Когда меня не стало

Прошло четыре дня с тех пор, как меня не стало. Четыре раза поднималось солнце и так же четыре раза оно опускалось за горизонт. Разговаривали между собой прохожие, шел дождь, зажигались фонари, но меня уже не было. Я умер.

Я знал об этом  уже заранее. Лег в кровать, задумчиво посмотрел на серебряную полоску в градуснике. Ртутный столбик застыл напротив цифры сорок.  Два аспирина и поглубже под одеяло. Странно – моё тело горело, но не собиралось сдаваться. Наоборот, казалось сама энергия бушует внутри меня. Но все же я знал. Зрачки в последний раз обследовали белый потолок. В следующий раз когда я взгляну на него, он будет совсем иным.
Все скорее билось сердце, но мысли были ясными и точными. Что удивительно – они не возвращались назад,  а пытались проникнуть внутрь того, что уже стояло рядом со мной. Огромное и никому неизвестное.
Температура растапливала время, в котором увязли белые и черные кусочки моей жизни. Прошлой. Которая уходила.
Ртуть ползла вверх и выплывали из ниоткуда неоконченные мысли, бестолковые голоса знакомых, чьи-то лица и тяжелый надрывный стук сердца. Начинался бред.
Горело тело, паутиной обволокло голову. Мокрый платок бесполезно покрывал белый лоб. Капли воды коснувшись кожи мгновенно превращались в пар и уносились вслед за сознанием. Сухие губы невнятно молили о чем-то своем. Ртутный столбик извиваясь лез вверх, заставляя пульс превращаться в тонкую нить. И потом, когда градусник не выдержал и выскользнул на пол, сердце остановилось.
Открылось окно. Свежий весенний ветер, хлопнув занавесками, ворвался в комнату.  Прогнал запах болезни. Но я уже умер.

Маленькая квартира. Нет ничего хуже чем несчастье и боль в маленькой квартире. Никогда не пускайте горе в маленькую квартиру. Страдайте, плачьте, кричите от боли – но только там – на улице, в поле, в пустом коридоре. Но не пускайте несчастье в маленькую квартиру.

Я долго стоял над своим телом. Душе не так просто простится с материей.
 А вокруг пустой кровати бегала моя небольшая семья. Иногда всё замирало и с глаз срывались слезы и чей-то тихий стон, как нож, пронзал тишину. А я, оставив жизнь в этой холодной постели, сам стал немного прохладным. Тихо, немного сгорбившись, вышел из комнаты. Теперь начнутся напрасные хлопоты, цель которых всего лишь на время забыть о том, кого не стало.

Когда люди живут, они думают о том как успеть сделать то, сделать это, как раньше выйти на работу, пораньше вернутся домой, как выгадать лишний час. И еще вчера я думал также. Старался не отстать от времени. Но теперь время кончилось. И не надо никуда спешить.
Что я не успел, того не сделаю уже никогда.
Настало время подумать не о том, что я сделал, а о том как я это сделал. И не для того, чтобы исправить то, что сделал плохо. Однако для того чтобы знать о том, что будет после. А после не будут важны детали, значение будет иметь только результат.
После смерти так явно видны различия между "хорошо" и "плохо".

А потом был недорогой деревянный гроб, нанятый оркестр, множество незнакомых людей. Взгляды тайком в сторону моей семьи, шепот в кулак и доводящий до безумия рев труб и валторн. Прощальный вальс.
Я бродил среди нескладных фигур моих знакомых, знакомых моей семьи, соседей по дому. Все они чувствовали себя подавленными мрачным торжеством похорон и присутствием близкой смерти.
Ведь о смерти никогда не думают, и поэтому оказываются такими беззащитными, когда она забирает вашего друга, знакомого, соседа.

Все немного ожили лишь тогда, когда катафалк вобрал в себя гроб с телом и маленькая траурная процессия двинулась через огромный жаркий город.
И вот позади застывшие перекрестки, свистки постовых. Запел за окнами ветер, понеслись назад телеграфные столбы. Бесконечная автострада.
Но лишь колонна из нескольких машин разогналась, как катафалк, шурша шинами по гравию, свернул с трассы и уперся в ворота городского кладбища.

Аккуратные ряды могил. Вперемежку с простыми, выкрашенными серебряной краской, металлическими надгробиями – исламские полумесяцы и православные кресты.
Люди торопились и все же боялись нарушить тишины, стоявшей над мертвой землей.
Когда гроб опускали в холодную черную яму вдруг пошел дождь. Стало непонятно – слезы ли это на лицах или всего лишь капли небесной влаги.
И всё же когда последний комок земли скрыл от взглядов деревянный гроб,  люди почувствовали облегчение.
Мы не терпим среди себя мертвых.

