Всадник и высокий раввин

“Хавэ Мария, хавэ Мария...” Кто это поет? Это поет старый Мордекай Эйнсофф, который сидит на скамеечке перед заведением мадам Лепрозо. Той мадам Лепрозо, у которой неделю до того индейцы украли лучшую в городе певицу Басю. Ту певицу Басю, чью песню, сидя на скамеечке, поет старый Мордекай Эйнсофф. У него встреча с мадам и вот он сидит и ждет. “Рабби Мордекай, мадам зовет вас до нее,”- приглашает его привратник-фиолетовый негр и рабби идет.
Мадам приняла его в гостиной, сидя на софе. Она принимала мужчин и лежа на софе, но это стоило им известных денег.
- Давайте меняться,- взяла быка за рога мадам Лепрозо,- я вас знаю за человека с умом, знакомого со Святым писанием и с начинкой “адских машинок” и... давайте меняться. Вы находите мне мою Басю - я отдаю вам на обрезание всех негров с моих плантаций.
- Сэнкю,- ответил ей Мордекай Эйнсофф,- но теперь я знаком только со Святым писанием.
Мадам Лепрозо выдержала паузу чтобы скушать один круазан.
- Тогда знаете что,- сказала она,- я вам и так отдам негров, а вы покажете мне человека, который вернет мою Басю.
- Это окей,- согласился Мордекай Эйнсофф.- Показать вам человека - это окей. Завтра.
И он действительно мог показать ей человека. Потому что не было на штат проповедника опытнее Мордекая Эйнсоффа ни среди христианских миссионеров, ни среди иудейских миссионистов. Он раньше был ковбоем и убивал людей так быстро, как у вас падает на пол бутерброд с маслом. По скорости стрельбы с ним мог тягаться только Билли Кид со своей бандой. И это только потому что в банде Билли Кида была дюжина мужиков и все стреляли разом.
Но потом ковбой женился и стал владельцем салуна. И пять лет он был владельцем салуна. Но только на шестой год в город приходит Чеппи Холдер - брат убитого Эйнсоффом Коби Холдера и взрывает ночью салун. И это не все. Он взрывает салун с женой Мордекая Эйнсоффа, его кухаркой и шестьюдесятью галлонами спиртного.
И вот Мордекай Эйнсофф, лазивший бес его знает где, возвращается утром домой и не находит дома. Он мечтает обнять жену - но обнять некого. Он думает позавтракать - но от кухарки осталось только доброе имя. Он хочет выпить - но шестьдесят галлонов спиртного ушло в землю. Он хочет отомстить - и находит Чеппи Холдера. Такого глупого Чеппи Холдера, что он остался в городе посмотреть буквы на надгробии Мордекая Эйнсоффа. Но так бывает, что мертвые приходят к живым и зовут их к себе. А бывает, что приходит живой и отправляет тебя к мертвым.
И когда Эйнсофф решил убить Чеппи Холдера, он пошел в оружейный магазин Вашингтовича и скупил все револьверные патроны. Потом он вернулся к Чеппи Холдеру и стал стрелять с двух револьверов ему в тело, так что оно подпрыгивало и поднимало много пыли. Мордекай перезаряжал револьверы и стрелял опять.
Он загнал труп на кладбище и тогда бросил стрельбу. К тому часу в Чеппи Холдере сидело восемьдесят фунтов свинца. И это был последний раз, когда Мордекая Эйнсоффа видели за револьвером.
Он уехал из города на два года и вернулся уже проповедником. И с тех пор он много раз уезжал, но всегда возвращался проповедником. И все ковбои стали ходить к нему за советом. И если ковбой был верующий - рабби Мордекай давал совет. Если был неверующий - рабби делал его верующим и давал совет. Он был лучшим в штате проповедником и единственным в штате шамесом.
Я слышал сумасшедшие истории о том, как рабби Мордекай обратил в свою веру целое племя индейцев. И будто с тех пор те индейцы снимают скальп совсем не с головы. А кто-то еще рассказывал, что Эйнсофф пытался заменить ковбоям обрезание - отстреливанием. Хотя это наверное брехня. Но в целом, история Мордекая Эйнсоффа такая, какой я ее рассказал. И теперь вы понимаете, что такая личность могла найти нужного человека для мадам Лепрозо.
И этим человеком был Шлема Гаучо. Ковбой, который, понадобься ему денег, всегда мог обменять свою голову на приличную сумму в трех штатах. И он очень следил, чтобы эта сумма росла побыстрее.
И как раз когда рабби Мордекай вышел пошукать Шлемы, а мадам Лепрозо считала сколько еще ей будут стоить поиски капризной девки Баськи, Шлема опять поднимал цену своей голове. На этот раз в городе Картасхема, в конторе господина Шугера, главы “Коммерческого предприятия Соломона Шугера и никаких сыновей”. Шлема делал там ограбление.

Сейф стоял раскрытый, как пациентка в кресле у женского доктора. Бухгалтер Соломона Шугера вычищал его железное нутро от лишних денег и перекладывал их в дорожный мешок Шлемы. Сам Соломон Шугер стоял у стены достаточно расстроенным и невнимательно слушал Шлему, который говорил интересные вещи.
