Две карельские березки

- Ну, а теперь ниже, да, вот так.
- Ты что совсем ничего не умеешь?
Тихое сопение, скрип продавленной кровати.
Влажные ладони.
Запах перебродившего хмеля и протухшей рыбы.
  Едва различимые в полумраке опухшие скулы и почти невидимые глаза.
Маленькая, вонючая якутка.
Выигрыш в карты.
А если подумать, проигрыш.
  Он пожалел с самого начала, с того момента как понял, что сегодня ему везет в карты.
Тоже мне выигрыш.
  Рыхлое тело ворочалось где-то рядом. Бледная, как ее родина, такая же маленькая и кряжистая, как несчастные карельские березки.
  С отвращением посмотрел на коротенькие кривые ножки, маленькую желеобразную грудь.
- Ну, что, еще трахаться будем,  спросило тело.
В голове прозвучал мгновенный ответ, – как карты лягут.
Просто театр абсурда, подумал он и зашелся в диком хохоте.
Муська полежала еще с минуту, потом решила обидеться и стала одеваться.
Какое-то время, сквозь истеричную пелену, Павел наблюдал процесс натягивания розовых растянутых лосин на мертвенную, покрытую рытвинами целлюлита ляжку. Потом спохватился,
- Марусь, ну Марусь, ты что, обиделась, погоди,
- Слушай, я же не над тобой смеялся.
Маруся поправляла кофту и мстительно молчала.
- Марусь, ну прости, я не специально.
- Ну, будь другом, ты же обещала, что не расскажешь, а?
- Теперь расскажу, хмуро и растягивая слова сказала Маруська.
- Марусь, а Марусь, не будь сволочью, мы же договаривались.
- Ну, чего молчишь, дура кривоногая, вдруг взорвавшись, заорал Паша.
- Да пошел ты!
Дверь хлопнула, отскочила мощной отдачей от косяка, и Павел увидел две, торопливо убегающие, розоватые карельские березки.

В пятницу все же пришлось проставляться -   как никак, первая женщина.
На это раз все было нормально.

Конец.