СОН И ЯВЬ

Лукич пробудился среди ночи от странного сна. В этом сне Лукич был почётным гостем на каком-то светском рауте, где представительные мужчины в чёрных фраках обкуривали его ароматным дымом дорогих гаванских сигар и, скаля крепкие белые зубы, рассказывали последние сплетни из жизни высшего света, снующие туда-сюда слуги разливали по бокалам коньяк столетней выдержки и редчайшие коллекционные вина, которые - тост за тостом - тут же обильно закусывались деликатесами, украшавшими огромный стол чёрного мрамора - были тут и всевозможные закуски, и устрицы с лимоном, и заливные осьминоги под пикантным соусом, и горы невиданных фруктов, буквально источавших живое тепло, которым их щедро напитало солнце родины; Лукич в новом фраке курил, ел, смаковал вино и смеялся вместе со всеми, ощущая себя частью могущественного сообщества; ветер с моря приятно обдувал его разгорячённую голову, а прекрасные женщины с лицами киноактрис жаждали отдаться Лукичу прямо на красной ковровой дорожке, ведущей в его покои. Проснувшись, Лукич некоторое время сидел в полной прострации. Все звуки и запахи в одночасье куда-то исчезли, растворившись вместе с чёрным фраком, ароматом алоэ и пальмами - осталось только ощущение счастья и непередаваемой радости, приятно звеневших в голове Лукича. Потом и они угасли. Лукич потряс головой, со вздохом отодвинул в сторону одеяло и прошаркал к столу. Из-под стола в разные стороны прыснули мыши, дробью раскатились по комнате и затаились где-то в темноте. "Надо бы кота завести" - отсутствующе подумал Лукич, зябко поведя плечами. Нащупав на столе закопчённый чайник с вмятиной на боку, он пососал воды из дульки и вернулся на место, пока постель не успела растерять остатки тепла. Однако сон больше не шёл к нему. Провертевшись с полчаса в кровати, Лукич снова сел, печально высморкался в угол простыни, зажёг подслеповатый торшер и тоскливо уставился в серый прямоугольник окна. Увиденный сон не давал ему покоя, он жёг сознание, бередил душу и тревожил немолодое сердце. Лукичу хотелось курить кубинские сигары, хотелось пить дорогой коньяк и закусывать термоядерным лимоном, выращенным на далёкой мексиканской плантации, хотелось обнимать красивых женщин с фигурой Джейн Фонды, покрывать их нежными поцелуями и снова и снова валить на мохнатые тигровые шкуры, растворяясь без остатка в золотой нирване эротического экстаза. Лукич вспомнил салаты из крабов, вспомнил жаркое из слоновой ноги, вспомнил шипастые ананасы и нежные россыпи золотистой осетрины, и в животе у него громко заурчало. Не в силах более сидеть на месте, Лукич выскользнул из-под одеяла и забегал по своему холостяцкому жилью, натыкаясь на стулья и опрокидывая пустые бутылки, выстроенные в ряд у дальней стены. Выхода не было - вместо мрамора и морёного дуба его окружали только стены в пожелтевшими обоями, да рассохшаяся мебель, давно уже забывшая, что такое дружеское застолье. Доведённый до отчаянья Лукич подошел к столу, намереваясь треснуть по нему кулаком, и наткнулся взглядом на жестяную пепельницу, до краёв заполненную старыми окурками из-под "Примы". При взгляде на никотиновое кладбище Лукичу нестерпимо захотелось курить. "А что.. если…" - неуверенно подумал Лукич, вспомнив душистый аромат, который он вдыхал меньше часа назад. "Эх, была не была!" - пошевелив корявыми пальцами, он выбрал из пепельницы окурок подлинней и со вкусом его раскурил. Клубы удушливой вони наполнили комнату. Лукич набрал полные лёгкие едкого как карбид дыма и с улыбкой представил, будто, стоя среди раскидистых пальм, он срезает кончик с ароматной сигары, привезённой из свободной экваториальной республики. Затяжка, ещё затяжка, а вот и конец старого пирата - Лукич ввинтил останки "Примы" в переполненную пепельницу и, потушив торшер, залез под одеяло. Однако спать всё равно не хотелось. Внутренний кинотеатр с садисткой методичностью продолжал экспонировать Лукичу потоки изысканных ликёров, сладко разливающихся по пищеводу, а так же штабеля огромных как подушка пирожных и кремовых тортов, которыми всё это богатство закусывалось. Тихо выругавшись, Лукич сполз с постели, включил торшер и достал из тумбочки бутылку с остатками "расслабухи". "Старорусская" - гласила этикетка. Лукич щёлкнул жёлтым ногтем, отковыривая пробку, повёл носом возле горлышка, разочарованно вздохнул и взял со стола стакан. Вылив туда остатки водки, Лукич поставил бутылку под кровать, поднял стакан и с неподдельной печалью в голосе промолвил "а ну-ка, за всю ***ню". Предстоящая процедура была хуже горького лекарства, ибо более отвратного пойла, чем "Старорусская", не знал белый свет. Задержав дыхание, Лукич быстро опрокинул разящую сивухой гадость в пересохший рот и тут же подцепил с блюдца кусок солёного, пожелтевшего от старости сала, оставшегося от вчерашего завтрака. Водка тут же "врезала по шарам" и отдающая чесноком закуска прямо на зубах изменила свой вкус, заставив жующий рот наполниться слюной до краёв - вместо дрянного сала Лукич теперь смаковал нежнейшую вырезку из филе стокилограммового палтуса, поданную к утреннему аперитиву перед началом обстоятельной трапезы. "Хууу, хорошо пшла…" - Лукич крякнул и помотал головой. Приятное тепло разлилось по всем его ченам, в голове стало просторно и светло, как в библиотеке им. Ленина, а живот перестал голодно урчать и с визгом принялся переваривать свой неожиданный ужин. Лукич смачно отрыгнул и улыбнулся - еда, выпивка и курево разом отошли на второй план и его больше не беспокоили. Оставались прекрасные женщины… Но где их взять? Порассуждав на эту тему минут десять, Лукич вернулся в кровать и быстро вздрочнул. Потом некоторое время лежал, прислушиваясь к своим ощущениям: внутренняя маета исчезла, в голове уже не шумело, сердце успокоилось и работало в своём обычном ритме. Лукичу больше не хотелось лезть на баррикады и покорять моря, вместо этого его потянуло в сон.
- А ебись оно всё красно-белым крокодилом!.. - лениво подумал Лукич, вытирая руки о простыню. - И сигары эти, и бабы... Подумаешь, штука - коньяк мариканский... У меня и так всё есть.
Приняв такое решение, он доел с блюдца остатки жёлтого сала, потушил торшер и через минуту уже крепко спал в своей постели. Ублаговоленный.



Явас аkа КИНГ(с)       
2000г.