Афганистан бакшиш на память

АЛЕКСАНДР ЕЛЬЦОВ


АФГАНИСТАН: “БАКШИШ” НА ПАМЯТЬ

    «Бакшиш» на языке фарси -  подарок. В качестве его я до сих пор бережно храню маленький металлический осколок мины, порезавший мне ватную куртку во время боевой операции под Гератом. И эти записки – только ос-колки моей более чем двухлетней службы в беспокойной южной стране.
   Наверное, главное для журналиста, где бы он ни находился, - это канал связи. Телеграф, телефон, самолет, другое, что поможет передать мате-риал в редакцию… С  афганской войны, называемой еще неизвестной, нам, видимо,  так и не удалось донести и опубликовать все, что мы узнали там. И сегодня уже память ищет с далекими восьмидесятыми годами двадцато-го века канал связи.


1.
О РОЛИ И МЕСТЕ КОРРЕСПОНДЕНТА
   Первым, кого я встретил, прибыв корреспондентом – организатором в январе 1985 года в Шинданд, где базировалась 5-я гвардейская мотострелковая диви-зия, был мой однокурсник лейтенант Натиф Гаджиметов. Он служил здесь, на самом западе Афганистана, уже полтора года, и вид боевого товарища меня, мягко говоря, не обрадовал. Он встречал меня на крыльце солдатской многоти-ражки «Гвардеец», опираясь на костыли. Левая нога бравого лезгина была за-гипсована под самый пах.
   Мы обнялись и, упреждая все вопросы, Натиф молча протянул мне вырезку из одной столичной газеты. Побывавший здесь с месяц назад московский, а значит старший, военный коллега писал: «…бронетранспортер агитотряда подорвался. Хорошо, что командир и водитель находились впереди салона, а мина угодила под одно из задних колес, и никто не пострадал».
- Ну и что? – довольно вяло поинтересовался я.
Но ведь там же был я! – по-кавказки внезапно и зло, сам, как нежданный фугас на пути, взорвался Натиф. – В салоне, над этим самым растреклятым колесом. И как он меня не заметил? Сам упрашивал взять его с собой, и на тебе…
   Я легко представил, как мой товарищ недели две сопровождал маститого журналиста, оберегая того от каждого неверного шага на войне, внимал каждо-му слову… И такая черная неблагодарность!
   За два года Натифа трижды представляли к ордену. Получил же он (как нац-кадр?)  лишь медали «За отвагу», «За боевые заслуги. Не в пример столичному верхогляду, случалось, в бою заменял убитых командиров и управлял подраз-делениями. Конечно, он вполне заслуживал хотя бы строчки в центральной прессе. Для южного человека это важно.

РУКУ, НОГУ ОТОРВЕТ, – СЧИТАЙ, ПОВЕЗЛО!
   Не рисковать. Не ходить с разведкой. На боевых операциях не соваться даль-ше командного пункта дивизии… «И никаких « зеленок!» – срываясь на крик, инструктировал меня высокий начальник в штабе соединения.
   Тогдашний же редактор «Гвардейца» майор Александр Ерошенко сразу же при знакомстве с какой-то странной настойчивостью стал предлагать мне свой маскхалат с…размазанными по плечу  чьми-то засохшими мозгами.
   - Руку, ногу на операции оторвет, – считай, повезло! – яро убеждал он, пере-веденный после полутора лет службы в Афганистане из баграмской солдатской многотиражки сюда на повышение. – А я уж в пустыню и горы больше не пой-ду. Хватит, свое отдал.
   По его словам, боевую одежду он испачкал в ущелье Панджшер, когда брал интервью у очередного бойца. Душманская шальная пуля попала несчастному прямо в голову.
   Подарок я так и не принял. Но на боевую операцию скоро пошел. С развед-кой. В самую «зеленку», то есть в зеленую зону Герата.
   Почти одновременно с этим получил свой орден Красной Звезды мой редак-тор.

ЦЕННАЯ МИШЕНЬ
   Обидно, но писать о войне, находясь в составе ограниченного контингента советских войск в Афганистане, в солдатской многотиражке строго запреща-лось. Цензура свирепствовала.  «Добро» давалось лишь на освещение хода боевой учебы.
   После разгрома очередной банды в Герате, где был убит один из лидеров душманской группировки Ахмадшаха Масуда, я, непосредственно участво-вавший в бою, усталый и злой, написал заметку под рядовым названием «Меткие выстрелы». Примерно так: «По команде разведчик сержант Иванов точно поразил цель. Мишень странно перегнулась, три раза подпрыгнула и с криком «Аллах акбар!» грохнулась оземь. При осмотре выяснилось, что она очень крупная, видная и авторитетная. Не отстали от передового воина и ос-тальные. После такой стрелковой тренировки начальнику полигона надо ду-мать о полной замене мишенного поля».
   Родная «дивизионка» стерпела. Цензор не выказал неудовольствия. А офи-церы из контрразведки, сообщив доверительно, что за обычный номер «Гвар-дейца» западные спецслужбы платят порядка двадцати пяти долларов, пред-положили, что и этот дороже не пойдет.
   Смех кончился с приходом нового редактора майора Виктора Дахно. Чуть позже ответственного секретаря героического Натифа сменил не менее отваж-ный капитан Николай Стародымов, ныне служащий в газете МО «Красная звезда».  Мы осторожно начали давать информацию открытым текстом. И ста-ли получать строго по числу выпущенных номеров газеты письма от окружно-го цензора из Ташкента. Кроме обычного разбора ошибок, он, заручившись подписью и печатью начальника штаба ТуркВО, объявлял взыскания: сначала – всем редакционным сотрудникам, а затем – и нештатному цензору, и даже начальнику штаба дивизии.
   Дахно вздыхал, очень серьезно и внимательно зачитывая их, а потом такая корреспонденция… уничтожалась. Без следа и ответа. Благо мы очень дружи-ли с начальником полевой почты капитаном Вячеславом Кащенко. Наш сосед по зданию понимал ситуацию в нашу пользу. И мы продолжали свое не столь благодарное дело. Находя героев, конечно, не в себе, а в людях, которые слу-жили и воевали рядом. Благо, это было нетрудно.

СООТНОШЕНИЕ
   - А страшно в бой идти? – спрашивают необстрелянные солдаты у старожи-ла разведбата.
   - Да как вам сказать, - смеется сержант. -  Пять процентов, конечно, боятся, а остальные… чувства скрывают!

УЖАСНЫЙ СПРИНТ
   Сергей, офицер-разведчик, чудом вырвавшийся целым и невредимым из ог-ненной мясорубки во время боевой операции под Кандагаром, потрясенный, рассказал:
   - Со мной был солдатик  - рядовой Ташкурганов. Водитель БРДМ. Заехали с ним в самый ад, в самое пекло. И тут как под колесом рванет! Вся машина в огне, а мы выскочили с ним, успели. И бежим со всех ног из-под обстрела. Сто, двести, двести пятьдесят метров… За дувал (глиняный забор) забегаем, дышим тяжело, а я смотрю: он, Ташкурганов-то, на одних культях передо мною стоит, переминается… Ступни ног по щиколотку отсутствуют… Как же так, спрашиваю. А он, как взглянул вниз, - и в обморок. Пришлось вертолет для эвакуации вызывать по рации!
   А не спросил бы,– сами выбрались?
 
ПРИКАЗЫВАЮ ЗАСТРЕЛИТЬСЯ!
   Эта жуткая история случилась 11  июля 1985 года. На окраине Герата. На боевых операциях, которые проводила  5-я гвардейская мотострелковая диви-зия, кровавых драм, конечно же, хватало, но эта потрясла многих.
   …Мотострелки пытались прорваться в так называемый Старый город, заня-тый моджахедами. Навстречу им наступала или, точнее выражусь, пробовала это сделать местная афганская дивизия, знаменитая тем, что половина солдат из нее дезертировала, а остальные предпочитали заниматься грабежом и маро-дерством, нежели подставлять свои непутевые головы под душманские пули. Подмоги, на которую очень рассчитывали в нашем штабе, сразу скажу, от них мы не получили и на этот раз.
   А идея была заманчива: на максимальной скорости прорваться в глубину обороны противника, расчленить ее на отдельные очаги сопротивления и уже оттуда диктовать свои условия бандформированиям. Если бы этот «блицкриг» удался, его вполне можно было бы заносить в учебники по тактике. Но все на кривых, ухабистых улочках получилось совсем не так, как задумывали штаб-ные стратеги. Танки и бронетранспортеры завязли в паутине кварталов. С ого-ленных флангов на них обрушился шквал огня бандитов, и атака захлебну-лась.
   Бронетранспортер, экипаж которого возглавлял младший сержант Шиман-ский, спешил на помощь нашему же подорвавшемуся на мине танку и сам был остановлен выстрелом из гранатомета. Сорванная с места башенка боевой ма-шины сразу же убила пулеметчика. И тут же снова БТР подбросило…
   «Мину поймали!» – понял младший командир. И поинтересовался у водите-ля: - Как мотор?  - Тянет пока…
   Но новый взрыв потряс машину, и это были последние слова водителя. А из десантного отделения уже кричали:
   - Сдохли движки! Уходить надо, младший сержант, слышь
   Шиманский подхватил водителя с размозженной головой и перетащил тело в глубину салона. Попробовал рулевое колесо и по тому, как  захрустел рассы-пающийся подшипник, понял, что, даже если удастся вернуть каким-то чудом двигатели к жизни, уехать куда-либо будет невозможно.
- Все на землю! - крикнул парень.
      Под колеса машины их выбралось всего четверо, и практически сразу же пришлось вступить в бой. Экономили патроны, стреляя  одиночными выстре-лами, но врагов было слишком много. И они наседали. И надежда на атаку на-ших, на поддержку сарбозов - солдат афганской народной армии  таяла с каж-дым мгновением. А огненное кольцо вокруг сжималось еще быстрее…
   - Приказываю застрелиться! – прокричал в суматохе боя Шиманский, и вои-ны, уже видевшие  зверства «духов»,  особенно жестокие – в отношении плен-ных «неверных», сползлись вместе, обнялись.  Каждый потом стрелял в себя сам. Последним пулю в висок пустил младший командир – девятнадцатилетний парень, как и другие ребята.
    …Черная, запекшаяся кровь  была почти неприметна на грязных и пыльных хэбэ, когда к геройскому экипажу все-таки прорвались их однополчане. Первым заметил капельку алой свежей жидкости на одежде одного из тел гранатомет-чик рядовой Гиви Бачиашвили. И закричал:
- Да он же живой!
   Так оно и было. У пулеметчика рядового Теплюка четыре пули, к счастью, прошли чуть выше сердца. Он потом и рассказал о последних минутах боевых товарищей.
   Погибли младшие сержанты Шиманский, Ткачук, Сангов, рядовые Толмачев и Ташибаев. Их подвиг сродни многим другим высоким примерам самопожерт-вования на ратном поле в отечественной истории. Слава героям! И вечная па-мять.

СУМАСШЕСТВИЕ
   Наш сержант-связист трое суток в одиночку преследовал целую банду мод-жахедов. В совершенно незнакомом ему ущелье.  Шел за добычей, как волк. Не ел и не пил ничего. Бандиты думали, что в устроенной ими засаде на горной до-роге погибли весь экипаж и пассажиры машины-радиостанции, а он вот, конту-женный и раненный осколком мины в ключицу, все-таки выжил. На его руках умер лучший друг, вроде бы даже его двоюродный брат, и он хотел отомстить, во что бы то ни стало. И за него, и за других.
   На четвертую ночь сержант ощутил, что силы покидают его измученное тело. И тогда он по-звериному бесшумно подполз к костру, возле которого караулили покой остальных два афганца, и в одном прыжке – отчаянном, злом и почти безнадежном – единственным имевшимся    оружием – штык-ножом заколол их. Затем бросился в пещеру…
   Чтобы спящие не кричали, он зажимал им рты ладонью и только потом резал горла. Семнадцать трупов остались за его спиной, когда он снова вышел к ог-ню.
   …Спустя неделю, едва сержант объявился в расположении воинской части, его сразу же отправили в медицинский батальон. Не только потому, что имел ужасный вид и очень ослаб. Говорили, что парень сошел с ума. Возможно, до-бавляли, это произошло еще тогда, когда на его руках умер друг, на месте рас-стрела автомашины.

ВОПРОС НА ЗАСЫПКУ
   Можно ли заслонить командира от пули в бою? Считалось, как и во времена Великой Отечественной войны, можно и нужно. Сам знаю немало таких случа-ев. А вот – от выстрела гранатомета?
   Однажды по приказу начальника политического отдела полковника Юркина  я на полном серьезе провел небольшое расследование касательно последнего варианта. Опросил солдат и офицеров – очевидцев трагедии, когда прилетевшая во время марша в горах граната поразила сидевшего на броне ефрейтора-танкиста, застряв у парня в грудной клетке.
   -Он находился всего в метре от меня, - прямо сказал мне ротный, по чьему предложению командир части представил погибшего к высокому званию Ге-роя Советского Союза. – Никто ничего толком не понял даже сразу. Как, отку-да смерть? Я лично на выстрел не среагировал. Да и ефрейтор, думаю, тоже…
   Тем не менее, граната, попав в тело парня, не взорвалась, и это спасло жизни остальных в экипаже. Так и было доложено мною начпо.
   -Знаю, - отвечал полковник, - мне уже представитель особого отдела все разъяснил. А жаль, хороший пример мог бы быть. Да и ефрейтор положитель-ный, кандидат в члены партии. Теперь подвиг только на орден Красной Звезды тянет!

ДРУГ
   -В горах, пустыне сутками пропадаешь, - жаловался знакомый офицер-разведчик, - и ничего. А в расположение придешь, – болячки одолевают. На-тура стала, как машина, - на остановках ржавеет!
      Со старшим лейтенантом Сергеем Келексаевым, командиром разведыва-тельного взвода, и его подчиненными я не единожды участвовал в боевых опе-рациях. Особенно часто – в районе Герата и его окрестностей. Чтоб стать друзь-ями, надо, говорят, пуд соли съесть вместе. А мы вот однажды, когда консервы опротивели, дикобраза оприходовали. Несколько суток к тому времени в засаде сидели. Мясо, кстати, оказалось нежнее, чем у курицы.
   Сергей был смелым и сильным человеком. И шутить любил. Перед кочевни-ками, бывало, солярку разольет с полведра, подожжет и поинтересуется: « Хо-тите, большую воду подожгу?», указывая  на местную речку Герируд. Полуди-кое племя тут же снимало свои шатры и уходило прочь.
   Самым страшным наказанием у его солдат считалось остаться в расположе-нии взвода, в казарме и палатках, в то время, когда все уходили на боевую опе-рацию. Орлы! И сам Сергей погиб, как герой, при прочесывании очередного «немирного» кишлака. Я посвятил ему стихи, хотя несколько лет до этого не рифмовал.

АНАШОВАЯ АТАКА
   Те, кто первыми входили в Афганистан, сегодня вспоминают, что встречали их местные жители не только цветами. Чаще народ безмолвствовал, а в редких случаях – даже пытался оказать вооруженный отпор вторжению. Только вот кремниевые охотничьи ружья и кривые сабли образца девятнадцатого века (а говорят, что и с ними в руках люди бросались на современные танки), конечно, были просто смешны против советской армии.
   Это уже потом из Европы и Америки в адрес моджахедов-борцов за якобы чистую исламскую веру стало поступать новейшее вооружение, а сами они пре-красно овладели методами партизанской войны, и нам пришлось с ними счи-таться, как с серьезным противником. Засады, неожиданные обстрелы и другое унесли немало жизней «шурави», как называли всех советских афганцы…
   Лично я видел только однажды атаку душманов на открытой местности. В чистом поле под Кандагаром они буквально бросились на позиции мотострел-ков. Кинулись абсолютно беспорядочно, пешие и отчаянные. Кончилось, прав-да, все для них в тот раз очень печально. Многие были без особого труда под-стрелены, а оставшихся - наши ловили фактически голыми руками. Побросав оружие, те, оказалось, просто обкурились анашой. Для собственной храбрости, должно быть, но первые же выстрелы с нашей стороны обратили войско нарко-манов в неуправляемое стадо.

ОСЛОФИЛ
   Наш временный сторожевой пост был выставлен южнее Кандагара, всего в нескольких километрах от пакистанской границы. Три дня местные, видимо, присматривались к нам, а затем из расположенного неподалеку кишлака прие-хал на ослике афганец.
   Извращенцы есть, к сожалению, в каждом народе, но наши восемнадцатилет-ние солдаты, казалось, привыкшие на войне уже не удивляться ничему, были буквально ошарашены, когда седовласый мужчина, потрясая пышной бородой, вступил в половую связь с животным, расположившись всего метрах в двухстах от поста. После чего, дико вращая сумасшедшими глазами, гортанно проорал несколько звучных фраз в направлении невольных свидетелей и гордо удалился на своем любовнике.
- Что он этим выразил? – поинтересовался лейтенант, командир взвода, у одного из подчиненных – уроженца Средней Азии.
- То, что он хочет и нас также… - отвечал солдат, сплевывая с отвращением.
     Лейтенант только зубами заскрипел. Применять оружие на поражение тогда, в самом начале войны, когда мы по легенде строили в этой стране дома и сажа-ли деревья, конечно, не особо рекомендовалось, да и патроны еще считали… Терпеть безобразие, впрочем, тоже не хотелось.
   Через пару дней бородач появился снова. Но едва он изготовился к тому, ради чего преодолевал свой путь, с поста прогремел выстрел, уложив страстно лю-бимое животное наповал. В панике афганец, не забыв, однако, снова прокри-чать нечто оскорбительное, убежал прочь.
   Лейтенант же подошел к мертвому четвероногому телу, достал противопе-хотную гранату и, предварительно выдернув чеку, сунул ее куда-то под круп животного. Взрыва не последовало. Пока.
   Еще через день пост снимался с насиженного места. Разведчики уже вытяну-ли на север свои боевые машины, когда позади колонны раздался грохот. Офи-цер задержал выезд на несколько минут, о чем позже очень сожалел, ибо его желудок выворачивало впоследствии всю дорогу до Кандагара. На месте взры-ва, куда он все-таки заставил себя взглянуть, на месте извращенной любви ле-жали вспаханные осколками тела…Скотоложник настоящей мертвой хваткой вцепился в собственные шальвары, приспущенные до колен.
   - У нас, в Самарканде, за такое камнями забивают, - сказал солдат-узбек. – Ислам грешить не велит, и в рай такой не попадет…

«ПЕСТИКИ», «ЛЮТИКИ»… ЖУТКАЯ ИГРА!
   Думаю, не одного меня буквально умиляли те ласковые, «цветочные» имена, которыми наделялась грозная советская военная техника.
   Например, артиллерийская система залпового огня. Внучка знаменитой «ка-тюши». Или точнее – одна из них? Как она звалась, бьющая на добрую сотню километров? С абсолютной точностью! Я знал, да подзабыл…
   «Незабудка», «ромашка»?..
   Когда под Кандагаром с сопредельной стороны, из Пакистана, прилетел сна-ряд и, попав в машину разведбата, убил весь экипаж, тогда-то и сняли чехлы с этой очень секретной по тем временам установки. И так дали с ее помощью ог-нем по бандитским лагерям за кордоном, что – спутник донес – некоторые из них, как корова языком слизала… Выжженная пустыня!
   Как же звали это чудо советского военно-промышленного комплекса?  У этой настоящей «кары небесной» еще стальные грани так блестели, как зеркальные. Солдатик молоденький чистил ее от пыли, залюбовался  и… вдруг поцеловал металл. Конечно, заорал, как ужаленный! Не учел парень, что на солнце, на пя-тидесятиградусной жаре обжечься можно. А взвод от смеха хватил кондрат.

ПРЕДАТЕЛЬ
   На перевале Каравангарх под Фарахом одно время в банде моджахедов верхо-водил наш бывший сержант-перебежчик. Едва советская автоколонна вдали по-казывалась, подъезжая, как гремел его голос из «матюгальника»: «Стойте, сей-час я вас иметь буду!» После чего ровно пять минут следовал шквальный огонь с окружающих гор. Я сам, как и другие, выскакивал из кабины машины, падал как можно быстрее под колесо техники и отстреливался.
   Вызывали, кстати, из Союза его мать. Ездила она: «Сынок, одумайся…»
   Не вышел. А потом вновь его голос загремел: « Я мать родную продал, а уж вас щадить не буду!»
   Кончил он плохо. С большими потерями разведбат его родного мотострелко-вого полка все-таки взял перевал. В одной из пещер нашли истерзанное тело мерзавца. Уходя, «духи» его пришили собственноручно.

