Печать
На него никто не думал, он же почти круглый отличник. Зато три его приятеля бывшие там же сразу попали под подозрение.
- "Стойте здесь, сейчас пойдем разбираться к директору", сказала библиотекарша, и, закрыв дверь на ключ, понеслась в учительскую. А он вместе с приятелями поплелся в уборную.
- "На хрен ты ее взял-то?!", спросил его Макеев. А он и сам понять не мог, зачем он ее взял, и что он собирался бы с ней делать, если бы даже никто ничего сразу не заметил. Но он уже лихорадочно думал о другом. Сейчас все выяснится, вызовут родителей в школу, аттестат не дадут и как минимум на учет в детскую школу милиции поставят.
Поколебавшись, он завернул печать в газету, лежащую на подоконнике и бросил ее в мусорное ведро.
Вот они стоят в учительской. Директриса хотела сразу отпустить его, иди мол, мой хороший, тут ведь такое дело, что к тебе никак уж отношения иметь не может. Но он остался. Дело принимало грустный вид. Директриса, взяв в одну руку телефонную трубку, второй махала перед носом у Васьки и кричала, что сейчас же, сию минуту позвонит его отцу, а уж он то задаст ему такую порку, что тот две недели сесть на одно место не сможет. "Признавайся, изверг, куда дел печать и зачем ты, ее бестолковый вообще брал?!", переходя на крик, атаковала она.
- "Он не брал печать, Маргарита Сергеевна", тихо проговорил он.
- "Не он говоришь. Ну ладно, моя умница, раз ты говоришь, а уж ты, верно, знаешь, то значит эти два охламона, тут в деле замешаны", и перекидывалась на Андрея и Слона.
Он грустно пошутил про себя, он даже сам удивился, что еще умудряется шутить хотя бы и про себя, что еще два таких его выступления и все всем станет ясно. Тут его осенило.
- "Маргарита Сергеевна, мы там толкались, может, и уронили печать, куда на пол, а она, возьми да и закатись под книжные полки, разрешите нам сходить еще раз поглядеть хорошенько", с максимально спокойным голосом предложил он. И как не противилась библиотекарша, как не кричала, что нечего искать темную кошку в светлой комнате, что нет там печати, а что кто-то из них ее просто спер, то есть, украл, но директриса приказала открыть для них библиотеку, и разрешила им обшарить там все углы.
Пока шли по коридору, он шепнул Ваське: "Сгоняй в сортир и притащи печать, он там, в мусорном бачке лежит, да поглубже ее в карман засунь, чтобы сразу не было видно". Васька кивнул головой и шмыгнул в туалет. А он, зайдя в библиотеку, не мудрствуя лукаво залез под четыре придвинутых друг к другу стола, лег там поудобней и стал ждать.
- "Ты что там спать задумал?", язвительно спросила его библиотекарь, которая, по всей видимости, стала о чем-то догадываться.
- "Да у Вас тут темно, ничего не видно и грязно, а мне еще сегодня аттестат получать. Нет, без фонарика тут не разобраться", начал, было, он. Но тут же услышал в ответ: "Я вам покажу фонарик, я вам устрою аттестат, вы у меня сейчас все по-другому запоете, как милиция сюда подключится".
Наконец появился Васька. Он сиял как новенький юбилейный рубль с изображением олимпиады. Василий подползает к нему и радостно сообщает, что ничего не нашел в туалете. "То есть, как ничего не нашел", зло шипит он, а сам быстро соображает - "неужели кто-то уже стащил, пока мы были в учительской?".
Наконец догадывается расспросить поподробней. Выяснятся, что приятель рылся не в том ведре, он вытряхнул ведро, что у умывальника, а надо было то, что у окна. Вася, получив новые исчерпывающие инструкции, сияя по-прежнему, исчезает вновь за дверьми.
Библиотекарша, почуяв, что скоро печать будет у нее, немного успокоилась. Он лежит и думает, что если не дай бог Васька не найдет печати, то это просто ужас, что начнется, а про то, что будет тогда дома и подумать страшно.
Появляется, как ни в чем не бывало, сияющий Вася. Как не был он ему благодарен за помощь, но все равно не мог не подумать, что же он так некстати то сияет. И вот опять на карачках, Васька залезает под стол, он берет этот странный кусочек дерева с резинкой на конце, несколько секунд держит его в руках, успевает подумать, что вот ведь деревяшка деревяшкой, а плюс его глупость и уже целое дело получится. Затем тихонько запихивает ее в самый дальний угол и кричит: "Нашел, вернее, нащупал, только достать не могу, надо столы отодвигать". На что ему резонно замечают, что и так, мол, достанешь, без всяких там передвижек. Делать нечего, достает и так. Вылезает, подает печать библиотекарше. Смотрит в пол. Она поднимает правой рукой его подбородок и медленно, но четко произносит: "Чтобы ноги твоей тут больше не было. Вон отсюда".
Даже если бы она наоборот сама предложила бы ему погостить у нее еще, он все равно вылетел бы пулей, а так вылетел быстрее пули. Стоит возле сортирного окна и судорожно курит беломор. Рука дрожит. Мысли пытаются. Ноги ватные и как не свои. Чуть не пропал ни за фунт изюма. На ровном месте сам выкопал себе яму и сам себя в нее затащил. Ну что же я за человек такой дурацкий, думает он и смолит и смолит одну за одной папиросы. Наконец подходит Белов, пора идти за аттестатами. И думая, заложит библиотекарша или нет, а если заложит, то, что говорить и кому, и дадут ли ему, в конце концов, этот чертов аттестат, он идет по школьному коридору и входит в класс.
Через полчаса он стоит на улице и смотрит на свою очередную школу. Его родители, вкалывая на севере без отпусков по три-четыре года, зарабатывали и деньги, и отпуск у них выходил по шесть-семь месяцев, так что нередко они уезжали с Севера в марте-апреле, а приезжали в середине сентября, так что школ он повидал немало. Но урок этой школы по поводу печати и своих наклонностей, он долго еще потом считал самым важным. Даже уже встав взрослым, он и сейчас не может понять - зачем все-таки он схватил ту огромную печать. Зато он понял другое, что иногда пустяки, на которые и внимания особенного не обращаешь, могут так круто поменять твою жизнь, что лучше десять раз подумать, чем расхлебывать после самим же тобой заваренные щи. Как говориться, не буди лихо, пока оно тихо.
Свидетельство о публикации №201032200056