Инспектор полиции

-

ИНСПЕКТОР ПОЛИЦИИ

Труп лежал в углу комнаты, между диваном и телевизором на старомодных деревянных конических ножках. Сегодня это была блондинка с разметавшимися золотистыми волосами, приклеенными к полу запекшейся кровью. В ее откинутой руке гудела и пипикала зажатая крепко стиснутыми побелевшими пальцами телефонная трубка: два коротких гудка, пауза, два длинных, один короткий
.
Изо рта покойницы вытекала  тонкая струйка крови. Ее терпеливо собирал в большую, похожую на стеклянный пенис пробирку лаборант из криминалистической лаборатории. За время работы в полиции он исследовал содержимое множества таких пробирок, и сегодня, разбуженный ранним утром внезапным звонком полицейского инспектора, выполнял работу полубессознательно и рассеянно, и пропустил момент, когда пробирка переполнилась. Кровь потекла на пол. Поток ее все усиливался, грозя залить вещественные доказательства.
- Эй, Дик, да сделай же что-нибудь! – Инспектор К. тоже был не в духе. Всего лишь половина десятого, а уже наезд со смертельным исходом, изнасилование в подъезде многоэтажного общежития и, наконец, это убийство.

Бензовоз, мчавшийся на огромной скорости, ударил по мирно прогуливавшей собачку домохозяйке так, что она отскочила в стенку соседнего дома как теннисный мячик с подачи Бориса Беккера. Теперь этот бензовоз ловят в соседнем штате, а старушке похоронная компания пытается придать вид человеческого существа.

С изнасилованием проще. Невинная жертва носила широко разрекламированное устройство “Секспруф”, подающее сигнал в ближайший полицейский участок в случае несанкционированного проникновения в область человеческих взаимоотношений. Если полиция не появлялась в течение пяти минут, то вмонтированные в приборчик маленькие ножницы осуществляли быструю безболезненную резекцию насилующего члена, а в его остаток впрыскивался парализующий раствор.
 
Казалось, что ярко-голубые глаза убитой рассматривают прихотливые узоры новых модных обоев, которыми был выклеен потолок. “Надо бы уточнить, кто и   когда делал ремонт в этой квартире”- вяло размышлял инспектор, пытаясь сосредоточиться на каких-то более важных деталях, но они все ускользали от его утомленного внимания.
 
Он вспомнил детскую сказку о том, что в глазах свежего покойника остается изображение убийцы, и машинально наклонился над лежащей в крови девушкой. На поверхности голубых контактных линз отразилось его собственное лицо: очки в крупной черной роговой оправе, глубокие залысины и рыжеватые усики, по поводу которых у него с женой часто происходили жесткие словесные перепалки. Она терпеть не могла усатых мужчин, о чем заявляла каждое утро за завтраком, и с трудом делала исключение только для мужа, рассчитывая на его карьеру, а вместе с ней и на регулярную выплату процентов за дом с бассейном и подземным гаражом.
 
 Инспектор был женат уже три года и все не мог определить своего отношения к этим патентованным устройствам против изнасилования. Жена наотрез отказывалась пользоваться ими, уходя на работу или разъезжая за покупками. Поэтому за ней пришлось установить постоянное наблюдение. Еженедельные отчеты, поступавшие к инспектору по воскресеньям, стоили недешево. Но если бы ее удалось-таки уговорить, а потом ночью она забыла бы извлечь устройство… Инспектор поморщился.

Одна из контактных линз отклеилась от роговицы, из-за чего глаз убитой приобрел неприятное сходство с глазом миноги, укоризненно-враждебно смотрящей на покупателей с прилавка торговца рыбой.
- Прекратите, наконец, это кровотечение,- инспектор К. повернулся к лаборанту-химику и недавно прибывшему судебному хирургу.
- Шеф, вообще-то кровь не может идти так долго и так сильно,- откликнулся лаборант, пытаясь отодрать волосы девушки от пола. Это оказалось не просто, особенно потому, что как только они были политы специальной растворяющей кровь жидкостью, то обнаружилось, что пышная прическа голубоглазой блондинки аккуратно приколочена по периметру к полу мебельными гвоздиками с медными фигурными шляпками.
- Гвозди, волосы, контактные линзы на анализ,- инспектора полиции удивить было очень и очень сложно. Собственно, по-настоящему удивлен он был лишь однажды, но не любил вспоминать об этом. Даже в ночных кошмарах, едва начинала разворачиваться та давняя история, он подсознательным усилием воли ухитрялся подавлять ее.