ОПАСНЫЙ БРОНЕТРАНСПОРТЕР
   Черт меня дернул однажды выехать на боевую операцию в бронетранспортере командира дивизии. Знаменитом, кстати, на полмира. О каждом передвижении этой машины, как правило, спустя час-полтора давало информацию такое из-вестное, да и авторитетное в те годы радио, как «Голос Америки» из Вашингто-на. Об этом мне сообщил с какой-то, как показалось, гордостью солдат-водитель, не забыв упомянуть, что сам генерал почему-то предпочитает иной транспорт: вертолет, «уазик», прочий.
- Сегодня о нас уже сообщили, - между делом рассказал он мне в Герате, кате-горически отговаривая от ночевки в машине. – Опасно это!
- Почему? – усмехнулся я. – Подумаешь, пуп земли…
   Отправляться, как все, в переполненный кунг инженерного автомобиля, рас-положившегося неподалеку, и спать  в ужасной тесноте, вдыхая аромат портя-нок целого взвода, я не желал категорически.
   И жестоко поплатился за опрометчивое решение. Дело-то было в декабре. Ки-нув пару старых солдатских бушлатов на металлические сиденья, я уснул в одиночестве. А проснулся утром от дикого холода. На броне, даже внутри са-лона, выступил иней. В тот же день у меня началась лихорадка…

ЖЕЛТЫЕ ТАПОЧКИ
   …В общем, тапочки - резиновые шлепанцы, которые афганцы снимали с ног перед тем, как войти в штабную палатку мотострелков, постепенно копились перед входом. Одна пара, вторая, третья, четвертая… Потому что выводили моджахедов через другую дверь, за которой то и дело раздавались автоматные очереди.
   Просто командованию очень хотелось получить нужные сведения о бандит-ском складе оружия. А душманы, по виду обычные дехкане, на допросе молча-ли, как рыбы. А ведь знали наши, что в кишлаке есть и гранатометы, и пулеме-ты, и прочее стрелковое вооружение!
   -Я знаю, - сказал раздосадованный майор - особист, выйдя покурить во двор, последнему готовящемуся идти на разговор афганцу - совсем еще мальчишке, - что ты, как и все твои односельчане, давал клятву ничего не открывать нам, неверным в вашем понимании. Но ведь ты уже свободен от обещаний, твои друзья уже далеко… - И он показал пыльным пальцем сначала на небо, а затем – на груду бесхозной обуви перед входом.
   Юноша, высокий и хрупкий, вдруг весь как-то сломался в позвоночнике, со-гнулся в рыданиях, затрясся всем телом. И наконец-то начал давать показания, даже не войдя еще в палатку…
   -Выводи этих басурман! – тут же весело крикнул офицер, оборвав такого цен-ного рассказчика на полуслове, конопатому рослому сержанту в глубину двора. – Хватит им за холмом на солнышке париться, все ноги, наверное, на горячем песке обожгли. Мы ж не садисты какие-нибудь.
   Афганец побледнел, увидев односельчан живыми и невредимыми, и вдруг дико рассмеялся. А кто на его месте мог предположить, что расстреливать можно и холостыми патронами?

АЛЛА- «НЕВАЛЯШКА»
   В Фарахе в наш походный лагерь прибежал афганец: «Алла Пугачева пере-вернулась!»
   - С бронетранспортером агитационно-пропагандистского отряда что-то слу-чилось, - немедленно и абсолютно правильно решил один из нас, и все вспом-нили, как накануне через громкоговоритель этой машины «запускали» песни нашей эстрадной гордости на всю округу.
   
 СЕКРЕТНАЯ ТРУБА
   Во время боевой операции разведчики особое внимание обратили на странно-го моджахеда. Тот под жестоким обстрелом очень опрометчиво бегал с места на место вдоль душманских позиций и упорно наставлял в нашу сторону какую-то диковинную трубу.
   Добегался, подстрелили.
   «Что это за оружие?» – недоумевали разведчики, когда вдруг увидели в руках мертвеца… маленький фотоаппарат с огромным объективом «рыбий глаз».
   Оказалось, французского корреспондента жизни лишили. Вот так на войне без аккредитации.

ДУЭЛЬ
   В лице моджахедов советские войска встретили в Афганистане достойных противников. И мы, и бандиты гордились выучкой. Но никто, оказывается, не мог предугадать психологический фактор.
   Я знал одного прапорщика из мотострелков. На расстоянии в километр он за-просто попадал из автомата прямо в голову врага. Но однажды и он сплоховал, выскочив во время боя на горном выступе над пропастью прямо на бандита.
   Повезло, впрочем, обоим. По полному автоматному рожку выпустили они друг в друга и… оба остались невредимы. Так и разбежались «снайперы» в раз-ные стороны, хоть разделяла их узкая полоска камней шириной не более пятна-дцати метров.

АРСЕНАЛ НА ДВОИХ
   На войне – как? Отличился, – получи награду. Захватил богатые трофеи – ор-ден. Винтовку или автомат в бою добыл – медаль!
   -…Слушай, Ваня, - сказал один опытный офицер-разведчик другому, когда они со своими ротами обнаружили однажды в знаменитом ущелье Панджшер (пяти львов, в переводе) огромный склад бандитского вооружения и боепри-пасов, - это же целое богатство. Героями страны станем, если правильно рас-порядимся!
   Товарищ его боевой, зная нашу наградную систему, согласился на небольшую вроде бы аферу легко. Действительно, сдай они все сразу на склад – и что? Ну, по ордену Красной Звезды, может быть, если повезет, на кителя бы повесили. А так, только терпение проявить, и весь советский «иконостас» заполучить на грудь весьма возможно.
    Так они и возили из пустыни и гор оружие и боеприпасы целый год. Их сото-варищи по полку месяцами в засадах сидят безрезультатно, а труд двух «счаст-ливых» капитанов никогда не пропадает. Вместо того чтобы плавиться под жарким солнцем, мокнуть под дождем неделями, они спокойно, с доверенными подчиненными, дойдут знакомой тропой до душманского арсенала, получат без всякой накладной из каменных недр ущелья очередную партию трофеев и – мо-лодцы! Полковое начальство их уже в пример ставит остальным. Награды, само собой, так и сыплются. Да и личный состав, слава их «методу», жив, потерь нет.
    Словом, замысел удался. От медали «За боевые заслуги» до славного ордена Боевого Красного Знамени всего за год последовательно получили хитрецы, не минуя всех расположенных по ранжиру между ними государственных наград. И новые документы-представления на Героев Советского Союза уже были от-правлены в столицу…
   Сгубили их наркотики. То ли от легкой жизни сами употреблять стали, то ли – приторговывать… Компетентные органы принялись за разработку орденонос-цев, тут и вскрылся тайный склад. И секрет небывалой удачи.
   Был суд военного трибунала. Обоим офицерам мало не показалось. По-моему, оба были уволены со службы с лишением званий и всех полученных регалий.

ГЛИНЯНЫЙ АЙСБЕРГ
   С командного пункта дивизии, на время боевой операции расположившегося на северном выезде из Герата, в предгорье, откуда огромный город был виден, как на ладони, лично меня шокировала поразительная картина.
    Когда в одном районе этого глиняного мегаполиса шли ожесточенные бои, в других – всего в нескольких километрах – народ спокойно направлялся на мно-голюдный рынок, по другим своим повседневным делам, то есть если и шумела там жизнь, то сугубо мирная. Или город такой большой по местным понятиям, или афганцы уже настолько привыкли к середине восьмидесятых годов к войне и обстрелам, что не обращали внимания на них, пока бой не пойдет непосредст-венно в ближнем квартале. Не знаю!
    Удивляла и способность многотысячелетнего города быстро возвращаться к обыденной жизни после недельных тотальных бомбардировок и обстрелов. А секрет был прост. Во время затяжных боев, когда от европейского собрата оста-лись бы одни развалины, Герат, да простят меня афганцы, не очень-то и страдал внешне. Снаряды и бомбы прошивали глину, из которой были созданы здесь практически все постройки, оставляя округлые дыры, но стены-то стояли, как прежде. А жители спускались под землю по колодцам – так называемым «кяри-зам» в обширные пещеры и лабиринты, где находили себе кров и пищу.
   По мнению знающих людей, тот же Герат, как, впрочем, и многие другие ме-стные города, представлял и представляет собой великий глиняный айсберг. Верхушка его – один-два этажа жилищ над землей, а основная часть… Я, по-нятно, не могу точно судить о ее размерах.
   Вот почему ни мы, ни тем более англичане в девятнадцатом веке ничего с аборигенами сделать не могли. О британцах, кстати, здесь ныне напоминают только изредка вспыхивающие в черноголовой толпе рыжие копны кучерявых, почти шотландских волос и такие же бороды на конопатых грязных лицах.
   А поговорка «Кто владеет Гератом, тот владеет половиной Афганистана», признаем, права. Мы не владели этим городом, даже когда наши боевые маши-ны стояли здесь на каждом перекрестке. Мы никогда не контролировали более десяти-пятнадцати процентов территории восточной страны.

ПРИМЕР
   Нельзя все-таки всех поголовно солдат афганской народной армии было уп-рекать в недостатке храбрости. Да, на ратном поле получалось у них не все так победоносно, как у «шурави»- советских воинов. Были у них пробелы в такти-ке, хуже они стреляли, но отчаянности не отнимешь и у них.
   Помню, в гератской пехотной дивизии мне рассказали о подвиге простого солдата. Полк атаковал мечеть, занятую моджахедами. У бандитов хорошо ра-ботал снайпер…
   И вот он простреливает солдату ногу. Тот упал и ползет. Ранит руку. А тот ползет вперед все равно, только оружие перехватил. Другую руку ему пуля ка-лечит, а герой ползет, только автомат уже в зубах держит!
   Снайпер больше не трогал его. Зауважал, наверное, за самоотверженность. И солдат достиг-таки мечети и своего подвига.

БАЦ! БАЦ! И… МИМО
   Были ли у наших летчиков в их крылатых машинах приборы для прицельного бомбометания? На боевой операции в горах то промахнутся, то своих едва не накроют…
   Я специально ходил к штурмовикам. Выяснял. А они меня отвели на аэро-дром, посадили в кабину самолета, нахлобучили на голову шлем. Он у них ме-жду собой, конечно, «горшком» называется. «Ну, как обзор?» - спрашивают. – «Не очень». – «А теперь представь нашу скорость и лабиринты в ущельях, да учти, что решение надо принимать в считанные секунды». – «Вы же снижаетесь при бомбометании, да и наши войска себя на земле оранжевым дымом обозна-чают». – «А у нас, - говорят, - приказ: ниже двух тысяч метров не снижаться, чтобы потерь было меньше среди летного состава. Хотя по нормативам из пике при бомбометании надо выходить на высоте всего пятьсот метров». – «Кто же, - интересуюсь, - вам такие дурацкие приказы отдает: себя сохранить ценой дру-гих жизней?» – «А что, - мне ответили, - вам, товарищ корреспондент, самому дурацких приказов выполнять не приходилось? Тогда вы – счастливчик!»
   На том и расстались.

КАМЕШКИ У ДОРОГИ
   У солдат поверье существовало: если сам напросился в Афганистан, добром это не кончится. Послали – дело иное. Может, и пронесет, вернешься домой це-лым и невредимым…
   А он сам напросился. Мечтал о службе без «дедовщины» и наивно думал, что на войне ее нет. А рапорт в военкомате подписали сразу.
   «В саперном батальоне вставали рано и, как на работу, отправлялись на трас-су Герат - Кандагар: танк с тралом, мы, собака минно-розыскная по кличке «Фугас». Если накануне БМП прошли, смотри в оба: в след от гусеницы люби-ли бандиты «подарок» засунуть.
   Ловушки были разные. Самые опасные  - самодельные мины. Они не повто-рялись. Взрывчатка – в консервной банке, в ржавом чайнике, в часах, в авто-ручке… Тех, кто шел без саперов, называли смертниками. А кем тогда были мы?
   Я на обочину сошел, перекурить. Там еще камешки определенным образом лежали, в картинку какую-то складывались. В какую? Заинтересовался… И тут все услышанные мною за двадцатилетнюю жизнь громы, шумы, скрежеты сли-лись в один. В лицо – не то крупный горох, не то острый щебень, не то колючку бросило».
   Он, солдат афганской войны, видит сны, и в них он зрячий, этот слепой инва-лид. Каждую ночь он видит минное поле и бегущих по нему боевых друзей.  И, что есть силы, кричит им: «Уходите!!!»

ЗВЕРИ
   Нет, моджахеды, конечно, были нелюди. Даже сейчас стоит в глазах страшная картинка из апреля 1985 года. В долине реки Герируд, зажатой почти отвесны-ми горами, наша разведгруппа попала в засаду. Помощь запоздала. «Вертушки» обработали «духов» огнем неуправляемых реактивных снарядов, а затем уж и мы подошли батальоном…
   В живых не застали никого. Почти у всех отрублены руки, выколоты глаза, отрезаны уши и носы, вспороты животы, вырезаны на груди звезды! На такое способны только фанатики-изуверы. Но бросилось в зрение: у каждого убитого разведчика в руке был зажат штык-нож или магазин от автомата. Значит, когда патроны кончились, то дрались врукопашную.
   А у мертвых бандитов были отсечены головы. Это их дружки-соплеменники постарались, когда не смогли тела с собой забрать. Вот и сделали так, чтоб не фотографировали.
   Звери и только. Ужас и бред средневековья.

БАШМАКИ ДЛЯ КОМБАТА
   В часе-полтора езды от Кабула находится настоящее чудо света. Это – святи-лище зороастрийцев. Был в древности такой народец, огнепоклонники. Два ог-ромных Будды там в скале высечены. Мизинец каждого – в рост человека. А рядом – пещеры соответствующие, в девятиэтажный дом высотой.
   И вот повадились оттуда, из этих самых пещер-укрытий, моджахеды обстре-ливать огневые позиции нашей батареи самоходных гаубиц. Комбат терпел, да не выдержал. По его приказу орудия были наведены на врагов прямой навод-кой, и сделан залп… «Духов», понятно, и след простыл.
   А губернатор провинции, прослышав о боевых успехах советских артиллери-стов, в стороне оставаться не пожелал. Приехал, горячо поблагодарил за раз-гром банды и собственноручно вручил комбату пару обуви. Не по тогдашней форме, к сожалению, но зато ботинки оказались крепкие, с подошвой каучуко-вой, великолепные! В свите афганского начальника, кстати, ни у кого таких не оказалось, все победнее обувались. И пожелал даритель от души:
- Вы, пожалуйста, подальше ходите в них от наших мест. А иначе после очередной стрельбы объявят вас международным преступником!
   Памятник-то под защитой Организации Объединенных Наций, оказывается, числится.

ШОК
   …Подбили наш вертолет над самым аэродромом Кабула. Два белоснежных купола под ним почти сразу раскрылись – это борттехник и один из летчиков успели выброситься с парашютами из уже горящей машины. А другой офицер, видно, до последнего все пытается выровнять воздушного охотника в полете, но ничего у него не получается, и вот уже вертолет заваливается на бок и начи-нает медленно падать винтами вниз.
   «Все, - подумалось стоящим у ангара аэропорта невольным зрителям траге-дии, - пропал герой-летчик». Но неожиданно в небесах вспыхивает еще один, вдобавок к двум первым, белоснежный цветок… Большой. И все облегченно вздыхают.
   Каково же было разочарование, когда под третьим парашютом земли достигла только… половина тела пилота. Ровно. Другую -  отсекло винтами вертолета при прыжке. Женщина-врач упала в обморок, увидев такое.

СТРАШНАЯ МЕСТЬ
   Во время боевых действий под Гератом один из сарбозов-солдат афганской народной армии узнал среди пленных моджахеда, вырезавшего прежде всю его семью. Хотел мерзавца сразу пристрелить, но однополчане не дали.
   - Мне бы только немножко переговорить с ним, - взмолился афганец и, по-дойдя к пленному, несколькими едва уловимыми на глаз движениями руки, в которой был зажат нож, очень быстро сделал три-четыре чуть заметных надреза на теле обидчика и… сдернул с него кожу. Легко. Как рубашку.
   Все произошло в мгновение ока. И никто из нас, советских и афганских сол-дат и офицеров, ошеломленных увиденным, не успел и шага сделать, как плен-ный, представлявший собой, в сущности, кусок обнаженного мяса, повернулся  и, как стоял на каменном горном выступе, так и прыгнул с него в глубокое уще-лье.
   А афганского солдата увели свои…

ТОНКОСТИ ИСЛАМА
   Шиндандскую долину с востока на запад пересекал подземный ручей. Откуда и куда он направлял свои воды, неизвестно. Но бандиты, случалось, неожидан-но выскакивали, как черти из преисподней, посреди равнины, в непосредствен-ной близости от советского военного городка из кяризов (колодцев) и обстре-ливали подразделения. Долго им удавалось уйти обратно безнаказанными.
   Наконец, поймали одного. Упорный попался. Даже когда вместе с ним спус-тились в подземный лабиринт, созданный ручьем, и обнаружили типичное сна-ряжение моджахеда, все твердил, что он – простой дехканин. Но уж когда в кармане его одежды нашли бандитское удостоверение, отпираться стало бес-смысленно.
-   Где база моджахедов? – Он опять молчит, а наш офицер, решая припугнуть, командует: - Расстрелять!
-   Командор, дай покурить перед смертью, - умоляюще шепчет афганец, едва стену над ним буравят первые пули автоматной очереди. И снова молчит. Упорный.
-   Его не стрелять надо, а… топить, как слепого котенка!  - вдруг советует один из подъехавших царандоевцев (афганских милиционеров). – Почетна смерть от пули, и в этом случае он попадет прямиком в рай, как храбрый воин, павший в бою. А вот если его в ручеек окунуть, то ждут подлеца ад и муки вечные…
    И точно. Как подвели парня к воде, так сразу все доложил.

НА УРОВНЕ ГЕББЕЛЬСА
   Один отечественный создатель водородной бомбы, более известный и поми-наемый ныне, как выдающийся правозащитник, в своих скандальных «Воспо-минаниях» об афганской войне, на которой побывать ему не пришлось, с пода-чи западных радиоголосов, в частности, записал: «…Известны случаи, когда советских солдат, попавших в окружение, расстреливали советские же вертоле-ты, чтобы не дать им сдаться в плен».
   Это ложь. Не было такого, и быть не могло. Никто из служивших в Афгани-стане и сегодня, когда в нашей стране, кажется, существует определенная сво-бода слова, а популярность подчас завоевывается весьма сомнительными от-кровениями, не вспомнил ничего подобного.
   На моей же памяти – пример иного рода.
   …Под Кандагаром попал в душманскую засаду, отстав от колонны  в печаль-но знаменитой «зеленке», бронетранспортер мотострелков. Ребята бились отча-янно, но уж слишком силы были неравны, и, когда стало ясно, что прорваться сквозь огонь им не удастся, они запросили помощи по рации.
   На выручку вылетела пара вертолетов. Один из них уже было сел в «зеленку», на опасную эту дорогу в город среди рощ, которую помнит, конечно, каждый из побывавших солдат в Кандагаре, и принял на борт мотострелков: и живых, и мертвых. Но всех! А вторая машина прикрывала это действо огнем, зависнув почти неподвижно на высоте метров в двадцать…
   И тут произошла трагедия. Бандитская ракета поразила вертолет, бывший в воздухе, и он огромным факелом рухнул вниз, прямо, к несчастью, на борт с мотострелками. Тяжело говорить, но погибли тогда все.
   А нелепица из мемуаров водородного бомбодела до сих пор вызывает досаду у воинов-интернационалистов. Каково было нам, оболганным и униженным выдающимся правозащитником, выполнять на афганской земле свой долг?

КУСОК БАГРОВОЙ ГЛИНЫ
   Сержант звал Матвея «сынком». Бывало, унижал. Хотел из рядового сделать, как он выражался, человека.
   Вот и на этих боевых, когда Матвей уже вырыл окопы и себе, и отделенному, сержант после десятиминутного перекура, который впрочем, для большинства из взвода, уже окопавшихся, продолжился отдыхом, потребовал от подчиненно-го рыть землю еще, глубже. И молодой солдат был вынужден с болью в спине наклониться, подцепить лопаткой хороший кусок влажной багровой глины и бросить его на бруствер, верхний слой которого под палящими лучами летнего солнца уже успел превратиться в серую пыль…
   Это оказалось отличной меткой! В ту же минуту посланная с другой стороны ущелья пуля душманского снайпера поразила сержанта, сидевшего, свесив ноги в окоп, точно в грудь, под самое сердце.

НЕ СВОЕ МЕСТО
   Подполковник из политотдела, обходя на привале в горах колонну мотострел-ков, беседовал с личным составом на тему необходимости поддержания высо-кой боевой готовности. Все ему казалось настолько интересным в этом, первом лично для него рейде по крутым дорогам Гиндукуша, что он после очередного разговора с воинами по «душам»  вдруг сам полез в бронетранспортер и занял место водителя. С такой грозной техникой он не имел дела и в Союзе…
   И тут… обстрел!
   Старший офицер понял, что надо что-то делать и даже неожиданно для само-го себя сумел завести двигатель, но далее – просто растерялся, а в машину уже спешил экипаж.
   -А ну, лысый, подвинься! – раздался чей-то отчаянный крик сверху, и подпол-ковник почувствовал хороший удар ногой в плечо.
    Едва ли не на голову несчастного политотдельца спрыгнул молодой прапор-щик. Матерясь, он буквально вытолкал неумеху, занявшего его законное место, и все внимание сосредоточил на том, как вывести машину из-под огня. И вывел, и только потом краем глаза заметил, кого же он так нетактично обидел. И, по-нятное дело, внутренне содрогнулся, однозначно ожидая непредсказуемой от-ветной реакции офицера…
   Наказания не последовало. Подполковник смолчал, а на первой же остановке в пути покинул бронетранспортер, где оконфузился.  И до конца рейда старался не напоминать о себе этому экипажу.

