Поле зрения

Поле зрения
Глаза смотрели вниз. Серый асфальт пересекали белые полосы. Внезапно на второй или третьей полосе что-то подхватило меня и подняло на высоту обычного человеческого роста. На том уровне вселенной, на которой так неожиданно оказалось мое я, звучало глубокое, переливающееся сияние цвета голубого топаза.  Мое я немедленно нырнуло как можно глубже, вызвав в моем физическом теле слабость, граничащую с тошнотой.  Все произошло так неожиданно, что, казалось бы, естественный при таких обстоятельствах страх не успел даже возникнуть. Вместо него меня охватило крайнее любопытство исследователя, попавшего наконец в свою вожделенную terra incognita. 

Оглядевшись, мое я заключило, что глубокое, показавшееся почти синим сияние на самом деле значительно светлее. Почему-то это заставило часть моего физического я, расположенного где-то внизу верхней трети того, что обычно принимают за меня,  сначала замереть, а потом застучать о переднюю стенку своего укрытия.  В ту же единицу времени начался завораживающий и унижающий мое я бесконечный диалог, который мне, чтобы облегчить свою память, хочется распространить на окружающий меня мир, то сжимающийся, то неимоверно разрастающийся после того момента, когда мое я нырнуло с открытыми глазами в эту непонятную глубину.
- Где я?
- Разве тебе это еще непонятно?  Это Рай.
- Но мне всегда казалось, что Рай – это сад, что-то вроде национального парка, где растут деревья и цветы, поют птицы, бродят олени, которым неведом страх перед человеком, сад с серебристыми озерами и водопадами, Солнцем и Луной, яркими звездами и белоснежными облаками в ясном небе.
- Здесь все это есть, просто ты не видишь, потому что не веришь.
- Как же я могу верить во что-то, чего я не вижу?
- Для этого нужно только перестать обманывать себя. Все очень просто.
- Но я и не обманываю.
- Нет, обманываешь.  А еще нужно воспринимать все напрямую, как оно есть на самом деле, а не так, как ты думаешь, оно должно быть, потому что так говорят другие.
- Это очень сложно.
- Не так уж это и сложно. Со временем ты привыкнешь.
- Ну хорошо. Но ведь этот твой Рай, он ведь где-то находится? Есть у этого места какое-нибудь другое название?
- Другое название? Имя? Почему ты придаешь такое значение именам?
- Потому что все имена от Бога. Это ведь он дал имена всему, что существует.
- Да, поэтому эти имена правят миром людей, а здесь в Раю они бессильны.
- Совсем стемнело. Разве уже ночь? Почему так темно? Все стало черным.
- А какой цвет твои глаза видели раньше?
- Синий. Вернее голубой. И прозрачный. Как голубой топаз. А сейчас все почернело. Я совсем ничего не вижу.
- Это потому что ты почти уже не здесь.
- А что я могу сделать, чтобы вернуться?
- Верить.
- Я верю.
- Нет, не веришь. Я чувствую.
- Но если я буду действительно верить, то это сияние – оно останется со мной навсегда?
- Ну вот, теперь ты тянешь из меня слова. Зачем ты это делаешь?
- Чтобы избавиться от страха.
- От страха перед чем?
- Я боюсь, что оно исчезнет, а  я не могу без него дышать.
- Твои слова похожи на правду. Вот снова ты, а вот то, без чего ты не можешь. Что ты чувствуешь теперь?
- Покой.
- Так и должно быть.
- Но все-таки мне слегка неудобно.
- Почему?
- Потому что это сияние как-будто держит меня и не пускает дальше. Что там наверху?
- Наверху? Мой мозг.
- Твой мозг? Как мне попасть туда?
- Зачем тебе это?
- Пока я нахожусь здесь, в этой части тебя, я знаю, что ты видишь, но я не знаю, что ты думаешь, о том, что ты видишь.
- Тебе и не нужно этого знать. Я ведь говорю тебе: воспринимай все так, как оно есть.
- Я не могу. Это слишком трудно. Я испытываю растерянность. Я мало что понимаю в том, что происходит, и мне необходимо знать, как все это воспринимаешь ты.
- Я воспринимаю все, как оно есть, меня это наполняет. Поэтому мне не нужно ничего знать.
- Как бы мне хотелось уметь так же относится ко всему. Но я не умею.
- Причина здесь одна. Ты не веришь. А если ты не веришь, скоро ты снова окажешься в темноте, потому что заставляешь меня чувствовать себя уродом.
- Не сердись. Это все не так. Давай сменим тему. Так если мне нельзя попасть наверх, может быть, ты расскажешь мне, что там внизу?
- Конечно. Это просто. Там внизу – мое сердце.
- Твое сердце? Как мне попасть туда? Ты позволишь мне войти в твое сердце?
- Не теперь. Пока ты не можешь войти туда. И кстати, тема осталась прежней. Доверие – это как раз то, что позволит тебе остаться в сердце, если ты попадешь в него. Но если доверия нет, тебе не за что будет удержаться и ты можешь упасть. А ниже, то есть там, куда ты упадешь, находится то, что люди называют желудком и системой пищеварения. И если ты и там не найдешь, за что удержаться, ты можешь упасть еще ниже, и тогда, кто знает, где ты можешь оказаться. Не хотелось бы тебе это говорить, но люди ведь и для этого места название придумали.
- Так что же мне делать, чтобы все было хорошо?  Ты думаешь, я смогу?
- Любой человек может сделать все, что угодно, и добиться всего, чего хочет.
- Ты покажешь мне путь?
- Нет, я не хочу этого делать. Придется искать его самостоятельно.
- Но я не представляю даже, как его искать, а мне так хочется попасть и наверх и вниз.
- Тогда тебе нужно дать мне достаточные основания и я открою тебе путь. Уверяю тебя, ты удивишься.
- Я постараюсь. Только не отнимай у меня это голубое сияние.
- Оно останется с тобой. Только иногда ты не сможешь его видеть.
- Но, ты помнишь, я не могу дышать, когда не вижу его.
- Это не навсегда.
- Без него мне будет так пусто.
- Пустота – всего лишь новое начало. Помнишь, как пусто тебе было до того, как твое я нырнуло в глубину?
- Но я не хочу нового начала.
- Тогда, возможно, когда-нибудь это сияние вернется к тебе и останется навсегда.
- Но когда? Когда это произойдет?
- Этого я не могу сказать, потому что тоже не знаю.
- Я буду ждать, но мне бы хотелось иметь представление, как долго мне придется ждать. Хотя бы примерно.
- А что изменится от того, что ты будешь знать?
- Время будет идти так медленно…
- Время? Время – это ерунда. Мне казалось, что тебе уже пора было понять, что в моей вселенной нет такого понятия, как время. Как бы то ни было, но даже если ты больше не сможешь его видеть, ты все равно останешься в нем.
- Назови же его. Я знаю, что это Рай, но дай ему другое имя, чтобы мне легче было понять, где я остаюсь.
- Ты находишься здесь: ниже моего мозга и выше моего сердца, то есть между ними.
- Но какое имя носит эта вселенная?
- Ты по-прежнему хочешь знать имя, данное ей людьми? Хорошо. Ты остаешься во вселенной, которая называется полем моего зрения.
* * *
Сияние вспыхивало и угасало. Стоило чуть-чуть расслабиться, как наступала кромешная тьма, а при напряжении зрения, слепящий, но не постоянный свет напоминал только что включенную лампу дневного освещения.  Он выхватывал окружающие предметы и демонстрировал их с гордостью маньяка-экзгибициониста, после чего, словно теряя силы, исчезал и сливался с общей чернотой.  Глаза уже почти привыкли к отсутствию объектов и перестали посылать в мозг тревожные сигналы.  Только изредка откуда-то из середины  поднимались явно концентрические круги дрожи – мелкое землетрясение, неуловимое даже самыми точными приборами сейсмологов. 

