Красная площадь

    Вечером папаша сообщил, что завтра они пойдут в Мавзолей. Шурке было восемь лет и ему казалось, что это очень здорово. Младший брат трехлеток само собой ничего не понял.
 Утром они встали в пять часов утра и поехали сначала на автобусе, потом на метро. Сильно хотелось спать. Шурка с братом и родителями был в отпуске и привык вставать не раньше десяти-одиннадцати часов.
 Прибыв на место, он увидел, что стоит огромная очередь, начало которой скрывалось за углом здания. Он никогда не видел столько людей сразу, да и сама очередь у него ассоциировалась как правило с людьми, стоящими гуськом друг за другом. Здесь же ширина очереди колебалась от четырех до пяти человек.
 Отец сказал, что Мавзолей откроют только в десять утра. Время летело очень медленно. Было немного прохладно. Стоять несколько часов подряд даже для Шурки было тяжеловато, не говоря уже про его младшего брата.
 Часам к девяти сильно захотелось есть. Мать, сначала наотрез отказавшаяся, куда-либо идти искать продуктовый магазин, примерно через полчаса не выдержала хныканья младшего и вздохов старшего и пошла на промысел.
  Вдоль всей очереди через метров пятьдесят стояла милиция. Поэтому люди в очереди практически не разговаривали, а если и говорили, то вполголоса, почти шёпотом.
  Неожиданно по толпе пошел шепот: "Отрезают очередь, кто не зашел за угол дома, те сегодня не попадут в Мавзолей до обеда. Какая-то иностранная делегация прибудет." Отец тревожно начал смотреть по сторонам, ища мать. Милицейский капитан начал в рупор объяснять: "Граждане, те, кто стоят за моей спиной пройдут в Мавзолей до обеда, те кто стоят ко мне лицом - смогут попасть туда только после двух часов дня. Повторяю.."
  Шурка увидел мать, стоящую у оцепления с пакетом в руках, она о чем-то оживленно разговаривала с милиционером. Отец подошел с сыновьями к ней. Милиционер устало качал головой и говорил: "Не положено, гражданочка, в другой раз".
 "Да я же с пяти часов стою, вот только в магазин отошла в полдесятого, дети маленькие еще, есть захотели", - говорила мать, но она и сама не верила, что это поможет.
 Милиционер внимательно изучив содержание пакета, разрешил только передать нам продукты. Шурке хотелось плакать, ему казалось, что именно из-за него его мать не увидит Ленина, а завтра они уже уезжают в Питер.
 Наскоро покормив их с братом, папаша взял их за руки и они начали мало-помалу продвигаться вперед - похоже, что Мавзолей уже открыли.
 Когда очередь вышла на Красную площадь, все как по команде замолчали. Милиция стояла уже через каждые десять метров. У всех женщин просматривали дамские сумки, если что-то было непонятно или слишком большое - милиционер и один штатский требовали сдать их в камеру хранения.
 Младший брат Шурки - Лешка, или Лёлик, как он его называл, немного перекусив, прогретый солнышком, пришел в отличное расположение духа. Неожиданно даже для Шурки он очень громко, а отцу даже показалось, что это услышали вообще все стоящие на Красной площади, сказал: "Папа, смотри сколько тут людей, как червей у бабушке в туалете!"
 Многие, забыв где они находятся и что это совсем не к месту - рассмеялись. Отец не придумал ничего лучшего как оглядеться по сторонам и дать младшему хороший подзатыльник. Лёлик заревел как взрослая корова, которой пьяный хозяин не дает есть уже три дня, покуда хозяйка гостит у родни в другом селе.
  Папаша покраснел и хотел еще раз стукнуть малого, но к ним уже спешил милиционер. Папаня весь напрягся и даже побелел.
 "Что случилось? Что за шум?", - переводя взгляд с папаши на Лешку и наоборот, спрашивал страж порядка.
 Никто ничего не сказал о словах про червей и не очень лестное сравнение данного места с туалетом бабушки в Иркутске. Отец взял себя в руки и выдавил: "Да, вот, товарищ лейтенант, малыш не понимает еще ничего, раскричался понимаешь ли".
  Решив, что ничего серьезного здесь нет, строго поглядев на Лешку, милиционер отошел.
  Через несколько минут они зашли в Мавзолей.