ГЛАВНАЯ ЗАДАЧА
   К вечеру надо было взять перевал. Разведчики бились отчаянно, и приказ был выполнен в срок. В бою двоих – всего двоих, а ведь потери могли оказаться большими, – солдат ранило, да и раны-то были не опасны для жизни, а коман-дир серчал. Почему?
   - Не выполнил я главную задачу, - хмурился капитан, - не сберег людей!
    За здоровье личного состава и количество боевых потерь где-то с середины афганской войны с командиров всех степеней стали спрашивать очень строго.

НЕНАВИСТЬ
   Мой коллега, военный журналист Марат Сыртланов рассказал:
   - Преследуя мальчонку, застигнутого нами за установкой мины, мы с комба-том вышли, наконец, к глинобитному строению, приютившемуся на отшибе кишлака. Забившись в угол, малец встретил нас затравленным взглядом ране-ного зверька. Убогость ли жилища, или память о своем сынишке тому виной, только решительность майора как рукой сняло. «Разве что выпороть для при-личия?» - обернулся он растерянно ко мне. А потом снял с плеч рюкзак де-сантника, выложил весь «сухпай», перевязал разбитую детскую ручонку и молча кивнул мне на дверь.
    Мы уже переступили порог, когда вслед нам ударил выстрел. Иван Василье-вич Кудрявцев прослужил на войне лишь неделю…

ЧАС МУЖЕСТВА
   …Ночью мы проснулись от грохота взрыва. И тут же всех поднял на ноги ис-тошный девичий крик. Оказалось, в кромешной темноте юная афганка забрела на минное поле, установленное вокруг сторожевого поста. Что она искала – не в том дело. Но разрывом ей раздробило ступню, и вот теперь она лежала, безза-щитная и истекающая кровью, со всех сторон окруженная смертоносными ло-вушками, и плакала. Сбежались и мы, и жители кишлака. Но не давать же ей умирать, да еще на глазах у всех!
   Старший поста лейтенант Ренат Искандиров, обернувшись, посмотрел на сол-дат: «Кто выручит?»
   Вызвался рядовой Володя Григорьев. Каждый шаг его вперед был, как игра со смертью. Долгим казался всем нам его путь к девочке и обратно. Всего шагов двадцать, освещенных фонариком…
   Григорьев вернулся невредимым и вынес-таки афганку на руках. Вернулся, как из дальнего похода, и, наверное, из скромности никак не реагируя на по-здравления. А утром корреспондент, желая взять у него интервью, осекся на полуслове: двадцатилетний парень поседел.

ГНЕДОГО НЕ ХВАТАЛО
   Бывало, уходя в горы, подразделения под расписку или же за небольшую пла-ту арендовали у местного населения… осликов, нагружая их боеприпасами, за-пасом воды и пищи.
    - Не будь их, - рассказал мне командир разведроты, - мы теряем скорость пе-редвижения. На каждого бойца получается по тридцать килограммов груза.
   Эх, рано в советской армии лошадей и другой гужевой транспорт списали с вооружения!

ВОЛЧИЦЫ
   В медсанбат привезли солдатика – хрупкого, совсем еще мальчишку. Ранен-ного и… кастрированного.
   История ужаснула. В «зеленке» парень, получив пулю в грудь, упал и потерял сознание. Когда очнулся, увидел перед собой каких-то женщин в черных одеж-дах и с автоматами наперевес. Они раздели пленника донага, а затем, подняв с земли, распяли на одном из ближайших деревьев. То и дело теряющий созна-ние, он висел, как библейский Христос, с той лишь разницей, что у того ладони были пробиты гвоздями, а у него – надежно привязаны крепкими веревками к ветвям бука.
   Стрельба слышалась где-то всего в километре, когда одна из женщин сначала крепко прижалась к солдату, а потом, отвернувшись, оголила свой зад…  Спус-тя несколько минут, прошипев нечто презрительное, примеру товарки последо-вала и другая.
   Себя они называли «волчицами», а лично я их видел только однажды и только издали. Под Кандагаром где-то с середины войны против советских войск дей-ствовал батальон смертниц – вдов погибших в боях моджахедов. С закрытыми паранджей лицами, вооруженные до зубов, эти посланницы ада одним своим видом вызывали оторопь у наших восемнадцатилетних ребят.
   Бились они отчаянно. Дисциплина у них была железная. В отличие от своих мужей наркотиками не баловались. И пощады они своим врагам не давали. Они не выкалывали глаза, не вырезали звезд на груди, но одним взмахом ножа ли-шали пленных мужского достоинства и оставляли умирать от потери крови.

СЛЕЗЫ ОСТАВИТЬ ДОМА
   Прапорщик Галина Борисова была медицинской сестрой полкового медпунк-та. Три раза выходила на боевые операции с личным составом. Награждена ме-далью «За отвагу».
   - Алихейль, - вспоминает она. – Не приведи Господь вновь оказаться под та-ким обстрелом, как там. Считала, тридцать три мины на нас душманы выброси-ли. Мохнатые столбы дыма, рвущиеся к небесам. И падающие ребята…
   Позже одна из центральных газет написала, что я… оказывала помощь ране-ным бойцам афганской армии. А на самом деле это были наши. И пропал тогда страх, было только одно – как бы избавить от боли мальчишек, чтоб дотянули до медсанбата.
   Или, помню, второй за неделю выезд на подрыв. Четырнадцать человек. В шоке. Санинструктор и лейтенант-медик, совсем еще молоденький, только ки-вают, мол, помогай.
   Инъекции промедола, жгуты, повязки, шины… Тот, что внутри боевой маши-ны, кричит. Не могу. За что тебя? Ведь тебе еще жить! Ну, родной, потерпи.
   Невозможно, опять двое обгоревших.  Страшно смотреть. Руки и лица – сплошные пузыри.  А в глазах, кроме отчаянной боли, еще и стыд: видишь, ка-кие мы страшные…
   Думала, привыкну к боли. А оказывается, что на войне наоборот все чувства обостряются. А майор кричит: слезы дома надо было оставить!
   Я каждое утро, в девять ноль-ноль ровно, у окна стояла, смотрела на ворота части. Как раз подразделения из рейсов и боевых операций возвращались. Если офицеры и солдаты на броне бронетранспортеров без головных уборов в горо-док заезжали, – сердце в груди падало, значит, опять есть убитые…
   Трудно было, тяжело. И физически, и морально. Но все там было честнее, без подлости. Ни дурного слова, ни косого взгляда.

НЕОКОНЧЕННАЯ ПОВЕСТЬ
   В октябре 1984 года в Афганистане погиб майор Валерий Глезденев. Умница и талант. Начальник отдела боевой и физической подготовки окружной газеты «Фрунзевец». Бессменный владелец к тому времени «золотого пера» редакции.
   В прифронтовой Туркестанский военный округ он прибыл после окончания редакторского факультета Военно-политической академии имени В. Ленина. По собственной инициативе. В командировках за «речкой», по общему мнению коллег и сослуживцев, не щадил себя, лез на рожон. Оттого и материалы, выхо-дившие из-под его пера, получались яркие и выразительные, запоминающиеся.
   Однажды боевая машина пехоты, на которой он следовал с мотострелками на реализацию полученных разведданных, нарвалась на мину. «Летел, как пробка из шампанского, - вспоминал Валерий, - но скаты БМП взметнулись еще вы-ше!» Сломал ключицу, три месяца ходил перебинтованный, в гипсе.
   У других после такого характерная боязнь появляется. А он словно джинна из бутылки выпустил. Буквально рвался в бой.
   В 1984 году  в Кабуле практически постоянно находился и работал сменный отдел «Фрунзевца». Очередным рейсом туда отправилась целая бригада -  че-тыре военных журналиста, из них – в первый и последний раз!  - женщина из отдела культуры и быта. Шутили, мол, не к добру.
   Валерий сорвался из афганской столицы неожиданно. Один. В Бамиан – посе-лок кишлачного типа в нескольких десятках километров от Кабула. Его фами-лию даже не успели вписать в полетный лист, и летчики отказывались брать его на борт. Так он с техником договорился. Заскочил в последний момент…
   Кстати, тогда уже в связи с появлением у моджахедов  западных ракет класса «земля – воздух» марок «Стингер», «Блаупайт» был издан приказ командующе-го 40-й армией об ограничении полетов там, где до цели можно добраться на-земным транспортом. Но у журналиста время ограниченно?
   …Борт задымил, едва вылетели за пределы столицы. Видимо, вспыхнули пробитые ракетой топливные баки внутри пассажирского салона. Потому что летчики каким-то чудом, когда машина зависла на считанные мгновения, раз-бив стекла, сумели покинуть кабину, а остальные – остались в горящем верто-лете. Вскоре, резко теряя высоту, он вспыхнул огромным тюльпаном и рухнул на дно глубокого ущелья.
   В Ташкенте долго не верили, что Валерий погиб. Высказывались мнения раз-ные.  Мол,  мотается где-то по охваченной войной стране. Мол, кто-то видел, как он спасся. Но…
   Но потом гроб с телом привезли в редакцию. Говорили,  что погибших опо-знавали по ботинкам. Похороны прошли очень болезненно. А коллеги, разбирая бумаги в столе Глезденева, нашли неоконченную повесть. Конечно, она была о войне.

В СПИСКАХ ЗНАЧИЛСЯ
   Не прошло и полгода, как «Фрунзевец» потрясла новая страшная весть. Под Джелалабадом был сбит, опять же ракетой, АН-12, груженый боеприпасами. Очевидцы рассказывали, что взрыв самолета напоминал чудовищный хлопок, после которого земли достигло практически только облако пыли, настолько мелкими оказались осколки корпуса.
   В списке тех, для кого этот полет оказался последним, значилась фамилия корреспондента окружной газеты старшего лейтенанта Владимира Тимофеева. В отделе пропаганды, где служил Володя, уже начали сбрасываться на поминки и решать, кто пойдет известить семью. Как вдруг в кабинет вошел редактор и посоветовал не спешить. Еще через два часа, уже под вечер того злополучного дня, Володя сам позвонил в редакцию. Не с того ли света? Нет. Оказалось, жив!
   Ситуация тут, если вспомнить Глезденева, повторилась с точностью до на-оборот. В полетном листе Владимир значился, но не улетел. К счастью, замеш-кался, оформляя какие-то документы в аэропорту. Но уже тогда он, ныне слу-жащий в одном из столичных управлений Министерства обороны, начал ката-строфически седеть.

ЧЕРНЫЙ ПИСТОЛЕТ
   Олег Исмагилов (ныне полковник, главный редактор газеты Ленинградского военного округа «На страже Родины»)  в начале восьмидесятых был  энергич-ным, компанейским  и… как казалось, бесшабашным майором из отдела боевой и физической подготовки «Фрунзевца». Новичкам редакции, а особенно – мо-лоденьким лейтенантам любил, приглашая в свой кабинет  и заглядывая в сейф, как бы случайно показать… обгоревший, местами обуглившийся, потерявший способность стрелять «Макаров». Любуясь впечатлением, не спеша, объяснял…
   Только с непоседливым характером Исмагилова в те годы можно было так увлечься сбором «фактуры», что оказаться во время командировки в Афгани-стан не где-нибудь, а в… Иране. К западу от Кандагара, в районе так называе-мого «золотого треугольника», где круглый год возделываются плантации нар-кодельцов и границы между государствами достаточно условны.
   Так вот Олег (или Алик, как его тогда все звали в редакции) вместе с нашим десантом был высажен на заграничную базу моджахедов. После скоротечного боя наркотики уничтожались на месте, а трофейное оружие грузилось в летучий транспорт. Журналист расслабился, снял портупею и уселся в одном из бортов перемотать портянки…
   В эти блаженные минуты в небе, откуда ни возьмись, появились «Фантомы» иранских ВВС. Вертолет, внутри которого находился Олег, вспыхнул от прямо-го попадания ракеты при пятидесятиградусной жаре, как обычная бочка с авиа-ционным керосином. Горели даже сапоги представителя окружной газеты. А сам он, выброшенный из пассажирского салона взрывом, обжигая руки, успел выхватить из огня личное оружие и, сбросив обувь, босым бежал по пустыне к соседним, уже поднимавшимся  с земли «вертушкам»…
   Потеряв при эдакой эвакуации все свои записи, журналист, тем не менее, вы-дал на страницах родной газеты редкие по творческой силе очерки о десанте, а молодых коллег с отвисшими челюстями инструктировал долго и дотошно. Примерно так:  «Прилетев в Афганистан, не выходите первыми из самолета, – с гор может работать снайпер!..»
   Этим словам, а больше – чудом сохранившемуся списанному пистолету вни-мали с трепетом.

ВСТРЕЧАЛИ НА ОЩУПЬ И БЕРЕГЛИ
   Другие корреспонденты «Фрунзевца» тоже не раз отличались в ратных делах.
   …Капитан Владимир Крипченко. Солдата вынес с поля боя. Тащил на себе более километра. Через «духовский» кишлак. В Ташкент прибыл в форме, сплошь залитой кровью. Что не своей– никто не верил. Щупали его на пробу. Особенно женщины.
   …Капитан Анатолий Чирков. Отправился с разведчиками на реализацию раз-ведданных и сам попал вместе с ними в засаду. Без пищи и воды моджахеды держали «шурави» несколько суток. Чем бы все кончилось, неизвестно. Но ко-мандарму Тухаринову (светлая ему память!) помощники доложили, что с ротой воюет журналист. На выручку был послан едва ли не полк десанта. Спасли!
   …Вячеслав Чубаков. При проческе кишлака его оставили сторожить одну из троп в горы, по которой вскоре попробовали вырваться из окружения моджахе-ды. Зря они так. Слава наповал уложил человек семь. (Позже он  стал цензором, суровым к газетным «ляпам» и, говорят, далеко продвинулся).
   Я, видимо, первым рассказываю об этом. Сами они тогда писали о своих ге-роях: мотострелках, десантниках, артиллеристах, воинах других специально-стей. Хотя и сами были награждены за мужество и отвагу боевыми орденами.  Практически в каждом номере «Фрунзевца» присутствовал материал из Афга-нистана. И раз в неделю слово «бой»  в заметках с войны не заключалось в ка-вычки.

СЕДЬМОЕ ЧУВСТВО
   Лично мне везло. Я слышал пули, а значит, они летели мимо. В гератском бастионе  в декабре 1986 года я вовремя отошел от машины агитотряда, в кото-рую спустя два десятка секунд угодила мина  и покалечила людей. Но особенно я переживаю случай под Фарахом в январе того же года.
   …Девять дней я ездил старшим на КамАЗе, груженном  снарядами для артил-лерийских гаубиц. В теплой, почти беспыльной кабине  было лучше, чем где-нибудь на броне. Я и спал в ней, а солдат-водитель отправлялся под тент в ку-зов, на  холодные ящики.
   На десятый рассвет что-то толкнуло меня, когда в походный лагерь прилетел вертолет с письмами. Через Геришк я убыл в Шинданд.
-   Там какой-то КамАЗ подорвался с боеприпасами! – встретил меня дежурный политотдела. – Мне только что позвонили…
   Сердце сжалось. И не зря!
-   Я просто ничего не понял, когда машину подбросило, а затем хлынуло пламя, - рассказал мне встреченный через неделю случайно  в госпитале «мой» води-тель Виктор. – Я выскочил из горящей кабины, пробежал  метров двести  и упал, потеряв сознание. А машина сгорела.
-   А боеприпасы?
-   Не взорвались, к счастью. Взрыватели ведь отдельно хранились, а детонации не хватило…
   Я отвел солдата  в чайную и как следует, накормил. Я перед ним не был ви-новат, но все же, все же…



2.
ЗРЕЛАЯ МЫСЛЬ
-   Бабрак Кармаль, - за дружеским чаем по секрету посетовал один из герат-ских партийных активистов, - авторитетом в народе, к сожалению, уже не пользуется…
-   Ну а кого вы хотите?
-   А поставьте своего, русского, и пусть он нами правит! – на полном серьезе попросил афганец.

ОРУЖИЕ РЕВОЛЮЦИИ
   До ввода ограниченного контингента советских войск в Афганистан военные перевороты в этой стране совершались один за другим с поразительной легко-стью. Даже среди офицеров народной армии ходило нечто вроде анекдота, как «одна революция в Кабуле произошла с помощью двух пистолетов».
   Действительно, Дауд, двоюродный брат короля Захир-шаха, войдя в кабинет последнего, отобрал у родственника его личное оружие и уже с двумя писто-летами заставил незадачливого правителя отречься от престола. Правда и то, что самого Дауда свергли, подогнав для устрашения к президентскому дворцу один-единственный танк.
   Нестабильным, непрочным было и положение следующего правителя  стра-ны – президента Тараки. Оппозиция против его министров  выступила, подняв путч  в гератской пехотной дивизии в феврале  1979 года. В нем, кстати, по-гибли два советских советника, приняв смерть от ножей.
   Путч подавили, но именно после восстания  в Герате Тараки впервые – через главного советника генерал-лейтенанта Льва Горелова – обратился к СССР за помощью…
   В апреле того же года  вспыхнуло восстание в Джелалабаде. В местной ди-визии путчисты закололи штыками комдива, перебили его охрану, но и на сей паз положение восстановил танковый батальон. И снова ответ из Москвы был отрицательным.
   Однако, как показали дальнейшие события, опаснее всех реакционных груп-пировок  для президента оказался его заместитель и сподвижник по партии – Амин. Как известно, именно по приказу последнего три афганских офицера задушили Тараки подушками…
   А до своей смерти Тараки был сам не прочь убрать соратника. Амин куриро-вал  министерство обороны страны и имел огромное влияние в армии. С пре-зидентом не ладил давно. Но наибольшего накала разногласия достигли в сен-тябре 1979 года. В то время в Кабуле находился главком сухопутных войск  генерал армии И. Павловский. 15 сентября он и посол СССР в Афганистане А. Пузанов вручили  Тараки  личное послание Брежнева, в котором тот просил афганских товарищей  помириться, не выносить сор из избы.
   Президент Тараки лично позвонил Амину и пригласил его к себе  в резиден-цию: «Тебя ждут советские друзья!» – тем самым давая понять московским посланцам, присутствовавшим при разговоре, что  готов пойти на примирение.  Но дальше случилось непредвиденное для высоких гостей, обрадованных по-началу, что вот так просто им удастся выполнить нелегкое поручение дорого-го Леонида Ильича.
   …Амин уже поднимался по лестнице, когда в него была выпущена автомат-ная очередь. Видного местного военачальника и партийца она не задела, а лишь тяжело ранила его охранника.  Кто стрелял? Неизвестный снайпер  в президентском дворце так и не был пойман, а Тараки в своем кабинете не вы-разил  и капли удивления по поводу покушения. Он, видимо, знал, что должно произойти.
   Пауки в банке, – да и только!
   Амин, словом, просто оказался удачливей, рассчитавшись с соратником осе-нью 1979 года. Ну а его самого ждала не менее горькая участь. 27 декабря того же года двадцать два человека КГБ  из группы «Альфа»  пошли на штурм дворца афганских королей, где в одной из комнат  скрывался  с сыном уже от-равленный к тому времени, обессиленный предательством ближних Амин. Те-ло революционера обнаружили после атаки  в подвале: голову оторвало раз-рывом гранаты…
   А с севера уже входил в страну ограниченный контингент советских войск, чтобы утвердить новым партийным лидером и главой правительства Афгани-стана Бабрака Кармаля  - запойного пьяницу и… безвольного человека? Ведь он в 1986 году передал власть следующему ставленнику Москвы – товарищу Наджибулле мирным путем! Чего не помнили в стране даже аксакалы.