Хирург обрезал волосы убитой ловким круговым движением скальпеля, с трудом приподнял ее и привалил к стене, чтобы уменьшить кровотечение.
 
Сверкнула вспышка на камере полицейского фотографа. Лужа крови продолжала стремительно увеличиваться. Теперь текло откуда-то снизу, вероятно, из заднего прохода. “Очаровательные получатся снимки”- подумали инспектор, хирург и лаборант. Совместная работа научила их в определенные моменты думать и даже высказываться почти одинаково.

 “Красно-коричневые фотографии – в некотором смысле мой лейтмотив”- инспектору К. представилась старая свадебная фотография, лежащая дома в шкатулке с другими семейными документами и реликвиями. Снимал их с Джейн один университетский приятель, Патрик О’Коннор. Он вставил в “Полароид” дефектную кассету, из-за чего белое платье невесты вышло кирпичным, а лица новобрачных приобрели немыслимый карминно-багровый цвет. Спустя пару дней было решено, что фото никуда не годятся. Пришлось повторить съемку, для чего устроили инсценировку, выкрасив платье в кирпичный цвет и загримировавшись акварельным кармином. В итоге костюмы получились довольно сносно, а лица вышли какими-то грязно-белыми, и назвать их живыми и вообще человеческими отважился бы только сам фотограф.

Но Дика уже нет, и воспоминания о нем до сих пор вызывают у инспектора смутное чувство вины, как будто он мог и не захотел предотвратить его трагическую гибель.
Нет и Марты, старушки в белом чепце и кружевном переднике, дальней родственницы Джейн из штата Оклахома. Она жила в семье инспектора, сколько он себя помнил. Марта считала своим долгом подавать на ночь в постель инспектору, тогда младшему школьнику, чашку горячего молока, прочитав когда-то в дамском журнале о его несомненной полезности. Молоко у будущего инспектора вызывало расстройство желудка, и он был вынужден раз-другой за ночь бегать в туалет, но отказать бабушке Марте было выше его слабеньких детских сил.

Полицейский фотограф закончил работу, собрал аппаратуру, бодро произнес “До скорого, ребята” и стремительно выскочил из квартиры, громко хлопнув дверью. От внезапного сквозняка платье убитой девушки задралось. Кровь текла не из заднего прохода…

Со времен Марты и ее горячего молока инспектор трижды в день принимал дорогие таблетки “Фекал”, регулирующие функцию кишечника. В отделе убийств все знали об этом и беззлобно, но постоянно подтрунивали над невинным чудачеством. От таблеток кал инспектора становился привлекательного розового цвета, с приятным жасминным запахом и мог использоваться не только как удобрение, но и как дубинка, скалка для раскатки теста и даже как искусственный пенис.

- Все, закончили с этим? Тело в морг. И осмотрите здесь все еще раз как следует.- Инспектор К. произносил обычные в таких случаях слова, думая о том, что большая часть его проблем с женой связана не с усами, а с этими чертовыми таблетками.

Все произошло на пикнике. Была на редкость прекрасная, райская погода. С утра замечательно клевала рыба. Потом Джейн варила уху по классическому рецепту, вычитанному в какой-то иммигрантской книге. Инспектор поднес ко рту рюмку водки и вдруг вспомнил, что таблетки “Фекал” остались дома на третьей полке холодильника “Бош”. Инспектор сделал глоток, зажмурился, а когда открыл глаза, то на залитой солнцем полянке между деревьями увидел ЭТО. Уха и водка вылились обратно, а новые джинсы инспектора мгновенно пропитались тем самым жидким дерьмом, от которого он всю жизнь стремился избавиться.

- Говнюк паршивый! – Вскочила со складного стульчика Джейн.- Так вот какой сюрприз ты приготовил мне на уикенд! На самом деле сюрприз, на который инспектор тайком три месяца откладывал деньги, золотое колечко с мелкими бриллиантиками, тихо покоился на красном бархатном дне кожаного футлярчика, но говорить об этом сейчас было бы нелепо.
С тех пор прошло много лет. Они никогда больше не ездили на пикники, но до сих пор в интимные моменты Джейн закладывает в нос тампоны, пропитанные дезодорантом.

