызки валяются… А месяц, между прочим, - МЕДОВЫЙ. И что делает тогда Адам? Вот именно. Убирает все ЭТО. Опять же, контрацептивов никаких – пошли дети и работы еще прибавилось… И тогда труд создал из обезьяны Нечто… Такое вот Бытие от Дарвина. А труднее всего в этом смысле пришлось первому двоеженцу Ламеху.
Даже Господь отдал должное многотрудному дворницкому делу. Но сделал это по-божески, с размахом. Генеральная уборка земного глобуса – Операция «Всемирный Потоп». Результаты, как известно, плачевные. Первая в истории попытка совместить биде с феном не удалась.  Или Ной не тех тварей в команду набрал, или Бог выбрал не того Ноя, или на плаву все-таки держится только… прости, Господи…
Самым привлекательным в своей профессии, и справедливо, Дементий считал те маленькие и, порой, бесполезные находки, которые сопровождают дворницкую жизнь повсеместно. Это роднит ее с трудом археолога или даже геолога…
«О сколько нам открытий чудных…». А чего только не случалось находить. Многообразного…
И пусть почти все находимые предметы давным-давно отслужили свое, сам процесс настолько увлекателен, что спустя некоторое время затягивает и становится неким хобби. Человек ищущий (и находящий) живет жизнью непохожей, странной, нервной, наполненной… Удивительной жизнью он живет… Пытливый ум, соприкасаясь с некогда принадлежавшей кому-то вещью, словно проникает в суть предмета, видит и бывшего владельца, и его суматошную, беспорядочную жизнь. И каждая жизнь интересна по-своему и по-своему скучна…
Иногда Дементию случалось найти совершенно новенькие вещи, которым по непонятным причинам не нашлось места в жилищах sapiensўов целлулоидного века. Самой невероятной находкой такого рода оказался «ненадеванный» «лопатник», кошелек «нового», к сожалению, пустой… Курьезность ситуации именно в том, что по всем существующим правилам, такая вещь не должна валяться где-ни-попадя, и, уж в любом случае, не быть пустой. Но и этой загадке образованный дворник нашел свое, изящно-остроумное объяснение: бизнес лопнул…
Находка не разочаровала. Деньги Дементий находил повсеместно и ежечасно. Потому что работа такая. И всему было свое объяснение. Порой это были новенькие 25 копеек на леденец, оброненные вприпрыжку по дороге в школу, иногда закатывался студенческий полтинник. Случалось находить среди пожухлой листвы наглый голубой «петушок» – разиня на ветру. Дырявые карманы сеяли бесполые двухрублевые купюрки, а сквозь усталые пальцы, словно слезы одинокой старости, протек на асфальт «рваный». Не требует объяснений тот факт, что самыми редкими находками были мелодраматические червонцы, нахальные «пятидесятки» и печально-строгие, очень похожие на Конституцию «двадцатки»… Мелочь (монеты), как и положено ей, в грязи хорохорилась и «глядела орлом». «Бумажки» грустили и зябли…
Но отнюдь не обогащение столь примитивным способом привлекало дворника во всем этом. Процесс кладоискательства был столь будоражащим, что доставлял удовольствие уже сам по себе…
Как и у всякого человека, у Дементия было несколько «пунктиков», шатавших «крышу». Достаточно было хотя бы раз взглянуть на него, чтобы отчетливо представить калорийность и разнообразие «скромного» дворницкого рациона. И действительно, еда была «пунктиком» Дементия. Тело, могучий банк, стремительно потребляло пищу, вклады, и приносило баснословные дивиденды, о размерах которых можно судить по покатостям плеч, округлостям бедер и живота, величавости торса… Флегматики-жиры, сангвиники-белки и холерические витамины нашли в этом теле благодатное поле деятельности. Но неудовлетворенность художника, творца, не покидала Дементия, и он упорно трудился над «строительством» своего тела. Бодибилдинг гурмана не процесс – состояние души! Фрукты и овощи, мясо и сласти, сдобренные первосортным желудочным соком, почти без остатка усваивались, превращаясь в великолепное сало, отличные мышцы, прекрасную «корейку»…
Достоинствами своей колоритной фигуры Дементий гордился необычайно, что, вообще-то не свойственно тучным людям.
