Общество санта-клауса

Когда луна спохватится и, вспомнив о своей наготе, стыдливо прикроется лоскутом облака, они выходят на промысел. Самое время.
Фигурки в нелепых одеждах. Обоюдоострые взгляды. Поклажей согнутые спины. Руки нервно подергиваются в предвкушении любимой работы. Отмычки. Фомки. Напильники. Глаза многоэтажек, прикрытые веками штор.
Некому предупредить жильцов, тем более что швейцары тоже спят, свесив свои длинные серебристые усы на колени. А когда же ещё им спать, как не ночью? Днём-то сильно не разоспишься, жильцы – народ шумный, то дверью хлопнут, то ни с того ни с сего примутся на лестнице топотать или – вот ещё! – на лифте начнут ездить! Вверх и вниз, вниз и вверх, но строго по вертикали. А потом этак и говорят, укоризненно сплёвывая: “Вот вы, милсдарь, тут спите, а квартирку-то в соседнем подъезде, тридцать шестую, где Ивановы живут, помните? Он сам такой пухленький, а она с рыжей шевелюрой, как лиса, пятёрку у нас заняла в прошлом месяце и до сих пор не вернула, падла, сволота подколодная, змея колченогая, так им и надо, тварям, что квартирку-то ихнюю вскрыли, как коробку печенья!” Затем приезжает, усиленно сигналя и мигая, милиция. Усталый капитан констатирует факт наличия совершённого преступления, да только нечем уже после драки махать.
Пробовали, правда, засады устраивать, да не такие они дураки, чтобы в те квартиры лезть, где засады засажены. Пробовали ловить облавой, да Везувий давно потух, а какая облава без лавы? Вот и приходится надеяться лишь на крепость дверей да непрошибаемый сон швейцаров – иногда те так расхрабрятся во сне, что любого ворюгу храпом своим отпугнут. Вор ведь любит, когда все тихо и спокойно, когда жильцы не виснут у него на спине с криками: “За что грабите, люди добрые?!”, когда никто не храпит над ухом и не пытается свесить на его колени свои усы. Лично мне было бы неприятно ощущать прикосновение чьих-либо усов, пусть даже швейцарских, к своим коленям.
С дверью пришлось повозиться. Вскрывать деревянную дверь газовым резаком – безумие, отмычкой не поработать – замков на двери не наблюдалось. Оставалось одно – толкнуть дверь рукой и войти без стука.
Драный линолиум прикрыт заплатками газет. На вешалке висит убогая шубка и пять мужских парашютов.
- Училка, - шепнул Главный на ухо своей Правой Руке, - а он прыгун, без работы сидит.
Правая Рука сочувственно рассмеялся.
Тот, кто шептал ему, вышел на балкон и свистнул, пытаясь придать свисту начальственный тон. В ответ заурчал грузовик, искусно сымитировав звук работающего желудка.
Затем примчалась милиция. Усталый капитан порывался констатировать факт наличия совершенного преступления, но училка – немолодая, невысокая на ощупь особа, разрыдалась у него на плече. Капитанский погон стал покрываться плесенью.
Когда на воротничке кителя показался синий мох, женщина внезапно успокоилась и села в роскошное кресло.
- Они разбили наше счастье, - сказала она, - как нам теперь жить?
Капитан неспешно делал опись имущества.
Едва список перевалил за пятую сотню, безработный прыгун не выдержал, схватил изящный позолоченный топорик и вышмыгнул за дверь.
- Ай’л би бэк! – заученно крикнул он.
- Ему не изрубить всю шайку, - сказал капитан, прищёлкнув каблуками.
Женщина растерянно заморгала.
- Ради чего теперь нам жить, скажите мне, мой капитан, - пропела она фальшивым баритоном.
- Я не даю прямых ответов, - уклончиво ответил капитан и они закружились в потном вальсе.
Меж тем потерпевшая продолжала:
- Мы жили надеждой, мечтали о счастье, мечтали, что выбьем кредит. Но все в божьей власти, мы все в божьей власти, а бог к нам не благоволит.
Капитана покоробили банальные слова потерпевшей.
- Я сирота, - сказал он. - Я вскормлен Шекспиром и Кортасаром!
Женщина оглядела подлинники Мане и Пикассо в позолоченных рамах, дорогой хрусталь, ковры, меха, аппаратуру и сказала, не то чтобы извиняясь за покоробленный вечер, но с твёрдостью, присущей лишь загнанным в угол:
- Всё, о чём мы и думать не смели, появилось у нас в одночасье, и нам незачем жить дальше, кэп, влачить бесцельное существование.
- Дело ваше, - вздохнул капитан. - Когда решитесь, предупредите соседей.
Женщина кивнула.
- Седьмой случай за неделю, - отметил капитан, подумал и добавил, дабы успокоить несчастную: - Три семьи свели с жизнью счёты. Так что не вы первые, не вы последние. Честь имею!
- Прощайте, - шепнула она, обращаясь непосредственно к капитану.
Усталый капитан ушёл, но внутри его тощей груди билось отважное сердце…
И лишь в отделении кэп обнаружил пробелы в своём внешнем виде – не хватало норковой фуражки и пары часов свободного времени.
- Так и есть, - сказал капитан, - оставил в треклятой квартире.
Дурной пример заразителен.


________________________________
Декабрь 1996.