Ритмичное поскрипывание отвлекло инспектора от воспоминаний. Санитары выкатывали каталку с мертвым телом по причудливой кривой между диваном, креслами и разделяющим комнату на две неравные части книжным стеллажом. Опередив их, хирург и лаборант-химик крикнули “До скорого!” и выскочили на лестничную площадку. “Побежали развлекаться. Десяти минут друг без друга прожить не могут”,- инспектора вдруг кольнуло болезненное предчувствие, что никто из них, скорее всего, не доживет до следующего Рождества. Предчувствия такого рода редко обманывали инспектора, и второй раз за утро им овладело тоскливое безразличие. Бросив взгляд на часы, он машинально отметил: полдень, двадцать третье июля.

Детектив третьего класса Майкл Дуглас лениво просматривал воскресный номер местной газеты, развалившись в глубоком кресле в холле второго этажа больницы Св. Себастиана. Уже полтора часа он дожидался, пока изнасилованная в общежитии девица отойдет от шока и сможет давать показания. Цветные рекламы нижнего белья с грудастыми платиновыми блондинками на газетном развороте не были его единственным развлечением. По коридору сновали медицинские сестры, многие из которых имели бы неплохие шансы на победу в городских  конкурсах красоты. “Ага, вот “Мисс Ноги”, а вот и “Мисс Бюст”, а вон там идет “Мисс то и другое”, - Дуглас увлекся и стал придумывать способ, как пригласить одну из этих малышек поужинать.
- Вы можете войти, сэр, надеюсь, пяти минут будет достаточно,- кудрявая сестра-мулатка, очаровательное создание, выглянула из приоткрытой двери палаты.
- Пять минут для начала, крошка, потом мы, надеюсь, продолжим,- проходя, Дуглас попытался ущипнуть ее, но схватил лишь кондиционированный воздух. Мулатка увернулась с поистине потрясающей скоростью.
- Займитесь своим делом, сэр,- доброжелательно посоветовала она. – Если я понадоблюсь, нажмите эту кнопку.
- Обязательно, непременно, моя прелесть,- детектив Дуглас подошел к кровати, где под капельницей лежала пострадавшая. “Интересно бы знать, что чувствует женщина во время изнасилования”,- подумал он, представляясь.
- Детектив третьего класса Майк Дуглас. Ваша сиделка, это мышка-симпатяга, что сейчас выскочила отсюда…Как ее звать, кстати?
- Спросите сами, хорошо?
- А вы Сесил Стрип? Как вы себя чувствуете?
- Сейчас лучше. Сестра говорит, скоро все пройдет.
Сесил Стрип была высокой длинноногой брюнеткой  с пышными формами, которые соблазнительно угадывались даже под одеялом. По ее словам, она возвращалась в общежитие с продолжавшейся всю ночь вечеринки, и в темном подъезде на нее напали.
- Расскажите, как все произошло.
- Я почти ничего не помню. Только ужасный запах пота и руки, такие липкие, будто смазанные кремом. Я кричала, но в пять утра никто не слышал, или не стал высовываться. К тому же жилые комнаты начинаются только с третьего этажа, а на втором – технические помещения, прачечные, кладовые и все такое. Где-нибудь там он и прятался, я думаю. К счастью, “Секспруф” сработал четко. Целых двести баксов отдала…Я вставила его перед уходом с вечеринки, в ванной комнате…Но знаете, детектив Дуглас…
- Можно просто Майк.
- Понимаете, Майк, я не могу этого уверенно утверждать, но, по-моему, его не парализовало полностью. Когда он упал, я сразу же бросилась по лестнице вверх не оглядываясь, но по звукам мне показалось, что он полз к выходу.
- Мы не нашли его в этом подъезде.- Майкл надавил кнопку вызова медсестры.
- Чем могу помочь, сэр?- в дверном проеме появилось окаймленное кудряшками улыбающееся лицо.
- Детка, просто мне сегодня ну совершенно не с кем поужинать, а есть одному – кусок в горло не полезет.
- Сожалею, сэр, но как раз сегодня я занята. А с горлом обратитесь к врачу. У нас прекрасные специалисты, они его прочистят в момент.
- Да? А вы уже извлекли из нее “Секспруф»?
Сиделка отперла стеклянный шкафчик с препаратами и достала металлический поднос. “Секспруф” лежал на стерильной салфетке, а рядом в банке со спиртом плавал отсеченный кусок члена исчезнувшего насильника.
- Негр? Гм…Или он у вас почернел от спирта?
- А вы когда-нибудь чернели от спирта? По-моему, не стоит больше утомлять нашу пациентку.
- Хорошо,- Дуглас решительно поднялся.- Вот мой телефон, Сесил, звоните, если вспомните еще что-нибудь. А это,- он показал на поднос,- я заберу с собой.