Жилище дворника даже при пристальном рассмотрении не наводило на мысль о том, что его хозяин гурман-аристократ, закатывающий лукулловы пиры. Скорее, оно было похоже на скромное убежище аскета, привыкшего довольствоваться в жизни малым и позволяющего себе только изредка разговеться скоромным в коротких передышках между изнурительными постами, тревожно вскрикивающего при мысли о торжественных обедах  на одну, но очень (и всегда) проголодавшуюся персону в компании картин, изображающих неприлично упитанных Вакхов, тоже не страдающих отсутствием аппетита…
Скромненькая была квартирка. Но не бедная. О комплексных обедах напоминали два мусорных ведра в просторной кухне – результат странного для жителей малогабариток увеличения подсобной площади за счет жилой.
Как уже упоминалось, работа доставляла Дементию удовольствие. И немалое. Более того, за это удовольствие он получал деньги, пусть очень и очень небольшие, но, мы-то уже знаем, что недостающие финансы он компенсировал кладоискательством. И все-таки, черт возьми, приятно выйти в самый разгар слякоти и грязи, что-то убрать, что-то подровнять, кое-где присыпать, кое-где полить. Посмотреть опытным дворницким взглядом, как кишит, шуршит, звенит, разлетается от ветра, хохочет, переворачивается, скрежещет, визжит, издевается и стонет совершенно первозданный хаос только что созданной и, оттого какой-то праздничной, весенней помойки в твоем квартале. И тут же собственноручно развеять эту груду, распихав ее в мусорные баки и ящики, не забыв предварительно рассортировать эту мерзость…
Жители окрестных домов не раз могли видеть ранним утром моего героя, стоящего словно монумент посреди кучи мусора в лучах восходящего солнца. Читатель тоже может себе вообразить эту живописную картину: посреди «неслабой» кучи отходов возвышается величественная фигура. Человек с метлой. Дворник печального образа…
И только птицы…
«Хорошо, что коровы не летают!» – слова, приписываемые классику. Конечно, неплохо. Но – птицы… Дементий считал их самой большой неприятностью в труде. Дикие тусовки голубей, воровки-сороки, проститутки-кукушки, дятлы-стукачи, стиляги-синицы, воробьи-бомжи… Дезориентируют и отвлекают.  Не любил дворник птичек, не любил…
Но одну все же себе завел. «Подобное лечат подобным»…
Птица была престранная. Откуда, как и почему в наших краях появилась эта птица – останется загадкой навсегда. По энциклопедиям Дементий выяснил, что птица не местная и называется Секретарь. Лакомится – гадами ползучими. В честь одного из них дворник птичку и назвал. Генеральный Секретарь. Или коротко – ГенСек…
… и в минуты философских размышлений, когда собеседник дворнику был просто необходим, в дворницкой звучало слово позабытое сейчас уже не только в Тамбове – «товарищ»…


II. «… … МАТЬ!…»

Ранним январским утром во дворе дома №18 возникло свечение, спустя некоторое время начавшее приобретать вполне реальные очертания. Процесс завершился появлением из воздуха (да-да!) грандиозного сооружения, при ближайшем рассмотрении оказавшимся огромной горой хлама. И хлам этот был весьма беспокойным, двигался, шевелился. В строго ограниченных пределах. Как будто кто-то провел черту или поставил невидимую простому смертному стену. Неподвижным во всей конструкции оставался лишь старенький, почти ветхий пограничный столб. Самым удивительным было то, что на столбе вместо привычного герба красовалась наглая мещанская чеканка. «Писающий мальчик»…
Думаю, что не требуется особо упоминать о том, что конструкция воздух не освежала.
Помойку обнаружил Дементий. Утром, посыпая дорожки песком с солью, он наткнулся на чудовищное для глаз любого дворника зрелище. И замер…
Из столбнякового состояния его вывел внезапно заговоривший ГенСек. Судя по всему, фраерский вид помойки и на птицу произвел неизгладимое впечатление – иначе трудно истолковать тот факт, что молчавшая как рыба птица… Ой, да что уж тут говорить… Ну, я понимаю, когда без умолку, словно проглотил попугая, «трещит» настоящий Генеральный Секретарь, или, тот же попугай кривляется, наслушавшись репортажей с очень ответственных заседаний. Но чтобы импортная птица заговорила вот просто так, по-нашенски и без акцента… Зрелище должно быть действительно по-настоящему сильным.
