Без названия

Мне опять, вторую ночь подряд, приснился этот сон. И я опять, вто-рую ночь подряд, проснулась от него с ощущением неумолимо надвигающей-ся беды.
За окном - ночь, в комнате, той самой, где прошло все мое детство, я, какой была тогда - пятнадцатилетняя худенькая девчонка, с ногами сижу на стуле,  обхватив колени руками, а передо мной на столе - пачка аналь-гина и стакан воды. А вот я, в той же комнате, но здесь почему-то горят свечи, а я лежу на кровати и как-то неестественно  бледна.  Надо  мной склонился человек  и чертит крест на моем лбу,  а темная фигура в углу поет грустную песню. И сердце щемит от невыносимой жалости и боли так, что я просыпаюсь.
Я привстала и посмотрела на часы.  Засыпать уже поздно.  Все равно через полчаса вставать. На ходу завязывая халат, я направилась в ван-ную.
Привычка анализировать свои сны привязалась ко мне давно и прочно, но так и должно было быть.  В силу своей профессии я знала, что ничего никогда просто так не бывает.  Тогда почему же мне вспомнился тот дав-ний эпизод моей жизни, когда я только готовилась поступать в Медицинс-кую Академию.  Теперь, когда я ее закончила и даже устроилась на рабо-ту, казалось бы, прошла через огонь,  воду и медные трубы,  все  равно, тот год я вспоминаю, как самый сложный этап своей жизни. Но почему эти странные сны меня беспокоят именно сейчас?  И откуда эта странная фан-тазия про смерть и свечи?
Раздумывая, я привела себя в порядок и пошла ставить чайник, од-новременно собирая по пути то, что может понадобиться на работе: еще одна толстая умная книга, новая пачка чая, вырезка из газетной статьи, которую надо показать пациентке, журнал, чтобы почитать по дороге...
Чайник быстро вскипел, и я привычным, отработанным годами жестом насыпала себе кофе. Так повелось с той самой поры поступления - когда нужны были силы, обязательно пить кофе. Но на работе только чай - неп-реложное правило.
Пока пила кофе, у меня возникла мысль достать старые дневники и записи тех лет, может придут в голову какие-нибудь ассоциации.
Кофе было выпито, сумка собрана, а т.к. я встала раньше на пол часа, еще оставалось время порыться в архивах.
Дневники лежали отдельной стопкой в коробке со старыми письмами и черновиками детских рассказов и стихов. Я никогда не позволяла убирать их далеко и, тем более, выкидывать. Как чувствовала, что могут понадо-биться. Я отобрала одну толстую тетрадь и, положив ее в сумку, хотела уже закрыть коробку, но вдруг увидела, что на пол выпали несколько соскрепленных листов бумаги, исписанных мелким почерком. Это был мой почерк. Конечно, немного другой, но вполне узнаваемый и такой родной. Быстро пробежав глазами начало, я оторвалась от чтения и замерла, прислушиваясь к своим ощущениям. Воспоминания зашевелились в голове, выбираясь из дальних закоулков, занимая главное место. Я осторожно свернула бумагу, вложила ее между страниц дневника и застегнула сумку.
Всю дорогу до метро я старалась восстановить в памяти события той зимы, 11 лет назад. Многое забылось, острые ощущения притупились, но я до сих пор помнила то чувство страшной усталости и безнадежности, с которым я жила бок о бок на протяжении 4-х - 5-и месяцев, показавшихся мне веком. Я вставала в семь, часто и раньше, шла в школу, отсиживала по 8-9 уроков, писала контрольные, выслушивала крики учителей по пово-ду нашей безграничной лени и нежелания заниматься, потом почти каждый день ходила на дополнительные занятия, которые выжимали из меня пос-ледние силы. Но особенно страшными были вечера, когда я, затемно при-ходя домой, говорила одну - две фразы, а мать, принимавшая мое молча-ние за хамство, начинала на меня ругаться. Она не могла понять, что я молчу, потому что говорить уже не могу и потому что боюсь сорвать свое раздражение и усталость на ней. А объяснить я ей этого не тоже не мог-ла, т.к. не было ни сил, ни времени.
Потом я быстро уходила в комнату, делала уроки и плакала. Спать ложилась в лучшем случае в два, в худшем - вообще не ложилась. Выход-ных у меня не было. Суббота, включая ночь, шла на школьные уроки, а воскресенье - на 40 задач по химии, которые нам каждый раз задавал ре-петитор.
Но сейчас все это казалось мне не таким уж страшным, многое, о чем я тогда думала, странным и глупым, а я сама - маленькой, слабой и наивной девчонкой.
Народа в метро было достаточно, но на кольце, как всегда, основ-ная масса вышла, и я смогла сесть. Я открыла сумку, с сожалением пос-мотрела на новый журнал, который с собой взяла, и достала дневник. По-думав, вынула из него сложенные листы и положила тетрадь обратно. Дело прежде всего.
Чтение быстро меня захватило. Перед глазами ясно вставали карти-ны прошлого. С самого начала рассказа меня охватило чувство вины перед самой собой. Я не оправдала своих надежд, надежд той маленькой школь-ницы, впервые познающей прозу жизни. Я стала одной из многих, о ком она так презрительно отзывалась.