ПОСЛЕДНИЙ ПЛАЦДАРМ ФЮРЕРА?
   В 1939 году Адольф Гитлер подписал так называемую «директиву 32», со-гласно которой, «…в случае поражения Германии в предстоящей войне с СССР, нужно подготовить новый плацдарм для наступления  на СССР с юга.  Наиболее  в этом отношении удобен Афганистан в стратегическом плане».
   Как известно, в то время еще не существовало «плана Барбаросса», но уже в голове бесноватого вождя немецкого народа строились конструкции на случай поражения. Документы, рассекреченные в последнее время, свидетельствуют, что «директива 32» была выполнена с присущей соотечественникам Гитлера  пунктуальностью. В том же 1939 году, например, на территории Афганистана были сооружены подземные хранилища-склады с боеприпасами, авиабомба-ми, артснарядами, газом «Циклон Б», другим.  В окрестностях Герата и Джа-лалкота, Кабула и Ротбара, рядом с иранской границей и вдоль нее…
   Вместе с этим разрабатывались диверсионно-террористические сети органи-зации возмездия. То есть «условия на случай поражения в предстоящей войне» были созданы.  Так, может, спустя сорок лет, в декабре 1979  года, гитлеров-ская директива  и начала действовать? В том году в результате «дворцового переворота» к власти в стране пришел Амин. И, видимо, сам испугался того, что сделал, если настойчиво просил помощи у могучего северного соседа. Сначала, «хотя бы  полк милиции». Затем – подразделение мотострелков. По-том – воздушно-десантное соединение. И ведь добился своего!
   А может, он просто был провокатором-исполнителем чужой крутой идеи? Недаром же получил образование в «европах».  А мы благодаря отзывчивости брежневского режима втянулись в десятилетнюю войну. Другой вопрос, по-чему  мы не получили соответствующий контрудар? Гитлер, понятно, не мог предугадать  реалии международной жизни конца семидесятых годов и ог-ромную военно-политическую мощь  Советского Союза…
   - Знаешь, - рассказал мне сменивший в должности Натифа капитан Николай Стародымов, - когда я был в отпуске, дед-фронтовик  не хотел меня за празд-ничный стол  на День Победы приглашать. Мол, за то, что не можем тут побе-дить. Ну, я ему по секрету, конечно, поведал о директиве фюрера и доложил, что одна из главных задач афганской войны – ликвидация гитлеровских скла-дов – выполнена! В результате, сидел на самом почетном месте…
   - А сам ты эти склады видел?
   - Нет, как и ты. Но, думаю, это вопрос не для простых смертных. Наши орга-ны работают чисто.

ГЕНШТАБ ПРОТИВ ПОЛИТБЮРО
   Интересно, что Генеральный штаб Вооруженных Сил СССР категорически был против ввода наших войск в Афганистан. Разумеется, до тех пор, пока эта сомнительная идея  не приняла форму политического решения.
   Осенью 1979 года генерал армии В. Варенников, третье лицо в Генштабе, вместе со своими начальниками – маршалом Н. Огарковым и генералом армии С. Ахромеевым, втроем напросились на специальный прием к одному из орга-низаторов авантюры тогдашнему министру обороны маршалу Д. Устинову. С расчетами и выкладками они высказали свое мнение, сводившееся к тому, что «вводить войска, как предполагается, в количестве 75 тысяч человек для ста-билизации обстановки в Афганистане»  нецелесообразно, поскольку этими си-лами решить задачу нельзя. По прогнозам к тому же выходило, что советское военное присутствие неизбежно и немедленно приведет к усилению мятежно-го движения, которое в свою очередь будет направлено против советского контингента. А если нельзя решить проблему военным путем, напрашивается вывод: зачем тогда вообще вводить войска? Если же советское политическое руководство считает все же необходимым ввести войска в соседнюю страну, то Генштаб предлагает воинским частям встать отдельными гарнизонами и в боевые действия не ввязываться ни под каким предлогом…
   В Политбюро ЦК КПСС в то время маршалов все-таки было больше, нежели в Генштабе! И догадаться,  чье мнение перевесило, труда не составит.

ЛЕГЕНДА
   Все годы афганской войны нашим солдатам, да и всему советскому народу внушалось: если бы не вступили в декабре 1979 года на эту древнюю землю, то в том же месяце американские ракеты стояли у Кушки!
   Как свидетельствует один из высокопоставленных советских военных совет-ников  того времени в Кабуле, ныне полковник в отставке, А. Катинас, все эти предположения – ложь.
   25 декабря 1979 года в кабинете начальника Генштаба афганской армии подполковника Мухамеда Якуба у него состоялся следующий разговор с со-ветником последнего – генерал-майором Петром Костенко.
   Костенко: «Поезжайте на север, к советско-афганской границе. Ваша задача – изучить местность для расположения нашей дивизии».
   Катинас: «Какой дивизии?»
   Костенко:  «Нашей, советской. Согласно договоренности, она перейдет гра-ницу 28 декабря в 16.00».
   Нужно пояснить: Якуб,  в присутствии которого беседовали советские со-ветники, был одним из самых доверенных лиц Амина. Он не мог  не поставить в известность главу государства о готовящемся вводе войск. Значит, Амин был о предстоящем осведомлен. О каком же тайном  его сговоре с американцами может идти речь: ведь не мог же он звать и их, и нас одновременно?
   В том же кабинете полковнику было дано указание заехать к родному брату Амина – Абдулле (тогдашнему губернатору северных провинций), что тот по-том и сделал. И за чашкой кофе сообщил о полученной задаче.  Губернатор ответил спокойно: «Да, я об этом знаю. Брат мне звонил. Работайте».
   …Советские войска уже переправлялись через Амударью, когда Катинас докладывал обстановку маршалу Соколову. Полковник начал с тревожной но-ты: ждут большие трудности, настоящая война. Но  был тотчас оборван: «Ты просто паникер!»
   Демонстрации в Кабуле против советского военного присутствия начались уже в феврале следующего года, а американцев там нет до сих пор, хотя про-шло много лет и многое изменилось. И никогда не будет? Они учатся на чу-жих ошибках?

Я РУССКИЙ БЫ ВЫУЧИЛ…
   Офицеры группы «Альфа», штурмовав дворец с неугодным уже Кремлю Амином,  орали ужасно, родным матом. Это, по их собственному признанию, помогло им не только чисто психологически.
    Солдаты из охраны, приняв их сперва за какую-то мятежную часть кабуль-ского гарнизона, вмиг прекратили сопротивление и стрельбу, услышав креп-кую русскую  речь, и сдались «шурави» как  некой высшей и справедливой силе.
   Как потом выяснилось, многие из них прошли обучение не где-нибудь, а в десантной школе в Рязани.  Некоторые совсем по-тамошнему «окали», сдава-ясь в плен. И матерились немножко, приветствуя своих победителей.

КРОВНИК
   …И все-таки идиллические времена были, когда мы только вошли в Афга-нистан!
   Это уже потом «непримиримые» окрестили нас «неверными», а поначалу советские войска даже воду брали из тех же источников, что и местные жите-ли. В пустыне, где влага ценится на вес золота, это дорогого стоит.
   Но потом появились погибшие в боях, и однажды у колодца под Кандагаром афганец достал из-под полы халата топор и нанес ближайшему нашему солда-ту сокрушительный удар. Конечно,  другие «шурави» на месте расстреляли напавшего, но…
   - Вы поймите, - убеждал представитель местной власти, - у нас очень сильны традиции кровной мести. Мужчина должен был отомстить за пострадавшего родственника. Он знал, что его ждет смерть, но он не мог иначе. Простите.
       Вот с тех пор  мы и начали бурить собственные скважины. А по стране ручьями и реками полилась кровь.

КОГДА КАЛЫМ ПОДЕШЕВЕЛ
   - Когда советские танки ночью шли по дороге, я до утра сидел дома с вин-товкой, - рассказывал о декабре 1979 года знакомый афганец Туран. – Боялся, что будете грабить.  Шныряли по дворам какие-то темные личности, поливали вас грязью.  А лично мне русские принесли счастье…
   - Счастье? – я подумал, что ослышался.
   - Именно! После вашего прибытия разнесся слух, что советские солдаты бу-дут отбирать жен и девушек. И калым, то есть выкуп жениха за невесту, резко уменьшился.   А у меня как раз красавица  была на примете, да только денег лишь треть от требуемой родственниками суммы удалось скопить. А тут такой случай!  Я бегом к ее отцу. «Бери, бери, - говорит он, - а то  неизвестно, что будет, и этого не получим». День проходит – никто  женщин не трогает, дру-гой, третий… А потом – опять калым вырос, а у меня  уже жена есть. Вот ра-дость была!

В КАБУЛЕ
   Через руки делопроизводителя  младшего сержанта Галины Барыкиной прошли много режущих сердце бумаг, тревожных сообщений, а запомнилось:
   - Только прибыла в Афганистан. Едем с аэродрома на машине. И вдруг…  На тротуаре калачиком свернулся полураздетый мальчуган. Кожица на теле сине-вой отдает, даже не видно, как он дышит.  А прохожие его стороной обходят.  Не замечают, словно мусор под ногами лежит. А стоял холодный декабрь.

МАЛЫШ
   Маленький оборванец, один из многих резвящихся на пыльной гератской улочке  афганских детей, сразу выделил меня из нескольких  подъехавших на бронетранспортере «шурави»  и теперь сопровождает по лавочкам.  Молча, без просьб, что, в общем-то, совсем нехарактерно для них, сразу требующих «бакшиш» – небольшой подарок.
   - Бача, как жизнь? – интересуюсь я, по собственной инициативе угощая мальчишку австрийскими леденцами из военторга.
   Пацан пробует сладости, поднимает большой палец правой руки одобри-тельно вверх и отвечает на мой вопрос… ненормативной нашей лексикой, проще говоря, русским матом. Приблизительно  мы это переведем как «Заши-бись!»
   - Это хорошо или плохо? – ошеломленно справляюсь я.
   - Хорошо, - вздыхает  маленький собеседник и уточняет, вдруг сникая: - Ху…во     - плохо!

  ПРИМЕТА
     Кишлак считался «духовским». Но напрасно мы волновались – проехала его наша колонна без каких-либо происшествий.
   - А я сразу понял, что все будет в порядке, - заметил заместитель начальника политотдела 5-й гвардейской мотострелковой дивизии по работе с местным на-селением подполковник Фарухитдин Рахманов. – Как только детей на улице увидел. Малыши гуляют – мир в селении!
 
ГИБЕЛЬ СОЛНЦ
   Рахманов, прекрасно знающий  языки фарси и пушту, обычаи афганцев, сам таджик по национальности, строго предупреждал меня не верить ни единому слову местных…
   Однажды в Фарах  - административный центр на западе страны  агитотряд во главе  с ним привез в виде гуманитарной помощи несколько тонн продуктов питания, а также мыло, спички, керосин, другое, крайне необходимое для повседневной жизни афганцев. Раздали. А под вечер  аксакалы принесли в наш походный лагерь , расположившийся в предгорье, в  предместье городка, килограммов двадцать мандаринов – единственное, что было в достатке здесь.
   Дары были приняты. Вежливые слова благодарности сказаны. А затем, едва местные удалились, солдаты по приказу подполковника  и под его личным контролем зарыли фрукты – эти маленькие солнца  - в землю. Мало ли чего ? А вдруг они отравлены? Хотя от избытка витаминов, понятно,  солдаты наши в чужой стране не страдали. Скорее – наоборот.

ХЛЕБ ДЛЯ ГЕРАТА
   Привезли с Рахмановым в январе 1985 года в Герат  двадцать  КамАЗов муки. В городе нас встречал многотысячный митинг. Часа два, не меньше, звучали горячие речи о дружбе.
   Потом поехали к хлебозаводу. Тут сотни худосочных афганских грузчиков тоже хватило часа на два, - выдохлись, ноги не держат. Пришлось нам с водите-лями автомашин и ротой сарбозов местного военного гарнизона подключаться.
   Уже под вечер я заметил, что сарбозы несколько мешков оттащили явно не по адресу, поближе к своим машинам. «А что делать? – жал плечами на мой укор один из афганцев в военной форме. – За что служу, – сам не знаю. Все жалование отдаю в… банду(!), которая контролирует мой родной кишлак, чтоб родственников не трогали, пока я на службе”.
   Для меня лично такое признание явилось полным откровением. Я, кажется, понимал солдата. Ему тоже надо было что-то кушать, чтоб защищать револю-цию.

НА ЧУЖИХ ШТЫКАХ
   Однажды по гератской улочке вели колонны афганских мужчин. Молодых и средних лет.  Под охраной солдат-автоматчиков в зеленой форме вооруженных сил Демократической республики Афганистан. Всех их объединяли хмурые ли-ца, а взгляды исподлобья буквально жгли меня и других «шурави».
   - Кто это? – поинтересовался я у начальника местного агитотряда подполков-ника Марселя Габитова. – Пленные моджахеды? Убийцы и террористы?
   - Нет, - покачал отрицательно головой политработник, - это призывники в аф-ганскую армию!
 - А почему под охраной? – наивности моей не было предела.
 - Так они же разбегутся обратно по своим кишлакам. Их же надо сначала поймать, прежде чем поставить в солдатский строй…
Да, приходится признать, что защита завоеваний так называемой апрельской революции в самом афганском народе популярностью не пользовалась. Позже в мои руки попался документ «О фактах предательства и дезертирства в ВС ДРА», подготовленный местным министерством госбезопасности  в апреле 1987 года. Судите, впрочем, сами:
   «…На низком уровне остаются боеготовность и политико-моральное со-стояние ряда частей и подразделений ВС ДРА, укомплектованность  личным составом большинства из них составляет 40-70 процентов. В провинциях рас-тет дезертирство военнослужащих из афганской народной армии, которые в одиночку или небольшими группами (зачастую с оружием) переходят на сто-рону мятежников. Так, по официальным данным, из ВС ДРА дезертировало: в январе – 2350, феврале – 2600, марте – 2900, апреле – свыше 3000 военнослу-жащих…
   В качестве примеров можно привести следующие. В ночь на 3.04.1987 г. на сторону мятежников перешел батальон 34 пп из состава  2ак (г. Кандагар). По приказу командира батальона офицеры и солдаты, не пожелавшие дезертиро-вать, были расстреляны. 27.04.1987 г. 93-й батальон царандоя (110 человек, 2 БРДМ, 3 МНМ, 5 автомашин), дислоцирующийся в северном Баглане, вместе с техникой перешел на сторону мятежников сразу же после участия в параде, посвященном 9-й годовщине апрельской революции…
   План призыва молодежи и резервистов в ВС ДРА выполняется лишь на 20-60 процентов (в зависимости от провинции), что создает серьезные трудности в укомплектовании личным составом афганской армии».
   - На чужих штыках власть в стране держится, - уверял Габитов. – Уйдем мы, и неизвестно, что с этой несчастной землей сделается.

ОПЯТЬ ВЛАСТЬ МЕНЯЕТСЯ
   Заместитель начальника политотдела по работе с местным населением Фа-рухитдин Рахманов, кстати, звал меня в начале 1986 года возглавить агитотряд в Герате. Должность – майорская, и повышение ждало сразу на две ступени. Но я отказался, все-таки не на того учился.
   Я всегда, правда, с интересом следил за работой агитотрядовцев. Особенно запомнился  мне рейд по западной части провинции Герат, где крайней точкой маршрута был кишлак Кизылислам, расположенный практически на иранской границе. Здесь жили малиши – воинственное и хорошо вооруженное племя. От них зависело, будут ли проходить караваны моджахедов по долине реки Герируд из Ирана в Афганистан.
   Вождь пошел на переговоры, но поставил условие, что проходить они будут в мечети кишлака, где присутствовать смогут не более двадцати пяти «шура-ви»… Слово за слово, и малиши приняли сторону центральной власти, гаран-тировав, что через их территорию не пройдет ни одна банда.
   И жестоко поплатились за это! Туран Исмаил, глава моджахедов западного региона, двухдневным штурмом впоследствии взял кишлак, разграбив  его  и разорив племя.
   Узнав о несчастье, агитотряд подполковника Габитова вместе с подразделе-нием правительственных войск привезли людям самое необходимое: палатки, продовольствие, стройматериалы.
   - Вижу, что вы не забываете друзей, - сказал офицеру вождь. – Когда вы бу-дете уезжать, мы поднимем трехцветный флаг революции!
   - А потом?
   Вождь только плечами пожал. Зеленое полотнище ислама он с недавних пор тоже держал наготове. И не хотел обманывать.

ПШЕНО
   - Не знаю, как язык дружбы, а язык подарков афганцы понимают очень хо-рошо, - замечал подполковник Рахманов.
   Однажды, когда требовалось разыскать пропавшего со сторожевого поста солдата, он взял меня с собой, а по прибытии в недальний кишлак выгрузил перед старейшинами пару мешков зерна. Ему взамен тут же привели беглеца-путешественника.
- Эх, ты, - вздыхал Рахманов, глядя в глаза тому, - пшено. И не более.

ТАНКИСТЫ И ПАТИМАТ
   Эту историю рассказал мне один из моих коллег-военных журналистов, по-моему,  Александр Ерошенко, и, думаю, не солгал.
   …Майор, капитан и два лейтенанта купили на восточном базаре, где прода-ется и покупается практически все, что есть, да и чего нет в стране, девушку-пуштунку.
В зоне перевала Саланг, по-моему. Просто скинулись с очередного денежного довольствия, с «получки», и приобрели ее, как вещь какую-нибудь.
   Что ими двигало, не знаю. Бесшабашность? Но они были, конечно, смельча-ки, потому что, узнай про такую покупку начальство, неприятностей им было бы не избежать. Просто хотели скрасить свой быт? Ведь когда один из моло-дых офицеров пошло усмехнулся и заиграл глазами, то был грубо и катего-рично оборван майором: «Нет, половых отношений с нею не будет!»
   Так и началась под большим секретом от посторонних глаз жизнь юной Па-тимат на одной из горных сторожевых застав ограниченного контингента. Она стирала белье офицеров, научилась готовить борщ и котлеты по-киевски, по-немногу освоила чужой язык. Никуда не убегала. А в комнату, где она посели-лась, вход кому-либо другому был запрещен.
   Патимат же ждала, когда кто-нибудь из ее четверых, как она считала, мужей обратит на нее более пристальное внимание, плакала ночами и всячески угож-дала офицерам днем. И не дождалась того, чего желает  каждая девушка в ее возрасте, а именно – любви…
   Сначала по замене в северную страну уехал один, потом   - второй, а затем – сразу двое офицеров. «Спасибо тебе за все, иди домой!» – напутствовали они, прощаясь, и дали немного денег на приданое.
   -…Ты была плохая жена, ты опозорила наш род! – такими словами встретил ее на пороге родного дома отец, проклял навеки и выгнал прочь. Напрасно де-вушка рыдала и пробовала что-то объяснить. Прощения не было.
   Тогда она пришла к контрольно-пропускному пункту воинской части  штаба дивизии в Баграме  и потребовала: «Верните моих мужей!» Русский полков-ник  буквально ошалел от такой просьбы, а Патимат провела несколько суток у  закрытых ворот. Почти не ела и не пила ничего. Пока не ушла в неизвест-ность…

ТОЗАГУЛЬ
   Это звучное афганское имя у меня до сих пор ассоциируется с… крепким самогоном!
   Дело в том, что последним довольно удачно приторговывал в  маленькой ла-вочке на окраине одного из крошечных кишлаков на трассе Герат – Кандагар афганец именно под таким именем. Он был одним из первых в округе, кто по-сле апрельской революции 1979 года поехал учиться в Москву…
   Не знаю, чему уж он там учился и как, но рецептом изготовления рисовой «табуретовки» владел, как исконно русский мужик.  Сам, кстати, употреблял. Да и цену не ломил, уважая своих клиентов с автоматами. Постоянных среди них не было, – за полсотни верст даже за горячительным  никто специально не ездил. А ближе гарнизоны не располагались.
   Моджахедам же религия запрещала употребление алкоголя. Они искали си-лы в наркотиках.

НЕ ЖЕЛАЕТЕ ФРАНЦУЗОВ?
   В 1987 году в органы нашей контрразведки поступила информация, что одна из местных группировок моджахедов готова передать в руки представителей центральной власти… французских медиков-работников службу помощи  с Запада. Естественно, предложение было небескорыстным. Ожидался солид-ный выкуп.
   Врачи, как выяснилось, направлялись через горы северного Афганистана к двум тщательно скрываемым госпиталям другой группировки «воинов исла-ма». При себе имели годовой запас лекарств  и немалую сумму денег. Однако караван с иностранцами был перехвачен, девяносто шесть лошадей и весь груз конфискованы, а вот что делать с французами – этого бандиты не знали.
   Расстрелять их не решились, выкуп за них так никто и предложил, и… врачи были отпущены на все четыре стороны. Выбирались они тем же путем, каким и пришли. Но уже ограбленные и униженные.
   В том же году координатор французской помощи Тьерри Нике, как сообщи-ли западные газеты, был убит и ограблен одним из представителей «Хезби ис-лами» – организации бандита и педераста Хекматиара.

БОРОДАТАЯ АКУЛА
   Вы, конечно, знаете, что такое саперная удочка? Если нет, то поясняю: это граната. Можно Ф-1. Можно другую или толовую шашку.
   А в речке Кокча водится вкусная рыба под названием маринка. На плотву похожа, но крупнее. Афганцы ее, кстати, не едят потому, как ислам запрещает. А наши ребята гранату в воду бросят и после взрыва столько рыбы собирают, - батальону на ужин хватает.
   Ну, а однажды после первой же гранаты вместе с этой самой рыбой всплыл… моджахед в маске нырятельной,  с дыхательной трубкой и в ластах. Кто-то из наших, правда, закричал, мол, акула. Но те с бородами не бывают.