Детектив Дуглас, могучий мужчина около сорока с грубоватыми чертами мужественного загорелого лица и волосами, выгоревшими за время бесчисленных дежурств до состояния пожелтевшего газетного листа, забытого кем-то на подоконнике, был очень религиозным человеком. С детства он постоянно ощущал то неповторимое состояние экстатического самоуглубления, что посещало его особенно ярко во время воскресных церковных служб. Тогда еще жива была его мать, ревностная католичка. Созерцание символического изображения распятого Христа над кафедрой проповедника, звуки органа и пение, возносящееся и пропадающее высоко под куполом, глубоко врезались ему в память и, в сущности, уже не оставляли его, даже когда родители умерли, и он уверился, не чувством, а, скорее, разумом, в тщетности молитв, обращенных во их здравие к Высшему Существу.

Скорее всего, Дуглас продолжал верить, но по-другому, верить в нечто, напоминающее Высшую Справедливость, и недавняя серия убийств и изнасилований, заполнившая сводки новостей газет и телевидения, представлялась ему наваждением, с которым должен справиться ОН САМ, полицейский детектив третьего класса Майкл Дуглас, можно просто Майк.

Дуглас не был склонен брать на себя роль Верховного Судии. Просто, вращая руль своего синего “Шевроле” шестьдесят третьего года, уворачиваясь от мигающих как Рождественские елки светофоров и избегая наиболее оживленных перекрестков, он вез в полицейский участок “Секспруф” и банку с чернокожим членом и стремился как можно лучше выполнить свою работу.

На следующий день был обнаружен и арестован насильник. Из подъезда, где произошло преступление, тянулся извилистый кровавый след. Пока крови в теле жертвы “Секспруфа” еще хватало, он был довольно отчетлив, и, проведя полицию через несколько кварталов, завел ее в заброшенный внутренний двор, где превратился в тонкий пунктир: два длинных штриха, три коротких, один длинный. В конце последнего лежало тело чернокожего мужчины лет тридцати с развитой мускулатурой и рельефными лобными и теменными костями. Неподалеку на пунктирной линии валялись истертые остатки синей рабочей униформы уборщиков мусора.

Полицейские эксперты оперативно сопоставили увеличенные фотографии режущих поверхностей “Секспруфа” и среза привезенного Дугласом члена чернокожего насильника, что и позволило неопровержимо доказать его виновность.


2

Широкая пустынная улица, когда-то в двадцатые годы при  прокладке ориентированная на восход, была залита скользящим утренним светом. Щербины и трещины на тротуаре, наоборот, были погружены в глубокую тьму, и неторопливо бредущему по обочине и спиной ощущающему ласковое тепло восходящего солнца человеку казалось, что в их глубине притаились ярко-желтые, овальные, похожие на пластмассовые капсулы с антибиотиками семена ядовитых тропических цветов, которые вырастают мгновенно, реагируя на человеческий запах и тепло, взвиваются по ногам, скручивают грудную клетку, вкалывая между ребер конические коричневые шипы, несущие мучительную, но неторопливую смерть здесь, на тротуаре, в узком промежутке между красно-коричневыми фасадами заброшенных домов и проезжей частью с шестирядным движением, по которой последний автомобиль пронесся и внезапно исчез, растворился в воздухе полтора десятилетия тому назад.

Прохожий внимательно смотрел под ноги по профессиональной привычке: когда-то, до того, как оказаться здесь, он работал мусорщиком, и большая часть событий его жизни была так или иначе связана со щетками, совками и мусорными контейнерами. Сейчас привычка ослабла, и он скорее машинально отмечал взглядом песок, наметенный ветром пологой волной к бордюрному камню, окаменевшие окурки, обрывок газеты с нижней частью лица президента Рузвельта…

Прохожий поднялся по вросшим в землю деревянным треснувшим ступеням бывшего парадного и потянул рассохшуюся, в лопинах краски дверь, которая неожиданно легко упала по косой, чуть было не ударив его, перевалилась через ограждение лестницы и с грохотом, подняв тучу пыли, рассыпалась на отдельные доски. Из подъезда выскочила мелкая крыса и бросилась через улицу в противоположный подъезд. Но в тот подъезд ему было не нужно. Он точно знал свой последний адрес: улица, номер дома, третий этаж, налево.