- Знайте же, господин Шугер,- говорил Шлема Гаучо и револьвер его как указательный палец метнулся вверх,- когда я был ребенок, меня очень интересовало откуда берутся дети. Конечно, я знал про аиста, про капусту и другую чепуху, но я знал и что мне врали. Но прошло немножечко лет и я докопался до правды. И сейчас могу делать их сам. Но теперь меня интересует другое, господин Шугер. Меня интересует откуда берутся деньги. И, сдается мне, они берутся у вас.
И ствол Шлеминого револьвера заглянул Шугеру в глаз.
- Ну так и бери мои деньги, разбойник!- Закричал достаточно расстроенный, но не испуганный Соломон Шугер.- Но пусть тебе с ними придут  все болячки, что я на них заработал. Пусть у тебя случится геморрой и ты не сможешь сесть на коня! Пусть ты узнаешь что такое артрит и забудешь, что такое курок!
- Окей, окей, мистер Шугер,- засмеялся Шлема,- я заберу все. Но деньги я возьму сейчас, а за болячками еще вернусь. Так что, пожалуйста, джентльмены, никто никуда не уходит. Потому что если я в пути передумаю, вернусь за болячками, а кого-то тут не будет хватать, я могу вам сделать такое, что вас похоронят.
И Шлема осторожно пошел к выходу, а бухгалтер Шугера нес за ним мешок с деньгами.
Потом Шлема садился на коня и крепил к седлу мешок. Потом Шлема стрелял по, целившему в него, охраннику Шугера и сделал ему пособие по инвалидности. И потом Шлема уехал из Картасхемы.
И вечером того же дня Мордекай Эйнсофф имел встречу с Шлемой Гаучо в подвале своего дома. И не надо спрашивать “Где он его нашкреб?”, потому что Шлема явился сам. Хотя мешок с сотней тысяч долларов, который он принес, вполне стоит такого уважения, чтобы сказать “они пришли вдвоем”.
Теперь два слова в сторону. У каждого ковбоя есть тумбочка, с которой он берет денег. У рабби Мордекая была пропасть никому не известных тумбочек, а у Шлемы - сто тысяч наличными и меньше он не брал. И они имели с этого общий бизнес, потому что один имел себе тумбочку, а другой имел с этой тумбочки некоторый процент. И теперь вам понятно зачем бандит Шлема оказался в подвале Мордекая Эйнсоффа - уважаемого проповедника и единственного на штат шамеса.
И вот они встретились. Я очень себе вижу как это было. Они, конечно, обнялись.
И стали говорить так же, как Моисей водил свой народ по пустыне: до Израиля был день пути на поезде, а он сорок лет их водил пешком! И Шлема и рабби Мордекай перебрали сорок и сто сорок тем, пока рабби не сказал:
- Одна мадам имеет до тебя бизнес, Шлема. Если ты ей поможешь - то, чтоб я сдох, если тебе будет потом хуже, чем камню у Христа за пазухой!
Шлема не сказал “нет” поэтому рабби продолжил:
- Её певичка студит горло у индейцев в Сангре-де-Кристо. Так певичку надо там найти и вернуть откуда взяли.
- В горах холодно,- сказал задумчиво Шлема.
- Об чем речь! Будет очень холодно - ты вернешься и мы все забудем. Ты не Фритьоф Нансен, Шлема, я это знаю, мы не на полюсе так зачем нам эти геройства?
- Но с другой стороны я могу попробовать, - сказал Шлема еще задумчивей, - я могу одеть шубу, мне уже не будет холодно и я найду певичку... Но что дальше, рабби?
- Дальше будет завтра, - сказал рабби,- завтра будет мадам Лепрозо. Она скажет, что будет дальше.
Но мадам Лепрозо была уже сегодня.
Она ворвалась в дом Эйнсоффа неистово, как зонд проктолога. И слуга Эйнсоффа не смог ее остановить, потому что тут нужна была пуля. Но вопрос был не в том, есть ли у него эта пуля, а в том, куда бы он стал ходить по средам и пятницам, если бы пуля нашлась. Итак, мадам Лепрозо прорвалась в дом и увидела Мордекая и Шлему.
- Ах, рабби, я дико извиняюсь, -сказала она.- Я тут проходила мимо вас, увидела в окнах свет, или то мне так показалось и я решила зайти. Скажите, рабби, вы уже связались с той личностью, что будет искать Басю, а то я смертельно переживаю. Вот этот мужчина? Боже, какой красавец! Вы ковбой? Это сразу видно. Вы едете искать мою Басю? Вы храбрый и очень, правда? Что вы за это хотите?
И Шлема сказал, что он хочет - раз и два. Первое и второе. Первое как от красивой женщины, второе - как от богатой. И первая улыбнулась ему своими алыми губами, а вторая возмутилась и открыла свой черный рот. Но они пришли к согласию и Шлема получил добро на три первого и половину второго. То есть это было уже не первое и второе, а третье и первое. “Натуральная Каббалистика”, - сказал Мордекай Эйнсофф. И на сегодня это было все.