Наша маленькая квартира. Все зеркала покрыты мягкой черной тканью. Множество незнакомых мне лиц. Они ели и пили. Садились в моё кресло. Перебирали листы бумаги с моими незаконченными записями. И вспоминали моё имя, лишь зря тревожа мою память. Зачем вы все пришли? Ведь почти никто из вас даже не скажет какого цвета были мои глаза! 
Выскользнул из дома, сел в автобус и никем не замеченный уехал в центр города.

Наш старый любимый парк. Нахлынули воспоминания. О той, которую любил. Среди ярко-зеленой свежей листвы первый раз увидел твои глаза. Затрепетало тогда сердце, предчувствуя что-то новое и сильное. Повела меня память к той, нам одним памятной, скамейке. И не удивился, когда снова увидел тебя. Прости, я иногда сомневался в тебе. Теперь же я знаю, что ты действительно любила меня.
 Как радостно видеть мне тебя снова на этом же месте. Как я благодарен тебе за то, что вспомнить меня ты пришла именно сюда. В наш старый парк.
Черные локоны лишь подчеркивали белизну твоей кожи. Чуть голубоватая под глазами, она была всего лишь в сантиметре от меня. Карие твои глаза стягивала пелена неистраченных слез.
Ничего, все пройдет. Все будет хорошо.
Я сидел рядом, и мы вспоминали то, что еще могли вспомнить. Твой взгляд застыл на старом, позеленевшем памятнике. Тебе казалось, что ничего не произошло. Что сейчас на уходящей в глубь парка дорожке снова появлюсь я и, подойдя к тебе, сяду рядом.
Ничего не сделаешь. И не стоит мне задерживаться здесь. Теперь ты осталась для меня в прошлом. Я же для тебя появился в будущем. Я буду рад, если ты снова обретешь меня.
И я все так же продолжал сидеть рядом. Ты достала пачку сигарет. Втянула тонкий запах сигареты Щелкнула зажигалкой. Закурила.
Я смотрел как ты куришь. Я сидел прямо напротив тебя и выдыхаемый тобой дым разбивался об моё лицо. Потом у меня разболелась голова. Фантомные боли. И я ушел.   
В тот день я еще долго бродил по городу. Пока было время, надо было вспоминать, думать, решать. Что может решать душа без тела? Оказывается, очень многое. Когда мы умрем, у нас будет только семь дней для того, чтобы решать. Ровно семь дней отпущено душе на последнюю попытку.

А я все ходил по светлым улицам, по оживленным бульварам, по огромным, сделанным лишь из стекла, магазинам. Вокруг меня текла толпа людей. Больших и маленьких. Хороших и плохих. Одинаковых. И в ногу с ними, не отставая и не перегоняя, двигался я. Некоторые люди скользили по мне взглядами и исчезали в разноцветной массе. Вот еще одна женщина, в ярко-синей кофте и белыми крашеными волосами, посмотрела мне прямо в глаза. Она даже не обратила внимания на то, что меня давно уже нет.
И мне стало холодно. Все эти люди думают, что я жив, просто потому что не замечают меня. Для них я не умер, лишь поскольку я не жил для них. Ни сейчас, ни тогда.
Я вспомнил своих приятелей. Писателей, поэтов, музыкантов. Вспомнил, как показывали мы друг другу какие-то свои новые работы. Мы любили друг друга, ссорились, носились с идеями других, просто ненавидели друг друга. Мы жили друг для друга именно своим творчеством. Пускай. Пускай только творчеством. Но жили.
И теперь я рад. Рад, что где-то в ящике моего стола, где-то между страниц чьих-то тетрадей, в папках, на простых обрывках газетной бумаги есть написанные мною строчки. О маленькой девочке, о далеком розовом закате, о ненайденной принцессе, о дурмане пьяных ночей, просто лишь о чьей-то так и непонятой любви.
 В этих строках, в небольшом количестве букв и символов я живу до сих пор. Я плохой писатель, я бездарный музыкант, мои рисунки годятся лишь на то, чтобы заворачивать в них продукты. Но пусть. Пусть будет так. Но все же. Я остался жить. Именно там. Среди своих идей и мыслей.

Сердце стучало все быстрее и быстрее. Мысли сбивались. Под толстым одеялом горело тело. С хрипом вырывался из груди тяжелый воздух. Ртутный столбик застыл где-то около цифры сорок. Звучали в голове чьи-то голоса, били барабаны, скакали в глазах яркие пятна. Сознание уходило.
Распахнул форточку весенний ветер. Наполнил комнату запахом дождя. Выгнал запах смерти.

А потом наступило утро. И я проснулся.

Теперь я знаю для чего.
И теперь я не слишком радуюсь жизни.  И не слишком печалюсь о смерти.
Время есть.