Я читала дальше. Свою руку я понимала легко, и строчки быстро мелькали у меня перед глазами. Я заново переживала тот день, один из многих, но чем-то отличающийся от остальных. Я снова прочувствовала и продумала все те мысли, которые тогда бушевали в моей голове. В висках затрепетала головная боль как только я про себя произнесла несколько фраз: " Я не права. Я сейчас абсолютно не права. Я была права ТОГДА."
Я все глубже погружалась в свои юношеские воспоминания и не за-мечала, как мой сосед, до этого спокойно сидевший с газетой в руках, стал все чаще поглядывать мне через плечо. Его газета опускалась ниже и ниже, пока он вовсе ее не убрал и всецело не занялся изучением моего произведения.
Переходный возраст. Это словосочетание вызывает у взрослых снисходительную улыбку или равнодушное пожатие плечами - , мол, у всех бывает, ничего особенного, - что у меня даже вызывает сомнение, что они когда-то были детьми. Конечно, с высоты своего возраста им может быть виднее, но многие их воспоминания стерлись, а ощущения притупились, так что они уже не смогут воссоздать в памяти то время, напомнить себе, почему оно казалось таким ужасным, о чем они тогда думали и чего боялись. Да, впрочем, основной массе это и не нужно. А то, что они видят в своих детях, молодым нахальством и дурью, кото-рую надо выбивать, их мысли - глупыми, слова - бредом, а поступкам не придают значения.
У меня этот период был совсем недавно - какой-то год назад, но ту зиму, мне кажется, я буду помнить до конца жизни. Я никогда не забуду тех пустых холодных ночей, когда в пол третьего, закончив де-лать уроки, я бессильно плакала, уже не в силах сдерживать слезы и даже их вытирать. Не забуду той, почти полной пачки анальгина, кото-рую я дрожащими руками клала перед собой на столе, каждую ночь вы-держивая с собой яростные бои, не давая себе до нее дотянуться и сделать свое черное дело.
Не забуду...
- До завтра. Я пошла.
Чуть махнув рукой, я развернулась и направилась к переходу на "Боровицкую". Девчонки, казалось, даже не заметили моего отделения от их компании и продолжали так же увлеченно что-то обсуждать. Поче-му-то подумалось, что раньше меня бы это уязвило, а сейчас мне было все равно. В ожидании поезда я прислонилась к стенке, хотя лавочка была свободна, зная, что если сяду, то встать уже не смогу. А домой надо как можно быстрее, слишком много дел на завтра. В горле встал знакомый комок, а на глаза навернулись слезы. Я подняла голову, что-бы они закатились обратно. Нельзя. Жалеть себя - непозволительная роскошь.
Послышался скрежет приближающегося поезда. Я по привычке встала на самом краю платформы. Мне нравилось ощущение риска. Пусть глупого и неоправданного, но всетаки риска - будоражащего, от которого зами-рает сердце. Но с каждым разом это ощущение становилось все менее острым, заставляя меня вставать все дальше за ограничительную линию. А в самой глубине души жила надежда и страх: вдруг я встану слишком близко, вдруг я не удержу равновесия, тогда... Тогда все это кончит-ся. Долгожданная сладкая боль. Но сама я не решалась сделать этот один роковой шаг. Меня удерживала мысль о родителях, чья жизнь без меня сразу станет бесполезной и пустой, и ..инстинкт самосохранения.
Я боялась смерти и поэтому жила. Но еще больше я боялась жизни, но почему-то не умирала.
На сей раз снова обошлось. Машинист издал резкий гудок, я силь-но вздрогнула, но не отошла. В вагоне, убедившись, что пустых мест много, и мне не придется пока никому его уступать, я села, расслаб-ленно вытянула давно нывшие ноги и закрыла глаза. Страшная усталость тут же дала себя знать. Единственной моей мечтой было ехать до ко-нечной. На "Серпуховской" я с трудом разлепила веки. Так и есть - вошедшие быстро заняли свободные сиденья, а какая-то не успевшая, сразу видно, скандальная старушка уставилась на меня обвиняющим взглядом. Сил встать не было, и я снова закрыла глаза, сделав вид, что сплю. Но вскоре, чувствуя, что это ее не убедило, и она вот-вот что-нибудь скажет, я решила не испытывать ни ее, ни свое терпение, поднялась и стала пробираться к двери, даже не пробормотав ей " Са-дитесь ". Мысль о том, чтобы сейчас идти 10 минут пешком до дома бы-ла непереносимой. Я снова подавила готовые вырваться из горла рыда-ния и вышла из вагона.
" Я должна. Я сильная. Я всегда была сильной." - отзывалось в голове при каждом шаге. Но вторая моя часть коварно нашептывала: " Какая же ты сильная? Ноги ноют, голова болит, все тело ломит от усталости, а плечо сейчас отвалится от тяжести сумки. Хочется только лечь и не вставать." Я поджала губы и пошла быстрее. " Я сильная. Тело - это одно, а дух - другое." Бесенок внутри засмеялся. " Не смеши меня! Дух лучше, что ли? Ты что, сама не знаешь, что придешь и будешь плакать у себя в комнате перед пачкой таблеток, как и вчера, и позавчера, и неделю назад." Я тряхнула головой:  «Хватит! Я все это знаю. Но сначала я должна дойти домой и не свалиться на полдоро-ге, а там посмотрим."