ДОРОЖЕ ЗОЛОТА
   Бандиты, отступив в горы, взорвали арык. Живительный поток прозрачной воды из источника ушел в сторону от кишлака. Под угрозой оказалась судьба урожая.
    Дехкане обратились в советский гарнизон, благо воинская часть располага-лась всего лишь в десятке километров и имела в распоряжении экскаватор, инженерные машины. Да и вручную солдаты потрудились отлично, за пару дней не только ликвидировав последствия взрыва, но и очистив русло искус-ственного ручья.
   - Ташаккор, спасибо! – благодарили ребят местные жители. А самый старый из аксакалов, столетний старец, умывшись из арыка и подчеркнув, что вода – это жизнь, протянул советскому офицеру несколько золотых монет, древних и очень ценных, вероятно, еще времен великого завоевателя Азии Александра Македонского.
   Лейтенант протянул, было руку, но затем от денег, да еще таких, отказался наотрез. Во-первых, воспитан был при социализме. Во-вторых, верил в идеи интернационализма и хотел просто иметь в лице афганцев добрых друзей… Да что его сейчас, когда все продается и покупается, оправдывать. Уверен, знать, был, что жизнь золотом не измеришь.

БАНДИТСКИЙ РЕЦЕПТ
   Подполковник уже уезжал и вспоминал:
   - Служил начальником отделения кадров отдельного батальона материаль-ного обеспечения. Много раз был в рейсах, видел много крови, несчастий и горя… А больше всего Афганистан запомнился запахом хлеба!
   - Хлеба? – удивился я.
   - Именно. Горелого хлеба! Однажды под Кабулом разбили «духи» нашу ав-токолонну с зерном. А я сам деревенский, знаю, как хлеб в крестьянской печи пахнет, какой аромат вокруг по избе идет. А у бандитов свой рецепт, видать. Я даже плакал, – то ли дым глаза выедал, то ли жалость взяла…

НИНЗЯ
   Я не слышал этого слова до той поры, пока наш рослый сержант из развед-чиков  не подошел во время боевой операции в горах Гиндукуша к пленному невысокому      и хрупкому на вид моджахеду, выглядевшему сущим подрост-ком, и не попробовал потрепать того по щеке:
   - Эх, ты – бача…
   Договорить свою фразу наш отличник боевой и физической подготовки не сумел. Бандит сделал несколько почти неуловимых на глаз движений, едва коснувшись, как показалось, пальцами тела сержанта, и наш бугай, крепкий парень, настоящий гигант внешне по сравнению с противником, вдруг не по своей воле оторвался от земли, выполнил замысловатую фигуру в неловком полете и нескладно, боком упал  в пыль…
   В марте 1985 года администрация президента США Рональда Рейгана, со-гласно директивы по национальной безопасности 166, решила резко усилить тайные операции янки в Афганистане. Новая секретная помощь началась с по-ставки оружия современных систем, а также с непрерывного потока специали-стов ЦРУ и Пентагона  в закрытую штаб-квартиру управления межведомст-венной разведки Пакистана, находившуюся  вблизи города Равалпинди.
   Там западные специалисты встречались с офицерами пакистанской  развед-ки и помогали в планировании операций афганских моджахедов.  В сезон бое-вых действий более десятка групп из этого центра, обученных и снабженных всем необходимым ЦРУ, сопровождали бандитов через границу для наблюде-ния и контроля за их действиями. Они вместе нападали на аэродромы, склады горючего, объекты электроснабжения, мосты и дороги.
   Вот так и оказался пакистанец, выглядевший подростком и державшийся мужчиною, невдалеке от Герата. Своим великолепно выполненным приемом рукопашного боя он невольно заставил уважать себя и выдал в своем лице  да-леко не рядового моджахеда.  Им тут же заинтересовались компетентные ор-ганы, а один из наших офицеров нарек его «нинзей».

ПОДСТРЕКАТЕЛЬ
   Рассказывают, что, будучи в Пакистане, высокий чиновник из США – совет-ник по национальной безопасности  г-н Бжезинский лично решил посмотреть и оценить позиции моджахедов  в районе Хайберского перевала – одного из коридоров, по которым в Афганистан засылались вымуштрованные  амери-канскими, пакистанскими и прочими инструкторами бандиты. Видно, гость с таким вожделением глядел  в кабульскую сторону, что пакистанцы вручили ему автомат и предложили пострелять…
   Поразмыслив, американский «ястреб» все-таки предположил, что негоже ему лично вести огонь. Видно, в создаваемый образ «дипломата переднего края» плохо вписывался автомат, и он  попросил это сделать за себя пакистан-ского солдата.
   После первого же одиночного выстрела оружие заклинило. Устранив за-держку, солдат все-таки выпустил очередь… Но силой отдачи его неожиданно отбросило на самого г-на Бжезинского. А китайский автомат в руках паки-станского вояки все продолжал изрыгать огонь…
   Не символично ли? Ведь  США  в своей политике относительно Афганиста-на получили примерно такую же «отдачу», как и их посланец-подстрекатель в горах Хайбера.

ТВЕРДАЯ ВАЛЮТА
   Известен случай в 1986 году, когда афганские торговцы попробовали обме-нять в нашем зарубежном банке в Кабуле так называемые чеки советского Внешпосылторга, принятые ими от наших военнослужащих в качестве оплаты товаров в своих дуканах, на золото или какую-нибудь настоящую валюту. Сумма была немаленькая, полутора миллиарда условных рублей, и, когда им поначалу отказали, говорят, был большой скандал, даже демонстрации в аф-ганской  столице и митинги у штаба 40-й армии…
   Как был улажен вопрос, я уж не знаю. Но и не боюсь ошибиться, если скажу, что на эту сумму афганцам было что-нибудь предложено. Вроде продуктов питания или других товаров из Советского Союза. Во всяком случае,  курс че-ков по отношению к афгани-афганским деньгам сколько-нибудь заметно не изменился, и их по-прежнему торговцы желали видеть в своих дуканах.
   Настоящий же советский рубль, который попадал  в то время только неле-гально в Афганистан, как контрабанда, ценился афганцами очень высоко. И хотя он ни на одной бирже мира открыто не конвертировался, покупательная способность его, говорили, была почти на уровне доллара! Прямо-таки гор-дость брала за наш «деревянный», давая наивную веру в светлое будущее род-ного государства.
   Ну а у воинов ограниченного контингента дороже всего ценились, скажу без натяжки, знаки солдатской доблести. За них каждый был готов буквально но-сом землю рыть, и на дембель  на парадном кителе многие увозили с собой домой полный «иконостас».

НЕИСПРАВНОСТЬ
   Однажды  рано утром заметили мы невдалеке от воинской части  стоявшую легковушку с афганцами. В машине сидели мужчина и две женщины с закры-тыми паранджой лицами. Наш переводчик подошел, поинтересовался, что случилось. Оказалось, двигатель заглох, а путешественники побоялись при-ближаться к военному городку. Мол, еще пристрелят…
   Как рассказал о себе мужчина с гордостью, он – бай. Женщины – его жены. Дома, в Кандагаре, у него еще пятеро супружниц… Так  что, когда солдат-ремонтник вскоре починил «движок», он  даже стал предлагать одну из них ему в благодарность и даже звать умельца к себе в работники.
   Солдат только усмехнулся.
   Тогда афганец попросил продать ему автомат и многозначительно зашептал:
   - Есть человек, который даст очень большие деньги за каждую принесенную голову советского офицера с удостоверением личности!
   - А какие большие деньги?
   - Злото на вес бачки! – отвечал богач и даже показал руками то ли кучу дра-гоценного металла, то ли огромную голову…
   Пришлось его сдать в руки царандоя – местной милиции. Откуда его, впро-чем, довольно скоро отпустили, и, проезжая мимо военного городка, он смач-но сплюнул.

ПЛАСТИЛИНОВЫЙ САД
   …Кишлак считался мирным. Тем большее удивление вызвал приезд осведо-мителя Фарука.
   - В одном из домов заночевала банда, - донес афганец. – Завтра утром мя-тежники хотят уйти в горы!
   До селения – сорок километров. На боевое задание вылетела пара вертоле-тов.  А парень получил за свои новости  на продовольственном складе мешок зерна, погрузил его на мотоцикл и укатил…
   Через час, когда он подъезжал к кишлаку, владения соседа уже заволокло черным и густым, похожим на пластилин дымом. Завтра, когда он рассеется, Фарук сможет отрезать хороший кусок земли от сада покойника. И тогда ему уже не захочется ездить в советский военный городок, чтобы немного подза-работать.

ОТ УРЮПИНСКОГО ЭЛЕВАТОРА
   Афганистан был, конечно, своеобразной «черной  дырой» рядом с Совет-ским Союзом. Сколько нашего продовольствия, недостаточного, кстати,  в бывшем СССР, поглотила эта страна. Сколько водителей погибли  на горных трассах, подвозя его…
   И тем обиднее было наблюдать, когда наша, зачастую безвозмездная, по-мощь  раздавалась где-нибудь в отдаленном кишлаке в… прекрасных ткане-вых мешках с изображением  массивного звездно-полосатого американского флага! Да еще с трогательной надписью на дари или фарси: «В подарок от американского народа!» Или – с иной символикой. Скажем, канадскими кле-новыми листьями и фразой: «В подарок от правительства Канады!» И так да-лее.
   А все дело было в таре! Какая она у нас?  До сих пор – неказистая, полиэти-леновая или бумажная, а также – всевозможные ящики, коробочки, емкости. С  бирочками маленькими. Мол, произведено в Калуге, Туле или Урюпинске… Разумеется, и сейчас, и тогда все писалось на русском языке. А кто из в основ-ном неграмотного населения Афганистана  умеет читать кириллицу? Да и вес-ти товар от Кабула или Герата далеко, а упаковка плохая. А в афганских горо-дах в огромном количестве были заокеанские мешки – караваны-то через гра-ницу из Пакистана шли, да и беженцы, возвращаясь в родные места, несли их, привозили (в Пакистан шла помощь оппозиции по линии ООН) – крепкие они, да и красивые. Вот и перекладывали афганцы нашу муку, а также советские сахар, рис и другие продукты в заокеанскую  тару.
   Этот же прием использовали и моджахеды в пропагандистских целях. А труженики урюпинского элеватора оставались в забвении. И даже  ЦК КПСС, говорят, данный вопрос обсуждал, но «экономная» экономика исправить по-ложение не позволила.

ТАЙНА КРЕПОСТИ БАДАБЕРА
   В десяти километрах южнее пакистанского города Пешавара, в крепости Ба-дабера  в подземных казематах располагалась главная тюрьма так называемого «Исламского общества Афганистана». В ней томились в середине восьмидеся-тых годов 13 советских и около 40 афганских военнопленных, захваченных моджахедами во время боевых действий в  Афганистане в 1982-1984 годах.  Вместо имен и фамилий они имели мусульманские клички.
   Вечером 26 апреля 1985 года здесь произошла трагедия.  Когда охранники совершали молитву, советские пленные убили часовых, освободили других узников и, вооружившись захваченным на складе оружием, намеревались вы-рваться из заточения. Однако из-за предательства их планы не сбылись.
   Против занявшей круговую оборону горстки смельчаков моджахеды напра-вили отборный полк. С воздуха на крепость было брошено звено пакистанских вертолетов. Артиллерия открыла огонь прямой наводкой.  От детонации взле-тели на воздух склады с боеприпасами. Почти все восставшие погибли. Чудом спаслись  лишь афганцы Мухаммад Шах и Голь Мохаммад. Их показания лег-ли в основу словесных портретов наших пленных.  Были названы их мусуль-манские клички. Сразу «расшифровали» Юнуса-Виктора Духовченко.
   Пакистанские дипломаты только в 1992  году в Исламабаде сообщили имена еще нескольких героев: младшего сержанта Сергея Коршенко, ефрейтора Ни-колая Дудкина, рядовых Игоря Васькова, Александра Зверковича, Валерия Кускова.
   Список, как видно, неполный. Да и он противоречит данным  нашей аген-турной разведки. Существует и еще версия: мол, наших-то пленных было только двое, остальные же – это те, кто пытался их выручить. Но спецподраз-деления  СССР  там не воевали, иначе об этом было бы уже рассказано.
   А свет того подвига греет нас, «афганцев», и поныне.

ПО СОВЕТСКИМ НЕ СТРЕЛЯТЬ!
   Интересно, что выводились советские войска в большинстве своем из Афга-нистана торжественно, следовали по дорогам на север, как на параде, и даже самые злые на русских моджахеды не решались в тот момент применять ору-жие по колоннам 40-й армии. Проигравшие в войнах так не уходили никогда, а командующий контингентом генерал Борис Громов нес свою голову высоко.
   Противодействие выводу войск устраивал с отчаянием лишь… Наджибулла, товарищ Наджиб – глава народно-демократической партии Афганистана, тот, кого мы оставляли править страной. Он сильно боялся остаться лицом к лицу с моджахедами, хотя был отлично вооружен с  нашей помощью.
   Так, в конце лета 1988 года, когда вывод был в самом разгаре, в район пере-вала Саланг явно с провокационными целями была послана 2-я пехотная диви-зия «зеленых», как по цвету формы  называли мы солдат афганской армии. И начало это войсковое соединение методично обстреливать вполне мирные кишлаки по ходу советских колонн. Якобы, для профилактики, а на самом де-ле, чтобы те ответили огнем…
   К счастью, мудрость проявил контролировавший этот район  один из то-гдашних вождей «непримиримых» Ахмадшах Масуд, еще прежде отдавший приказ не мешать спокойному выводу войск северного соседа. Сидевшие на знаменитом перевале моджахеды все-таки начали стрелять, но как?
    Например, в один из дней были в пух и прах разбиты афганские подразде-ления, шедшие впереди выводимой колонны советской бронетехники. Затем бандиты беспрепятственно пропустили наш батальон и вновь обрушили всю огневую мощь на замыкающую роту афганских солдат…
   После неоднократных просьб с нашей стороны 2-я пехотно-«провокационная» дивизия в сентябре того года была отведена из района.


3.
ДОРОГИЕ МОИ
   Седовласый генерал армии Игорь Родионов вспоминал:
   - Сколько раз бывало: летишь в боевом вертолете или самолете над простре-ливаемой территорией. Прозвучала команда надеть парашюты, – и все равны: и генерал, и офицеры, и солдаты… А какие трогательные отношения между военнослужащими! Причем, в самой экстремальной ситуации. Бывало, пули свистят, а слышишь: «Петя, Коля, Саша… Дорогие мои!» Это командир роты обращается к своим подчиненным. Где встретите такое сейчас? И на службе и вне нее?
   Известную фразу «Афганистан болит в моей душе» многие воспринимают  только, как боль по погибшим товарищам. А ведь это не совсем так. Все по-бывавшие за «речкой» и испробовавшие там в высшей степени чистые, брат-ские отношения друг к другу, навсегда «заболевают» ими. Да и Азия всегда чем-то притягивает нас, европейцев. На восточной войне солдаты узнали то, с чем не были знакомы  в обычной своей жизни. Отсюда и ностальгия.

ЗЕМЛЯКИ
   - В Нальчике лучше жить, чем в Ереване, - кидает один молодой солдат дру-гому, и дело сразу идет к драке…
   - Тише вы, - подходит старослужащий. – Все мы тут с одной земли, все – «афганцы»!

УВАЖЕНИЕ
   Новый командир танкового полка в Шинданде первым делом начал основа-тельно обстраиваться. Построил себе отдельный домик из шлакоблоков, вырыл котлован для бассейна…
   Тут его командир дивизии и начальник политического отдела и остановили. На время. Хотели сразу с должности снять даже «за эгоизм и излишнюю заботу о себе», но для начала предложили коммунистам вынести данный вопрос на об-суждение партийного собрания части. Совсем в духе перестройки!
   И тут партийцы неожиданно защитили своего командира.
   - Да, мы пока живем в палатках и фанерных модулях, - сказал один офицер, которого поддержали другие. – А комполка устроился в нормальном жилье. Но мы сразу увидели, что он – человек серьезный, основательный, не летун и карь-ерист  какой-нибудь. Значит, ему можно доверять. Будет возможность, уверен, и все остальные в нашей части будут жить, как люди.

СЕСТРА
   Сашка, младший в их семье, погиб, выполняя интернациональный долг. Сест-ра его Ольга места себе не находила, глядя на горе отца и матери, а на следую-щий день после похорон пошла к райвоенкому:
   - Хочу служить в Афганистане!
Офицер оглядел скептически ее хрупкую фигуру, поправил:
   - Работать вольнонаемной?
   - Все равно, - был ответ. – Вы же были у нас на прощании с братом, должны понять…
   Ну, как такой не пойти навстречу? Уже через несколько недель девушка ока-залась в том же подразделении, где ранее служил брат. Работала дежурной по общежитию. А родителям письма писала, мол, нахожусь в Монголии, чтоб не волновались.
   Известно, что на войну ехали, скажем, так, разные женщины, и отношение к ним было неоднозначное. А Ольгу пальцем никто не трогал, все угождали, не то что…  А солдаты, сослуживцы брата, и вовсе смотрели на нее, как на святую. И мстили за боевого товарища!

ГДЕ ГОЛОС ПРОРЕЗАЛСЯ
   В батальоне материального обеспечения служил замполитом роты старший лейтенант Юрий Слатов. Помню, как пели с ним на привале где-нибудь в рейсе:
   «Ветер в окна задул,
   Пыль подняв на беду, 
   Это вам не Кабул,
   Не восток и не юг.
   Здесь, в Шинданде, жара,
   Хоть и север страны, 
   И порой до утра
   Слышен голос войны…»
   Пел Юрий и другие свои военно-полевые песни: про дороги, колонны, пере-стрелки… Я не сразу узнал, что он сам пишет музыку и слова к незамыслова-тым  тогда мелодиям. «Только здесь начал баловаться, » – шутил он, ныне яв-ляющийся солистом и одним из руководителей широко известного в стране штатного ансамбля Воздушно-десантных войск РФ «Голубые береты». А  пе-сен, им сочиненных, уже более шестисот.

У КОМБАТА ЗАЖИВАЮТ РАНЫ
   Один солдатик из нашей типографии получал в день по десять-пятнадцать пи-сем с родины. Другие ребята завидовали, а однажды им попался на глаза отры-вок из ответного письма Витальки: «Мы сейчас под Гератом, в бою. Я сижу за пультом связи. Комбата ранило в третий раз…»
   Наглая ложь покоробила здоровый коллектив. После короткой, но крайне серьезной воспитательной беседы с сослуживцами наш «герой» резко поменял дислокацию: «Мы в запасном районе, тишина. Я ремонтирую пульт. У комбата заживают раны».

НОВОСТИ ГЕОГРАФИИ
   У лейтенанта, командира взвода, начальствующего на одном из сторожевых постов на трассе Герат  -  Кандагар, был день рождения, и за три дня до этого он поставил, найдя где-то сахар и томатную пасту в достаточных количествах, брагу.  Смотрел он на нее, под жарким солнцем быстро доходящую до конди-ции, пробовал понемногу и… напился. Потом его стошнило.
   Когда мы подъехали его поздравить, лейтенант, опершись на невысокий гли-няный заборчик,  опоясывающий пост на самой вершине сопки, вполне по львиному рычал и был слышен на добрый километр равнины…
   - Долина львов, - красиво определил местность один из нас, и  название это впоследствии как-то прижилось в полку.

СЛАВА БРАКОДЕЛАМ!
   Пропагандист части капитан Владимир Кошелев из мотострелкого полка в Шинданде  неожиданно для всех перевелся в отдельный десантно-штурмовой батальон, постоянно участвовавший в боевых действиях. «Не словом надо, а делом!» – убеждал он при встрече, а в горах и пустыне, в боях и перестрелках постоянно лез вперед, на самый опасный участок…
   Вот и в очередной выход на операцию в отдаленном кишлаке он пробирался от дувала к дувалу  в авангарде наступающих. В  поиске лучшей огневой пози-ции взобрался на крышу дома, прополз пару метров и замер от ужаса: совсем рядом с характерным звуком пролетела мина, шлепнувшись в нескольких ша-гах…
   Офицер понимал, что спрятаться никуда не дано, что от густого  веера оскол-ков спасения не будет… «Раз, два, три!» - мысленно сосчитал он и поднял голо-ву в недоумении. Из кучи мусора неподалеку торчал стабилизатор его возмож-ной смерти, но взрыва не было.
   Владимир вел дневник, и вечером на его страницах появилась краткая запись: «Слава бракоделам!» А вот после войны уже подполковник Кошелев, выпустив тоненькую книжку воспоминаний со стихами и прозой о боях в Афганистане, почему-то  забыл упомянуть данный эпизод.

КАЗАК
   Юра, прапорщик, начальник пожарной службы части, вернулся из отпуска.
- Как отдохнул, казак?
- Хм… Женился!
- Да ты что! Поздравляю.
- Приехал, ем, пью, от войны отдыхаю, а душа чего-то просит. Пока разо-брался, оженили. Родители невесту нашли, красивую…
- Тебе же здесь еще почти год, может, надо было подождать до замены, до возвращения на родину?
- А-а, - машет рукой парень. – Хоть на свадьбе погулял!..
   Самое неожиданное в этом случае, что за полгода до счастливого отпуска прапорщик подорвался в своей пожарной машине на мине. Автомобиль сго-рел, а Юрий лечился несколько месяцев в гарнизонном госпитале, откуда вы-шел, как говорили… импотентом! Впрочем, лично я никогда в разговорах с ним не затрагивал эту тему.

А ВЫ ЗАЧЕМ?