Птица сказала:
- Ни х-х-фига себе!…
Эта емкая фраза «разбудила» дворника, который неохотно поддержал разговор:
- Дааа… Вот, ведь ……… твою мать!
Диалог прервала выползшая из чрева помойки неизвестного вида змея. Пресмыкающееся пыталось пересечь невидимую демаркационную линию, но… Все дело в том, что пограничные столбы таят в себе какую-то необъяснимую загадку. Вблизи них в мужчинах просыпается былинное. Они мнят себя Муромцами, или Никитичами, или, наконец, Поповичами… В Дементии тоже проснулся… Карацупа. И отдал своему Джульбарсу - ГенСеку - недвусмысленный приказ:
- Фас!
Умная птица, склонила голову на бок, подумала, взглядом оценивая питательные качества гада, и… употребила мерзость.
Выйдя из ступора, дворник сразу же вспомнил о деле. Не склонный в ответственные моменты к долгим и пустым размышлениям, он мгновенно сообразил, что быстро от такой напасти не избавиться. Решение было принято тут же. Куча должна быть прикрыта до наступления следующей ночи огромным куском брезента, хранившимся в дворницкой и, к слову, найденным тоже в понятном месте…
Спустя час все было исполнено в наилучшем виде. Вот только одна неприятность. В брезенте была дыра и пришлась она как раз на то место, где на пограничном столбе устремлялся через тернии к звездам маленький испражняющийся эксгибиционист…
Все превосходные степени, которые я смело употребил, рассказывая о Дементии, оказались бы пустыми словами, если бы в дворницкой не оказалось пилы…
Двор просыпался медленно, скрипя дверьми парадных, позванивая в такт тарой в авоськах, на ходу жмурясь и зевая. Первые прохожие еще могли увидеть трудолюбивого дворника, настойчиво маскирующего под брезентом спиленный столб.
В окне второго этажа дома напротив (семнадцатый номер, улица та же) нежной пастелью нарисовалась угрюмая физиономия, удивительно напоминавшая бородатые портреты с праздничных демонстраций недалекого прошлого. При виде «непотребства» физиономия помрачнела еще больше, и что-то записала в повисший в воздухе блокнот.
- Будет стучать. – С грустью подумал Дементий. – Ну, да и рех с ним…
Гремя бидонами и <………>, уже ощущая вкус, дружненько потянулись за молочком пенсионеры. За ними, как кадры хроники, прочапали хроники.*
Маленькая Вера, девочка-киндерсюрприз, в последний момент углядела-таки в прореху брезента озорную чеканку и, поняв что к чему, радостно рассмеялась: уж очень он напоминал Павлика, ее детсадовского друга и мужа во время игры в отцы-дочки-матери. Мама присела на корточки и лихорадочно поправляя шарф, начала сердито выговаривать… В этот воспитательный момент дыра в брезенте захлопнулась и словно пуговицей была скреплена загодя припасенным булыжником…
Пока Дементий и ГенСек неспешно брели в «дворницкое гнездо» во дворе появился уже знакомый нам угрюмый гражданин с бородой, пыхтя пробрался под брезент, долго там сопел и наконец появился вполне счастливый с уже набившей оскомину читателю чеканкой в руках. Гражданин подышал на потускневшую поверхность, протер, бережно завернул «драгоценность» в местную газетку «Будьте с нами» и почти полетел домой. Очень скоро он начнет стучать…

III. ПИТАТЕЛЬНАЯ ФИЛОСОФИЯ

Знатоки меня поймут: процесс еды для настоящего гурмана начинается задолго до собственно поглощения пищи. Сначала необходимо определиться с меню. Блюда должны подбираться тщательно и соответствовать поводу, темпераменту едока, его возможностям, как финансовым, так и физическим, и что самое, на мой взгляд, главное – полностью совпадать с настроением. Искусство великое, не наживное. С этим нужно родиться. Никогда не следует есть в плохом расположении духа. От этого случается язва. Или несварение… романтическое свидание при свечах под котлеты, даже киевские, или окрошку, деловой обед со свиными ножками, седло барашка на последней холостяцкой вечеринке, девишник с арбузом, винегрет на юбилей или заливное после защиты степени – это моветон, господа, и очень должно быть стыдно…
Внешнее оформление. Музыка опять же. Должна способствовать пищеварению.  Никогда не обедайте под попсятину… Мой вам совет: Моцарт, Гайдн и Беллини спасут вас от колитов и изжоги. А что может быть лучше завтрака с Россини? Только ужин с Шопеном и Григом… «Два кусочека колбаски…», «Зайка моя…» и «Купила мама коника…» – спринтерский забег в могилу…
За приготовлением завтрака дворник размышлял о разнообразии пищесексуальных ощущений и превратностях любви. Как всегда, вслух. Попутно разделывая кролика.