Переписать сочинение с черновика, английский .. много задала,. не хочется ругаться, топик .. хотя бы посмотреть, не говоря уже о выучить. Химия .. ладно, сделаю. Биология ..что же он задал? Нет! Зачет.. Только не по биологии! Только не завтра! Лишь бы в понедель-ник, я все выучу в субботу ночью ..Что же он говорил? Завтра... Да.
За что?! Господи, за что?!! Спокойно. Не плакать. Значит, заслужила.
Переживешь. Не сахарная - не расстаешь.
Я более-менее справилась с собой, по крайней мере этот приступ я одолела.
В родной подворотне было тихо и темно. Мать всегда запрещала мне ходить здесь по вечерам, а я не могла этого не делать. Здесь бы-ло мое детство, его своеобразный запах, покой и уверенность в завт-рашнем дне. Каждый раз, проходя этим путем, я отдыхала душой, но как-то незаметно подкрадывался и страх. Если я заслужила то, что со мной происходит сейчас, почему я не заслужила то, что может произой-ти в темной подворотне. Казалось бы, ходи тогда по светлой и людной улице.. Но нет, если суждено чему-то быть, пусть будет, да и не в моих силах терпеть человеческое общество лишние 4 минуты. Пусть страшно, зато одна и в любимом месте.
Сначала я боялась одиночества. Потом я научилась его ценить. Потом я без него уже не могла. А потом я стала предпочитать его об-щению. Когда одна - не надо ни перед кем притворяться и делать хоро-шую мину при плохой игре, не надо вымученно смеяться глупым шуткам и, скрипя зубами слушать сплетни и пустую болтовню одноклассниц. Да-же домой сейчас не хотелось. Первые полчаса обычно были пыткой, а дальше.. Дальше, как всегда, я включу музыку и буду делать уроки. А если останется время поспать и всякие мысли не будут лезть в голову, то даже посплю. Я знала это наизусть, но каждый день надо было за-чем-то снова все повторять.
Дверь открыл отец. Я машинально сбросила сумку ему на руки и пробормотала "Здорово". Из кухни вышла мама.
- Как дела?
- Нормально.
- Устала?
- Да.
- Очень?
"Нет" было бы неправдой, "да" отвечать не хотелось, а произно-сить что-нибудь более длинное язык не поворачивался. Я издала неоп-ределенный звук и прошла в ванную, а потом на кухню. Бесцветным го-лосом отвечая на знакомые вопросы, я даже не вдумывалась в их смысл. Хотелось как можно быстрее отделаться от стандартного допроса и обе-да, закрыться в комнате и расслабиться. Есть я не хотела и меня воз-мущало, что желудок почему-то так не думал и упрямо урчал уже кото-рый час. Кроме завтрака 10 часов назад и булочки после уроков во рту у меня сегодня ничего не было. От еды я не получала никакого удо-вольствия, ела равнодушна, по привычке, потому что так надо.
- Ну, что в школе было? - с довольной улыбкой ко мне подсела мама. Я обреченно уставилась в тарелку. Для полного счастья мне, ко-нечно, не хватало светских разговоров за столом! Разговаривать не было сил. Я подперла голову рукой, чтобы она не упала.
- Как всегда.
- Не сильно мучили? Как биология? У вас вроде должен был быть зачет.
- Завтра.  - автоматически ответила я, но тут меня что-то стук-нуло. -Стоп. А ты откуда знаешь, что должен быть?
- Секрет. Приходится узнавать из других источников. Ты же не говоришь .- Я себя почувствовала, как будто меня ударили по лицу, причем ни за что.
- Если не говорю, значит, не считаю нужным. А зачем тебе это?
Чтобы ты стояла над душой - "иди, учи уроки", а то я не знаю, что мне самой нужно.
- Ты вчера дома сидела, отдыхала, даже сочинение не написала.. Или написала?
Мое раздражение и обида нарастали как снежный ком. Да, я вчера действительно не ходила в школу, но только потому, что у меня подня-лась температура, и это не помешало сделать мне все уроки и в том числе написать сочинение.
- Зачем отвечать, если ты и так все знаешь!
- А что тебе сегодня репетитор сказала? Ей же надоест. Прекра-щай такую практику. А то за тебя деньги платят, а ты вторую неделю сочинения не пишешь. И в понедельник химик отчитал, что пришла плохо подготовленная.
- Вот после этого и рассказывай тебе что-нибудь! Тут же против меня используешь! И прекрати мне деньгами тыкать! Думаешь, мне это приятно слышать?! Что я должна с этим делать?
Я вовремя остановила готовящуюся сорваться фразу: "На панель пойти, что ли?" Две жалкие слезинки уже покатились по лицу, я зло смахнула их, вскочила и насыпала в чашку кофе.
- Сердце посадишь! И так проблемы, еще осложнений не хватало!.. Или ты сегодня опять до утра сидишь?
Ну, разве так можно?! Обида раздирала сердце. Я схватила чашку и убежала в свою комнату, с силой захлопнув за собой дверь.
Да что же это такое? Ведь мать же родная. Как можно до такой степени меня не понимать.  Мы  обе не правы, но я слишком устала, чтобы  следить за собой. Я обхватила голову  руками, пытаясь успокоиться, но начавшие капать слёзы уже не останавливались. Казалось, они  были такими  горячими, что скатываясь по щекам, обжигали кожу.