Самое неприятное заключалось в полной невозможности отличить день от ночи.  Сон приносил с собой видимые образы, цвета, забытые наяву, ощущения, недоступные тому, что люди называют физическим телом.  Сон плавно перетекал в явь, лишенную этих нехитрых удовольствий, в явь, в которой ничего не менялось в постоянном вялом потоке прожорливого времени, прерываемом лишь изредка откуда-то издалека, а, возможно, из моей собственной глубины, доносящимися знакомыми звуками. 

Удивительно, как даже в полной темноте человеческое тело чувствует вокруг себя спасительные стены.  Именно это ощущение внезапно покинуло меня при очередном неохотном пробуждении.  Во сне меня посетила большая белая птица и четыре человеческих существа: два старых и два молодых. Старики сидели в инвалидных колясках, а на коленях у них примостились румяные крепенькие дошколята.  Коляски мчались вниз по широкой улице по направлению ко мне и сидевшему рядом белому лебедю. 

Пробуждение было непохожим на предыдущие.  Верхний слой моей оболочки ощутил (это понятие уже давно перешло у меня в звуковой образ) прикосновение воздуха.  Это был знак необходимости куда-то идти. Направление значения не имело.  Оказалось, что стены, ограничивавшие мое пространство, были лишь сгустком темноты, сквозь которую можно было проскользнуть как самолет сквозь облако. Серия перемещений привела меня к яркой световой точке, которая почему-то вовсе не притягивала, а пугала и отталкивала. Однако выбора мне не было дано.  Путешествие к все расширяющейся точке заняло, вероятно, много дней, потому что явь сменялась сном большее число раз, чем мне хотелось бы считать.  Свет с непривычки становился почти нестерпимым и засыпать было все труднее.  Когда мои глаза снова научились видеть, они различили небо, почти такое же синее, как потерянное сияние, красно-бурую землю и толстые серые стволы деревьев, увитых старыми лианами.  Листьев на деревьях не было, ветви странно походили на рога лося.  А воздух оказался таким прозрачным, что мои легкие так и не нашли, за что в нем можно уцепиться.