   - Я одного понять не могу, - рассуждал лейтенант Серега Калянов, загляды-вая по вечерам  в библиотеку воинской части и обращаясь к ее заведующей симпатичной девушке Юлечке. – Нам-то, мужикам, здесь нелегко, а зачем вы, нежные создания, сюда едете? И тяжело здесь, и опасно. Военных училищ у вас за плечами нет. Приказ в Афганистан тоже не получали… И все же? Одни – ясно: денег подкопить, все-таки фактически три зарплаты в месяц получает-ся. Вторые – бабы с неудавшейся личной жизнью. А вы, двадцатилетние… За-чем здесь?
   Юлечка только в смущении глаза отводила, улыбалась застенчиво, поправ-ляла прическу…
   - Сами не знаете! – делал суровый вывод Серега и уходил. Но от Чехова по-степенно перешел к позднему Бунину, а еще через несколько месяцев предло-жил девушке руку и сердце.
   Да, свадьбы игрались и в Афганистане. Правда, расписываться надо было лететь из Шинданда и других провинциальных городков  в Кабул, в советское посольство.

Я ТОЖЕ…
    В КЭЧ гарнизона гнали самогонку и втихаря приторговывали ею. Как-то раз пьяненький уже лейтенант ломился в одну из комнат  в модуле-общежитии рабочих и служащих, а ему не открывали.
   Вдруг рядом с ним оказался прапорщик-азербайджанец:
- Люся, это я – Мухтар…
   Дверь на мгновение приоткрылась, и в руках  у последнего просителя в об-мен на двадцать чеков Внешпосылторга немедленно появилась бутылка. И тут же снова щелкнул замок.
   Лейтенант ошарашенно проводил глазами удаляющегося прапорщика и, на-верное, неожиданно даже для самого себя заорал, обращаясь к хозяйке под-польного шинка:
- Люся, я тоже Мухтар, дай бутылку!

ВЕСЕЛЫЙ ШТУРМ
   Рассказывают, как однажды в Шинданде в отсутствие командира дивизии и начальника политотдела офицеры управления и штаба дивизии прямо с утрен-него развода строем отправились брать штурмом… женский модуль-общежитие!
   - Товарищи офицеры, - развел руками  на построении начштаба соединения, - вы мужчины или… где? В Афганистане или… кто? Ваше место занимают солдаты! – Казалось, полковник был ошарашен. – Захожу я сейчас через зад-ний, извините, проход в нашу столовую  и без стука заглядываю в комнату по-варов… И что же?  А там тетя Глаша  с рядовым  у шкафчика… по-собачьи… Не разврат ли?! А все потому, что мы упустили за делами женский вопрос. Солдатика я на гауптвахту посажу, а сначала объявляю ремонт  в общежитии офицеров и прапорщиков. Пусть каждый ночует, где придется, хоть на рабо-чем месте…
   Затем полковник дал мужчинам минуту подумать, развернул строй  лицом к женскому модулю и скомандовал: «Шагом, марш!»
   Как все происходило дальше, я не знаю. Свечки, как говорится, не держал. Но так называемые военно-полевые романы в гарнизоне имели место посто-янно.

СОЛДАТ СПИТ -  СЛУЖБА ИДЕТ!
   В Афганистане взводу связи, которым командовал мой знакомый старший лейтенант Михаил Балакирев, приходилось нести круглосуточное дежурство в эфире. Люди, естественно, выматывались до предела, поэтому по ночам при-ходилось контролировать их работу. Вот и на этот раз мы вдвоем решили обойти позиции.
   Задержались у одной из станций. Как говорится, гробовая тишина. Постуча-ли по броне – ноль внимания.
   - Давай, выйдем  в эфир на их волне, - предложил Михаил, - услышат или нет? Тогда и разберемся…
   И что вы думаете? Радист отозвался практически мгновенно, хотя, как позже сам признался, спал. Значит, практика выработала в нем восприятие эфира до автоматизма.

ИНЖЕНЕРНАЯ ПОДГОТОВКА
   Можно ли в классе вырыть окоп? Между тем, зайдя в подразделение, в рас-писании занятий читаю: «Виды окопов». А место проведения – учебный класс. Иду в аудиторию. Дружно спят  во главе с сержантом.
   А вообще в Афганистане было: пара боевых операций – и что там учебное подразделение со своими скудными знаниями – специалист рожден!

ИЗ ЖИЗНИ АВТОМОБИЛИСТОВ
   Во время боевой операции  в горах подорвался КамАЗ. Не тащить же его, как требует инструкция, за сто пятьдесят километров в Шинданд, в ремонтно-восстановительный батальон! И комбат решает: машину, которую еще можно было отремонтировать, - в пропасть, списать на боевые потери, а солдата-водителя – к награде (чтоб молчал)! И все довольны.
   Незадолго до вывода войск изношенную  за годы войны в Афганистане во-енную технику подчистую вытащили на боевую операцию. Какая не могла двигаться своим ходом, – тянули на буксире.  И щедро потом представляли к орденам и медалям личный состав…

ОТКУДА ПОШЛА «РАЗГИЛЬДЯЙКА»
   На третий год войны в  Шинданд заглянул с проверкой, будучи в Афгани-стане в командировке, важный столичный гость – генерал Попков. Страшный уставник! Он лично обошел строй офицеров управления и штаба дивизии и, заметив  у многих нарушения формы одежды в виде распахнутого ворота ру-башки под ослабленным галстуком, пыльных сапог и прочего, сильно осерчал.
   - У вас здесь, на войне, практически половина людских потерь идет из-за элементарной безалаберности личного состава, - кипел генерал. – А дисцип-лина начинается именно с застегнутой пуговицы!
   Свита военачальника между тем собственноручно пыталась навести поря-док, и один из московских полковников едва не нарвался на пудовый кулак местного коллеги, пытаясь, как плохому солдату, закрутить тому на три обо-рота пряжку поясного ремня, свободно лежащего на бедрах офицера.
   Но это были еще цветочки! В отдельном батальоне материального обеспече-ния военные водители встречали проверяющих в… кедах на босу ногу, то есть без носков.  Больше всех тут почему-то досталось замполиту части, хотя тот и знал, единственный из всего личного состава, решения очередного историче-ского пленума ЦК компартии, сделавшего упор на необходимости наведения порядка в стране (подразумевалось, и в армии тоже).
   С больным сердцем Попков вернулся в штаб соединения, готовясь учинить по обыкновению разнос комдиву, но тут генерала, в общем-то, обладавшего отменным здоровьем, хватил удар… От жары, от переживаний…Еле медики откачали пожилого человека. И тут неожиданно как будто подменили генера-ла!
   - Ладно, - сказал он, улетая в Кабул, - снимайте свои галстуки совсем, если хотите. Ходите в кроссовках и кедах, раз вам так удобнее…
   С тех пор, кстати, и была разрешена, причем, не только в ограниченном кон-тингенте, но и по всему Туркестану, «разгильдяйка» – рубашка с короткими рукавами, которую разрешено было носить без галстука. А вскоре вместо по-лушерстяной полевой формы личный состав получил «афганку» - хлопчато-бумажную военную одежду. Удобная и практичная, она сразу пришлась по  душе всем.

БЛОНДИНЫ
   Однажды весь взвод лейтенанта Правдина вытравил волосы на своих раз-ведбатовских головушках заграничным средством до белизны. Начальники всех степеней на разводе аж взбеленились. Что это, мол, такое, товарищ моло-дой офицер? Вы на конкурс красоты своих мальчиков готовите? Вот вам взы-скание!..
   - Не знаю, почему они так, - недоумевал вместе со всеми лейтенант. – Я, по-нятно, такой приказ не отдавал.
     А объяснилось просто. Широко тогда распространилось мнение, что моджа-хеды первыми на боевых операциях берут в прицел светловолосых славянских парней. Таковым во всем взводе был один командир. Вот и не хотел личный со-став терять своего лейтенанта.

ЕСЛИ ГОРА НЕ ИДЕТ К МАГОМЕДУ…
   Из военного госпиталя в Шинданде пропал солдат. Поиски результата не да-ли…
   В сущности, рядовой Магомед Бахтияров, уроженец одной из Среднеазиат-ских республик бывшего СССР, никуда не пропадал. Просто его лечение после ранения в руку и легкой контузии подошло к концу. Документы о выписке бы-ли оформлены и оказались в руках у парня.  А из родного подразделения, несу-щего службу на одной из горных сторожевых застав, за ним все не приезжали. Вот солдат и решил добираться туда своим ходом, помятуя о том, что в ново-годние праздники, которые, что называется, были на носу, сообщение между военными гарнизонами ограниченного контингента практически прерывалось.
   - Чудной ты, - говорил ему единственный посвященный в рискованный план земляк. – Зачем хорошее место бросать? Здесь Новый год встретим, халвы ку-пим, в клубе потанцуем…
   Магомед понимающе кивал, но все-таки пошел сниматься с проддовольствия под предлогом, что за ним уже приехали.  Он даже просил на складе дополни-тельно пару банок тушенки, но прапорщик, выдав, как положено, было в таких случаях, «сухпай» на двое предполагаемых суток пути, отрезал:
   - Солдату лишнего имущества не надо!
   Нет, так нет. Гвардеец докупил кой-чего на неблизкую дорожку  в магазине военторга: консервов, печенья, несколько баночек знаменитого голландского лимонада «Си-си», а с первыми сумерками вышел за колючую проволоку ог-раждения.
   Заблудиться было трудно. С севера на юг, от Кушки до Кандагара, шло щер-батое бетонное шоссе. Магомед не раз видел фотографии растерзанных тел солдат советской армии. Их подбрасывали для устрашения сами душманы, а замполит наглядно объяснял, что ждет дезертиров и пленных. И вот вдоль та-кой дикой трассы, в безлюдных местах, с очень редкими афганскими кишла-ками и сторожевыми постами наших войск, и решил пройти парень более ста пятидесяти километров.
   И это, сразу скажу, удалось ему. Как – этого никто, кроме самого Бахтияро-ва, не знает, и я выдумывать ничего не стану. Знаю, что шел солдат нелегко. Видел варана, но разошелся с древней полутораметровой ящерицей без боя. Шакалов бил камнями, и они, никогда не нападающие прямо, а бегающие по кругу, постепенно сжимая кольцо вокруг своей жертвы, - они отставали. Спал днем, укрываясь от посторонних глаз за крупными камнями. Пугался даже своих, изредка проезжающих по дороге автомашин, потому что шиндандская гауптвахта страшила едва ли менее плена…
   И через трое суток дошел-таки до заставы!
   - Тебя вся дивизия ищет, - воскликнул, не скрывая радости и удивления, ротный. – Неужели пешком?
   Солдат подтвердил, и был обласкан…
   - Знаешь, - делился со мной еще через несколько дней замполит заставы, - я даже не успел провести с ним никакую воспитательную работу. Заглянул в кубрик, а он уже спит.
   Мы пошли посмотреть маленькую новогоднюю елочку, привезенную специ-ально откуда-то с гор. Она к православному рождеству уже начала осыпаться. Но все-таки украшенная самодельными, большей частью – бумажными, иг-рушками, выглядела трогательно.
   - А Магомед уже в Союзе, в родной Туркмении ест сладкий плов. Он же «дембель» был, вот и оформили ему побыстрее документы на увольнение. Может у него, что с головой и было после контузии, но всех бы так в родное подразделение тянуло. Ведь он мне что сказал? Мол, домой пришел. Когда с ним прощались, многие ребята даже плакали…
   Такая вот история. И этот  рассказ, считаю, - готовый тост за тягу к родным, так сказать, берегам, дающую бесстрашие и силу совершать практически не-возможное. Больше таких путешествий на афганской войне не было. По край-ней мере, не удавались.

КЕМЭЛ РЕГИСТАНА
   Не успели остановиться мотострелки для короткого привала, выехав в пред-горье на тактические занятия, как от пасущегося неподалеку стада верблюдов вдруг отделился один из двугорбых и стремглав помчался к подразделению…
   Летит, почти не касаясь земли копытами, глаза бешенные, пена так и хлещет изо рта! Кое-кто из тех, кто послабее нервами из молодых солдатиков, поспе-шил в боевую технику спрятаться, другие – на броню резко запрыгнули, и лишь единицы, как стояли, так и замерли ошеломленно.  А вдруг покусает не-нароком или затопчет средневековый великан, и смейся потом, мол, не от пу-ли он погиб… А лейтенант, командир взвода, уже и автомат приготовил на всякий случай для защиты личного состава, да и пристрелил бы, конечно, но видит, пастух-афганец вслед за неверной скотиной во весь опор на личный кляче-худющей лошади скачет, руками в беспорядке машет и орет нечто нев-разумительное.
   А «корабль пустыни», как донесся до цели, едва не разбившись об острые бока бронетранспортеров, так сразу к храбрецам-солдатам потянулся. За полы шинелей мокрыми губами хватает, волосатой башкой о рукава трется…
   - Только не надо пиф-паф, - бросился умолять наконец-то подъехавший аф-ганец. – Просто его ваши солдаты к табаку приучили!(?)
   - Так он тоже покурить захотел? – изумился и отложил «Калашников» лей-тенант. – А «Приму» он уважает?
   Воины тем временем уже сворачивали большущую самокрутку - «козью но-гу», использовав для ее изготовления почти целую пачку своих «атомных», как они называли «Приму», сигарет. Самые нетерпеливые из них уже стали пари заключать: убьет капля никотина эту двугорбую лошадь или же нет? А в той цигарке, которую сунули в алчные губы животного, пожалуй, и больше яда оказалось…
   Местный «кемэл», однако, как только глубоко затянулся, так сразу успоко-ился. Забалдел, решили ребята. Дым аж из ушей валит!  И чтобы вы думали? Курил до золы на языке. Вот уж поистине оказался близким родственником того верблюда, который изображен на знаменитых американских сигаретах.
   …А потом вдруг он другую роту увидел, вдали. Не поблагодарив за угоще-ние, к ней помчался.  А вы говорите, капля никотина… грамм на тонну веса… Не умер верблюд, а стал наркоманом! Корешем горбатым!

ПО ОБРАЗУ…
   Новенькую полевую форму-«афганку», которую только и начали выдавать на войне, солдаты  берегли. Как было возможно, конечно. А этот солдатик, не-высокий и весь какой-то угловатый, как подросток, так старался на тактиче-ских занятиях, что весь покрылся, и в основном – из-за своей неловкости, сло-ем грязи и пыли.
   - И на кого же ты похож? – спрашивает его сержант, рослый, красивый па-рень, обмундирование на котором с «иголочки», размышляя, во сколько наря-дов вне очереди оценить «подвиги» подчиненного.
   - На вас, товарищ сержант, - вдруг отвечает молодой воин, даже не моргнув глазом. – Стараюсь!
   Взвод прыскает от смеха, а младший командир неожиданно раздумывает на-казывать этого… «чухана»? Или молодца? А может быть, сержант  просто вспомнил себя годичной давности? Но нельзя же за старательность взыски-вать!
   … А в брезентовой палатке-домике разведчиков на спинке первой от входа койки, всегда чисто застеленной, висят поясные ремни погибших военнослу-жащих. Никому, конечно, не хочется, чтобы их число увеличивалось. Вот и тяжело взводу в учении…

ЦВЕТЫ И АВТОМАТ
   - Помню, провожая меня в армию, - рассказал уже зрелый человек, - люби-мая девушка, когда я поделился с нею своими планами: срочная служба, воен-ное училище, кадровый офицер, - спросила меня: «Послушай, а когда же ты будешь жить?»
   Я ей, конечно, как мог, объяснил, что жить и служить – для меня едино. По-няла. Письма писала. А потом поженились…
   Преодолевать трудности, – не в этом ли смысл жизни, если трудности лежат на дороге к прекрасному? Чтоб дорогие сердцу люди держали в руках цветы, я сжимаю в руках автомат, - так, кажется, я однажды будущей жене написал  в письме. Еще когда служил срочную…

ВОЙНА И МИР
   Две молоденькие женщины, проживавшие среди других советских специа-листов в кабульском микрорайоне Теплый стан, очень страдали от набегов крыс. Представители самых жизнестойких, хитрых и противных для человека существ на свете проникали на первый этаж афганской «хрущебы» через, из-вините, канализацию и ночами напролет свободно шастали по всей маленькой квартирке, вызывая подлинный ужас у неопытных хозяек.
   Женщины травили непрошеных гостей всевозможными ядами, укрепляли фанерные двери и перегородки, сломали швабру о хребты тварей… И все на-прасно!
   Тогда они однажды сообразили вызвать на подмогу знакомого десантного офицера. «Считайте меня коммунистом!»  - зачем-то особо подчеркнул тот, войдя с неизменным другом-автоматом прямо в ванную комнату, и крепко за-творил за собой дверь.  Серая тварь огромных размеров встречала его, сидя на унитазе…
   «Бах, бах!»  - «заговорил» одиночными выстрелами «Калашников». Одна из женщин сразу упала без чувств. Другая, покрепче нервами, - держалась стойко до последнего, восьмого по счету, удара страшного молота. Сил хватило, что-бы едва приоткрыть дверь…
   - Убил гада – душа рада! -  не терял жизнерадостности возникший в проеме капитан и обнаружил хозяек в глубоком обмороке. Он, было, хотел поднять тела с пола, но вдруг обнаружил свои руки, густо залитые кровью. В алый цвет выкрасились и камуфляжная форма, и новенькие ботинки добровольного киллера. А  уж что осталось от ванной, совмещенной с туалетом, - об этом во-обще лучше не упоминать!
   … После долгого ремонта, замены расстрелянного унитаза на новый, кото-рый откуда-то приволок благородный десантник, женщины заключили с кры-сами нечто вроде перемирия. Теперь ужин они готовили и для себя, и для них. Тарелку с горкой еды приносили прямо в санузел, а через полчаса забирали ее – пустую. Серая гвардия с тех пор не показывалась даже в коридоре. И не тре-вожила почем зря хлебосольных хозяек.

«ЗАРЯДКА» ЖЕНИТСЯ
   Лейтенант Александр Порошин прибыл в Афганистан и сильно поразился,  когда перед бронетранспортером, в котором он следовал в часть из аэропорта, на одной из проселочных дорог вышел пожилой местный житель и смачно сплюнул в пыль.  «На счастье!» - иронизировали попутчики-сослуживцы.
   Ордена Красного Знамени, два – Красной Звезды заслужил авианаводчик на войне. Но более радовала встреча с медсестрой Людмилой, ставшей впослед-ствии женой удачливого офицера.
   Их первое свидание было далеко не обычным. Моджахеды на несколько су-ток загнали батальон, где Порошин имел позывной «Зарядка», на ледник в го-рах. Кое-как отбились, но хоть и отдыхал Александр в теплом трофейном спальном мешке, да отморозил ноги. Так и попал в медсанчасть…
   Не было бы счастья, да несчастье помогло! Отогрела ему симпатичная «се-стричка» не только ноги, но и сердце.  «Зарядка» женится!» – кричал весь ба-тальон.

ГУСАРСКАЯ РУЛЕТКА
   Два лейтенанта в Пули-Хумри влюбились в библиотекаршу и не знали, как ее поделить. Дуэль как способ разрешения проблемы отбросили сразу: не мог-ли боевого товарища убить или покалечить. Кроме того, в этом случае победи-тель автоматически отправлялся на тюремные нары.  «Что вы надумали, с кем я останусь?» – смеялась юная прелестница, не очень-то, правда, веруя в серь-езность положения и действительно высокие чувства молодых офицеров, - слишком пошлые и несчастные военно-полевые романчики разыгрывались на ее глазах в гарнизоне.
   Как доказать ей, что она не права? Да по благородному?
   - Слушай, - сказал один лейтенант другому, - это хорошо, что мы книжек сейчас читаем много. Вот узнал я на днях, что такое гусарская рулетка…
   Если гусар, или офицер другого рода войск, вдрызг проигрывался в карты, то он ставил на кон именно ее. Удача  - ему возвращается весь проигрыш. Нет, – тогда он достает револьвер. Барабан снаряжается шестью холостыми патро-нами и одним боевым, прокручивается, и игрок, приставив оружие к виску, нажимает спусковой крючок… Пан или пропал: какой выстрел попадет под ударник, - неизвестно!
   - А как тогда делали холостые патроны?
   - Варили! А о револьвере я уже позаботился, - и первый показал добытое на боевой операции и несданное, как положено,  на склад оружие.
   В общем, как решили парни, так и сделали.  Отошли вечерком в пустыню, подальше от посторонних глаз. Первый стреляет, - осечка! Значит, повезло. Второй тоже прокрутил барабан, приставил гусарский инструмент к виску… - осечка!! Руку  уже начал опускать, и тут как бабахнет!!!
   Известно, раз в год и швабра в армии стреляет. А «духовский», непонятно, сколько летней давности, не смазанный и не проверенный, как следует, ре-вольвер – и подавно оружие ненадежное.
   Короче, пуля попала прямо в ступню первому лейтенанту. Раздробила кость, и тот упал…
   - К черту все! – заорал благим матом, подбежав к товарищу и, помогая ему подняться, второй. – Как затмение нашло! Рану свалим на бандитов! Библио-текаршу, дуру эту набитую, - побоку! Таких, как она, сто тысяч в России…
   И пострадавший соглашался с ним.  Молодость, мол, и глупость.