Я осторожно легла на кровать лицом к стенке, свернувшись в маленький тесный комочек и дала волю слезам. Мне было не привыкать, похожая ситуация повторялась изо дня в день вот уже около 3-4х недель. Но поначалу я, как когда-то в детстве, мечтала о человеке, который сможет помочь, которому я смогу все рассказать, который смог бы меня понять и вместе со мной пройти через это. Эта мечта не сбывалась. Родители не были поддержкой, друзья отворачивались, имея свои более важные проблемы, а одиночество и отчаяние ножом все глубже входили в сердце. И сейчас боль стала непереносимой. У меня не было никого. Я не знала, кому могу быть нужной. Не знала, зачем я живу. Для себя я жить не хотела, слишком мучительно и  бесполезно.  Это же неправильно – жить, потому что должен, потому что тебя родили. Ты ответственен перед родителями за свою собственную жизнь и не можешь ею распоряжаться. А когда меня рожали, разве спрашивали меня, хочу я жить или нет?! Я просто должна. И поэтому я живу.
Моя вера сильно пошатнулась. Бог был где-то далеко, а мы здесь со своей болью и страхом. Он, наверно, прав, и мы действительно заслужили то, что он нам дает, но где взять силу, чтобы это выдержать. И я боялась. Боялась быть отвергнутой и Богом. Мне хватало страха жизни, я не хотела начинать бояться смерти.
Я уткнулась головой в колени и горячо зашептала молитву. Я просила помощи, потому что никогда раньше так  в ней не нуждалась, как сейчас.
Дверь дернули, но сразу не открыли, так как я слишком сильно ее захлопнула. Я затихла и зарылась лицом в подушку, стараясь не всхлипывать. Дверь дернули еще раз, сильнее, и вошла мама. Я спиной почувствовала ее жесткий взгляд.
- Ты что передо мной истерики устраиваешь? Рыдает тут. Ты что, думаешь, всегда права, а остальные дураки? Одна умная. Все от гордости своей…
Она что-то еще говорила, а я вцепилась в подушку зубами, не давая себе ответить или разрыдаться в голос. Я не знала, чем заслужила это, В голове стучала одна фраза: “Господи, за что? За что?!”
Ведь от моей гордости ничего не осталось, ее втаптывали в грязь и в школе, и дома. Мне утверждали, что я глупая, и что у меня ничего не получится. И я, наконец, поверила, но продолжала сражаться уже по привычке, так как выбора у меня не было.
- ..И сидишь до утра, себя не щадишь.. Ты себя так не любишь, что ли? – услышала я конец фразы матери.
- Я ненавижу себя!
 Зубы непроизвольно разжались, я повернулась, с отчаянием глядя на нее красными заплаканными глазами, и повторила:
-Я ненавижу себя.
 Она резко замолчала и села на мою кровать. Злость и раздражение на ее лице уступили место глубокому изумлению и жалости.
- Да что ты…Да что ты говоришь, как можно,.. почему? – тихо сказала она, и мне казалось, сама готова была заплакать.
            Я снова отвернулась. Мне было стыдно за свой порыв. Лучше бы она выговорилась и ушла, так нет, ляпнула я что-то, довела ее чуть не до слез. Захотелось сказать, что это шутка, но на шутку это было не очень похоже. Мне тут же стало все равно, будь, что будет.
Я потянулась за остывшим кофе и отпила глоток. Слишком крепкий. Ну, ладно, тем лучше.
- Ты же делаешь так много. Любой нормальный человек на твоем месте устал бы также, если не больше. Да еще моральное давление в школе. Я удивляюсь, как ты это выдерживаешь…
Я слушала, но те слова, которых так долго ждала, уже не проникали через оболочку отчужденности, которую я вокруг себя создала. Если бы она сказала всё это хотя бы на неделю раньше… А сейчас была только боль, как от не до конца зажившей раны, с которой преждевременно пытаются снять корочку. Я ушла в себя, и за мной горели все мосты.
Мама замолчала, а я так ничего и не возразив, ушла в ванную. Умывшись, я взглянула в зеркало. На себя было страшно смотреть: красные глаза, желтоватые тени под ними, плотно сжатые обкусанные  губы. До чего я себя довела! За спиной я почувствовала движение и поймала мамин взгляд, устремленный на меня в зеркале. Она присела на краешек ванной.
 - Может к психологу сходим? Я узнала, как он работает и сможет ли принять.
Мама в своем репертуаре: сначала делает, а потом спрашивает. Я задумчиво рассматривала себя. Да, мне хотелось сходить. Слишком много накипело, чтобы терпеть это одной. Но идти – значило признать поражение, а я еще не до конца проиграла. Я медленно покачала головой.
- Вряд ли? Когда?
- Завтра после уроков.
- Нет, я не могу.
- Почему?
Я не ответила. Когда-то Димка был моим лучшим другом. Вот и сейчас он единственный, кто заметил, что мне плохо и попросил о встрече. Лично я считала, что это бесполезно. Чем он сможет помочь? Но он наставал, и я согласилась. А вдруг..? Ведь он раньше всегда был моей отдушиной, моим alter ego. А в этом году оба заучились, общались только по телефону. И я не могла его за это винить.