Поднимаясь, он задел ногой валявшийся на площадке керамический горшок с истлевшим цветком и высыпавшейся землей. Горшок мелькнул в пролете и с гулким звуком выстрела разбился. “Лучший способ сохранить цветы, уезжая в отпуск, состоит в том, чтобы выше горшка поставить банку с водой, опустив в нее толстый матерчатый жгут или бинт, нижний конец которого должен лежать в горшке на земле рядом с цветком”,- в утомленном, разогретом утренним солнцем мозгу всплыл полезный совет из какой-то книги вроде “Тысяча мелочей для молодой жены”. У него никогда не было домашних цветов, как, впрочем, и отпусков, да и молодой жены тоже.

В пустой квартире на всем лежал толстый слой пыли, обои с обезличившимся рисунком висели лохмотьями, придавая комнатам некоторое сходство с аквариумом без воды, в котором водоросли высохли и прилепились к стенкам. Посередине стоял антикварный стул с высокой прямой стенкой. Пыль с него была кем-то заботливо вытерта. Пришедший уверенно опустился на жесткое фанерное сиденье. В соседней комнате четыре темные фигуры, чьи лица были в полумраке неразличимы, а тела скрыты под бесформенными балахонами, одновременно взялись за круглые эбонитовые ручки электрических рубильников. Левый взмахнул рукой, рубильники с душераздирающим визгом вонзились в контакты.

Человек на стуле дернулся, затем удивленно-вопросительно оглянулся. За его спиной вовсю горела, полыхала, выбрасывала струйки огня сгнившая электрическая проводка. По полу метнулась крыса. Ее удаляющийся писк напомнил о чем-то слышанном ранее: два коротких сигнала, один длинный, два коротких. Нестерпимо воняло паленым. Сидящий привстал, понимая, что пора сматываться, и с грохотом повалился на пол.

Из ватного матраса валил густой белый дым, в решетчатую дверь камеры стучали, в замке с лязгом поворачивался ключ.
- Эй, Мак! Поджариться задумал?- Надзиратель Доусон, неплохой, в сущности, парень, которого, однако, сложно было представить где-либо кроме тюремных коридоров, поливал матрас жидкостью из чайника.- Ничего, мы тебе поможем, только не сегодня, ты уж потерпи, ладно?
- Отвали.- Бывший мусорщик хмуро отвернулся к зарешеченному окну.

В полицейском участке стояла жара и духота, какая только может быть в эту пору в Нью-Йорке. Кондиционер сломался, вентиляторы навевали тоску. Кабинеты наполнялись угарным газом с улицы через распахнутые окна. Инспектор полиции К., мощного сложения двухметровый мулат с бритой головой, сидел за рабочим столом и поминутно доставал из холодильника запотевшие банки с “Пепси-колой”, пытаясь сосредоточиться на последних событиях. Рапорты пока не поступали. Инспектору оставалось ждать.

Наблюдая в приоткрытую дверь за детективами Дугласом и О’Нири, молодыми ребятами, недавно поступившими на службу, но на удивление быстро освоившими все полицейские традиции и обряды, включая нескончаемую игру в карты в такие вот безнадежно жаркие и бездеятельные дни, чем они, собственно, сейчас и занимались, инспектор думал, что им, конечно же, не терпится поскорее домой, в кондиционированную прохладу, к ледяному пиву и холодному мясу, а затем – к хрустящим простыням и волнующему теплу молодых и страстных жен. Он не завидовал их здоровью и молодости. Все это не всегда помогает человеку в жестокой борьбе с жизнью.

Инспектор развернул свежую газету. В глаза его бросился крупный заголовок, набранный крикливым шрифтом над фотографией чьих-то обгорелых останков:”Прежде чем отправить на электрический стул бедолагу мусорщика, полиция обязана была сравнить его кожу и попавший к ней кусок члена по цвету”.