БЛИЗНЕЦЫ
   В рембате служили два брата-прапорщика. Похожие, как две капли воды. Симпатичные ребята, веселые. И, надо сказать, один из них, пока лежал в во-енном госпитале гарнизона, лечась от гепатита, познакомился с медсестрой. Не менее приятной во всех отношениях девушкой. Выписали, а он все равно на свидания по вечерам бегал…
  Однажды время назначил, да неожиданно отослали в небольшую команди-ровку. Что делать? И угораздило же сказать брату, мол, сходи за меня к сест-ричке, однозначно подмены не различит, только рукам волю не давай. Хоро-шо? На том и договорились.
  Брат вернулся ошеломленный. Ну и девушка! Очень она ему приглянулась. На следующий день, пока самый близкий родственник в отъезде был, опять пошел. Потом еще… В общем, когда через неделю брат вернулся, решил с ним объясниться. Не стал таиться, и дело чуть до драки не дошло, пока не решили идти на свидание вместе, и пусть сестричка сама их рассудит.
   Шли, ругались, и каково же было их удивление, когда в знакомой комнате женского общежития, куда наведывались оба, они встретили… двух похожих друг на друга девушек-родных сестер Алю и Галю!
   При дальнейшем уточнении диспозиции выяснилось, что именно в тот день, когда Коля впервые отправился на свидание за Толю, девушка последнего, очень занятая в отделении, отправила к ненаглядному сестру…
  Не знаю, правда, как продолжились отношения близнецов.

МЕДАЛЬ
   Серега Быстров – командир взвода, лейтенант из комендантской роты  отли-чился сразу: во время первой же своей боевой операции на афганской войне, конечно, вместе с подчиненными взял душманский караван. Не ахти, какие трофеи оказались: несколько длинноствольных английских винтовок образца девятнадцатого века, два китайских автомата и килограммов двести гашиша, но все-таки! Причем, захват был осуществлен по всем правилам военного ис-кусства. Несколько моджахедов были убиты, а троих – он сдал сарбозам-солдатам народной армии. Потерь же во взводе избежал. Сразу видно, лейте-нант – парень не промах!
   - Благодарю за результат, - лично сказал молодому офицеру командир диви-зии, подводя итоги операции. И, обращаясь уже к ротному – капитану Смир-нову, приказал: - Представьте его к награде!
   - Молод ты, конечно, - посетовал на заведенные в ограниченном контингенте не писаные порядки Смирнов после построения. – Раньше, если менее полуго-да здесь прослужил, то о награде и не заикайся. А тебе повезло. Если генералу приглянулся, – значит, будет тебе… медаль? ЗБЗ – «За боевые заслуги». Со-гласен?
   - Конечно! – подтвердил счастливый от всего происходящего лейтенант.
   - Тогда сходи прямо сейчас в отделение кадров, возьми чистые бланки пред-ставлений…
   Серега сходил, взял у кадровика-прапорщика три еще незаполненные бу-мажки.  Все бы ничего, да начальник отделения подполковник Дурко, заметив листы  в руках посетителя, строго отругал своего подчиненного:
   - Ну что ты ему дал? Разве он заполнит правильно, а?
   Вернувшись в роту, Серега протянул представления капитану. А Смирнов отчего-то вздохнул, повертел в руках листы…
   - Слушай, - сказал он Быстрову, наконец, - дело получения наград – это дело рук, наверное, самих представляемых!
   Серега удивленно посмотрел на командира, на его грудь, которую пока не украшала ни одна орденская планка, и кое-что начал соображать. Потом по-шел в свою каптерку и заполнил листы. Сам. Как мог. Смирнов подписал их, не глядя, и попенял:
   - Я, извини, занят. А ты иди в штаб, отдай кадровикам…
   Серега пошел.
   - Ну что вы, товарищ лейтенант, - долго сокрушался прапорщик, просматри-вая принесенное творчество Быстрова. – Как так можно? Испортили все. Где я вам новых чистых бланков наберу? Не умеете, так не беритесь… - Он, впро-чем, все старательно поправил, как требовали инструкции, и протянул бумаги обратно молодому офицеру: - Перепишите аккуратно и внимательно, а то на-катали историю, как будто Героя Советского Союза сразу хотите получить, а надо-то скромную медаль… Хитрец!
   - Почему это? – обиделся Серега.
   - А потому что жадные сюда едут за деньгами, хитрые – за наградами, а ду-раки – пострелять… Шуток не понимаете?
   «Черт бы тебя побрал», - подумал Серега, удаляясь, крепя сердце. Хотелось уже… да, рукой махнуть на всю затею. Шел по твердо сбитому песку пустыни под палящим полуденным солнцем в расположение роты и размышлял, что захватить караван и тем самым заслужить награду, оказывается, гораздо легче и интереснее, нежели оформить все как надо и отослать представление…
   - А ты как думал? – усмехнулся Смирнов, узнав о злоключениях в штабе. – Давай переписывай быстрее, а то завтра комдив последний день документы подписывает, пропадет медаль!
   Серега знал о скорой командировке генерала.  «Доложить бы ему обо всех моих мытарствах», - мелькнула мысль, которую он тут же отогнал. Вот, ска-жет, неграмотны… Серега тщательно, можно сказать, «квадратными» буквами переписал представление.
   - Надо было сразу бутылку спирта поставить этому кадровику, - посоветовал Смирнов, напутствуя перед новым походом в штаб. – Он бы мигом сам все те-бе оформил. Так все делают. А то бегаешь туда-сюда, а подразделением я за тебя командовать буду?..
   Это был довод. Серега и сам понимал, что не худо было сделать именно так. Спирт, конечно, - дефицит. Пятьдесят чеков Внешпосылторга – цена пол-литровой бутылки. У того, у кого он есть: на складах горюче-смазочных мате-риалов, в аптеке, в госпитале… Но лейтенант не успел получить здесь еще ни одной «получки», деньги будут только через несколько дней. «Придется так, на дурачка» – подумалось ему.
   - Ну что же вы, товарищ командир взвода, - медленно процедил начальник отделения кадров, то вроде бы изучая бумаги, протянутые ему Сергеем,  то, оглядывая цепкими глазками молодого офицера с ног до головы. – Да ладно, отнесу завтра на подпись, раз уж вы такой лихой боец…
   - Отнесите, пожалуйста, - неожиданно для себя перейдя на фальцет, попро-сил Серега, и сам почувствовал  в своем голосе заискивающие нотки. Он сму-тился, а затем… вдруг поднял голову и подмигнул подполковнику!
   Дурко побледнел. Возникла неприятная пауза.
   - За мной не пропадет, - пояснил лейтенант, и это спасло ситуацию. Лицо старшего офицера приобрело обычный серый оттенок.
   - Только прибыл, - снова цедил слова, словно любуясь лейтенантом, Дурко. – Авансом, значит… на будущие успехи… надо твое личное дело посмотреть… наверное, кого-то сын?
   - Разрешите идти? -  Серега торопливо повернулся, щелкнув каблуками са-пог, и вышел…
   - Молодец, - похвалил Смирнов, когда лейтенант рассказал ему о разговоре в штабе. – Вовремя ты сориентировался. Знаешь, как с такими общаться! – И вдруг грустно добавил: - А я вот не могу так…
   …Прошло полгода. За это время молодой офицер за мужество и отвагу, про-явленные в боях с бандформированиями, был представлен ему к одной медали – уже «За отвагу» и ордену Красной Звезды. «Везунчик!» – говорили о нем.
   Начальника отделения кадров сняли. За систематическое пьянство и развал работы. И представления на новые награды уходили  в столицу без прежних проблем. А вот, что стало с первой для него наградой, Серега не знал. Ведь он тогда «не проставился» и потому сомневался…
   В тот день ротному выпала замена: прилетел  в гарнизон свежий лицом, го-лубоглазый старший лейтенант, которому предстояло сменить Смирного в должности.
   Ротный, без пяти минут уже бывший, ездил встречать новенького на аэро-дром, а затем лично помогал ему оформлять необходимые документы в  шта-бе. Бегая из кабинета в кабинет, он, естественно, не забывал  и себя, просил выписать и свои бумаги – на убытие. Улыбчивому и веселому Смирнову везде шли навстречу, удивляясь его чудесному превращению из обычно хмурого и вечно чем-то озабоченного человека в общительного добряка. Кое-кто ему и откровенно завидовал. Вот, мол, отслужил на войне товарищ, и ничего: жив, здоров!
   - Руки, ноги целы, голова – на плечах, - смеялся Смирнов в административ-но-хозяйственной части, - что еще желать? Давайте, выписывайте предписа-ние на легкую дорожку!
   Серега, весь день с подчиненными обслуживающий боевую технику в ма-шинном парке части, лишь раз, на обеде в столовой, видел ротного, да и то мельком.
   Вечером Смирнов сам подошел к нему:
   - Ну, что, боевой товарищ, пойдем посидим, поокаем…
   В канцелярии роты выпили немного спирта, повспоминали, а потом капитан обрадовал:
   - Тебе сегодня медаль пришла. «За боевые заслуги», та, первая, что еще вес-ной заработал.
     Серега замотал головой, не поверил.
   - Серьезно! – заверил ротный. – Обмоем?
   Снова выпили, помолчали.
   - Слушай, Сережа, как бы тебе объяснить… - ротный трудно подбирал слова, что было ему совсем несвойственно. – В общем, отдай ее мне. Тебе-то что, ты еще к двум наградам представлен, получишь. А у меня – ничего. Что я на но-вом месте службы скажу? И родные… Завтра сходим в кадры, хорошо?
   Сергей не смог отказать. На боевых Смирнов не прятался за спины подчи-ненных. А что не повезло ему – верно.
   На следующий день они сделали, как задумали. Серегина медаль была выпи-сана на Смирнова и вручена по-тихому. Лейтенанта решили представить еще к одной награде. Для чего требовалось немного  - отличиться на предстоящем вскоре выходе в горы. Он сможет.
   …Самолет со Смирновым, набирая высоту, очертил над Шиндандом три круга и взял курс на север. Серега, проводив его взглядом до горизонта, до не-высоких щербатых гор, грустно улыбнулся. Сердце тревожилось ни о медали. Было жалко вот так расстаться с человеком, под началом которого служил. Полгода – это много, или нет? С юга задувал «афганец», жизнь на войне про-должалась.

ЗАПИСНАЯ КНИЖКА
   «Да спаси нас, Бог, от ночных тревог, от подъема раннего, от крика дневаль-ного, от самоволок грешных, от гауптвахт здешних, от командирского взгляда, от кухонного наряда, от дежурного по части, от всякого несчастья, от овса и перловки, от физподготовки, от старшины-беса, от сержанта-балбеса, от плаца широкого, от турника высокого, от занятий тактических, строевых и полити-ческих! Господи, прибавь получку, ниспошли деньжат кучку, преврати мой автомат в самогонный аппарат, а синь Аравийскую – в прохладу российскую, компоты столовские – в пиво «Жигулевское»! Дай, Бог, девок помоложе с за-горелой нежной кожей, службу оттащить и до «дембеля» дожить! Аминь», - такая вот солдатская молитва встретилась мне в забытой в кабульском аэро-порту записной книжке. Кто был ее хозяин? «Советский солдат – железный мужчина: он пьет растворитель, солярку, бензин. Он битум жует, умываясь раствором, и губы сжигает бычком «Беломора». И еще: «Два солдата из стройбата заменяют экскаватор, а из связи один «дух» заменяет этих двух». «Дух» в данном случае, видимо, солдат-первогодок. «Видишь, бегает солдат, на него вокруг кричат. Робкий взгляд и острый слух, так и знайте, это – «дух». Сразу становится понятной другая острота: «Это не рок, это не джаз, это два «духа» скребут унитаз». Правда, где они нашли последний в Афганистане?
   «Выпьем, братцы, выпьем тут, - на том свете не дадут. Ну а если вдруг да-дут, - выпьем там и выпьем тут». Он, видимо, летел из Кандагара, этот солдат: «Прощай, провинция Забуль, под дикий свист душманских пуль!..»

РОМАНТИК
   Владик, прапорщик, отслужил в Афганистане два положенных года и уже собирается в Союз. В один из последних дней развел у ручья большой костер и «подкармливает» его… письмами любимой девушки, которых накопилось у него несколько огромных пачек.
   Подхожу, смотрю, как в пламени темнеет бумага, и ровные строчки чернил еще видны на ней -  уже мертвой…
   - Пусть эти письма, - задумчиво замечает Владик, - уничтожит то, что роди-ло их.

КАРЬЕРА
   - Товарищ капитан, - подошел к Александру К. на железнодорожном вокзале в Ашхабаде рядовой, - помогите, пожалуйста…
   Оказалось, солдат возвращался из краткосрочного отпуска, из родного турк-менского городка Мары, в Москву – к месту службы. И вот третьи сутки не может выехать в столицу. Вдобавок, его обокрали.
   Офицер для порядка отчитал воина, а затем, сжалившись, покормил парня в столовой, помог с билетом и даже дал немного денег на дорогу.
   - Товарищ капитан, - спросил солдат на прощание, - а как ваша фамилия?  А войсковая часть, где вы служите? Я скромным писарем в отделе кадров чис-люсь, но не хочу в долгу оставаться…
   Александр усмехнулся, но назвался. И подчеркнул, мол, служу в Афганиста-не, рубли по переводу получить там не смогу… Да, впрочем, ничего и не надо, помог – и ладно, все мы – люди. Не ждал он ничего от этого невзрачного ря-дового.
   Но вот через полтора месяца переводят вдруг Александра из полка на служ-бу в штаб дивизии. Через полгода – присваивают воинское звание досрочно. И сразу – новое повышение в должности!
   И только тут К. вспомнил о солдате…
- Ты не мог у него сразу арбатский военный округ попросить? – допытыва-лись, подтрунивая, сослуживцы. – А может, это тебе сказочный джин по-встречался?
- Да я и сейчас не знаю, кто он и откуда, - серчал Александр…
   Но все присутствовавшие  наперед решили никогда не отказывать ни в чем встреченным солдатам, всячески помогать попавшим в беду. Понятно, правда, что ни тем, кто рядом, а незнакомым.


4.
ГОРЯЧИЕ ПЫЛЬНЫЕ ЧАЙНИКИ
   Чем ограничивалась информация об афганской войне и «помощи братскому народу, строящему социализм» в советских СМИ? Пара передовиц, которых никто без особой нужды не читал, да две-три статьи на общеполитические те-мы в рупоре ЦК КПСС  - газете «Правда». Это в год. В «Красной звезде», ор-гане Министерства обороны, - раз в квартал статья или репортаж о нашем стройбате в Кабуле или десантниках, посадивших очередную аллею «дружбы» в каком-либо городе (кишлаке) местных трудящихся.
   Еженедельные телесюжеты по ЦТ разнообразием также не баловали. Опять – район новостроек афганской столицы. Стройные ряды саженцев… Еще – концерт московских артистов в артиллерийском полку… А о войне, какой она шла, - ни слова. Изредка, но с завидным постоянством в ящике возникала крепкая мужская рука, держащая битый, закопченный чайник, и голос – низ-кий, рвущийся, что называется, с «мясом» из измученного «нарзаном» горла репортера, сообщал с характерным придыхом:
   - Он еще горячий. Здесь только что пили чай моджахеды!
   Далее – крупным планом – оставленный неизвестно кем костер и тропинка в горы, по которой якобы бандиты смылись.
   Давясь от смеха, мне рассказывали мотострелки, как работал один из «теле-мастеров» в Герате. Спустившись с небес на вертолете, он потребовал немед-ленно собрать ему мирно обрабатывающих неподалеку свои клочки земли дехкан. Связать им руки, усадить на поваленное дерево. А затем известный репортер бодро зачитал на их фоне соответствующий моменту текст. Со всеми необходимыми терминами: бандиты, наша помощь и так далее.
   После съемки, вручив перепуганным до смерти крестьянам отобранные пре-жде тяпки, их снова отпустили в поля. А «звезда» экрана исчезла за облака-ми…
   Мог ли репортер рассказать в тот день, как, например, в соседнем Шинданде на месте выводимого полка срочно и тайно формировался новый – точно та-кой же? Как в жестоких боях гибли солдаты и офицеры? Даже в эпоху горба-чевской гласности это были закрытые темы.
   И репортер, конечно, страдал, что не может рассказать всю правду…

МЕРТВЕЦКАЯ
   Задержавшись как-то в кабульском аэропорту, решил я написать репортаж из стоящего на самом краю летного поля загадочного ангара, где формировал-ся, готовился к отправке на родину ужасный наш «груз-200».
   Жара стояла в тот день за пятьдесят. Еще издали в ноздри забил сладковатый трупный запах вкупе с расплавленным, как казалось, в горячем воздухе фор-малином. У раскаленного солнцем металлического помещения как раз переку-ривало отделение. Кого? То ли солдаты, то ли вольнонаемные люди. Я так и не понял. В грязных без погон хэбэ, а на ногах – высокие резиновые чулки из общевойскового защитного комплекта. Отрешенные взгляды, а лица – нет, не усталые, а настоящих дегенератов, с явными признаками дебильности.  Что за «зондеркоманда»? На приветствие мое получил я ответ каким-то мычанием-блеяньем. А затем один из них протянул мне солдатскую фляжку с… меди-цинским спиртом. Только представив, какой он теплый, я отказался. Сами же они без тени отвращения сделали по глотку и развели руками извинительно, мол, другого не держим. И пошли внутрь ангара. Я – вслед…
   У самого входа встречал штабель трупов в целлофановых мешках. Аккурат-но, впрочем, сложенный. А посредине площадки – горка, видимо, только сего-дня привезенных из гарнизонов мертвецов. Горка, еще требующая сортировки и упаковки.
   Работа пошла споро. Сначала в целлофане оказывались целые тела, затем наступила очередь отдельных останков. В один мешок – оторванную в смер-тельном бою руку, в другой – ногу подобрали, а в третий… олигофрен в сол-датской униформе бросил увесистый камень.
   - Зачем ты так?! – возмутился я.
   - А для весу, - еле двигая челюстью, прожевал слова работничек. – А то ведь могут не поверить. Сам посмотри, что от парня осталось. Легким гроб будет, если не добавить.
   А коллега его, расположившийся по соседству, в это время весело так сооб-щил:
   - Видать, на броне встретили свою смерть ребята. На весь экипаж ни одного хера не нашел…
   Находиться и далее в ангаре  я уже просто не мог физически. Дышать с не-привычки было абсолютно нечем. Чувствовал, как слабеют и начинают подра-гивать ноги. Еще минуту-другую, и меня самого можно было б начинать упа-ковывать.
   Я вышел на воздух, на мгновение замер, а затем бегом бросился к зданию аэровокзала. Тошнило. Голова кружилась. Я уже жалел о своем корреспон-дентском порыве. Ни о каком репортаже и речи быть не могло. Ни одна совет-ская газета в 1986 году не опубликовала  бы материал на эту тему.

…И ПРИЗРАКИ БРОДИЛИ ПО ЗЕМЛЕ
   Много слухов ходило о том кощунственном и невероятном факте, что вместе с «грузом-200»  в цинковых запаянных гробах в Союз везли наши летчики… наркотики, драгоценности и прочую контрабанду. Я лично не верил в это дол-го.
   Но вот однажды очевидец-человек из соответствующих органов поведал мне такую историю. Мол, привезли как-то раз в один из отдаленных кишлаков Туркмении гроб с афганской войны. Надо сказать сразу, что в металлической домовине на уровне лица покойного имелось специальное окошечко, чтоб родственники удостоверялись в смерти именно их солдата. Если уж только го-лова сильно была обезображена, то стекло закрашивали. И тут был именно та-кой случай. Но мать большой, как заведено в республике, семьи, кстати, сама по профессии - какой-то местный священнослужитель, все сомневалась: «Не верю я, что это мой сын, покажите!»
   У них, к слову, в этом кишлаке, покойников – так повелось с незапамятных времен, – в землю не хоронили, а надевали на мертвое тело белоснежный са-ван и сажали его в специальную нишу священной пещеры одной из недалеких гор. А тут, если уж власти требуют, то зарыли для отвода официальных глаз гроб на ближайшем погосте, а когда через три дня братья погибшего, обратно откопав, вскрыли, наконец, его, то обнаружили… нет, не труп, а белый дурма-нящий голову, если понюхать, порошок в маленьких целлофановых пакетиках. То-то шуму было на весь район! А через пару месяцев и сам «погибший» во-ин-туркмен с войны в родной кишлак воротился. Весь израненный, прямиком из военного госпиталя в Кабуле, где его собирали после подрыва  в броне-транспортере на фугасе буквально по частям, но живой! Материнское сердце, знать, не обманешь.
   Обычно, как пояснил мне знающий человек, контрабандисты забирали свой секретный погребенный груз, отрывая заплаканные гробы на кладбищах, в те-чение суток после похорон. А в данном случае отчего-то заминка в несколько дней у них вышла. То ли кишлак отдаленный был, то ли еще что-то…

НОГА В ЖЕЛТОМ ЧУЛКЕ И КИТАЙСКИЙ ШЕЛК
   Наверное, в 1984 году моджахеды появившимися уже у них на вооружении «Стингерами» сбили прямо при посадке в аэропорту Кабула наш гражданский грузовик «ИЛ - семьдесят шестой». На нем представители военной торговли везли в Афганистан очередную партию товаров.
   Как вспоминают очевидцы, значительная часть летного поля была усеяна внешторговским дефицитом, а среди человеческих останков компетентные ор-ганы особое внимание обратили на загадочную толстую женскую ногу, туго обтянутую громадного размера желтым чулком, под которым обнаружились… пачки крупных рублевых купюр.
   Эта-то нога и «вывела», как потом вспоминали, на хорошо организованную  цепочку контрабандистов, трудившихся в воюющей стране в системе отечест-венного военторга. Десятки их в итоге оказались за решеткой…
   Впрочем, органы заинтересовались проблемой еще ранее, когда на один из бедных приграничных узбекских кишлаков упали буквально с небес, а точнее – с пролетавшего из соседней страны самолета, несколько невероятных по объему рулонов добротного китайского шелка. Дехкане долго еще благодари-ли Аллаха, пославшего неслыханный подарок, и щеголяли в красоте невидан-ной.