- Встречаешься что ли с кем?
- Да.
 Так как мама не стала уточнять с кем, я поняла, что она догадалась.
- А если перенести?
Я отвернулась от зеркала.
- Нет. Не надо.
- Сама справишься?
Я опустила глаза. Обещать не хотелось. Слишком трудно. А я отнюдь не была уверена  в своих силах.
- Постараюсь.
- Обещай.
Я еще раз подумала о психологе. Может стоит? И в то же время машинально ответила
- Ладно.
- Помни, ты обещала!
Она вышла, а я очнулась. Что же я наделала! Я пообещала то, что, возможно, не сумею выполнить. Что же делать? А может ничего и не надо, само пройдет. Ведь это переходный возраст, через это многие проходили, и ничего, живы.
Я вернулась в комнату, села за стол и открыла первый учебник.
Когда закрыла последний, более-менее уверенная, что сдам завтра биологию, а по английскому не получу пару, часы показывали без трёх минут три.
На последних страницах глаза закрывались сами собой. Одной спички не хватило бы, надо было вставлять их заборчиком.
За окном была глубокая ночь. Несколько далеких светлых точек – фонарей никак не могли противостоять окружающей их всепоглощающей темноте. Я наслаждалась тишиной, покоем и охватившим меня чувством выполненного долга.
Только не думать, а то не засну, приказывала я себе. Думать буду завтра. Жить тоже буду завтра. Я пройду через это, я сама выбрала этот путь. 
Я выключила свет и нырнула под одеяло. Можно было спать целых 3,5 часа, но у меня даже не было сил радоваться. По телу, расслабляя его, прошел длинный спазм. Я лежала с открытыми глазами, глядя в потолок и пытаясь согреться, как вдруг.. почувствовала… Не знаю, что это было, но я совершенно ясно почувствовала, как чьи-то холодные пальцы чертят крест на моем белом неживом лбу, и кто-то тихо речитативом говорит. И удивительно, что я это еще чувствую,.. ведь я мертва.
Видение ушло, а ощущение осталось, заставляя меня дрожать от внутреннего холода и страха. Я повернулась на бок и попыталась заснуть, но через 5 минут поняла, что это бесполезно. Я откинула одеяло, пробежалась босиком по полу, взяла со стола карандаш и блокнот, опять забралась в кровать и включила свой ночник.
Строки ложились ровно, почти не задерживаясь в голове.

                Я чувствую влажные пальцы
                На своем холодном лбу,
                Они проводят медленно..
                слева направо..
                Я хочу сбросить их,
                открыть глаза..
                не могу.
                Я слышу тихую речь,
                монотонный голос,
                грустную песню.. 
                Зачем?! Но уже поздно.
                Поздно.
                Я сделала это.
                Может не я, но это не важно…
                Я изменилась. Но там, глубоко
                в душе
                я та же.
                Упрямые пальцы чертят крест
                сверху вниз..
                три раза…
                Грустная песня всё громче…
                не вините меня..
                Я знала.. Знала.
                Не зовите, не верьте, не плачьте…
                Это ведь так, и не могло быть
                иначе.
Я перечитала еще раз. Да, это оно. Я смогла это передать. Перевернула лист, и карандаш снова забегал по строчкам.
Жизни страх..                И оставь
Сердца боль..                Всё как есть..
            Забери                Не беги
Меня с собой                .                От себя,
Я хочу                Суть открой
Всё забыть,                Бытия.
Не страдать,                И, открыв,
Не любить.                Выбирай,
Тихо спать,                Где твой мир,
Видеть сны                Где твой рай.
И не ждать                Жизнь, иди,
Злой весны.                Как должна,
Я уйду,                Что ждала,
Не вернусь,                Я нашла.
Ты не плачь,                Я уйду,
Не проснусь..                Не скучай.
Помолись                Ты прости
Обо мне                И прощай.
Я подумала, исправила пару строчек, поставила дату и швырнула карандаш с блокнотом на тумбочку. Конец. С этим покончено. Щелкнул выключатель, и комната снова погрузилась в темноту.
Спать еще три часа. А завтра я буду жить. Я так решила.

Руки немного дрожали, а в голове пульсировала боль. Я чуть не пропустила свою остановку и еле успела выйти из вагона. Двери чуть не захлопнулись у меня перед носом. Спасибо, их придержал какой-то, очевидно, тоже только что опомнившийся, мужчина.
Я запихнула листы бумаги в сумку и подышала на руки, внезапно обнаружив, что замерзла.
У меня был выбор, и я его сделала. Но правильно ли? 
С тех пор, как 4 года назад погибли мои родители, а друг детства Димка уехал жить в Штаты, моя жизнь сразу стала пустой и ни знакомые, ни многочисленные поклонники никак не могли ее заполнить. Но я об этом не задумывалась, пока не прочитала свой собственный рассказ. Кажется, 10 лет назад я была умнее. Это был последний год детства: период, когда все видят в верном свете, но мало что понимают. А как только начала понимать больше, я стала взрослой, а взрослые обычно заняты более важными делами, чем пустыми раздумьями о смысле и ценности жизни.