3

-  Милый, я так больше не могу!
- В чем дело, дорогая?- Инспектор К. отложил газету и повернулся к своей хорошенькой жене. Прошло всего полгода после свадьбы, а у нее уже начались непонятные признаки подавленности, приступы раздражительности и апатии. У занятого как никогда инспектора все не находилось времени поразмыслить об этом, но, кажется, момент решительного разговора наступил.
- А ты не догадываешься? Таки ни о чем  не подозреваешь?
- Подозревать – моя специальность. А о чем я должен догадываться? У нас что, будет маленький?
- Сам ты как маленький.- Сью раздраженно ткнула в пепельницу едва начатую сигарету.- Ты круглые сутки на работе, приходишь только ночевать. Я уж забывать стала, как выглядит твое лицо при дневном свете. А я торчу тут одна…
- Заведи собаку. Или  подругу.- Инспектор снова приподнял газету.- Ты ведь не хуже меня знаешь, что сейчас мы не может ничего изменить.
- Хорошо. И буду говорить, что вышла замуж за собаку. Или за подругу.- Сью рывком поднялась и пошла к лестнице на второй этаж.- Ты идешь спать?
- Пока нет, дорогая. Еще почитаю немного. Не грусти, все образуется как-нибудь.

“Он не вспоминал о ней,- писал Клиффорд Саймак,- уже много лет. Долгие годы он подавлял в себе саму мысль о ней, но независимо от его желания она упрямо жила в глубине памяти.

И вот все вернулось.

И девушка, и заветная долина, словно открывшаяся в волшебном сне…Они вместе идут по этой осенней долине; и на холмах дикие яблони в розовой кипени цветов, а воздух наполнен пением птиц. Легкий осенний ветерок морщит воду ручья, гуляет по траве, и кажется, весь луг струится, словно озеро в пенящихся барашках волн.
Двадцать лет назад он гулял по той долине, и все эти двадцать лет он прятал воспоминание о ней на задворках памяти; и вот оно снова вернулось, вернулось совсем непотускневшим, как будто все было только вчера”.

Наутро после размолвки, подписывая рапорты и отвечая на звонки, инспектор К. решил подарить жене стиральную машину. В конце концов, несколько сотен – не слишком серьезная потеря для семейного бюджета. Надо лишь разок-другой пройтись по этим маленьким лавчонкам, нелегально отпускающим спиртное несовершеннолетним.

Это был чудовищный монстр из нержавеющей стали высотой почти в человеческий рост, поэтому в комплект входила алюминиевая стремянка. За один раз он был способен справиться с месячным объемом стирки. На дне кубического чана находился полуметрового диаметра ротор, поднимавший на поверхности мыльного раствора настоящую бурю.

Большинство подготовительных процедур инспектор К. решил делать сам. Он наливал в машину горячую воду, на что требовалось примерно полчаса, сыпал порошок, загружал белье, а его жене оставалось лишь, стоя на стремянке, наблюдать за процессом, время от  времени регулируя его интенсивность.

В тот памятный вечер инспектор, как обычно, подготовил машину, потом позвал жену:
- Сью, дорогая, все готово, иди и постарайся недолго, ладно?
- А что?- отозвалась Сью.
- Я подожду тебя в холле, смешаю пока пару коктейлей, идет?
- Хорошо, милый, я моментально.- Внизу хлопнула дверь, заглушив рычание работающего ротора.

В глубине души инспектор полагал, что ему, как, впрочем, и любому другому представителю одной из самых опасных профессий, ежедневно имеющему дело с маньяками и убийцами, постоянно рискующему быть застреленным, не стоило жениться. Безнравственно подвергать близких каждодневному стрессу, обрекать на бессонницу, заставлять вздрагивать от любого телефонного звонка, быть может, несущего страшную и окончательную новость. Поэтому инспектор не стал смешивать коктейли. Он спустился в прачечную, открыл дверь, поморщившись от рева машины, приподнял на полметра стремянку, и малышка Сью, издав странный короткий звук, похожий на сдавленное хихиканье, смешалась со сменой грязного белья. Инспектор крутнул регулятор. Рев усилился. На поверхности бешено вращающегося раствора мелькнули чудные шелковые волосы Сью, нога в резиновом шлепанце, затем все это растворилось в кислоте, которой на этот раз был заполнен бак.