ПАРИ
   На реке Пяндж в Таджикистане (еще советском!) поспорили как-то два офи-цера-пограничника. Один из них утверждал, мол, «граница на замке», а второй – сомневался в этом. А как проверить, где истина?
   И вот однажды в местный военторг завезли жуткий дефицит в здешних мес-тах – эмалированные тазики. Торговали ими в обед, а уже на следующее (!) утро люди на противоположном берегу реки, в афганском кишлаке, также вы-страивались в очередь за данными емкостями к тамошним торговцам. И это государственная граница!
   Проспоривший офицер, как увидел в бинокль это чудо, так за сердце схва-тился. А победитель усмехался и утверждал, что под рекой существуют древ-ние подземные переходы. И был, верно, прав!

ОГУРЧИКИ НЕ ЗАБУДЬ
   Известно, что в Афганистан таможенными органами разрешалось провозить весьма ограниченное количество спиртных напитков. На одного человека что-то типа: литр водки, полтора – вина и несколько бутылок пива… Ну что это для российского або украинского мужика на полгода-год до очередного от-пуска? Сущее издевательство!
   Довелось мне наблюдать в ташкентском аэропорту перед вылетом в Кабул и вовсе возмутительную картину, опасную для здоровья одного из собратов по ограниченному контингенту. А всего делов: у капитана-десантника оказалось несколько больше, чем положено, водки. Примерно, на пол-ящика… Он уж и так, и эдак умолял пропустить узбекского пограничника, в тот уперся, и ни в какую.
   Ладно. Стал тогда бравый офицер уничтожать преступные излишки на мес-те. В натуре. Перед паспортным контролем. Бутылку выпил, за вторую взялся прямо из горлышка… «Российской», родной, а может и «Украинской с пер-цем», - не помню. И только тут старший на государственном посту подскочил: шут, говорит, с ним, пропустим, а то еще околеет парень.
   Еще видел, как везли за кордон трехлитровые банки с броскими этикетками «Огурцы малосольные». Ходовой товар. Очень ценный продукт для нашего северного человека, особенно, если в стеклянной посудине два-три только хи-лых зеленых стручка плавают, а остальное, так сказать… рассол!
   Мне лично теща свою семидесятиградусную самогонку, а также спирт до-бавляла в… малиновое варенье. Попьешь, бывало, вечерком с товарищем чай-ку с ним, и так хорошо на душе становится. Будто и не в Шинданде, а у родно-го очага…
   А в дуканах-магазинах спиртное очень дорого стоило.

СОЦИАЛИЗМ
   За два с лишним года моей службы в расположении редакции «Гвардеец» были построены два бассейна, баня с сауной, навес для техники, столовая для солдат. От арыка за триста метров провели подземный водопровод. Разбили сад и огород.  Огурцы  на грядках достигали семидесяти сантиметров. Гигант-скими вырастали помидоры.
   За всем этим – труд. И солдатский, и офицеров редакции. Начальство, как на экскурсию, приводило к нам инспекторов  из штаба армии.
   Однажды тогдашний командующий 40-й армией генерал-лейтенант Игорь Родионов, оглядев великолепие нашего хозяйства, резюмировал:
   - С одной стороны, они живут, как удельные князья. С другой, – что надо сделать, чтобы построить в этой стране социализм? Иметь побольше таких ре-дакций!
   …Во всякой шутке есть доля истины.

ЗАКОСИЛИ…
   Вспоминаю, как в учебной дивизии в Ашхабаде, где я прослужил полтора года до Афганистана, два солдата-кавказца весьма оригинальным способом решили «закосить» от отправки на войну. Через членовредительство.
    Будучи в наряде по кухне, они договорились отрубить друг другу по боль-шому пальцу на правой руке. Чтобы автомат, значит, нечем держать было.
   В общем, первый не промахнулся, а вот второй, уже покалеченный… оття-пал у земляка почти ладонь. На шум, крики и возникшую между кунаками драку сбежался весь наряд. И было сослуживцам на что посмотреть: топор, стены, сами кавказцы, - все в горячей южной крови. Омерзительная картина!
   В том же городе, помню, стоят на автобусной остановке два старичка-туркмена. В декабре, по морозу, совсем непривычному  в этих местах, они в легких пижонистых пиджачках, отчего и топчутся, и жмутся, и один другого подбадривает: «Это хорошо, что холодно. Всякий мелкий мошка вымрет, са-дам лучше будет…»

В КУШКЕ
   Про этот город-сад среди безжизненных песков и гор можно было бы рас-сказывать множество интереснейших историй. Меня же здесь поразил величе-ственный каменный крест, стоящий на высоком холме, - один из четырех, ус-тановленных на крайних географических точках  славной Российской империи еще при Екатерине Великой.
   Каждый, кто взбирается на холм, считает своим долгом по русской привычке оставить на нем какую-нибудь надпись типа: «Здесь был Вася». Поэтому сол-датам-пограничникам прежде приходилось его регулярно чистить. Обычно по ночам. И только  два автографа по традиции оставались после этого. Первый: «Поручик Федор Иванов – сослан в это проклятое место в 1852 году  за пьян-ство, прелюбодеяние, свободомыслие и прочие неблаговидные дела на два-дцать лет». Второй: «Старший лейтенант Федор Иванов. Направлен для даль-нейшего прохождения службы в это не ставшее лучше место в 1952 году неиз-вестно за что и на сколько».
   Возвращаясь из отпуска через этот город в феврале 1986 года  в Афганистан, я мог только гадать о своей личной судьбе и о том дне, когда завершится не-популярная у нас в народе неизвестная война на юге. К счастью, длиться ей оставалось совсем немного.

ШАЙТАН
   Аксакалы одного маленького туркменского городка, ехавшие со мной в по-езде до Кушки, рассказали мне о неком бравом царском прапорщике Очков-ском, коменданте населенного пункта в самом конце девятнадцатого столетия.
   - Шайтан настоящий был! – тряся редкой бородкой, повествовал один из стариков. – Прятались все, когда он пьяным напивался…
   Да, судя по легенде, передаваемой из уст в уста в этом городке, умел разно-образить свой досуг господин прапорщик. С тоски ли напиваясь до чертиков, повелевал он денщику своему запрягать невиданного здесь коня-владимирского тяжеловеса в телегу, на которую устанавливалась двадцативе-дерная бочка с ледяной колодезной водой. В одном исподнем забирался в нее Очковский, прихватывая с собой… винтовку! «Но-о», - трогал подчиненный, и в эдаком-то безобразии отправлялись они на осмотр своих владений.
   Комендант в такие поездки во всю глотку орал непотребные песни, страшно матерился и мог запросто, как уверяли аксакалы, пристрелить, как собаку, лю-бого непонравившегося ему местного жителя. Никто не желал в ту пору попа-сться Очковскому на глаза. Страшен он был в запойном гневе и пощады не да-вал.
   А трезвым зато, говорят, сильно каялся в содеянном. Был душа-человек. Уважал население. Умно решал все вопросы. И хлеб, поступавший из России, в голодные годы делил по справедливости.
   Аксакалы уверяли, что фотография прапорщика до сих пор украшает крае-ведческий музей городка… А я думал, почему мы стоим целыми гарнизонами там, где прежде хватало вот такого коменданта, а мира и порядка нет…

БЕЛЫЙ РОЯЛЬ
   Еще зимой 1980 года в Афганистан с гастролями по гарнизонам воюющего контингента приехал певец Иосиф Кобзон. Он был первым советским арти-стом, отважившимся выступить на горящей земле.
   После очередного концерта в Кабуле, очень понравившегося присутство-вавшему  в гарнизоне командующему Туркестанским военным округом гене-рал-полковнику Попову, певца ждал великолепный сюрприз, а именно – ан-тикварный рояль из белой слоновой кости, доставшийся «шурави» среди дру-гих трофеев после штурма дворца Амина. Афганским королям он в свое время был передан в дар из самой Индии. Прекрасный и красивый, просто бесцен-ный инструмент! Мечта, пожалуй, любого профессионала от музыки!
   Кобзон же, конечно, и в Москве не мечтавший о подобной вещи, все-таки и тут показал себя благороднейшим человеком. Он, подумав, готов был усту-пить командующему и был согласен принять такой подарок, но… только по-сле окончания войны. А пока порекомендовал отправить рояль в какой-нибудь отдаленный гарнизон. Например, в Пули-Хумри. И точка. На дальнейшие уго-воры он не поддался.
   Ладно. Как сказал певец, так военные и сделали. Отправили инструмент в этот «скорпионий» угол, в офицерский клуб и, казалось, навеки забыли о нем в круговерти сражений. Да и сам Иосиф Давыдович, не однократно в после-дующем наведываясь в ограниченный контингент, не вспоминал о щедром да-ре…
   Но вот по прошествии многих лет, в январе 1989 года, когда до вывода со-ветских войск оставались считанные недели, генерал-полковник при встрече в Ташкенте напомнил певцу о рояле,  и тот, собираясь на очередные, но, по-видимому, последние свои гастроли за Амударью, не стал отказываться. Вой-на для нас явно кончалась, и условие было выполнено. Уговорились, что инст-румент будет доставлен в Термез, а для его розыска и доставки из Пули-Хумри в отдаленный гарнизон отправился знакомый мне старший офицер штаба Туркестанского округа.
   - Где?.. – спросил он коротко по прибытии.
   Командир местной войсковой части помялся немного, да и ошарашил. Мол, не знаю, не видел сам драгоценного инструмента, да и вообще, думал, мол, что вся эта история с кобзоновским роялем – не более чем анекдот! Да, рассказы-вал нечто похожее, сдавая дела, за рюмкой чая прежний командир, которого он сменил, но значения серьезного его словам им не придавалось.
   Однако, глянули все-таки офицеры в документацию офицерского клуба, и оба удивились: числится рояль, а никто его в гарнизоне в глаза не видел. На-шелся, впрочем, прапорщик в военном городке, второй раз интернациональ-ный долг выполнявший, который и просветил в конце-то концов:
   - Да ведь продали его еще четыре года назад, если память не изменяет!
   - Как так?
   - А так, - развел руками прапорщик, - местному баю…
   Ясно, что те люди, которые служили в гарнизоне в восемьдесят пятом году, давно убыли по замене и служили в разных точках нашей необъятной страны. Разыскать их за три недели, что оставались до окончательного вывода войск  из Афганистана, казалось делом сложным. А учитывая деликатность вопроса – и вовсе невозможным!
   - Что делать будем? – спросил полковник из штаба округа.
   - Выход вижу только в списании предмета на боевые потери, - поразмыслив, предложил командир части. – Надо будет, правда, хоть какие-то щепки от него представить под ясны очи командующего...
   - А сможете? – вздохнул мой знакомый.
   - Это не проблема, - утвердительно кивнул  его собеседник.
   Так, в общем, и сделали. Оформили соответствующий акт на списание роя-ля. Мол, ввиду прямого попадания в него артиллерийского снаряда моджахе-дов. С копией документа и убыл полковник в Ташкент…
   …Интересно, что спустя несколько лет после вывода советских войск из Афганистана, Иосиф Давыдович, приехав на гастроли в один из областных центров, не только узнал при встрече моего знакомого полковника, проходя-щего службу в местном гарнизоне, но и спросил, надеясь на откровенность, прямо:
  - Скажи, не томи, ведь продали же тот рояль в Пули-Хумри, а?
   Полковник, не моргнув и глазом, ответил по-военному четко:
   - Нет.

НАХОДКА ДЛЯ ПОЭТА
   Сергей Есенин никогда не был в Персии, но создал гениальный цикл стихов «Персидские мотивы»…
   Известная в восьмидесятые годы белорусская писательница, автор нашу-мевшей и вызвавшей возмущение у «афганцев» и их матерей книги о  «метал-лических мальчиках», прошедших Афганистан, провела из своей жизни три дня на войне. На кабульской пересылке…
   Популярный в советские времена романист на моей памяти недели две коле-сил по гарнизонам ограниченного контингента. Впечатлений хватило на оче-редной книжный кирпич…
   А слетевшиеся на вывод войск в узбекский  город Термез многочисленные их собратья по перу всеми правдами и неправдами стремились перейти хоть на часок по знаменитому мосту «дружбы» на противоположный берег Амуда-рьи, чтобы только заявить потом: «Я был там!», а возможно, и серьезную ста-тейку на афганскую тему состряпать…
   Лучше бы, наверное, все они не делали этого. Не Есенины по таланту, во-первых. А главное – шага  по чужой земле, трех дней или даже пары недель маловато, чтобы разобраться, что там творилось.
   Показательно, что книги об афганской войне самими воинами-интернационалистами жестоко высмеивались. Повесть «Дерево в центре Ка-була», например, в свое время лежала в обязательном порядке в каждой ле-нинской комнате в войсках, а военные водители «подкалывали» между тем друг друга:
- Только не езди в центр столицы!
- Почему?
- Литературой что, не интересуешься? Дерево там, не объехать. Разобьешься же…

НЕФАНТОМНАЯ БОЛЬ
   Прочел в одной из центральных газет: «Наш читатель Юрий Н. На афган-ской войне потерял три пальца на правой руке. Рентгеновские снимки и дру-гие документы  он представил в комиссию, и выдала ВТЭК ему справку  о по-тере трудоспособности на 25 процентов. С грозным предписанием: через год явиться на переосвидетельствование… Вот и считает Юрий дни, на руку смотрит, а вдруг пальцы-то отрастут?»

РОДИНА НЕ ЖДАЛА
   …Лагерь под Термезом. Палатки. Февральские дождь и пронизывающий ве-тер. Вода привозная.  Питание: офицерам – перловка, солдатам – сухой паек. Холодный, несладкий чай.  Корреспондентов здесь уже нет. Сняв бравый вы-вод войск у моста через Амударью, телевизионщики и фоторепортеры убра-лись по своим редакциям, посчитав задачу выполненной.
   Солдат увольняли тут же. В грязном, с войны обмундировании. Никакой па-радно-выходной формы. Документы в зубы – тебе, прослужившему два с по-ловиной года (многие ведь должны были уволиться еще осенью, а их упроси-ли подождать до вывода), и – вперед!
   У Кости, водителя бронетранспортера, как и у его сослуживцев, было ощу-щение, что они все еще на войне. Хорошо, воздух днем прогревался до плюс  восемнадцати градусов, и парень, покрываясь мурашками, сумел постирать, сняв с себя, хэбэ в какой-то придорожной канаве. Масляные пятна, однако, как ни тер солдат  их шершавыми руками, не сошли.
   Ну да ладно. Хуже другое. Пришлось в итоге парню добираться поездом аж до самого Киева. Потому как билетов на самолет не удалось достать ни в Тер-мезе, ни в Ташкенте, ни в Ашхабаде, ни в Баку… Причем, седой Каспий сол-дат преодолевал на пароме от Красноводска.
   - Ничего, - утешал себя Костя, - страну посмотрю. Жалко, деньги кончаются, и жрать нечего…
   Его, солдата только что закончившейся войны,  конечно, подкармливали по-путчики. Из жалости.  А в столице Украины парня задержал патруль и прями-ком отправил на… гауптвахту. За внешний вид, неподобающий   защитнику Отечества. Утром вывели на строевую подготовку.
   - На ле-ВО! – подал команду майор.
   Костя повернулся в …другую сторону. Некогда ему было в горах и песках разучивать строевые приемы.
- Мальчик, ты откуда? – участливо спросил офицер.
- Из Афганистана! – зло ответил Костя.
   Тогда майор лично отвез парня в аэропорт, купил ему на свои(!) деньги би-лет на самолет, и уже через полтора часа Костя оказался в областном центре, откуда призывался.
   Поздней ночью на попутках добрался он до райцентра, там прошел пешком километров пять до родного села и на… одиннадцатые сутки своего нелегкого путешествия сделал то, о чем мечтал все последние два с половиной года.  А именно – достал бережно хранимый в кармане ключ, открыл дверь и на цы-почках, чтоб никого не потревожить, прошел в свою комнату…
   Утром его родители чуть не сошли с ума, услышав богатырский храп из под-готовленного к приезду сына помещения.  А Костя, когда его с трудом все-таки разбудили, все улыбался, довольный уже тем, что родные не увидели  его в грязном и рваном хэбэ, заброшенном уже  под постель, и хотел спать и спать.

ОДИССЕЯ
   Наши воины на чеченской войне в январе 2000 года под Грозным не удивля-лись многочисленным гостям: представителям различных регионов, солдат-ским матерям, ищущим сенсаций журналистам.  Но подполковник в отставке Юрий Федорищев, совершающий переход по России  от Калининграда до Пе-тропавловска-Камчатского и обратно, конечно, поразил многих.
   Свою 466-дневную одиссею мой хороший знакомый посвятил 10-летию вы-вода советских войск из Афганистана. Пешком и лишь иногда на попутном транспорте он преодолел 26 тысяч километров. Не мог, конечно, не посетить Дагестан и Чечню, где сегодняшние российские мальчишки воевали со стары-ми врагами офицера – исламскими моджахедами. Как бывшего командира, его интересовало многое: характер боевых действий, состояние и боевой дух войск, бытовые условия.
   Сам Юрий Матвеевич на афганской войне почти три года возглавлял баталь-он охраны аэропорта в Баграме. Попыток если не захватить его, то хотя бы вывести из строя «взлетку» и уничтожить как можно больше авиационной техники, со стороны бандитов делалось немало, да ни одна не удалась. Три ордена Красной Звезды, россыпь медалей – награды офицера, который после увольнения в запас, до своего гигантского перехода по стране возглавлял Ас-социацию воинов-интернационалистов Калининградской области, а в 1998 го-ду возвел, как говорится, всем миром красивейший памятник павшим боевым товарищам в этом областном центре.
   Одиссея-2000 – не первая в биографии Федорищева. В 1989 году, когда со-ветские войска выводились из Афганистана, он таким же образом преодолел 12 тысяч километров, путешествуя по Закавказью и Средней Азии.
   
ЭХО ВОЙНЫ
   В горах крикнешь, и долго еще к тебе возвращается эхом твой голос, уже чужой и пугающий…
   В 1992 году наша пресса сообщила сенсацию: афганский самолет советского производства сбросил бомбы в Таджикистане. Но такая бомбардировка случи-лась не впервые. Аналогичная история произошла, например, вскоре после вывода войск из Афганистана. Летчик из Кабула перелетел тогда через грани-цу так же беспрепятственно и никем не замеченный и сбросил бомбы на тад-жикский город Хорог. Тот инцидент несколько лет хранился в тайне…
   Самолет СУ-25 был исправен, и вел его опытный пилот – заместитель ко-мандующего ВВС Афганистана. Подвело, по его словам, то, что редкие киш-лаки, разбросанные по разным сторонам границы, с воздуха очень трудно раз-личить. Так ли? Слава Богу, что до России пока еще ни один афганский «ас» не дотянул!
   Сегодня в Кабуле, этом практически разрушенном непрекращающейся меж-племенной схваткой городе, уверен, с ностальгией вспоминают наше присут-ствие. Тогда был хоть какой-то порядок, поступала значительная материаль-ная помощь: продукты, промышленные товары, стройматериалы, прочее. Сей-час там  - бедность, даже страшная нищета и война.
   В 1990 году Советский Союз осуществил военные поставки в Афганистан, по данным госдепартамента США, на сумму 3,4 миллиарда долларов. Это – только в одном году, а сколько – до и после? Сейчас это оружие в руках мод-жахедов, и оно будет стрелять, думаю, еще несколько десятилетий. Как мини-мум.
   Ну а нас, российских солдат и офицеров афганской войны, ныне одолевают ранние «ветеранские» болезни. Многие из наших боевых друзей уже умерли. Неужели жертвы, которые мы отдали, и еще будем отдавать этой непопуляр-ной войне, напрасны? Если – да, то страшно обидно.

Афганистан – Калининград,
1985-2000 годы.