Я шла по длинному широкому коридору, который уже через несколько минут наполнится людьми, больными и страдающими. Каждый из них со своей по-своему изломанной судьбой идёт сюда, надеясь на помощь и утешение. Но вряд ли кто задумывается о нас… Ведь мы, так спокойно и уверенно сидящие за своими столами, всегда готовые подать носовой платок или стакан воды, за стенами своего кабинета порой даже чаще нуждаемся в помощи, чем каждый из наших пациентов. Их груз ложится на наши плечи. Они выходят из дверей с облегчением и надеждой, а мы – с чернотой в душе и тяжестью на сердце. Но на следующий день снова должны быть в форме, чтобы принять еще одну порцию чужих проблем, отнимая от себя, возвращать к жизни других.
Отпирая дверь с табличкой «Психолог», я поняла, что впервые за год, проведенный в этих стенах, мне не хочется работать. Повесив пальто на вешалку в дальней комнатке, я поставила чайник, чтобы заварить чай и села за стол. Я любила своё рабочее место. Здесь царили чистота и порядок: лежали 2-3 толстых справочника по психологии и психиатрии, блокнот для записей, стояла маленькая фотография в рамочке - я с родителями пять лет назад, тогда я училась на пятом курсе.
Когда раздался первый стук в дверь, я сидела с закрытыми глазами и сжимала в руках чашку горячего чая. Пора было начинать рабочий день. Поставив чашку на стол, я задержала дыхание, стерла с лица все эмоции, кроме спокойствия и доброжелательности и сама открыла дверь.
-Здравствуйте. Проходите.
Это был молодой мужчина примерно моего возраста, и я невольно задержала на нем взгляд, подумав, что я его где-то видела. Ах, да.. Он, кажется, придержал мне дверь, когда я выходила из вагона. Или это был не он.. Но его лицо мне определенно знакомо. Да мало ли.. Мир тесен. Я отвела глаза, села за стол и стала ждать. Бывает, некоторые долго молчат перед тем, как начать рассказывать, не решаясь произнести первую фразу. Этот случай, похоже, был из таких. Но молчание затягивалось. Он смотрел на меня, а я на него.
-Малыш, не узнаешь, что ли?
Я сильно вздрогнула. Так меня называл только один человек. Но этого не может быть. Он же далеко отсюда. Да нет же! Вот он стоит передо мной и внимательно, даже несколько озабоченно на меня смотрит. Он всегда на меня так смотрел. И этим взглядом он замечал то, чего не видели другие.
-Димка… - Я хотела вскочить, но ноги внезапно ослабели. Он тихо подошел ко мне и обнял за плечи.
-Какая же ты стала… Взрослая совсем.
-Димка…- Я никак не могла прийти в себя. - Но как ты?.. Откуда? Как ты меня нашел?
Он чуть заметно улыбнулся.
-Как это откуда – из Штатов, вестимо. А вычислил тебя по всем правилам милицейского сыска.
-Как?..
-Долго искал. Целую неделю. Как ты переехала, следы и затерялись. Теперешние жильцы твоей квартиры знали только станцию метро, да и то еле выжал, слишком недоверчивые. Вот и караулил там по утрам. Сегодня докараулился. Лучше рассказывай, как ты?
-Ничего, жива. Сам видишь. Работаю. Работу люблю и никуда пока уходить не собираюсь.., если не выгонят.
-Замуж не вышла?
Я поморщилась, потом улыбнулась.
-Нет. Кто же возьмет? Мой характер только ты мог терпеть.
Он посерьёзнел и виновато опустил голову и стал вдруг тем мальчишкой, которого она знала 10 лет назад.
-Прости.
-За что? – Я попыталась улыбнуться, но у меня ничего не вышло. Я знала, что он ответит.
-Что оставил тебя одну. Тогда мне давали работу.., я думал…- он беспомощно замолчал и раздраженно махнул рукой, - Дурак я. Не надо было уезжать.
-Почему..? Зачем ты так говоришь? – непонимающе и робко я подняла на него глаза.
-Не надо, малыш. Я знаю. В метро я сидел рядом. Я читал это. И видел твое выражение лица.
-Димка, зачем ты..? – он прервал меня жестом.
-Может я и не прав, и это некрасиво с моей стороны, но ведь насколько я знаю, у тебя никогда не было от меня секретов. Или я ошибаюсь?
Он испытывающе на меня посмотрел. Я медленно кивнула.
-Да, но…
-Малыш, не осуждай меня. Теперь я знаю и, может, смогу помочь, если успею. Ведь не зря же ты это перечитывала, значит, что-то случилось. Теперь психолог здесь я. Рассказывай, в чем дело.
-Подожди, что значит, если успею? Ты сюда.. надолго?
Я боялась услышать ответ. Он отвел глаза.
-Я слишком долго тебя искал. Послезавтра я улетаю.
-Дима.., милый… Как же так? Так быстро..
Я болезненно сжалась. Мелькнувшую было надежду так безжалостно убили.
-Работа…
-Опять!..
Я уже была готова сорвать всё накопившееся раздражение на нем, но вовремя поняла, что не права. Человек приехал в Москву только ради того, чтобы меня проведать, и не его вина, что он так поздно меня нашел. А работа есть у каждого, и с ней надо считаться.
-Прости, я чуть на тебя не накричала. - покаянно пробормотала я. Он легко потрепал меня по плечу.
-Все нормально. Даже если бы и накричала, я бы понял. Тяжелое у тебя занятие – служить мусорной ямой для чужих «душевных отходов».