Но вот настало утро и поднялось солнце. И солнце разбудило петуха. И петух разбудил слугу рабби Мордекая. И слуга разбудил рабби Мордекая. И Мордекай разбудил мадам Лепрозо. И мадам Лепрозо разбудила Шлему. И это было просто какое-то Евангелие! И Шлема встал и сказал:” Мадам, вы видите это красное светило на горизонте?” “Я похожа на слепую?”- ответила мадам. “Знаете что хочет нам сказать светило таким цветом? Вы помогли мне это понять. “Весь мир - бардак”,- вот что! И вот зачем этот   красный фонарь появляется на рассвете и на закате. Я просыпаюсь и он говорит мне “Ты в бардаке, Шлема”. А вечером он говорит:”Я сейчас, конечно, куда-нибудь закачусь, но до того еще два слова, Шлема: “ВЕСЬ МИР - БАРДАК”. Вы согласны со мной, мадам?”
Мадам Лепрозо посмотрела на него странным взглядом и сказала:”Я не понимаю как у людей хватает времени и убивать людей, и такое придумывать. Если вас не прибьют раньше, думаю, у рабби Мордекая появится конкурент. И хочу напомнить: у вас еще остался один раз.”
- Возьмите его в рост, - сказал Шлема. - Может когда я вернусь набежит и второй. А в общем асталависта, мадам, я поехал.
И Шлема исчез из города на месяц. Месяц в Сангре-де-Кристо, где индейские боги курят трубки мира и выпускают такие клубы белого дыма, что не видно вершин гор. В том Сангре-ди-Кристо где холодно так, что плюнуть в чью-то морду - это то же, что сразу заехать по ней камнем. В том Сангре-де-Кристо, где скальпы слетают с головы, как ермолка с потной лысины.
Туда уехал Шлема и оттуда через месяц приехал с Басей, которая смотрела на него, как пигмей на Статую Свободы.
- Басю везут! - закричал привратник мадам Лепрозо и побежал до нее наверх, потому что, не дай Бог, она его не услышала.
Но мадам услышала - она уже бежала вниз.
- Боже, - закричала тогда Бася театральным голосом, - наконец мы в цивилизованной округе!
Она обнялась с мадам и заговорила:”Мадам, я так счастлива,- сказала она.- Я столько натерпелась без электричества, без горячей воды и от этих индейцев, Миктлантекутли их возьми!. Я уже собралась там сдохнуть, когда появился великолепный Шлема. О, мадам, он появился как какой-то Кецалькоатль. Но их Пернатый Змей это пустяк перед Шлемой, этим Пархатым Змеем. Он похитил меня, мадам, наплевал им, спящим, в рожи и увез среди ночи.
И мадам сказала Шлеме:”Сегодня будет праздник. Он будет в вашу честь. И праздник будет столько, сколько вы будете у меня гостить. Вы получите деньги без вопросов. А то, что вы оставляли на проценты увеличилось многократно.
И вечером был праздник, и Шлема на этом празднике вроде бы был, но тем же вечером он появился у Мордекая Эйнсоффа.
- Здравствуйте, рабби, я пришел прощаться, - сказал Шлема.
- Тю, куда тебе уезжать?- удивился рабби. - Мадам Лепрозо довольна, ее певичка в тебя влюблена. Сиди в этом городе и кушай марципаны.
- Меня тошнит от ее марципанов и от ее круазанов, - сказал Шлема и замолчал. Он помолчал немного и снова начал говорить:
- Я говорил вам, рабби, что весь мир - бардак. Так, знаете, он еще хуже.
Слушайте, я сидел в заведении мадам Лепрозо, я смотрел, как поет Бася и как она довольна, что вернулась. А рядом сидели техасские жлобы, рабби, техасские жлобы от которых воняло. И речь у них была грязной, как их тела. Но у них было много денег, рабби, не так много, как у меня, но достаточно чтоб швырять ими в Басю. И она была от этого счастлива. Но, рабби, я видел где она была в Сангре-де-Кристо. Уберите электричество, завесьте стены шкурами и будет то же самое. Она верит, что видит разницу, но я вижу, что ее нет! Мне от этого грустно и скучно. Поэтому, рабби, я уезжаю.
- Послушай, Шлема, - сказал мудрый Мордекай Эйнсофф, - ты такой еще молодой человек и не знаешь, что такое “семь пятниц на неделе”. Ты еще такой молодой, что можешь успевать на семь суббот. Так и успевай! Или, знаешь, если ты так хочешь уехать, я тебе дам письмо до одного ковбоя в Мехико. Там много наших, Шлема. Знаешь, что кричат у них на корриде - “Тора! Тора!”
- Нет, - сказал Шлема, - я туда не поеду.
- А куда ты поедешь? - спросил Эйнсофф.
- Не знаю, рабби, куда-нибудь. Прощайте.
И он ушел, а потом ускакал. И он знал куда едет: он давно решил уехать в Одессу.
И через два дня он был уже в Одессе, штат Техас.