- Вы берете тушку, - пояснял он Генсеку, - и методично, очень нежно, обдираете шкурку. Вымачиваете животное не меньше суток и только тогда приступаете к разделке. Что-то там уже вкусно закипает в вине и тушится с шампиньонами на сковородке. А вы режете на меленькие… вкусные… сочные кусочки. В шипящий жир опускаете такое сладкое… нежное… мясо… И вот, почти все готово. Немного овощей для гарнира. И, конечно соус. Без соуса – никак. Все равно, что мастурбировать… Лучше тогда вообще не есть…
Произнося этот монолог, Дементий сервировал стол. С изысканностью небывалой. Плотно, надолго устроившись за столом, он неспешно принялся за, по обыкновению, обильную трапезу, попутно давая глупой птице уроки хорошего тона.
- Надо не есть, нет! Надо тра-пез-ни-чать! – С расстановкой между глотками домашнего вина произнес Дементий. – Не питаться, а вкушать. С чувством собственного достоинства и уважения к столу, за которым ты сидишь, боготворя пишу, которую ты ешь. Не обходя вниманием ни одно блюдо. Облизывая пальчики. Так ели раньше только короли и высшая знать. Да! – руками, дорогой товарищ Генеральный Секретарь, руками… И никогда не следует торопиться. Ни в коем случае не торопиться, будто ты – «новый», набивающий брюхо в  дешевом кабаке, под песенки Манечки Распутиной полощущий щеки в крюшоннице. Нет! Кушать надо, медленно. Возлюбив себя, этот стол, - тут Дементий ткнул воздетым довольно продолжительное время перстом в стол, - возлюбив свой желудок… Оставляя лакомые кусочки на потом. И тогда тебе будет по-настоящему вкусно… Да!
- Вот также и в сексе… - добавил он, спустя несколько сочных кусков.
На счет секса, все же, придется с ним согласится, хотя о сексе он почти забыл. Дело в том, что Дементий влюблялся часто, но безнадежно. Каждая его головой-в-омут любовь носила оттенок кулинарии. В коллекции его неудовлетворенных страстей были: томная, как свиное жаркое, Евгения; Ольга - нежная, с пряностями и изюмом, словно плов; наваристая, кровь с молоком – борщ со сметаной, Анна; воздушное, колышущееся, кисло-сладкое желе со взбитыми сливками, Алла… Огромная, поваренная книга о вкусной и здоровой пище. Целиком. Без пропусков.
ГенСек обо всем этом не знал и потому согласно кивал. Ему ведь тоже перепадало. И не  объедки…
- И вообще, - все более распаляясь, философствовал дворник, - женщина… Она, почти как хорошая еда, прекрасна! И она – часть самой природы. Посмотрите на этот ландшафт! – Величавым жестом окидывая дворницкую, произнес Дементий. – Здесь есть равнины, холмы, овраги, озера, рощи,, леса, ущелья – в конце концов. Все как у женщин. Они сделаны из всего этого. И мужчина здесь или егерь, или охотник, или браконьер…
- О, путаны – парки отдыха! – с пафосом басил Дементий. – О, жены – заказники!! И – О-о-о-о!!!, наконец девственные заповедники!…
На такую изощренную аллегорию под винным соусом ГенСек отреагировал частым, мелким киванием. Потом склонил голову на бок, проникновенно взглянул в глаза чревоугодника, и слаааденько так произнес:
- Сладко баешь, красавчик…
Выпрашивал кофе, паразит…

и т.д. - скоро