Крыса

Рассказ НЕ про автора

Крысу, конечно же, не любили. Тому было много причин, но основная состояла в том, что она была Крыса. Когда она ела, то цепко хватала еду передними лапами и быстро-быстро, торопясь, словно украдкой, жевала ее своими отвратительно длинными, тонкими, желтыми зубами. Глаза смотрели внимательно, зорко. Хуже всего, что у них не было зрачков, и трудно было понять, когда она глядит на тебя, а когда не глядит.
Крыса была толстая, тяжелая. Ее плотная темно-серая шерсть лоснилась; когти стучали по полу громко и четко. А хвост был длинный, серовато-розовый и голый, толстый у основания, тонкий к концу и на всем протяжении жесткий, будто был покрыт чешуей.
Крыса была некрасивая, скрытная и, наверное, старая. Когда она вылазила из своей норы, бегала осторожно, будто не хотела, чтобы ее увидели, но когти стучали, хвост волочился за ней, как теплая розовая змея, вцепившаяся зубами в самый низ спины.
Она была отвратительна.
У Крысы был дом. Она жила в чужом чулане, как иждивенка. Пробиралась туда под дверью, со временем натаскала грязных тряпочек, бумаги и еще какой-то гадости. Ей было там хорошо и тепло, а другим противно. Даже тараканам.
Еду она тоже крала. Крала беззастенчиво, но аккуратно; что не могла доесть, не портила. Оставляла, наверное, себе же на потом. Запасливая была, деловитая.
Крыса любила принюхиваться. Просто сидеть и нюхать; тогда ее мелкий, мягкий, бледно-розовый, похожий своим видом на свиной пятачок нос дергался, подрагивал; лапы с тонкими длинными пальцами она при этом бережливо поджимала к груди и выглядела почему-то скрягой.
У Крысы никогда не было крысят. Наверное, потому, что не находилось подходящего крысиного мужика. Так или иначе, но разноголосого тонкого писка из чулана ни разу не раздавалось; сама же Крыса всегда молчала.
Она никого не любила. Не потому, что некого было любить, а потому, что она была Крыса. По этой же причине у нее не было друзей. Она знала, что ее не жалуют, и вела себя тихо, не высовывалась, чтобы не дать никому повода накинуться на нее. Сама ни на какие провокации не поддавалась. Осторожничала.
Это была умная, расчетливая Крыса.  Она знала часы, когда можно было разгуливать по пустым гулким коридорам, вдоволь стучать когтями по полу и долго сидеть в темноте, принюхиваясь, пока прямоугольник окна не станет сине-серым. Тогда, было понятно, надо бежать по стеночке в чулан.
Так было всегда.
Но однажды Крыса возвращалась домой, довольная оставленной в углу кучкой веретенец сухого крысиного помета, как вдруг ее вытянутый в ожидании нос наткнулся вместо знакомых затхлых запахов на что-то твердое. Больно. Это была деревянная планка, прибитая снизу к двери чулана. Крыса, словно так и надо, принялась ее грызть и грызла до тех пор, пока не изгадила все, а длинный зубы не заболели, и оставалось только лечь на холодный кафельный пол, подрагивая всем своим большим и сильным телом, просунуть нос в зазор между полом и планкой и принюхиваться. Дура.
Потом Крыса поднялась на четыре свои кривые лапы, развернулась и побежала прочь, уже забыв, что она тут делала. У крыс короткая память. Иногда, когда им хочется есть, они даже едят своих крысят, забывая, что это их дети.
Переваливаясь, Крыса спустилась по лестнице. Это было трудно: бетонные ступеньки были высокие, холодные, лапы ушибались и мерзли. Крыса спустилась.
На улице стоял заледенелый ветреный ноябрь. Стоял - и клацал зубами, так как в дом его не пускали. Ему было еще долго стоять. Крыса начала мерзнуть вместе с ноябрем еще внутри. Шмыгнув наружу, она осмотрелась, принюхалась и побежала. Она ничего не чувствовала перед тем, как ее сверху схватили и сжали мощные челюсти. Собака была большая, слюнявая и забывчивая. Игривая. Она схватила Крысу, почувствовала что-то гадкое в пасти и выплюнула, убежала. Крыса осталась валяться. Собачьи зубы разодрали ей веко и порвали глаз, перебили лапу и оставили глубокий след на спине. Свернувшись на сухом асфальте, Крыса была отвратительным, покрытым слизью уродливым комком. Шерсть слиплась иголочками, разодранная морда была вся в сукровице, а когда она встала и, дрожа, заковыляла, то сильно припадала на заднюю лапу, этакий Квазимодо. Она издохла поздно вечером, за ночь примерзла, и утром ее некрасивый труп напугал пожилую женщину, уборщицу, шедшую в ветеринарную клинику мести полы.