-Я…
И осеклась. В дверь постучали. Мы переглянулись, и он встал.
-Принимай, а я пойду. Подожду где-нибудь.
Он направился к выходу. Я схватила его за руку.
-Не уходи. – почти умоляюще сказала я. Мне тут же стало неловко, но я быстро с собой справилась. – Вот, еще одна дверь, видишь? Там моя резиденция. Иди, посиди.
Он неуверенно взглянул на меня, но, поколебавшись, зашел туда. А я впустила очередного гостя.
-Здравствуйте.
Пожилая женщина лет пятидесяти нерешительно стояла посреди кабинета.
-Вы знаете, это не я… Там дочь моя сидит. У нее… С ней что-то не так. Депрессия, ну, знаете, .. ей 15.
И этим все сказано. Я внутренне сжалась. Только этого мне сейчас и не хватало. Как нарочно – все сводится к одному.
Я заставила себя улыбнуться.
-Хорошо, позовите ее. Да, как ее зовут?
-Аня.
Она вышла и через несколько секунд в дверях появилась девочка-подросток, высокая и худенькая с гордо поднятой головой. Она прошла и спокойно села в предложенное мной кресло. Но неестественная бледность и лихорадочный блеск глаз выдавали ее волнение.
В кабинет еще раз заглянула мать.
-Может мне остаться?
Я посмотрела на девушку. Она сидела, с независимым видом глядя в окно, как будто это ее не касалось.
-Не надо, спасибо. Мы сами справимся.
Дверь закрыли.
Я села за стол и серьезно спросила:
-Твоя мама сказала, что с тобой что-то не так, а ты сама как думаешь?
Она перевела на меня взгляд, но он оставался таким же пустым и холодным.
-Я не хотела к вам приходить. Я только из-за мамы. Может, я посижу немного и пойду. Скажу ей, что все нормально, и вы мне очень помогли.
-Ты точно знаешь, чего хочешь?
Она кивнула.
-Я сама с этим справлюсь. Все равно ничего не смогу вам рассказать.
-Ну, хорошо. – Я откинулась в кресле. – Давай тогда я тебе расскажу…
Девочка удивленно подняла голову. Я продолжала:
-Давай я тебе расскажу о себе, когда мне тоже было 15.
И я начала говорить. Пересказывая свои ощущения, которые так живо были описаны в моем же рассказе, но с некоторыми сокращениями и исправлениями, которые были бы ей более понятны и близки, я замечала, как ее глаза изучали меня с новым интересом. И, наконец, я дождалась. Она меня перебила и начала говорить сама. Плотина недоверия прорвалась. Девушка говорила взахлеб, перескакивая с одного на другое, связывая свою речь понятными только ей ассоциациями.
Многое, что она упоминала в своем монологе, было мне знакомо не понаслышке, я испытывала это сама. Её рассказ отличался от моего только маловажными деталями.
Когда она замолчала и перевела дух, я задала вопрос, который мучил меня с самого начала.
-А кем ты хочешь стать?
Девушка вдруг слегка покраснела и с робкой надеждой заглянула мне в глаза. Это так отличалось от ее первоначальной самоуверенности, что я почувствовала к ней острую жалость.
-Я… моделью. Этого все хотят, я знаю, но я действительно хочу. И могу.., наверное.
Она снова бессильно опустила голову.
-Я дура, да?
Я встала, обошла стол и легко прижала ее плечи к себе.
-Нет. И никогда так больше не говори. Если ты чувствуешь свое призвание, борись за него, борись за свое будущее, ведь тебе в нем жить.
-Но… мама говорит, что это не для меня. Это жестокий мир, и я в нем не выживу. Тем более, я, наверно, не пройду по отбору… Я ведь не очень симпатичная.
-Перестань. - ласково, но твердо произнесла я. – Если ты сама поверишь, что не сможешь, то, действительно, не сможешь. А ты верь в себя. И если тебе это нужно, ты добьешься своего. А внешне… - я критически окинула ее взглядом, и она с волнением ожидала приговора.
Я завершила осмотр и неодобрительно покачала головой. Она сжалась.
-Ты совершенно не права по отношению к себе. Рост подходящий. Фигура тоже. А лицо… подойдет, только…
-Что...?
Она впилась в меня взглядом.
-Бледная ты очень, и под глазами тени. Но это вполне исправимо.
-Вы считаете, у меня получится?
-Да, но главное, так должна считать ты. И все будет хорошо.
Аня чуть-чуть помолчала.
-А как вы тогда выбрались из этого состояния? Как вы сделали выбор?
Я боялась этого вопроса. Но он был поставлен прямо и надо было отвечать.
-Ты знаешь, я поняла одну вещь: чем меньше думаешь о жизни, тем лучше тебе живется. И потом… я выбрала себе будущее – помогать людям, которые попали в трудную ситуацию, которые запутались в собственных мыслях и страхе, и которым не к кому пойти, и… которым я нужна. Это самое прекрасное - когда ты кому-нибудь нужен…
Последние слова зависли в воздухе. Девочка задумчиво смотрела на меня. Потом встала.
-Спасибо вам. Я подумаю над тем, что вы сказали.
Она пошла к двери.