В полиции зазвонил телефон, трубка автоматически поднялась, ожидая, пока кто-нибудь подойдет, включился магнитофон, записывающий сообщения. “Детектива Дугласа, пожалуйста”,- прозвучал из динамика женский голос.
- Детектив третьего класса Дуглас.- Майк взял трубку.
- Майкл? Это Дебора, медсестра.
- Хай, Дебора. Пообедаем вместе?
- Майкл, у Сесил Стрип снова открылось кровотечение…
- И?
- Да, мы не смогли его остановить…
- Я немедленно выезжаю.- Майкл Дуглас промокнул платком вспотевший лоб.- Дождись меня.

Он опустил трубку, бросил платок в мусорную корзинку, на бегу крикнул дежурному “Я в больницу!” и через минуту уже сидел за рулем темно-синего “Шевроле”.
Прибыв на место, он с головой погрузился в необходимые, но рутинные следственные действия: осмотр тела, допрос свидетелей, составление протоколов…Все это скучно и неинтересно, и поэтому детектив Майкл Дуглас больше не появится на страницах этого отчета.

В душном учебном классе инспектор полиции К. проводил занятия с молодежью. Вот как описывает его внешность Роджер Зилазни: “Он вполне подпадает под общепринятое, устоявшееся описание человекоподобного существа (мужского пола, без модификаций) – прямоходящий, с противостоящим большим пальцем и прочими типовыми характеристиками этой профессии”.

- На снимке,- инспектор вытащил из пачки крупное глянцевое красно-коричневое фото,- водитель того самого бензовоза. Его все-таки взяли в семьдесят втором, через полгода, хотя пришлось повозиться. При аресте он оказал прямо-таки отчаянное сопротивление, оказался настоящий громила. Ну вы видите, шайба на фотографии не помещается. Это стоило жизни двум нашим лучшим парням. Худших я просто не мог послать на такое дело.- Инспектор обвел присутствующих задумчивым взглядом. Неплохие ребята…

Инспектор тщательно скрывал от коллег дар ясновидения, которым одарило его Провидение с самых ранних младенческих лет. Так, забавляясь однажды в песочнице с игрушечной копией “Бьюика ля Сабр” пятьдесят седьмого года, он вдруг до боли отчетливо увидел под его колесиками крошечных отца и мать. Свежая кровь окрасила и проявила рисунок протектора, а к сияющему бамперу, похожему на двух змей, сцепившихся хвостами, приклеилась прядь кудрявых волос. Что это значит, он понял гораздо позже, когда в один из прекрасных осенних дней родители не забрали его из школы.

Вот и сегодня, глядя на молодых полицейских, трудолюбиво записывающих его слова в блокноты, инспектор видел у одного из них начинающийся губчатый энцефалит, у другого – измену жены и самоубийство, третьего в темной подворотне настигала шальная пуля, предназначенная Кривому Биллу, который так и не будет схвачен и осядет далеко от полиции в вызывающей роскоши шикарной виллы на берегу прохладного озера с названием, данным еще ацтеками.

- Он у нас быстро признался,- звук собственного глуховатого, внезапно севшего голоса вернул инспектора к реальности.- Сказал, что сильно торопился и подмял бабушку с собачкой. Изнасилование, правда, пытался отрицать, но мы нашли его отпечатки на “Секспруфе”. Сейчас он горит в аду. На сегодня все.- Инспектор порывисто встал и вышел из комнаты.

Зайдя к себе, он плотно притворил и запер дверь. Открыв верхний ящик стола, он достал промасленный бумажный сверток и бережно развернул его. Любимое детище инспектора, плод нескольких отпусков, множества выходных дней и бессонных ночей, сверхпрочный металлический член лежал на салфетке, тускло сияя полированной поверхностью. Инспектор любовно погладил его. С сухим щелчком выскочило выброшенное мощной пружиной лезвие ножа.

Инспектор опустился во вращающееся кресло, весело крутнулся вправо-влево, вытянул ноги и погрузился в глубокую задумчивость. Он видел дальние миры, в которых пребывал все время, свободное от работы в полиции. Здесь рождались и гибли цивилизации, дряхлые империи вели кровавые войны с восставшими провинциями, взрывались пораженные страшным лазерным ударом неуязвимые боевые станции, оживали боги древнего Египта, а девушка по имени Мурга каждый день входила в Храм, чтобы положить перед темным силуэтом ту единственную жертву, которую он согласен был принять – цветы.