Черно-белое

Маленькое пламя свечи бросало на все вокруг черно-белый свет. Пламя дрожало и трепетало. Кидало тени на стены и лица. Все плыло в дыме тонких сигарет. Изящные нервные пальцы делили белый порошок. Приглушенный смех. Клетчатая скатерть до пола на круглом столике. Вы, с усмешкой на губах, в кружевном платье с открытыми плечами. Маленькое черно-белое пламя восковой свечи.
– Ну, здравствуйте, – улыбкой говорите вы мне.
– Как вы великолепны сегодня!  – я целую вашу руку.
– Я видела вас вчера в парке, –  вы произносите то, что первое пришло вам в голову.
– Возможно. Я люблю гулять на воздухе, – звучит во мне чахоточный румянец на щеках, – Я надеялся встретить вас, – лгут мои губы.
– Я была с подругой и не решилась подойти к вам. Могут пойти разговоры, – ваш шепот горяч и поверхностен, – А вы милы, – замечают ваши глаза.
Но тут серый силуэт разделяет нас и уводит меня в сторону. На нем полосатый галстук, в огромных зрачках – одержимость. 
– Вы читали его последнюю работу? – силуэт хватает меня за отвороты пиджака.
– Да, но, – я морщу лоб и провожу рукой по напомаженным волосам, – если я не ошибаюсь, эта работа не отличалась особой оригинальностью?
– В том то и дело! – радостно подхватывает силуэт, – и ведь именно за неё его и назвали лучшим! – полосатый галстук в неистовстве съезжает на бок.
– Я думаю, – отступаю из освещенного свечей круга. Силуэт растворяется за винными парами, и моя незаконченная мысль тонет в звоне бокалов.
Дрожащие тени извиваются по комнате. Проносясь перед темными зеркалами, отражаясь в расширенных безумных зрачках, источая резкий запах духов и сладковатый привкус чего-то запрещенного. Где-то среди сплетений полуобнаженных тел и лихорадочных мыслей мелькала ваша улыбка, ваши светлые локоны опускались кому-то на плечи, дразнили чьи-то губы.
Холодное стекло фужеров обострило чувства, и золотистые пузырьки шампанского воспарили вверх и унесли голову, наполнили тело прохладной легкостью. И все также плывя между переплетений света и теней, людей и развевающихся кружев, я плыл по комнатам, отрываясь от танцев к мимолетным разговорам, скользя взглядом между светлыми квадратами сюрреалистических картин и сверкающими гранями бокала с драгоценным коньяком. Время кружило, и циферблат часов выплывал иногда из-под залитого шампанским рукава. Над холодной поверхностью фаянса и кафеля в маленькой комнате с белыми стенами и высоким потолком появлялись из тумана стрелки часов. Ледяная вода обхватывала жадные губы,  влажный платок на лбу приводил мысли в порядок. Чьи-то блестящие глаза, спутанные волосы застывали в зеркале под ослепительным светом электрической лампы.
Потом прямой длинный коридор в сумерках.
– Где ванная? – Чья-то фигура мчится мне на встречу, куском ваты зажимая кровь, хлещущую из носа. Человек задевает меня рукой, и на белоснежном вороте моей сорочки остаются три ярких пятна крови.
– Осторожно, там сорван кран! – кричу я ему вдогонку и возвращаюсь в густой туман бездумных улыбок, лихорадочных слов и сигаретного дыма.
И опять неосознанное желание, опять тупая боль в висках. Неуклюже поворачиваюсь в танце, держа в руках ваше тело. Вы – пьяны, очаровательны и принимаете меня за кого-то другого.
Вернувшись из клубов дыма, вырвавшись из ваших, или той, которую спутал с вами, объятий, возвращаюсь к столу.
Ровные клетки скатерти. Цитадель бутылок на краю стола. Огонек свечи, отделяющий черной стеной стол от остального пространства. Где-то на другой стороне стола замечаю ваши карие глаза.
– Хотите, я спою вам? – вы подсаживаетесь ближе и берете в руки гитару.
– Вы поете? – оторвавшись от кофе, удивляюсь я.
– Да, – вы склоняете голову, – Жаль, что мы так и не потанцевали с вами, – ваши развращенные пальцы перебирают нейлоновые струны гитары. Вы откидываете назад свои вьющиеся черные волосы и ослепительно улыбаетесь.
Горький черный кофе. Аромат знойных роз в стеклянной вазе. Вы -  бледная и горячая. Откуда-то из глубины появляется белый порошок. Умелые руки бросают его в пламя свечи.
Вы – все ближе и ближе.
Вспыхивает факелом огонь маленькой свечи, отбрасывая дикие сумбурные тени на стены старого дома. Среди этих теней кружатся в старомодном танго наши силуэты. И нет меня. И нет вас. Все что осталось – это лишь танец наших душ. Прозрачные поцелуи на колышущихся тонких занавесках. Тонкие пальцы кружев ваших одежд. А оркестр все гремит и уходит в музыку. Но ноты не кончаются и заставляют соблюдать правила. Друг за другом. Шаг правой, поворот, ваше платье взметается к небесам. Один, два, три, четыре. Стрелки на часах обегают круг. Разлетаются в стороны силуэты. Исчезает огонь в восковом стержне свечи. Вы – напротив. Дыхание в тишине. Слегка возбуждены и напуганы. С любопытством смотрите на меня. А я, задохнувшись в неожиданном порыве, отворачиваюсь к окну. Холодное стекло прижимается к моему горячему лбу, через неплотно закрытую форточку сыплется дождь. За моей спиной – дурман, звон бокалов, притворный смех, за окном – близится рассвет. Самое время уйти, убежать, чтобы не видеть конца этой ночи, когда голубой утренний свет зальет весь дом и солнце осветит все уголки комнат. Уйти, чтобы не видеть разбитой посуды, опрокинутых стульев,  носовых платков в пятнах засохшей крови, синих кругов под вашими глазами. Чтобы не видеть в холодном зеркале своих красных глаз и опухших век. Бежать. Немедленно. Бежать, чтобы затем, следующей ночью, в свежей, ослепительно белой сорочке, в тонких выглаженных брюках, надушенном пиджаке, вернуться в этот дом снова. Вернутся для того, чтобы когда-нибудь утром остаться в самой дальней комнате – лежа в неудобной позе на диване, бледному, с закрытыми глазами.
И тонкой полоской крови из носа.