-Аня! – окликнула я ее и сама поднялась с кресла. – Если надо будет поговорить – приходи. Даже просто так приходи. Я буду рада.
Девочка кивнула и взялась за ручку двери, но вдруг неожиданно оглянулась и лукаво улыбнулась - было видно, что улыбается она впервые за долгое время – и с каким-то детским наивным хвастовством произнесла:
-А через две недели отбор в модельное агентство, и я туда пойду.
-И ты туда пройдешь. – продолжила я, легко подхватив ее тон.
Она вышла, а я устало опустилась в кресло и закрыла лицо руками.
Убедить ее было слишком просто, она еще далеко не зашла, её мать вовремя спохватилась. Тем более у этой девочки есть цель, к которой она будет жадно стремиться во что бы то ни стало. Если она последует моему совету и не будет задумываться о жизни, ей будет легче, но никто не даст полной гарантии того, что она не вспомнит об этом спустя много лет и всё начнется сначала. Только на сей раз дело может оказаться гораздо серьезнее. Но, конечно, это зависит от характера. У меня он сильный, я-то выдержу… Я горько усмехнулась, вспомнив похожую фразу из рассказа.
Я целый год ходила по этой грани, тонкой, едва заметной черте, отделяющей душевное здоровье от душевной болезни, и как-то сумела не заразиться, хотя эта «инфекция», по моему мнению, самая заразная из всех. Ведь можно запросто подумать: а ведь он\она прав\права, почему мы, все остальные, «здоровые» люди каждый день встречаемся с этим и не видим очевидного..? Так почему я целый год держалась, а сейчас не выдержала? Это всё из-за рассказа. А рассказ? Из-за снов. А сны? Этого я так и не поняла.
От моих мыслей меня отвлек незнакомый звук. Что-то тихонько запищало в соседней комнате, и я тут же вспомнила, кто меня там ждет. Как хорошо, что он приехал! И так вовремя! Я открыла дверь, отделявшую рабочий кабинет от моей каморки. Димка сидел на стуле спиной ко мне и говорил по мобильному телефону. Английский я знала неплохо и после нескольких фраз поняла, что он разговаривал с коллегой по работе и ужасно на него сердился.
-У меня не было отпуска полтора года! Стоило мне уехать на 10 дней, как вы тут же что-то портите и, как обычно, без меня не знаете, что делать. А я не могу! У меня семейные обстоятельства… Что? Я прекрасно знаю, что это моя часть работы, и, тем более, вас никто не просил туда залезать без моего ведома. Сами напортили, сами и исправляйте. Хотя бы как вы это собираетесь делать? Так… Правильно… Да ты что! Да после такого я месяц буду компьютер лечить! Слушай меня. Ты можешь…
Дальше пошли какие-то страшные термины, а так как с компьютером я была исключительно на «вы», то понять их, а тем более перевести, не представлялось никакой возможности. Но меня охватило плохое предчувствие, и я продолжала прислушиваться.
-Всю душу вынимаете! Ну, не могу я сейчас приехать. Неужели не сможете сами..? Я же тебе сказал, как… Понимаю… Ладно уж, лучше я сам… А, и билет заказали, предусмотрительные какие! Жизнь человеку ломаете – и довольны! Приеду, доделаю, что осталось, и уволюсь. Надоело…Что? Лечу, куда же я от вас денусь!
Он выключил телефон, сунул его во внутренний карман пиджака и оглянулся. Взгляд его был виноватым и затравленным. Гнев исчез.
-Ты слышала, да?
Я промолчала и прислонилась спиной к косяку двери.
-Они там без меня зачем-то влезли в программу, над которой я сейчас работаю, и чуть все не загубили. Теперь я должен ехать восстанавливать.
Я молчала. Он опустил голову и тихо продолжал:
-Мне и билет заказали.
-Когда? – Сердце разрывалось. Я не верила, что так бывает. Обрести и снова потерять.
-Сегодня вечером. А сейчас.. мне пора.. собираться.
-Иди…
Димка подошел и осторожно обнял меня, стараясь заглянуть в глаза.
-Только, малыш, не расстраивайся. Я обязательно приеду.
-Когда? – я уже ничему не верила. Он не вернется.
-Не знаю. Как получится вырваться. Если уволюсь, то, может и сюда перееду.
Я покачала головой.
-Ты не уволишься. Ты же любишь свою работу.
-Я… Да, прости.
-Ничего. Ты иди.
А про себя я молила: «Димка, ради Бога, ради всего святого, не уходи! Пожалуйста, не оставляй меня одну!!!» Он снял руки с моих плеч и засунул их глубоко в карманы.
-Какой у тебя телефон? Я перезвоню перед отлетом.
Я продиктовала.
-Ну,.. пока.
-Счастливо. Ты...приезжай.
Он осторожно поцеловал меня в щеку и… вышел. А я стояла, прислонившись к стенке, и глядела в окно. А на душе не было ничего, кроме какой-то смутно знакомой щемящей боли. Потом я механически взяла со стола чашку с остатками давно остывшего чая, но не удержала ее в руках, и она, выскользнув, разбилась на множество осколков, которые с громким звоном разлетелись по полу. Я минуту смотрела на них, потом перевела взгляд на свои дрожащие руки. А потом обессилено сползла вниз и сделала то, чего слишком давно не делала. Я заплакала…
А в дверь снова застучали…